***
Как только Антон переступил порог Полининого дома, самое яркое, что он ощутил — это приятное, колкое тепло, окутавшее его с головы до ног, от которого хотелось прикрыть глаза и свернуться калачиком прямо в коридоре. Второе, что последовало за теплом, это невероятно притягательный аромат выпечки. «Булочки» — сразу же вспомнилось ему. Да, именно так. Несмотря на заверения Бяши касательно рульки, в доме все равно плотно стоял запах домашних сладостей: булочек, пирогов, печенья. Самые приятные и замечательные ароматы дома. — Здесь так приятно пахнет… — Булочками, — произнесли они одновременно с Ромкой и усмехнулись, в то время как тот продолжил: — Их мама на каждый Новый год печет. — Я б такие каждую неделю пек, на, — изрек Бяша, — Они ж вкусные. — А че не печешь-то? — поинтересовался Рома, снимая с себя куртку, — Ты ж вроде готовишь нормально. — Я те че, гений? — фыркнул Бяша, — Рецепта-то у меня нет, на. — Жаль, что нет, — вздохнула Полина, — Я люблю эти булочки. Рома усмехнулся и уже хотел было сказать что-то, но потом остановил себя. Однако спустя уже полсекунды он все же решился произнести: — Но ты осторожней там, а то разнесет от булок. — Ах ты, хам! — шепотом возмутилась Полина и дала ему пощечину только что снятой варежкой, от чего Рома сдавленно охнул и схватился за щеку, точно она действительно сильно огрела его: — Хорошо, не злись, круглый монстр, — Рома, Антон и Бяша прыснули, старательно сдерживая громкие смешки, чтобы не перелопатить весь дом своим присутствием: — Ещё одно такое слово, — Полина пригрозила Роме только что снятым сапогом, — И Новый год ты будешь праздновать рядом со своим мангалом. Один. — Ой, ну тогда точно все, — Рома закивал с энтузиазмом. Антон заметил, как тот стал очень тщательно контролировать свою речь, чтобы избежать в ней нецензурной лексики. Видимо, радиус слуха тети Ани был уж очень обширным, раз уж Рома так подобрался. От этой мысли он усмехнулся. Из гостиной, которая была на первом этаже, слышался неясный бубнеж, среди которого Антон смог различить «Дверь щелкнула вроде, нет?» и «Пришли похоже. Иди тогда, встречай». Он услышал негромкий звук шагов, и почему-то его сердце от этих звуков забилось чаще. В коридоре появилась тётя Аня, и у Антона при виде неё все растаяло внутри, как только в поле его зрения попала её искренняя, теплая улыбка, которой она его одарила. Тетя Аня была одета в зеленый свитер, и что самое смешное — на Роме был свитер точно такого же цвета, и вот такой вот парный выбор одежды крайне умилил Антона. А ещё он почувствовал себя тронутым и полным безграничной эмпатии при виде тети Ани, на самом деле такой маленькой, бесконечно искренней и дружелюбной, но в то же время сильной, особенно после рассказа Полины о том, что им с Ромой довелось пережить. Антон немного смущенно подал голос: — Здравствуйте… За его спиной фыркнули: Рома. Возможно, его позабавило то, как робко поздоровались с его мамой. Однако у той не было никакого чувства неловкости, напротив, она подхватила так, будто только этого и ждала: — Здравствуй-здравствуй, Антоша! — звонко и радостно произнесла тетя Аня, отчего все его малейшие сомнения в том, действительно ли она рада видеть его или нет, растаяли без остатка. А потом он и вовсе оторопел от приятных эмоций, когда она подошла к нему и заключила в почти что по-матерински крепкие и ласковые объятия. Антон был немногим ниже Ромы, поэтому рядом с тетей Аней он почувствовал себя Балу, которого обнимал крошечный Маугли. Буквально доли секунд он стоял каменным изваянием, совсем не понимая, что ему делать, но разум подсказал сам, поэтому почти мгновенно он обвил её руками и наклонился, чтобы ей было удобней обнимать его. — Как хорошо, что ты пришёл! — тетя Аня слегка похлопала его по спине и, отстраняясь, погладила по щеке, — Там как раз