Keep silence

Антон не слишком хорошо помнил, что было дальше, после того, как он накинул лямки рюкзака на плечи и ушел из класса, в котором все ещё был молчавший, как призрак, Ромка. Все то время, что они молча чистили каждый свою половину класса, у Антона так колотилось сердце, что ему казалось, будто оно взорвется с минуты на минуту. Руки дрожали, а дыхание было неровным. И все это лишь потому, что догадка Антона, которая могла стать как и его ключом к спасению, так и способом уничтожения самого себя через Ромку, сработала. Она оказалась рычагом, с удовольствием перехваченным Антоном, поскольку способность контролировать агрессивное поведение Ромки в отношении себя — очень и очень полезный навык. Когда он вышел из класса, то в коридоре было пусто, и Антон точно вышел из клетки со львом живым. В безлюдном помещении, где было слышно только лишь эхо от подошвы его школьной обуви, он смог, наконец, остаться наедине с самим собой и привести разбежавшиеся мысли в порядок. Вряд ли такая схема будет работать долго. Возможно, Ромина гордость окажется сильнее нежелания быть рассекреченным Полиной. Возможно, Ромка попытается воздействовать на Антона не напрямую, а попросить кого-нибудь ещё подсторожить его после школы и избить. Он же хулиган, вряд ли у него только Бяша и Семён вращаются в компании. Обычно, существуют целые каналы между школами, где все хулиганы знают друг друга. А уж здесь-то, в таком небольшом поселке, знать плохих парней из других школ ничего не стоит, поскольку все они очень близко. Черт возьми, а есть ли вероятность, что Рома может повернуть ситуацию в свою сторону? Если вдруг все сложится так, что Антон расскажет все Полине, может ли Рома разубедить её, сказав, что Антон просто пытается выставить его в дурном свете? Тогда будет дерьмово, поскольку он будет в двойном минусе. От этой мысли у Антона зашевелились волосы на затылке и заледенело сердце. Может, тогда придется лгать? Оскорбленно посмотреть на Ромку при Полине и закричать, что тот так искренне делился всеми своими секретами с Антоном, чтобы после отрицать их? Конечно, это будет максимально нелепо, но ему в любом случае нужно будет сделать что-то, чтобы вновь оказаться у штурвала и управлять обстановкой. Пока он думал об этом, собираясь и выходя на улицу, предполагаемые ситуации сменяли одна другую. Сейчас, несмотря на то, что ему удалось вырваться в этот раз, он находится в очень шатком положении, спихнуть с которого — плевое дело. Так что безопасность по большей части — лишь вуаль, фактически дымка, которую Ромка, если подумает хорошенько, сдует безо всяких проблем. Зимний холод, остудивший вскипевшую голову, успокоил Антона и помог ему прийти к нескольким простым выводам. Сейчас Рома слишком беспокоится о собственном секрете, чтобы рисковать с Антоном и пытаться воздействовать на него косвенно. Придумать что-то иное он не сможет сам, а на помощь со стороны в виде Бяши и Семёна и вовсе рассчитывать не стоит. В общем, пока что Антон в выигрыше. Он размышлял об этом так долго и так кропотливо, что продолжительный собачий лай до его ушей донесся не сразу. Антон обнаружил себя уже идущим по лесной дороге домой. Рядом, чуть поскуливая, но виляя хвостом все так же радостно, вилась у ног Жулька. Сердце Антона моментально растаяло. — Эх… — он опустился на корточки и мягко пожурил её, смотря с горечью, как нерешительно принимает ласку дворняжка, — Досталось тебе от них. Антон будто прокрутил в голове вчерашнюю сцену. Как тельце визжащей Жульки летит в снег, и как злобно и будто с детской жестокой радостью улыбался Ромка. В ушах застыл гогот всей компании и визжащие реплики Бяши. Сердце грела лишь мысль, что Антон отомстил. И не важно, была ли это собака или человек. Да хоть чья-то книжка. Одностороннее, неоправданное насилие над слабым в глазах Антона было достаточно презираемо, чтобы прописать в лицо зачинщику подобной жестокости. — Ну ничего… — пробормотал он, поглаживая её по гладким ушкам, — Вчера они безнаказанными не остались. Не тронут больше тебя… — и непонятно было, кого он старается заверить этими словами: Жульку или себя. Она вдруг посмотрела на него такими живыми, пугающими глазами, в которых отразилось полное понимание, что Антон на секунду замер. Если у Ромки взгляд был звериный, то у Жульки — самый что ни на есть человеческий. Он сглотнул и медленным движением потянулся к рюкзаку. — Ты, наверное, не ела сутки уже… Голодная? — Жулька, точно враз растеряв свой робкий внешний вид, тут же радостно вскочила на задние лапы, почуяв блаженные запахи, сулящие ей сегодня щедрый обед от Антона. Он, заулыбавшись, разложил бутерброды на пакете и, потрепав её напоследок, выпрямился, — Приятного аппетита. Собака тявкнула ему в ответ на своем языке, и Антон, взглянув на неё напоследок и убедившись, что угощение дворняжке пришлось по вкусу, медленно зашагал к своему дому, вслушиваясь в хруст снега. Мама, по идее, ничего не должна была заметить, поскольку Антон в достаточно заметные места ударов не получил, так что он, возможно, сможет избежать расспросов и нотаций. Дом поприветствовал его мертвой тишиной двора и дымом, валившим из трубы. Уже подходя ко входной двери, Антон услышал приглушенные голоса Оли и мамы, раздававшиеся с кухни. Колени немного подогнулись. Только сейчас Антон осознал, какой ураган эмоций он пережил за один недолгий час. Впервые, без чьей-либо помощи ему удалось отделаться и взять ситуацию в свои руки. И сейчас, когда он находится на пороге собственного дома, крепости, обещающей уют и безопасность, на душе стало так спокойно, что он рвано выдохнул и сжал пальцами воротник куртки, ощущая частое и беспокойное сердцебиение. Когда мама открывает дверь, то на несколько секунд даже приветливо улыбается, но и этих крохотных мгновений времени хватает, чтобы Антон почувствовал тепло и счастье. Каждый раз, когда она становилась хоть немного похожей на прежнюю себя, Антон будто возвращался в самые счастливые времена в его жизни. Он не смог подавить ответной улыбки и произнес бодро: — Привет, мам. — Тоша! — из кухни вылетела уже гораздо более здорово выглядевшая Оля. Её топот был глуховатым и мягким из-за заботливо надетых на неё мамой носков. В доме пахло булочками и древесиной: замечательнейшие запахи, которые как никогда успокаивали его. Сразу захотелось чашки горячего чая, ароматной булочки и улечься спать после такого насыщенного на различного рода приключений дня, — Тоша, привет! — Оля улыбалась так широко, что Антону не стоило большого труда догадаться, что они с мамой достаточно неплохо провели время. Антон снял куртку и, согнувшись в три погибели, заключил в объятия теплую и маленькую сестру, которая старательно обвила его тонкими ручками и хихикала в воротник его