рулька готова уже, а ещё я булочек испекла! Проходи, не стесняйся… — Мам, я вообще-то тоже пришёл, — с усмешкой произнес Рома, приподняв брови выжидающе, однако на такой выпад тетя Аня среагировала не менее быстро: — И тебе здравствуй, сыночек, — она ему улыбнулась, а потом, взяв Антона под руку, чтобы сопроводить его в зал, произнесла напоследок, — Не топчи порог, все в воде будет. — Мам! — теперь возмущение, сквозившее в Ромином голосе, едва ли казалось показушным. — Именно так, Роман, я твоя мать. Рада, что ты это помнишь. Антон, незаметно развернувшись к Роме лицом, пока тетя Аня не видела, показал ему язык, глядя с удовольствием, как вытягивается его лицо. Пожалуй, один только этот момент стоил всей той новогодней суматохи, что была прежде. Дом Полины изнутри чем-то напоминал дом Антона по планировке, но было чувство, что он не такой ветхий. Совсем наоборот, казалось, что жизнь здесь бьет ключом, несмотря на то, что в этом доме жило всего два человека, в то время как в доме Петровых четко ощущалось, что в него въехали ещё совсем недавно, кое-где ещё даже стояли коробки с сервизами, например, которые мама все никак не выгрузит. У Полины же было очень чисто и уютно, на мебели не было ни пылинки. Повсюду стояли различные фотографии, и на каждой из них было видно лицо Полины, которая, судя по всему, являлась главным украшением этого дома. Причем, запечатлена она там была на самых различных этапах своей жизни: от детства до подросткового возраста, который переходил в только-только зарождающуюся юность. Вот, на одном из фото, Полина в цветочном сарафане с сачком в одной руке, другой поправляя панамку, чтобы скрыться от палящего солнца. Ей здесь лет, наверное, двенадцать. А вот на другом ей навряд ли даже столько же лет, сколько Оле сейчас. Выглядит ещё маленькой, но не колеблется даже с огромным бантом на голове и рюкзачком за спиной, который кажется даже больше неё самой. Улыбается абсолютно точно так же, как и сейчас: беззаботно и открыто, без намека на какую-либо стеснённость. Но одно из последних фото, которое он успел зацепить взглядом прежде, чем оказался в гостиной, Антон запомнил больше всего по той простой причине, что оно было, скорее всего, совсем недавним. Он мельком успел оглядеть его, но увиденное ему действительно показалось чем-то сокровенным и от этого не менее прекрасным: судя по всему, это был снимок с какого-то концерта: Полина стояла на сцене, держа в руках скрипку. Сзади неё был виден рояль: похоже, там сидела концертмейстер. На самой Полине было надето маленькое черное платье, которое удивительно ей шло, а в сочетании с её внешней хрупкостью делало её образ крайне утонченным. Полина не смотрела в объектив камеры и была полностью увлечена игрой и, судя по занесенному смычку, она собиралась сыграть что-то душераздирающее, потому что на её лице читалось столько невыразимой тоски и отчаяния: от сжатого в попытке сдержать внутри себя эмоции рта до болезненного излома бровей. Она напоминала собой холодную статую, олицетворяющую собой сплошное смирение и покорность, но Антона захлестывало эмоциями, которые проявлялись почти что вживую: смехом, шелестом листьев, детским плачем, шумом водопадов… Даже мельком брошенного взгляда оказалось достаточно, чтобы целиком и полностью проникнуться этой фотографией. И, судя по тому, что она была крупнее всех остальных и в добротной, качественной рамке, не один Антон в этом доме оценил её по достоинству. Для себя он сделал пометку о том, что нужно обязательно стать свидетелем какого-нибудь концерта Полины, где он сможет это услышать. И у него скоро должна представиться возможность, судя по тому, как она вдохновленно недавно рассказывала ему о том, что её программа, наконец, выучена, и скоро она начнет играть на концертах. Он обернулся назад, к Ромке, который