школьной рубашки. — Привет-привет, — пробормотал он, погладив её по затылку, по мягким пушистым волосам, — Тебе уже лучше? Носишься, смотрю, как торпеда. — Мама сказала, — Оля тут же отстранилась, начав свою привычную болтовню, которую Антон с удовольствием слушал, снимая ботинки, — Что если я не начну нормально пить таблетки, то придется эту гадость жевать ещё долго! А потом и вовсе делать уколы! — Оля со шлепком приложила ладони к щекам и выпучила глаза, — Я так этих уколов натерпелась! Не хочу больше! Антон хохотнул. Как и у всех детей, у Оли точно так же присутствовал панический страх боли, который обострялся просто в невероятных масштабах, стоило ей только завидеть ампулу с циферками и иглу с поблескивавшей на кончике каплей инъекции. Уколы снились Оле в кошмарах, она панически боялась ходить в школу в дни медосмотра, а уж когда она заболевала до такой степени, что доходило до уколов — пиши пропало. — Завтра дома посидит, а уже потом отправится в школу с тобой, — мягко произнесла мама, укутывая Олю в плед поглубже и поправляя мешавшиеся прядки отросшей челки. Сестра сразу же закивала, доказывая абсолютную правдивость прогноза. — Тем лучше, — Антон, заглянув в зеркало, поправил очки, чуть криво сидящие на переносице, а затем, повернувшись к маме, запричитал, — А то Оле и так тут скучно до невозможности. — Ну… — Оля заулыбалась, — Зато мультики це-елый день смотреть можно, — она описала руками большой круг, из-за чего её плед чуть опал, но тут же вернулся на место, приправленный заботливой маминой рукой, — Помнишь, Тош? Как раньше, когда я ещё в школу не ходила… С утра и до вечера… — она мечтательно закатила глаза. — Ну уж нет, моя дорогая, — отрезала мама, направляясь на кухню, — С утра до вечера смотреть одни только мультики — да так и с ума сойти недалеко. Ещё и зрение испортишь. — Неправда! — Оля тут же помчалась вслед за ней, — Мне Даша Подкопаева говорила, что мультики можно целый день смотреть, а зрение портиться не будет, она рассказывала, как так можно сделать… — Ну и выдумщица она! — фыркнула мама. Антон, достаточно быстро влившись в эту рутину, окончательно успокоился и с удовольствием провел остаток дня, обедая с мамой и попивая чай с печеньем с Олей, чей цвет кожи окончательно принял здоровый оттенок и к ней вернулся аппетит, поэтому сладости она уминала с не меньшим упоением. Антон, глядя на такой привычный ритм жизни, провел этот день достаточно успешно. Ему казалось, что теперь все по плечу. С домашней работой он расправился быстро и безжалостно, маме помог убрать посуду, отцу — прикрутить все лопнувшие лампочки в подвале, с Олей поиграл и даже нашел в себе силы посмотреть с ней какой-то новый мультик на кассете, купленной отцом в городе. Оля от него была в полном восторге, да и осоловевший Антон заметно взбодрился во время просмотра чего-то нового. Лишь ближе к ночи Антон вернулся в свою комнату, сонный и растративший всю энергию, но довольный в достаточной степени этим днем. Пока у него есть возможность придумывать различные пути выхода даже из такой тяжелой проблемы, как стычка с Ромкой и его бандой, то нет в мире чего-то настолько сложного, с чем бы Антон не справился. У него есть мозг и даже некоторая физическая сила, которые способны пробурить туннель даже в алмазной почве. И даже сны были не столь беспокойные, как такое обычно бывало в силу переезда. Небольшие напоминания о предыдущих днях появились лишь на следующее утро, когда Антон зашел в ванную почистить зубы. В голову пришла идея положить свою спальную футболку в стирку и взять свежую. И лишь когда он увидел отражение собственного тонкого, бледного торса в зеркале, Антон едва ли не присвистнул. На ребрах, на солнечном сплетении и даже на предплечье красовались синяки. Свежие, лиловые и сильно саднящие. До этого Антон не сильно обращал на них внимание, потому что вчера утром он ни о чем нормально думать не мог, а сегодня, наконец расслабившись и став обращать внимание на себя, он заметил цветущие следы, следствие Ромкиной жестокости. И в силу их достаточной болезненности, они были не только видимы, но и ощутимы. Ну и ну. Хорошенькие сувениры. В этот раз Антон достаточно сильно опаздывал, поскольку совершенно забыл о том, что сегодня должна была быть физкультура. Пришлось носиться по комнате, подыскивая вещи, которые хоть приблизительно напоминали спортивную одежду. Когда дело дошло до поиска кроссовок, то Антону показалось, что он открыл портал в ад. Мама была в ярости и вместе с ним рыскала по шкафам, параллельно приговаривая «Боже, ну Антон, ну неужели было так сложно приготовить это ещё вчера?!». В общем, утро было очень суматошным, но, поскольку форма была собрана, рюкзак — укомплектован, а обед для Жульки — заботливо завернут в пакет, то пора было выдвигаться. — Довезу тебя, если соберешься за несколько минут, — крикнул папа с первого этажа, а Антон, откликнувшись в знак согласия, быстро спустился по лестнице, подбегая к крючкам с висящими на них зимними пуховиками. Вытащив из вороха курток свою, синюю, он спешно надел её, на ходу ныряя ступнями в меховую обивку ботинок. — А позавтракать? — мама выглянула из-за кухни, сонная и все ещё немного сердитая после долгих поисков формы. — Да уж какой завтрак? — запыхавшись, бормотал Антон, натягивая на голову шапку, — Я опаздываю, не до этого уже. Обернув шарф как попало вокруг своей шеи, он набросил лямки рюкзака на плечи и быстро подхватил мешок со сменной обувью. — А физкультуру куда положил? — уточнила мама, подходя к нему и поправляя то съехавшую набок шапку, то размотавшийся шарф. — В рюкзак, — он напоследок заглянул в зеркало. С той стороны на него смотрело рассеянное и сонное лицо, которое никак не удовлетворило его критерии оценивания внешнего вида, но уж что было поделать. Поправив выбившиеся из-под шапки пряди челки, Антон расправил плечи и махнул маме на прощание, — Я пойду тогда. — Береги себя, — хмыкнула мама, упираясь руками в бока и дожидаясь возможности закрыть за Антоном дверь. — Сберегу-сберегу, — он улыбнулся и, выйдя во двор, где царил все такой же мертвенный холод, спешно сбежал вниз по скрипучим ступенькам, к уже заведенной папиной машине. Времени оставалось не так много, но он все же надеялся, что ему сделают небольшое послабление в школе, поскольку все три дня он исправно приходил достаточно рано. Может, ему и повезет сегодня. Папа уже ждал его в машине. Сегодня он был непривычно молчаливый и такой же сонный, как Антон. В последнее время он почти не говорил с мамой, и от этого внутри появлялось чувство острой тоски, от которой становилось одиноко в собственной семье. Антон, кажется, уже и позабыл время, когда он мог чувствовать себя непринужденным и радостным в компании счастливых и влюбленных друг в друга, как раньше, родителей. Он знал, что чувства между ними не угасли. Они не развелись и все ещё спят в одной комнате. Бутерброды с любимым папой сыром, которые он обожает и даже заносит в меню на Новый Год, появляются в его портфеле аккуратно упакованными не сами по себе. В то же время как на кухне, где много времени проводит мама, не просто так появляются в весеннее или осеннее время уложенные в вазу цветы, сменившие окрас листья, или же привезенная новая книга, которая могла бы понравиться маме. В этот раз папа заговорил уже ближе к середине поездки. Его голос вырвал Антона из пустоты, в которой он находился, разглядывая бегущие за окнами деревья, тонущие в серебристом снегу. — Как в новом классе? — он не отрывал взгляда от дороги, а после произнес уже с заметным сожалением, — Я весь в работе, и все никак не удается узнать, как у тебя дела. — Все в порядке, — Антон поспешил заверить его, — В классе неплохо. Подруга даже появилась, — добавил он после секундной паузы. Папа издал смешок и спросил с хитрецой: — Симпатичная? Антон, едва заслышав, повелся на такую провокацию, как ребенок. Он тут же ответил: — Не то слово! — заслышав папин смех, он тут же вспыхнул до корней волос и произнес почти что обиженно, — Папа, так нечестно! — Ну прости-прости, — он отсмеялся, круто выруливая влево, — Я просто немного полюбопытствовал. — Она мне как друг, — Антон захотел открыть окно, чтобы остудить пылающее лицо. Внутренний голос противно пищал «Ты сам-то хоть в это веришь?». Но все-таки Антон знал, что скорее всего он смущен не столько нежными чувствами к Полине, сколько её красотой и умом. Просто на фоне её Антон самому себе казался каким-то… гадким утенком, что ли? В любом случае, каждый раз, когда она говорила с ним, Антон испытывал некоторое благоговение, поскольку мало того, что она единственная, кто пошел с ним на контакт, так ещё и поразительно прекрасна среди остальных. Иногда Антон даже ловит себя на желании зарисовать её лицо, запечатлеть изящные линии. Но каждый раз останавливается. Почему-то внутри присутствует волнение, словно портрет могли бы найти и выставить на посмешище, а если такое и в самом деле произойдет, Антон умрет от стыда. — Верю-верю, — папа с важным видом кивнул, но улыбаться не перестал. Прочистив горло, он спросил уже позднее более серьёзно, — А с парнями как? Они больше не трогают тебя? — Об этом даже не беспокойся, — Антон уткнулся лбом в окно, ощущая кожей холод, который ощутимо взбодрил его, — Я смог надавить на одного из них… Ну, на главного. Так что больше меня никто не тронет. «В течение того времени, что будет действовать мой компромат.» — Надавить? — папа нахмурился, явно ожидая пояснений. — Ну, мне пришлось… Не знаю, как бы шантажировать его, — внезапно Антон ощутил себя страшно виноватым перед кем-то. В попытке хоть как-то очистить свой лик, он добавил, — Я не горжусь этим поступком. Внутри будто образовался вакуум. Теперь Антон, переосмысливая события вчерашнего дня, не ощущал того же ликования, что испытывал тогда. Несмотря на то, что хулиганы явно не играли с ним в честную игру, когда кинулись на него втроем, но угрызения совести все равно настигли Антона, заставляя терзаться этим. В конце концов, он затронул достаточно важную для Ромки тему, которую тот, судя по всему, очень бережно и ревностно прятал от всех окружающих. И теперь, когда он на самом кончике нитки, вряд ли Рома испытывает хоть толику хороших эмоций. — Знаешь, Антон, — папа кинул на него секундный взгляд, привлекая внимание, — Это и в самом деле нехорошо — шантажировать людей, морально их истощать. Но тебе следует поступать с людьми так же, как и они с тобой. Чего было честного и заслуживающего одобрения, например, в том, что они буквально задавили тебя количеством в драке? Почему ты должен поступать по соображениям совести? Подумай об этом. Бесчестный не заслуживает честного обращения. Антон помолчал недолго. На самом деле, папины слова имели под собой буквально-таки сакральный смысл. Конечно же, стоило всегда оставаться совестливым и справедливым. Только не всегда стоит быть таким, если ты буквально под прицелом, так как эти качества не сыграют хорошей роли. Иногда приходится окунать руки в грязь, чтобы оставаться на плаву. Так что, судя по всему, ему придется мириться с тем, что он добровольно позволил себе стать бездушным и гадким во время дежурства. Мириться, но жить хоть во временном, но все же покое. — Возможно, ты прав… — туманно произнес Антон, откинувшись на заднее сидение и прикрывая глаза. Тема была закрыта, и папа больше говорить ничего не стал, уловив общую атмосферу молчаливости. Остаток пути, а это примерно минуты две, они провели в тишине, и, когда машина подъехала к школе и Антон собирался выйти, папа негромко произнес: — Может, ты поступил плохо по отношению к этому парню. Но ты поступил правильно для себя. А ты для себя ценнее всего. Антон чуть улыбнулся, глядя на то, как искренне и безоглядно отец готов поддержать его, вне зависимости от совершенных им деяний. Он поправил лямки рюкзака и ответил со всей искренностью, которая в тот момент его переполняла: — Спасибо, пап. — Ну, — отец расправил плечи, — Удачи тебе в школе. Напутствие папы действительно было для Антона важным. Сегодняшний день был буквально-таки лакмусовой бумажкой, которая должна была выявить, насколько хорошо манипуляция Антона была сработана. Было ли это бесполезно, или Ромка и в самом деле последует указаниям? Антон все же немного опоздал на первый урок, но, к его же удаче, учитель, который вел физику, не имел стального нрава Лилии Павловны, которая четко следовала правилам и признавала пунктуальность, собранность и сдержанность. Хватило робкого стука в дверь и вежливого «Простите за опоздание, можно войти?», чтобы учитель вмиг оттаял и милосердно позволил Антону зайти в класс и пройти к своей парте. За которой, кстати, сидела Полина, поприветствовавшая его дружелюбной улыбкой и едва одними губами сказанным «Доброе утро!». Несмотря на её улыбку, взгляд у неё был встревоженный, поскольку она явно за него беспокоилась. Антон кивнул в ответ, все ещё пребывая в некотором удивлении, поскольку вчерашнее присутствие Полины за его партой было лишь мерой предосторожности в том случае, если нагрянет компания хулиганов. Тогда что же сегодня? Может, она не знала о том, что Антон в порядке после вчерашнего дежурства? Когда Антон окончательно устроился за партой, Полина чуть склонилась к нему и шепнула: — Как ты? — Да неплохо, — так же тихо произнес Антон, записывая тему с доски. — Я все никак не могла узнать, что с тобой. Бяша с Семёном молчат, а Рома… — она вздохнула, — Вообще со мной говорить не хочет про это, — на её лице появилась улыбка, — Но хорошо хоть