вышагивал за ними, и посмотрел на него глазами, словно пытаясь задать немой вопрос по типу «Ты это видел?». Довольно сложно, на самом деле, было передать эту фразу одним только взглядом, но Рома почему-то прекрасно понял, о чем идет речь. Видимо, он видел взгляд, которым Антон проводил фотографию, а потому, приподняв брови и растянув губы в чем-то наподобие усмешки, он произнес тихо: — Ну, а че ты думал? Искусство, епта! — Роман! — остановившись, возмутилась тетя Аня так внезапно, что Антон аж подскочил, отчего она вмиг сменила гнев на милость по обращении к нему, — Не пугайся, Антош, это Роме надо бояться… — Мам! — почти что отчаянно возмутился он, — А че ты так взбеленилась? Думаешь, никто так кроме меня не говорит? — Знаешь, вот только от тебя пока и слышу. — Это остальные маскируются просто хорошо. — Да что ты говоришь? Что, прям все-все? — Зуб даю. — Не верьте ему, теть Ань, — веселясь, произнесла Полина, — Он просто свою душонку обелить пытается. — Ага-ага, конечно, — Ромка закатил глаза, — А когда я чехол с пиликалкой твоей уронил, на весь поселок твои трехэтажные… — ПЕРЕСТАНЬ! — внезапно слишком громко воспротивилась Полина, тем самым вызвав у Ромки приступ безудержного смеха. — Не, Полина отожгла тогда, на, — подхватил волну веселья Бяша. — А ты вообще рульку иди ешь свою. — За этим и иду! Как только вся колонна двинулась вперед, они, наконец, прошли в гостиную, и сердце Антона как будто окунули в парное молоко, настолько ему стало уютно и привычно среди этих людей, среди этой обстановки, среди этих запахов. Внутри все налилось томительным теплом, как будто он, наконец-то, нашёл место, помимо собственного дома, где он может почувствовать себя счастливым. Он все же немного собрался с духом, когда понял, что за накрытым столом его уже давно ждали. Все же, оставался ещё один человек, которого Антон ещё не успел поприветствовать. Дедушка Харитон сидел на главенствующем месте стола. За те доли секунд, которые Антон был в зале, он успел заметить, что дедушка смотрел в сторону задумчивым взглядом. И за эти мгновения он успел запомнить одно: глаза у Харитона были как океан, но самый спокойный, самый размеренный и самый светлый, точно солнечные лучи, преломляясь, пронзали воду. А уж когда на его морщинистом лице расцвела улыбка при появлении гостя, а в уголках добрых глаз собрались гусиные лапки, Антон понял, насколько же Харитон и Аня в этом плане похожи: не каждый человек может расположить к себе буквально с одного взгляда, только своим обаянием, взглядом и эмоциями, которые появляются при виде него. И дедушка Харитон выглядел именно как лукавый старик-мудрец, который мог рассказать тебе тысячу историй, выдумки или правдивые вещи, который наверняка преисполнен в знаниях, и в его глазах виден секрет, но снаружи он все ещё добрый дедушка, хоть и хитрый. Вот именно таким Харитон и был. — Здравствуйте, — Антон искренне ему улыбнулся, поскольку и в самом деле преисполнился самыми чистыми и светлыми эмоциями, как только пересекся с дедушкой взглядом. — Привет, Антон, — вот за этим последовало удивление. Очень мягкий и добродушный вид Харитона не очень-то вязался с его голосом, который, по предположениям Антона, должен был быть уже по-старчески тонковатым, немного дребезжащим, но добрым. Нет, добрым-то он был, но звучал крайне благородно: хрипло, низко, как у профессора в каком-то университете. Хотя и был Харитон, как и Полина, человеком крайне образованным, и это бросалось в глаза теми же книжными стеллажами, которые он успел мельком выцепить в гостиной, в коридоре: все было забито справочниками, великой классикой, энциклопедиями, — Чего стоишь в проеме, как неродной? Заходи. — Да, заходи давай, — недовольно буркнул Ромка, слегка пихнув его в лопатки. Бросив на него возмущенный взгляд, Антон все же прошел в