ты в порядке. Антон согласно промычал, потерявшись в своих мыслях после предпоследней фразы. Он, осмотрев весь класс и найдя Ромкину спину по диагонали от него, наконец зацепился за его взгляд. Направленный на Антона. Ромка выглядел таким напряженным, хмурым, и от него исходила такая тяжелая аура глухой агрессии, что поневоле становилось не по себе. Очень очевидно было, что теперь за свой секрет он переживал как никогда. Антон, не в силах выдержать такого пронзительного взгляда, повернулся обратно к Полине. — Так что вчера случилось? — её интерес был таким сильным, что она будто не могла даже усидеть на месте, нетерпеливо ерзая. — Да мы… — Антон запнулся, — Просто поговорили и сошлись на том, что эта вражда бесполезная. Полина нахмурилась. — Рома обычно не решает разговорами… Что-то ты темнишь, — она подперла щеку рукой, вмиг сделавшись хитрой лисой, отчего у Антона из-за волнения вспотели подушечки пальцев. — Ну, как ты видишь, ссадин на мне нет. Мы просто договорились жить так, будто друг для друга не существуем, понимаешь? — учитывая, какую силу имел шантаж Антона, его жизнь вполне могла развиваться таким образом. — Ну не знаю, Антон… — Полина призадумалась, — Ромка на тебя так смотрит, что кажется, будто ты сейчас просто испепелишься. Вряд ли вы просто разговаривали… — она подцепила прядь волос пальцами и задумчиво потеребила, — Но я тебе поверю. Ты, конечно, лжец тот ещё, — она хмыкнула, — Но если там было что-то важное, — о, она даже не представляла, насколько, — То я не буду выпытывать. — Спасибо… — он улыбнулся с заметным облегчением, наконец, вливаясь в обычную рутину дня. Все было прекрасно. Антон оставался нетронутым никем и лишь непринужденно разговаривал с Полиной в течение всего школьного дня. Единственное, что было ложкой дегтя в бочке меда — взгляды Ромки. Полина была права, он буквально уничтожал Антона взглядом, купаясь в собственном бессилии, душимый злостью. Он ничего не мог сделать, и это сводило его с ума. Так что это немного портило идеальный школьный день, поскольку Антон понимал, что тычки ушли, но ненависть — нет. И вряд ли Ромка просто будет мирно отсиживаться. Тревожный перезвон начался перед уроком физкультуры. Не стоило долго думать, чтобы знать, что раздевалки для парней здесь точно такие же, как и в большинстве школ: обычное помещение, не имеющее ни шкафчиков, ни душевых кабин. Несколько лавочек, где можно было класть свои вещи, располагались по периметру стен, и это было единственным, что находилось в раздевалке, в то время как остальное пространство оставалось свободным для перемещения. Галдеж наполнил раздевалку, перед глазами мельтешили мальчишеские тела, а до ушей Антона долетали обрывки будничных фраз и новостей в стиле «Опять с батей вчера поругались», «Ленка полвечера невинность строила, ха-ха, знал бы ты, что было потом…». Такие фразы не навевали интереса, но внутри жгла глухая тоска: Антон был крайне одинок здесь, в толпе уже привыкших друг к другу школьников. Ему не с кем делиться новостями, ему не прикроют спину и не дадут списать домашнее задание. Ему здесь нет места. И никакая Полина, которая время от времени общается с ним, но все же остается в кругу девчонок, не сможет заменить ему полноценного лучшего друга при таком раскладе. Да и вряд ли она нуждается в этом. Уставившись в пустоту, Антон бездумно расстегнул пуговицы рубашки, стаскивая её с озябших плеч. Если в школе было не то, чтобы слишком тепло, то в раздевалках стоял холод. Кожа покрылась мурашками, и Антон поспешил начать рыться в рюкзаке в поисках верха от спортивной формы. Возможно, такая рутина бы продолжилась, если бы Антона вновь не пронзило. Это чувство он научился распознавать на молекулярном уровне всего за те несколько дней, что он успел тут проучиться. Он чувствовал взгляд. И не кого-то неизвестного, а вполне себе определенного. Вмиг прочие шумы притупились, стали не столь громкими и раздражающими. Антон будто надел увесистые прочные наушники, которые запечатали его от внешнего мира. Он медленно развернулся, и ему понадобилось несколько мгновений, чтобы найти Ромку среди толпы. Найти Ромку и его взгляд. Антон, и сам оглядев его, пришел к некоторым выводам. Возможно, Рома не был спортсменом, но его частые вылазки в драки и довольно активный образ жизни делали свое дело. Даже сейчас Рома был на порядок выше многих своих одноклассников, крепче и жилистее. Наличие такой вредной привычки, как курение, тоже не сильно сказывалось на нём. Можно было лишь предположить, что у Ромки была хорошая генетика. Внутри появилось чувство некоторого смущения. Антон вдруг ощутил себя слабым и тощим, по сравнению с ним, хотя особой на то разницы не наблюдалось. Раньше он считал себя совершенно обычным. Нормальный рост самую малость ниже среднего, обычное телосложение, которое все-таки было немного худощавым, но в целом — ничего такого, что могло бы заставить Антона испытать комплексы. Но сейчас проблема была не столько в абсолютном превосходстве соперника над Антоном, сколько в желании быть с Ромой равным. Но сейчас Антон сдавал позиции: в физическом смысле он явно уступает по росту и силе. Однако, как оказалось, Ромка рассматривал его точно так же, но с выявлением совершенно иных вещей. На его лице не было какого-либо торжества или превосходства. Наоборот, он был преисполнен задумчивостью, можно даже было сказать, что сосредоточенной увлеченностью. Он осматривал Антона не как соперника, а будто на что-то…засматривался? От этого дикого предположения закружилась голова. Немедленно проследив взгляд Ромки, который уже оторвал взгляд от него, Антон начал осматривать свое тело. Ну, тело как тело. Двух секунд хватило бы на то, чтобы пройтись мельком взглядом и прийти к выводам, как это сделал Антон. Так что же Ромка там высматривал? Тут у Антона в голове будто раздался гонг. На побелевшей от холода коже отчетливо проступали синяки. Заметные и достаточно крупные, чтобы заметить их мог любой желающий. И Антон, увлеченный борьбой с Ромкой, успел даже позабыть о том, что остальные парни в раздевалке точно так же смотрели на следы побоев и, вероятно, догадывались об отправителе. Чуть стушевавшись, Антон, прежде чем развернуться, ещё раз взглянул Ромке в глаза. И обомлел от догадки. Ромка прекрасно знал о том, что у Антона оставались синяки. Он не пялился на эти побои. Он ими любовался. Пусть и не так очевидно. Пусть даже с нечитаемым выражением лица. Но он разглядывал их с явным интересом, даже выискивая новые следы, оставленные его рукой. Сейчас, закованный в цепи манипуляций и шантажа, Ромка свою душу греет тем, что Антон носит на своем теле синяки, которые, как клеймо, были выжжены им. Ему нравилась сама мысль о том, что его обидчик тоже не остался в долгу, а в Ромкином понимании, боль — это лучший сувенир от тебя для твоего соперника. От какого-то легкого, как дымка, унижения, щеки Антона вспыхнули, и он поспешил развернуться к стене, судорожно натягивая на себя форму. Ему стало стыдно от того, что он, забывшись, так безоглядно выставил собственное изувеченное синяками тело на обозрение врагу, который только и ждал возможности потешить свое раненое самолюбие. Это было глупо, ведь Антон таким образом может разрушить собственный образ хладнокровного шантажиста, и, что ещё хуже — придать Ромке уверенности. Тот ведь наверняка может усомниться в серьезности Антона, если увидит его уязвимость. Антон не мог перестать размышлять, и на приведение разбушевавшихся мыслей в порядок ушло все время перемены перед физкультурой. Бегло обув ноги в кроссовки, Антон вышел из раздевалки, где почти никого не осталось. Урок обещал стать ещё одним испытанием на выносливость и способность противостоять атакам Ромы на расстоянии. В тот момент, когда прозвенел звонок, достаточно пунктуальный учитель физкультуры уже появился в коридоре, позвякивая ключами от спортзала. Он молча прошел мимо галдящей толпы к двери зала и, крутанув ключ, приблизил его к замочной скважине. За этот короткий промежуток времени Антон смог увидеть Полину, которая стояла в оживленной толпе девчонок. Она, будто ждавшая того момента, когда Антон посмотрит на неё, улыбнулась ему с целью ободрить и с достаточно убежденным видом кивнула ему, продемонстрировав кулак с оттопыренным большим пальцем, будто бы намекая «Нет причин волноваться, Антон, все хорошо!». Хотелось бы верить. Зал был не больше, чем в старой школе Антона. Блестящий, деревянный пол с уже облупившейся краской, баскетбольные кольца, расставленные по периметру зала, турники в углу и дверь, ведущая в каморку с остальным хранящимся в ней инвентарем. Учитель выстроил их всех в шеренгу и, с целью остановить непрекращающиеся разговоры, сильно дунул в свисток. Пронзительный звук, эхом отзвучавший по залу, вмиг растворил любые посторонние шумы. — Доброе утро, — учитель выглядел уверенным, и, к удивлению Антона, даже знатоком своего дела. Судя по всему, в этой школе есть ещё один педагог, строго соблюдающий правила поведения и приучающий к этому учеников. — Здравствуйте, — покорный ответ класса заставил Антона растеряться. Это что, не разовый трюк? Учитывая то, как синхронно все откликнулись на его приветствие, можно было понять, что на физкультуре халтурить нельзя ни при каких обстоятельствах. — Что же, — учитель начал медленно шагать из стороны в сторону, посвящая остальных в свои рассуждения, — Сейчас, конечно же, идеальный сезон для лыж, много снега, да и на стадионе господа физруки уже проложили лыжню, — Антона бросило в жар, — Но несколько дней температура ещё будет слишком низкой, чтобы отправлять вас в эту холодрыгу на школьный стадион, сами все понимаете. Лыжи? Вот к такому Антон точно не был готов. В его старой школе и в помине не существовало никаких лыж. Оборудование было достаточно дорогим, и тратиться на это никто не хотел, да и территория для такого вида спорта, к тому же, не имелась. Так что затея с лыжами была отставлена в далекий и прочно закрытый ящик. Антон, даже всеми силами напрягая свое воображение, не мог вообразить, что из себя представляют лыжи. Да, он катался на коньках, но ведь это же совсем другое! Причем, больше его тяготила мысль не о том, что он ничего об этом не знает, а о том, что его дебют может стать провальным и заслужить множество насмешек. От той же Кати. Нет-нет-нет, за это время ему срочно нужно научиться тому, что из себя представляют лыжи. Может, надо будет спросить у мамы или папы… Достать где-то эти несчастные лыжи? Возможно, даже следует обратиться к учителю, он выглядит достаточно инициативным, чтобы помочь и дать хоть какие-нибудь рекомендации. — Поэтому, — физрук, выждав немного времени для того, чтобы дать ученикам переварить информацию, продолжил, — Те несколько дней, что мы будем вынуждены проводить в школе, будут проходить обычные игровые дни. Я не стану давать вам новую тему, поскольку это должны быть прыжки, а на них недели две уйдет точно. Так что возрадуйтесь, — он хлопнул в ладони и улыбнулся. Его энтузиазм уже не радовал Антона, как прежде, — Сегодня волейбол, сетка уже натянута, капитанов назначайте сами и начинайте отбор игроков, — он махнул рукой, и Антон уже мысленно завыл. Не то, чтобы он был полным нулем в командных играх. Нет, играть он умел и, возможно, даже любил немного. Но что-то давало ему понять, что процедура отбора игроков по командам будет для него достаточно унизительной частью урока. Вряд ли кто-то захочет брать тощего парня, навыки которого ещё неизвестны. Да ещё и очкастого! Мало ли, что случится, а ответственность за это на себя брать никому не хочется. Он вздохнул, ожидая начало пути к его личному эшафоту. Выбор капитанов команды длился недолго. Так как Антон не знал практически никого из класса, то было достаточно сложно участвовать в подобных мероприятиях, поскольку он даже не догадывался о наличии или отсутствии лидерских качеств у тех или иных своих одноклассников. Однако каким же для него шоком оказалось то, что Катя обладала этими самыми качествами. Девчонки наотрез отказывались выбирать второго мальчика, выставив условия, что в противоположность капитану-парню должна быть девушка. Возможно, Смирнову выбрали, чтобы избегать с ней каких-либо конфликтов и стычек по поводу того, голосовал за неё кто-то, или нет. У Антона пробудился приступ нервного смеха, когда капитаном другой команды стал в равной степени ненавистный одноклассник. Антон не был уверен в том, что Рома чертовски хороший спортсмен. Возможно, его выбрали по причине его достаточно властной и волевой натуры. Но, если честно, Антону было фантастически плевать, почему его выбрали. Сам факт наличия такого второго капитана приходился совершенно не по душе. Ромка, изогнув губы в многообещающей усмешке, взглянул на Антона, не решаясь на откровенную провокацию, но и не отказывая себе в удовольствии заверить его одним только взглядом, что этот урок физкультуры будет очень запоминающимся. Антон нервно сглотнул. Набор участников в команду стал для него именно тем самым унизительным актом, которого он хотел бы избежать всем сердцем, но ничего не удавалось поделать. Толпа одноклассников постепенно редела, а по мере прибавления участников, Антон замечал, что рядом с ним оставались лишь те, чья физическая форма не внушала доверия, или же люди, которые выглядели максимально неуверенными и забитыми. Возможно, жертвы ехидных издевок и школьной травли. Возможно, Антон на одной ступени с ними всеми. Между делом он заметил, что Рома не без удовольствия взял к себе в команду