гостиную, пропуская вперед себя остальную процессию. Стол выглядел очень привлекательно, и поэтому он не сильно тянул с тем, чтобы подойти к свободному стулу в намерении присесть, но в последний момент щелкнул пальцами: — Я же совсем забыл! — на него бросили недоумевающие взгляды, и он, чуть стушевавшись, произнес уже чуть спокойнее, — Моя мама завернула мне с собой угощения, чтобы вас поздравить с праздником. — Ох, как это мило с её стороны, — тетя Аня слегка смущенно улыбнулась, — Ну, когда будешь домой возвращаться, мы тоже завернем тебе с собой что-нибудь. Шашлык можно, вон его Рома скоро жарить пойдет. — Мам, а поесть-то можно? — буркнул Рома, потянувшись рукой к лежащей на овощной тарелке помидорной дольке, а потом, получив по пальцам, возмущенно взвизгнул, прижимая пострадавшее запястье к себе, — Бляха! За что? — Кто руками вообще ест? — тетя Аня скрестила руки на груди. — Руками вкуснее, — Рома закатил глаза, но все же схватился за вилку. — Вот так его и надо, теть Ань, на, — хмыкнул Бяша, — А то страх уже потерял. — Это ты щас потеряешься, — прожевывая помидор, произнес Ромка, а затем, развернувшись к Антону произнес, — Ну, чего стоишь-то? Неси угощения нам, — он внезапно усмехнулся. — Не подавись помидором, — съязвил Антон, но все же прилежно отправился в коридор, где сиротливо оставался лежать его рюкзак, вместе с Полининым подарком. По пути он в очередной раз прошелся по стеллажам и фотографиям, которые он успел заметить в первый раз, а затем, подцепив рюкзак за лямку, направился в гостиную, где все уже как следует расположились. — В общем, — как-то неловко начал Антон, вынимая вкусности из рюкзака, — Здесь пирожные, конфеты ещё, шоколад, — по мере того, сколько он выкладывал из рюкзака, лицо тети Ани сияло все больше, — И… вот ещё курица. — Как здорово! — воодушевилась тетя Аня, забирая у него все эти угощения и выкладывая их на стол, — Пирожные вообще прелесть! — Мама их сама делала, — подхватил Антон. — Нужно обязательно спросить у неё рецептик, — тетя Аня ему подмигнула, — Ты присаживайся за стол, сейчас мы тебе принесем набор… — Поля, — внезапно подал голос дедушка Харитон, — Принеси, пожалуйста, чистую посуду, помоги молодому человеку. — Деда, Антон уже взрослый, — усмехнулась Полина, с аппетитом прожевывая кусочек колбаски, которую она подцепила вилкой, — Он справится, я в него верю. — Можешь даже в меня не верить, только скажи, где лежит тарелка, — Антон усмехнулся, уже приподнимаясь со стула, на который только-только успел сесть. — Сиди давай, — Полина, надавив ему на плечи и тем самым отрезая путь побега, встала со своего места и, потерев обе ладони друг о друга, бодро направилась к выходу из гостиной. — Теть Ань, рулька у вас зашибенная получилась, — уминая блюдо, произнес Бяша, глаза которого чуть ли не лучились счастьем. — На здоровье, — она улыбнулась и, присев к ним за стол, положила себе селедку под шубой. — Тоха, — внезапно подал голос Бяша, обратившись к нему, и Антон чуть ли не вздрогнул от такого непривычного для него самого обращения. Притом Бяша сделал это настолько непринужденно, хотя и наверняка знал, как это непривычно для них обоих, что Антон почувствовал чуть ли не благодарность, — Тебе налить че? — Мне налей, — жуя, произнес Ромка, положив себе салат, а Бяша шутливо его пихнул: — Че, безрукий что ли? — А тебе жалко? — Я тебе налью, господи, — тетя Аня хмыкнула, — Отстань от мальчишек. — Я и не приставал. И не надо наливать, мам. Сам сделаю, — подытожил Ромка, а Бяша вновь обратился к Антону: — Ну? Че будешь-то? — А что есть? — поинтересовался Антон, глядя на то, как вернувшаяся в зал Полина ставит перед ним чистую тарелку, стакан и вилку с ножиком. — Дюшес есть, — начал перечислять Бяша, оглядываясь, — Кола ещё. И компот, — тут он внезапно улыбнулся, — И водка, на. — Водку в