Полину. Ну что же, возможно, в его же интересах держать объект своих воздыханий как можно ближе к себе и максимально далеко от Антона. Такой расклад событий не особенно удивлял. Антон со стыдом заметил, что оставался стоять вне двух команд до самого конца отбора участников. Дошло до того, что остался он и другая девочка, настолько тонкая и хрупкая, что Антон в некоторые моменты порывался увести её с поля. Казалось, что если мяч сейчас попадет в неё — она просто треснет и превратится в пыль. Она была явно взволнована и огорчена тем фактом, что не пользуется спросом у одноклассников, как волейбольный игрок. Но Антон бы на её месте не удивлялся. Он скрестил руки на груди, ожидая вердикта, который в тот момент должен был вынести именно Ромка. Долго тот думать не стал. Прочистил горло и произнес спокойно: — Арин, давай к нам иди. Во вздохе тонкой девочки явно не читалось никакого облегчения, напротив. Ромка набрал команду, сплошь и рядом состоящую из сильных и достаточно спортивных игроков. Так что Арина напоминала там стебелек одуванчика среди дубовых вековых стволов. Бяша подошел к Ромке и тихо произнес, но Антону все равно удалось услышать: — Ромка, ты че, издеваешься, на? — слышать в его голосе серьёзный тон было непривычно, — Ты нафига Аринку взял? Она ж не вывезет тут. Ромка хлестнул напарника опасным взглядом и произнес так же тихо: — Она нигде не вывезет. Пускай лучше будет тут. Такой расклад меня устраивает больше. Ей тут хоть не слишком тяжело. Антон едва ли не закатил глаза, направляясь к Катиной команде. От того, каким благородным выставлял себя Рома, к горлу подкатывала тошнота, и ничего, кроме адского чувства гнева Антон не испытывал. Его больше раздражал тот факт, что Рома банально пушит перья перед Полиной, с целью впечатлить её своим благородством и толерантностью ко всем. «Павлин» Только вот Антон знал, что сделано так было вовсе не из чистого, как кристалл, благородства. Рома просто не хотел лишний раз переступать через себя. Гораздо проще ему было бы соревноваться с Антоном в качестве соперников, как он и привык, чем идти с ним к общей цели, будучи напарниками. Антон, зная не по наслышке гордую натуру Ромы, был твердо убежден в том, что тот просто бы не смог быть достаточно сдержанным в процессе взаимодействия с Антоном, как с сокомандником. И ещё, разумеется, он желал оградить Полину от Антона, чтобы направить их в разные стороны площадки. Этот поступок был таким возмутительно детским, что никаких слов не находилось. Катя чуть сморщилась при виде Антона в её команде, но говорить ничего не стала, очевидно, это было бесполезно. Среди остальных было несколько парней и девушек, но вид у них был достаточно неуверенный, лишь некоторые чувствовали себя достаточно свободно и не испытывали волнения. Но по сравнению с командой Ромки они казались куда слабее, так что не трудно было догадаться, кто станет победителем. Одно радовало: Антон не будет для команды таким уж балластом. — Так, ну что, распределение закончили. Команда Смирновой подает, другая команда — на прием, — учитель вытащил из каморки волейбольный мяч классического раскраса и кинул его девочке, низенькой и достаточно молчаливой. Антон даже не особо помнил её, так как она не была ни подругой Полины, ни членом Катиной свиты. Она подбросила мяч в воздух, и с излишней силой замахнувшись, ударила по нему кулаком. Подача не оказалась слишком сильной, так что команда Ромки спокойно подняла мяч и начала разыгрывать между собой. Принятый мяч полетел по дуге к стоящему у сетки Бяши, который ожидал его, уже скривив губы в усмешке. — Давай-ка сюда, — даже сквозь эхо различных голосов в зале Антон услышал Ромкин приказ, и внутри пробежал холодок. — Ага! — довольно крикнул Бяша и, безо всяких лишних слов, сделал пас Ромке, который уже разбегался сильными и длинными шагами возле сетки. Толкнувшись ногами, он сделал мощный и упругий прыжок с занесенной для удара рукой. Антон даже сказал бы, что это выглядело красиво, если бы не следующие несколько секунд. Рома даже с каким-то рыком ударил по мячу так сильно, как только смог. И, разрушая все ожидания Антона о спокойной жизни, он направил удар прямо на Антона. Ромка не был каким-то высококлассным спортсменом, но у него было качество, позволяющее ему оставаться в позиции одного из лучших: сила. Немереная и хорошо работающая от его негативных эмоций. Ненависть к Антону подпитала удар. Мяч впечатался Антону в грудь так резко и болезненно, что тот ахнул от стремительно растекающейся по телу боли. Ромка попал прямо в синяки. — Антон! — крик Полины по ту сторону сетки согрел душу. Она, даже будучи в разных с ним командах, продолжает о нём беспокоиться. И ещё больше Антона утешала мысль, что её беспокойство, как соль на рану для Ромки. Ну и прекрасно, пускай помучается. — Все в порядке! — он распрямился и поднял одну руку, таким жестом показывая, что ничего серьёзного. Полина, уже сделавшая пару шагов вперед, поджала губы и, нахмурив брови, вернулась обратно, напоследок сочувствующе посмотрев на Антона. Он чуть криво улыбнулся и перевел уже не такой теплый взгляд на Ромку. Тот, стоя совсем рядом, будто бы возвышался над Антоном неприступной крепостью. Его лицо исказило совершенно неискреннее сожаление. — Прости, Антошка, случайно вышло, — он досадливо покачал головой, будто бы страшно в себе разочарованный, — Надеюсь, я в болючие места не попал? — его мина была такой противно-обеспокоенной, что Антон едва удержался от того, чтобы презрительно сморщиться. — Не переживай, — сдавленно произнес он сквозь зубы, — Это было не больно. — Да-а? — судя по тому, каким злобно-удовлетворенным сделалось Ромкино лицо, Антону не стоило это говорить, — Хорошо, я это запомню. Урод. После третьего попадания с Ромкиной атаки в себя, Антон понял, что не стоило надеяться на то, что он сможет отделаться так легко. Ромка поставил его своим соперником даже не потому, что не хотел с ним взаимодействовать как сокомандник. Быть с Антоном по разные стороны баррикад — это его джек-пот, возможность отыграться за шантаж. Ромка был сильным, бить умел и точно так же умел целиться. Поэтому ему ничего не стоило просто отрываться вдоволь на теле Антона, ударяя по мячу буквально-таки с садистским удовольствием. И знал ведь, что такие мячи достаточно тяжело отбить. В такие моменты у неопытных игроков действует инстинкт самосохранения, то есть желание уклониться, которое Антон подавлял с диким трудом, сдерживаясь от того, чтобы позорно не вскинуть руки для защиты. Мяч исправно попадал то в грудь, то в лицо. Глаза слезились, зубы скрежетали, но Антон старался это терпеть и не давать Ромке увидеть свое начинающееся поражение. Хорошо хоть очки задеть этому ублюдку не удалось, и они по-прежнему