срочном порядке нужно, — дедушка Харитон лукаво улыбнулся. — Ой… — Антон растерянно посмотрел на пожилого человека и немного потупился, — Я не знаю, если честно… — Да ты не стесняйся, — тот добродушно засмеялся, а Полина весело улыбнулась: — Дедуль, не смущай его, а то Антон убежит от нас. — В такую пургу? — Ну, как-то же мы дошли до сюда, — Полина, сев рядом с Антоном, который располагался между ней и Ромой, схватилась за вилку и начала прицеливаться взглядом на блюдо, которое она хотела бы съесть первым. — Ну, хорошо-хорошо, — дедушка устроился за своим местом поудобнее, — Так значит, не будешь водку, Антон? — Давайте пока с колы начнем, — он застенчиво улыбнулся. — Не пьешь, что ли? — поинтересовался Ромка, придвигая к себе графин с компотом, — Ма, налить тебе? — получив отрицательное мотание головой, — А тебе, деда? — Давай, пожалуй, — согласился тот. Антону бросилось в глаза то, как Рома разговаривает с ним: обращаясь к нему, как к родному. И что он в принципе следил очень внимательно за некоторыми вещами: чтобы Харитону было удобно, чтобы его бокал не был пуст, и чтобы любимые блюда были к нему поближе. Это не могло не тронуть. — Да не то чтобы не пью, — тихо произнес Антон, отвечая Роме, — Просто не очень люблю. Да и повода нет… Спасибо, — поблагодарил он Бяшу, который наполнил его стакан шипящей колой. — Значит, споим тебя сегодня, на, — хмыкнул Бяша, убирая бутылку в сторону. — Так, — повысила голос тетя Аня, — Чтоб никаких мне тут. Я вас пьяных тащить в дом не буду. — Да не надо, мам, мы сами дотащимся, — развеселился Ромка. — И Полину не ввязывайте в ваши игры, — предупредила она. — Поля сама этих оболтусов во что-то втянет, не переживай, она им ещё фору даст, — заверил тетю Аню Харитон. — Деда, ты меня за кого считаешь? — Я просто говорю, что ей не о чем переживать, — увильнул дедушка, пожимая плечами и усмехаясь. — Ладно, — Ромка, отложив в сторону столовые приборы, схватился за свой стакан и громко произнес, — Ну? Давайте выпьем, что ли? — Давайте! — подхватила Полина. Каждый схватился за свой стакан и занес его над столом. — С праздником! Ура! — крикнул Ромка во всю мощь своих легких и пустил за собой целую вереницу таких же восклицаний. В один момент Антона даже оглушило выкриками «С Новым годо-ом!» и «Ура-а!». Голоса, громогласные, звонкие, зычные и более мягкие, пронеслись на весь дом и надолго засели в сознании Антона. Уже тогда он был уверен, что этот момент он пронесет вместе с собой через всю жизнь. В течение следующего получаса Антон просто ел, пил, смеялся до икоты и разговаривал до пересохшего горла. Тот факт, что за столом было четыре подростка, играл свою роль, потому что разговоры не смолкали ни на минуту. Обсуждалось все: от планов на зимние каникулы до того, что хуже: физика или химия. Антон ещё никогда не тратил весь свой эмоциональный ресурс с такой поразительной скоростью. Что радовало его ещё больше: тетя Аня и дедушка Харитон не сидели молча, наблюдая за их разговорами, а напротив — принимали активное участие во всех разборах полетов и даже вступали со многими из них в шуточные дебаты. И при этом если тетя Аня была простодушно милой и обладала таким же нравом, что и её сын, то у деда Харитона буквально сквозила в интонации самая настоящая интеллигентность и образованность. Он действительно был человеком крайне эрудированным, и поэтому вступать с ним в крайне спокойные дебаты было очень интересно. И, несмотря на разношерстность компании, собравшейся за столом, не возникало никакого дисбаланса, из-за которого, чаще всего, не клеятся разговоры, который создает некомфортную тишину или из-за которого чувствуешь себя некомфортно и даже злостно. Наоборот. Антон был просто в распрекрасном настроении: насмеявшийся, сытый, довольный и согревшийся. И, судя по всему, ему удалось отлично вписаться в компанию, и праздник с его появлением не пошел на спад, а стал только лучше. — Тебе положить ещё чего-нибудь? — спросила Полина, а он, откинувшись на спинку стула, погладил себя ладонями по животу и произнес с довольной улыбкой: — Не-а, а то я лопну сейчас. — Не лопайся, Антош, там ещё торт скоро будет, — предупредила его тетя Аня, и Рома, страдальчески простонав и откинувшись на спинку своего стула точно так же, как и Антон, выдохнул с тяжестью: — Мам, перестань. Ты чет слишком расстаралась в этом году. — Зато на все праздники хватит, на, — философски изрек Бяша. — Ты вообще за троих все схавал, — лениво возмутился Ромка. — И я собой горжусь, на. — Ром, ты ещё про мясо не забывай. На улице снег как раз прошёл, — напомнила ему тетя Аня, и Ромка, хлопнув себя по лбу, процедил: — Точно ж, мясо. Слышь, народ? — обратился он к остальным, — Айда во двор, мясо пожарим? — Я к тебе через минут десять подойду, на. Пока ещё кой-чего съем, — отозвался Бяша. — Обжора. — Сам такой, на. Иди мясо готовь нам. — Слышь, ты че, прораб? — Я просто хочу есть. — Полин, — шутливо пихнув Бяшу в бок, но все же оставив его в покое, Ромка обратился к ней, — Может, ты хотя бы со мной мясо пожаришь? — Ты выходи, я пока огни бенгальские поищу! — радостно произнесла Полина, — Это недолго, они у меня в комнате где-то. — Поля, ты когда огни найдешь — зайди ещё в зал к нам, мне кое с чем нужна твоя помощь, — произнес Харитон, откинувшись на спинку кресла. — Хорошо, дедуль! — крикнула она уже на выходе из зала. Ромка выдохнул, силясь сохранить спокойствие и не сорваться в возмущенные вопли касательно того, что все его кидают. И глядя на него, такого расстроенного и встрепанного, Антон почувствовал почти что жалость. И поэтому дальше он действовал на автомате. Этим и можно было объяснить несколько ошарашенный взгляд Ромы, который тот бросил на него, не совсем понимая в чем дело. Антон слегка похлопал его по плечу, чтобы привлечь к себе внимание, и этим действием едва ли обескуражил Ромку, который, медленно моргнув, внимательно посмотрел на него: — Тебе-то чего? — Я могу пойти, — произнес Антон, продолжая дожевывать кусок рульки, которая от какого-то даже волнения стала казаться ему практически резиновой, — Ну, мясо пожарить. Почему-то даже ладони вспотели, потому что прежде Антон никогда не предлагал Ромке свою помощь. Ситуация, хоть и не была чем-то из ряда вон выходящим, но чувствовалось это все дико непривычно, как будто все внезапно стали говорить на другом языке, и у Антона полностью отнялась способность понимать остальных. Именно так он себя чувствовал, глядя на Ромку, чье недоуменное лицо провоцировало едва ли не истерический смешок. Поэтому Антон поспешил произнести ещё чего-нибудь, прежде чем Рома успеет ему ответить: — Ну, мы же ещё по пути к дому договорились, что я буду жарить. Так что, — он развел руки в стороны, — Вот так. Ромин взгляд немного прояснился: — Нихера, — машинально увернувшись от конфетки, которую в него кинула тетя Аня за неблагопристойные слова, он задумчиво покосился на Антона, — Я чет подзабыл. — Ага, — произнес Антон для того, чтобы хоть немного разбавить наверняка неловкую атмосферу. — Ну че, зашибись расклад, на, — произнес Бяша, кинув в сторону Антона довольный как никогда взгляд, — Идите тогда, начинайте жарить, мы с Полинкой сейчас подойдем. Или только Полинка, — он усмехнулся, цепляя вилкой селедку под шубой и затаскивая к себе на тарелку. — Лопнешь однажды, — кинул ему Ромка, поднимаясь со своего стула, — Петров? — Антон, до этого немного задумавшийся, встрепенулся, пересекшись взглядами с Ромкой, — В облаках не витай, — он закатал рукава на своем свитере и потер ладони друг о друга, — Пошли народу мясо жарить. — Иду, — отозвался Антон, поднимаясь со своего стула. — Скоро придем, ма! — произнес