сидели у него на переносице, целые и невредимые. А Ромка с каждым ударом становился все более счастливым, буквально раскрывался, как бутон цветка, на глазах, цвел и пах. Он будто испытывал чувство, буквально схожее со счастьем, когда Антон вставал где-то, кроме сетки, то есть в местах, где принять мяч ему было буквально-таки необходимо. Тогда и появлялась возможность атаковать в него. И, что было наиболее обидным — Ромка прекрасно ориентировался по правилам шантажа. Напрямую Антона он не трогал, поскольку это была игра, и в таком случае мало что можно было предъявить. Даже если Антон попробует как-то обвинить его в увечьях, то как это будет выглядеть? «Ты бил меня мячом на уроке физкультуры во время игры в волейбол»? Нет, нет и нет, это звучало так нелепо, что не стоило даже и пытаться. Такая претензия даже не имеет какого-то основания под собой. Тут все происходит в рамках игры, так что Антону оставалось только пытаться что-то сделать и выйти из положения не самым кривым образом. Когда мяч прилетел к нему в четвертый раз, Антон все-таки не смог сдержаться и уклонился. Мяч едва ли не со свистом пролетел у него над ухом и с жутким хлопком впечатался в пол, оставив эхо по всему залу, и взмыл на достаточно внушающую высоту. — Ну и что это такое?! — Антон, и без того почувствовавший жуткую досаду от собственной слабости, закатил глаза, услышав крик сбоку от себя. В стороне стояла разъяренная Катя, которую от понимания того, что её команда идет на дно, буквального-таки трясло. Её лицо побагровело, а губы превратились в одну сплошную линию, — Ты почему уклонился?! Мы им ещё одно очко отдали! — Мне что, этот мяч брать, что ли? — огрызнулся Антон, — Ты сама хоть представляешь, как я должен это сделать? Судя по всему, она не представляла. — Мне наплевать! Если в тебя целятся — принимай. Уже проигрываем из-за тебя! «Ах, из-за меня?» — Антон мысленно зашипел, как кобра, от гнева. С лица Ромки не сходила улыбка, и как же хотелось проехаться по лицу этого напыщенного мерзавца кулаком! Антон пытался подавить ярость и прийти к своему прежнему хладнокровию, но каждый раз, когда он смотрел на довольное лицо этого гада, внутри, будто маслом политый костер, разгорался гнев, перемешанный с ненавистью. Он никак не мог прийти в себя, поскольку понимал, что по этой части Ромка его превосходит. Вряд ли какие-то соображения мозга помогут Антону возыметь преимущество в игре на физическую подготовку. Так прошло где-то минут семь игры, за которые Антон все же пытался перехватить мячи, которые Ромка с такой увлеченностью обрушивал на него один за другим, если выдавалась такая возможность. Только это было бесполезно. Антону нужно было больше опыта, чтобы предугадывать возможное направление мяча, а ориентироваться, когда удар имеет такую высокую скорость, было невозможно. Что было ещё более удивительным, Рома не бил, если Антон стоял на сетке и принимать его удары физически не мог. Он лишь аккуратно скидывал мяч, чтобы облегчить остальным игрокам приём, но если же при переходе Антон менял положение и становился на позиции принимающего, то от прежней учтивости не оставалось и следа. Казалось, что он стремится атаковать постоянно, однако Антон и сам не замечал, что в команде Ромы очень ценились равные действия игроков. Каждый бил, принимал и раздавал пасы одинаково, и за этим следили, чтобы подметить и втянуть в игру сокомандника, у которого не было возможности участвовать в процессе. Это угнетало ещё сильнее. Мало того, что их команда замечательно работала, как слаженный единый механизм, так ещё и при всем этом Роме удавалось использовать свои шансы для того, чтобы бить именно своего ненавистного соперника. Казалось, что так могла пройти хоть вечность, но терпение и сдержанность принесли свои плоды. Светлая мысль забилась в голове, когда Антон стоял на первой линии. Проанализировав физические возможности каждого в своей команде, он пришел к не самым утешительным выводам. Мало кто здесь был быстр и ловок, а имеющих сильную руку и вовсе не было. Оставалось только загадкой, по каким критериям Смирнова отбирала членов команды. Антон перевел взгляд на сетку, обнаружив для себя, что её высота в принципе достаточно оптимальная и удобная. Он прикрыл глаза, стараясь вспомнить элементы тех приемов, что выполняли члены противоположной команды. В целом, задача была несложная. Ромка начал разбегаться с правой стороны поля, напротив Антона. «Разбежаться вместе с атакующим, чтобы иметь точки опоры и толчок для прыжка» Антон перемещался к сетке, синхронизируя движения своих ног с Ромиными. «Подобрать темп, чтобы прыгнуть с атакующим в один момент и держаться с ним на одной высоте» Антон толкнулся от пола в прыжке так сильно, как только смог и, полагаясь на удачу, вытянул над собой руки с широко оттопыренными, крепкими пальцами. Рома, не обратив должного внимания на это движение, атаковал привычно. И его отвлеченность была тем, что сыграло на руку, в буквальном смысле. Мяч с громким хлопком впечатался Антону в ладонь и, столкнувшись с этой преградой, тут же полетел вниз, на пол, отбитый рукой. «И заблокировать удар бьющего» Возгласы за его спиной раздались мгновенно, и одного лишь этого было достаточно, чтобы внутри Антона тут же разгорелось злое удовлетворение. Мало того, что блок оказался удачным, так ещё и удалось это провернуть с Ромой, который был так убежден в собственной силе, что явно не ждал такого сюрприза. Ладонь тут же вспыхнула от удара, но эта боль была колкой и приятной, и именно она стала для Антона символом того, что он опять продвинулся вперед. — Петров, а неплохо! — крикнул учитель, которому удалось застать этот момент. — Офигеть! — Катя за его спиной завопила, и от этого крика захотелось поморщиться, но была все-таки одна вещь, которая вмиг сделала день Антона лучше. Изумленное Ромкино лицо, отделяемое веревочной сеткой, показалось ему самым замечательным зрелищем на свете. Отомстив за самого себя, он вначале усмехнулся, а потом в полной мере продемонстрировал Ромке точно такую же улыбку, которую тот посылал ему совсем недавно, когда атаковал в него. Улыбку, злую, насмехающуюся и счастливую одновременно: — Прости, надеюсь, в тебя не попало? Рома сжал зубы так, что у него на скулах заходили желваки. Забавлял тот факт, что ему не нравилось быть побежденным, но очень прельщала возможность атаковать в Антона. Ну что же, ничем нельзя было помочь. Раз уж Рома сам начал играть грязно, то стоять в стороне и молча принимать удары — не вариант. Бесчестный не заслуживает честного обращения. Какая замечательная и точная фраза. Папа действительно знал, что сказать с целью вдохновения. Рома ему не ответил и лишь обернулся, демонстрируя свой затылок и взмокшую спину. Антон лишь пожал