Рома прежде, чем они с Антоном успели выйти из гостиной. — Давайте, мальчики, аккуратно только! — Поняли! — крикнул тот уже из коридора, пока они шли к входной двери, около которой на крючках висели куртки. — Мы к вам сейчас придем! — донеслось обещание Полины с лестницы, на которое Антон ответил громким: — Ждем тогда! — Ты че свою сверху моей повесил? — тихо возмутился Рома, снимая с крючка куртку Антона и передавая ему. — А у меня, по-твоему, выбор был? — прошипел в такой же манере Антон, забирая свою одежду и накидывая на плечи. — Был, — Ромины глаза смешно округлились. — Не было. — Не бузи, здесь ещё других курток завались. — Твою было не жалко, — заявил Антон, присев для того, чтобы завязать шнурки на ботинках, и, судя по поперхнувшемуся вдоху над его головой, Рома был задет его комментарием. — Пиздун, — его слегка пихнули, отчего Антон пошатнулся, но смог сохранить равновесие, от чего Ромка взбесился ещё больше, — Даже упасть нормально не можешь, блядство. — Даже пихнуть нормально не можешь, блядство, — перекривил Антон, распрямляясь в полный рост. Стремясь закончить этот спор, он кивнул на самого Ромку, который стоял без обуви, в носках, — Одеваешься? — Одеваюсь, — Ромин голос звучал хмуро, но он не стал спорить дальше и точно так же поддержал желание Антона свести спор на нет, — Ща, за порог пока выйди, чтоб не толпились тут, как долбоебы. Антон без лишних слов распахнул входную дверь, пропуская морозный воздух и ворох снежинок, которые тут же прилетели Ромке в лицо. — Тьфу, блять, — отфыркиваясь, он смахнул их с себя и сунул одну ногу в ботинок, принявшись его зашнуровывать. — А во дворе уже все стоит? — поинтересовался Антон, пока тот собирался. — Да, мангал там, мешок с углями тоже, — утвердительно произнес Рома, — За шампурами сгонять только надо. — А мясо? — Вначале разожжем нормально, потом мясо. — Так, а шампуры где? — Сука, ты че почемучка такая? — Ромка спросил это с таким искренним непониманием, на грани с отчаянием, что Антон прыснул. — Почемучка… — сквозь смех произнес он, — У меня только Оля так говорит. А ей десять. Хотя, ты похож на её ровесника… — Завали, — хмуро припечатал Ромка, — Я, что ли, виноват, что у тебя рот не затыкается? — Ну, мне же та-ак интересно, — протянул Антон, когда они оба вывалились из коридора и закрыли входную дверь, — Где же лежат шампуры. — Тебе интересно мне мозг выносить, — отрезал Ромка, спускаясь вместе с ним по лестнице, — В гараже у деда шампуры. И розжиг ещё. Сейчас сгоняем за ними и к мангалу. — Хорошо, — произнес Антон. Они молча двинулись к гаражу, который был сбоку от дома, и Антон, который в первый раз его не заметил, теперь смог увидеть его и приглядеться. Он был невысокий, чуть-чуть покосившийся. А тот факт, что он стоял в стороне от дома, делал его похожим на своеобразного изгоя среди остальных построек. Да и вокруг него устанавливалась такая тишина, что даже далекие радостные выкрики соседей виделись призрачными. Или это Антону так казалось? Как только они приблизились к нему, почему-то все внутренности окатило какой-то ледяной волной тревоги. Гараж, казавшийся практически черным при таком тусклом освещении, сразу заставил чувствовать себя как-то непривычно. — Мы тут частенько зависали раньше, — голос Ромки слышался, как сквозь толщу воды, но почему-то он будто подлил масло в огонь разгорающегося волнения. Сразу всплыли ненужные, чуть ли не разваливающиеся на куски фрагменты с того дня, когда было чаепитие в классе. Он ведь тогда тоже стоял лицом к тому склепу, который чем-то походил на этот гараж. Стоял лицом и казалось, что сзади никого нет, когда он толкал ту дверь. Вспомнилось, каким могильным холодом повеяло из той чернильной тьмы, как только тяжелая дверь отворилась. Каким жутким было чувство, что он начинает падать. Как саднили потом