плечами. Ну что же, теперь он знает хоть один немного, но работающий вариант остановки этих непрекращающихся атак. Краем глаза он нашел лицо Полины. На её лице была такая сияющая, радостная улыбка, что внутри распустилась гордость, и Антон будто почувствовал на своей коже мягкие лучи солнца. Остаток урока прошел достаточно неплохо. Дважды применить такой трюк не удалось, поскольку Антон не хотел пробовать ещё раз. Обычно бывает так, что вторая попытка оказывается провальной. Так что не хотелось корчить из себя великого мастера, чтобы потом провалиться у всех на глазах. Рома уже не играл с прежним энтузиазмом, отдавая мячи Бяше, который, замечая удрученное состояние друга, отыгрывался за него, как мог. Благо, той же силы он не имел, так что поднимать его атаки не было трудной задачей. Уже сменяя спортивный костюм на школьную форму в раздевалке, Антон не испытывал гнетущего чувства, вслушиваясь в болтовню остальных парней, поскольку ему, судя по всему, удалось нащупать несколько точек соприкосновения с одноклассниками. После урока, когда он шел переодеваться, несколько парней, проходя мимо него, клали ладонь на плечо и негромко говорили «Было круто». Антон, окрылённый лишь этими двумя словами, кивал и сдержанно улыбался, чувствуя, как внутри будто надувается гелиевый шарик. Так легко на душе не было даже вчера, когда он понял, что освобождён от издевательств. Сейчас он чувствовал себя как никогда прекрасно, и сдерживать улыбку, то и дело появляющуюся на лице, было в некоторой степени трудно. Толпа одноклассников в раздевалке постепенно редела, и вместе с тем шумы от разговоров так же сходили на нет. Антон, расправив ткань рубашки, аккуратно сложил форму и сунул ее в пакет, к уже сложенным внутри кроссовкам. Он, находясь уже в тишине, застегнул рюкзак, взвалил его на плечо, и, развернувшись от стены, хотел уже направиться к выходу, но застыл, увидев развалившегося на противоположной скамейке Ромку, который, судя по всему, только и ждал этого момента. На его лице больше не было и тени прежней насмешки. Напротив, он был преисполнен ледяного спокойствия и тщательно запечатанной под ним яростью. Антон, не став смотреть ему в глаза, лишь отвёл взгляд в сторону и двинулся к выходу. Он уже схватился за ручку, уже услышал шум и гам коридоров и даже уловил запах обедов из столовой, как новое препятствие настигло его в лице реплики, прозвучавшей за его спиной: — Ты думал, что твои угрозы жопу твою тощую спасли? Антон замер. Отвечать не хотелось, да и что ему сказать? «Нет»? Да ну это, лучше уж и в самом деле смолчать. Но Ромка такой реакции, очевидно, не одобрил. Закинув ногу на ногу, он развалился на скамейке максимально вальяжно, стараясь всем своим видом демонстрировать уверенность и силу. — И чего молчишь? Ты реально думал, что так просто выкрутился? Антон, развернувшись вполоборота, произнес: — А ты думал, что нет? Судя по всему, его голос действовал на Рому, как бомба замедленного действия. Все спокойствие слетало с лица в один миг, как растворяющаяся под одним только дуновением дымка. Рома гневно сдвинул брови и произнес монотонным, едким голосом: — Показушника из себя бесстрашного не строй, это просто вымораживает. — А сам-то? — Антон вскинул брови, — Пушил хвост перед Полиной на физре, как только мог. Рома незамедлительно встал и опасной, хищной поступью двинулся к Антону. — Я с ней давно учусь, а ты, — Рома буквально презрительно сплюнул последнее слово, — Не провел тут и сраной недели, а из себя корчишь хуя всезнающего. В себя что ли поверил? Антон, с уже закипающей в голосе злостью процедил: — Мне кажется, ты нихрена не понял со вчерашнего дня. Может, мне сказать тебе все ещё раз, чтобы ты уяснил получше? Ромка впечатал кулак рядом с головой Антона. Больших усилий стоило не вздрогнуть всем телом, поскольку остаться с ним в одиночестве после вчерашнего разноса — не самая хорошая идея. Кто знает, что этому психу сейчас взбредёт в голову. — Повторять мне ничего не надо, Антошка, — теперь в голосе Ромки слышалась напускная непринужденность, — Только вчера не успел тебе сказать, — лицо Ромы исказилось в серьезной гримасе, — Шутки шутками, но в своей башке шакальей уясни надолго: никакая угроза твоя меня не остановит, если мне понадобится с тобой разобраться. Хоть и не напрямую. Даже и не лично. Но за тем, чтобы тебя как следует встряхнули, я лично прослежу, понял? Антона прошиб холодный пот. Черт возьми, ну какой же мудак. Такие угрозы кого угодно могут довести до нервного срыва. И, судя по постепенно успокаивающемуся Ромкиному лицу, можно было понять, что вид Антон принимает все более взволнованный, тем самым удовлетворяя Ромкино желание заставить его бояться. Антон сурово посмотрел на Рому, чувствуя, как по венам бежит лава. Его вмиг захлестнула волна какого-то нездорового жара. Да как этот урод только смеет угрожать физической расправой? Как он смеет вообще строить из себя человека, поступающего по каким-то понятиям, когда сам бьёт мелкую дворнягу и угрожает кому-то забить его? Рома в его глазах становился хуже некуда. Теперь это был не просто неприятный, хамоватый парень с тюремными замашками из его класса. Это был невероятно отталкивающий человек, который, может быть, моральных качеств имел побольше, чем Бабурин, но сама его суть была гнилая и черная, раз уж он был готов зайти настолько далеко, чтобы защитить призрак собственной чести, которую он, избивая слабых и поступая по собственной выгоде в драках, давным-давно растерял. Антон, нащупав ручку двери, медленно открыл её, впуская посторонние звуки в раздевалку. Окатив Рому тяжелым взглядом, полным презрения и неугасающей злости, он распахнул иссохшие от волнения и гнева губы и произнес тихо, будто закладывая в предложение сакральный смысл: — Тогда я буду ждать. Ромка, будто этого ответа и ожидая, развернулся и пошел к своему рюкзаку, который покоился на скамейке. Антон же, постояв немного в проеме и наблюдая за ним, развернулся и вышел, оглушительно хлопнув дверью. Внутри будто все выжгло. Опять на душе было беспокойно, словно Антон канул в новую бессвязную череду волнительных дней. Жить в страхе — это не жить. И как бы ему ни было тяжело, теперь главной задачей стало не показывать этого. Антон вздохнул и расслабил до этого напряжённые плечи. Он понимал, что в такой среде выживают только несгибаемые люди. Понимал, что Рома всеми силами хочет превратить его в очередной трофей, запуганного и затравленного мальчишку, который не знает, куда деть себя от страха. Хочет подчинить его и контролировать. Увидев ждущую его Полину, Антон чуть улыбнулся, прикрыв глаза. Раз уж Рома решил развязать настоящую войну, то ему следует быть готовым. Антон будет во всеоружии. И будет биться до последнего вздоха.