места, беспощадно отбитые лестницей. И как раскалывалась потом голова… Антон резко замер. Он даже сам не понял, как так случилось, что его настроение, с праздничного и веселого, сменилось на абсолютно полярное. Его всего как будто парализовало, и он даже сам не смог понять, как так случилось, что он не может сделать хоть одно движение. Казалось бы, а что сложного? В конце концов, сейчас с ним Ромка, который явно не собирается устраивать ему никаких подстав, но неужели это чувство так стойко в нем отложилось с того дня, что он до самого этого момента даже не подозревал о нем? — Ты че? — Ромка, заметив, что Антон никак не ответил на его предыдущую фразу, да и в принципе исчез из поля зрения, обернулся к нему, удивившись, почему тот замер посреди заснеженной тропинки. Антон посмотрел на него стеклянным взглядом и произнес слегка хрипло, засунув руки в карманы чуть ли не в оборонительном жесте: — Я туда не очень идти хочу. — Почему? — Рома выгнул бровь, явно не понимая, к чему Антон ведет, ведь не было никаких предпосылок к чему-то отрицательному, так что же могло случиться за такой короткий промежуток времени буквально в одну минуту? Антону вдруг стало стыдно сознаваться в том, что ему стало не по себе от того, как этот гараж напомнил ему склеп из того дня. Это ведь уже случилось, к чему ненужные переживания, и стоило ли вообще демонстрировать Ромке своё нестабильное поведение? Но почему-то не хотелось увиливать или отвечать всякую чушь, хотелось ответить правду. — Он очень похож на тот склеп. — Элькин который? — Рома понял это практически мгновенно. Или ему не требовалось понимать? Вдруг он понял причину ещё с самого начала и догадывался, почему у Антона на это такая реакция? — Тебе поэтому стремно стало? Антон кивнул, ещё раз оглядев гараж. Даже в тот момент, воспринимая многое хаотичным и странным образом, он не смог не заметить, как посерьёзнел Ромка, завидев его растерянный вид и поняв, что именно он стал катализатором события, в результате которого Антон сейчас стоит, как каменное изваяние. — Я не то чтобы подставы теперь жду, — Антон немного улыбнулся, — Но почему-то… — он себя оглядел, слегка отряхиваясь, чтобы движения не выглядели слишком дергаными и нервными, — Сдвинуться даже не могу. Рома стоял, какое-то время глядя на него, и Антон мог все, что угодно, поставить на кон, но тот о чем-то размышлял, как пить дать. По одному только взгляду можно было понять, что у Ромки в голове запустился какой-то анализ, поэтому его глаза немного подернулись поволокой, точно на эти несколько секунд он канул в свои раздумья. Но и вынырнул он очень быстро, судя по тому, как он внезапно вскинулся, высунув руки из карманов, а затем вновь двинулся к назначенной цели. — На самом деле не такой уж он и страшный, — заверил его Ромка, приближаясь к гаражу и открывая дверь, — Внутри по крайней мере никакой лестницы сраной нет, — он зашел внутрь, полностью скрывшись во тьме, и Антону стало и вовсе не по себе. — Эй, — протянул он, оглядываясь по сторонам, — А чего ты меня одного тут оставил? — Иди сюда давай, — донеслось из гаража, но Антон сглотнул, почему-то напрягшись от того, что свет не загорается, а один лишь Ромкин голос не был достаточно весомым для того, чтобы действительно пойти в гараж добровольно. — Не хочу, — буркнул Антон, но все же сделал несколько шагов к гаражу банально для того, чтобы не стоять одному между ним и домом и иметь возможность хотя бы говорить с Ромой. Он резко дернулся назад, издав невнятный звук, когда Рома показался из-за темноты. Вначале его лицо выглядело недоумевающим, потому что он не понимал, куда делся Антон, но как только он увидел его реакцию на собственное появление, то понял, что тому было действительно не по себе. Рома вздохнул, на минуту прикрыв глаза, но когда его взор вновь обратился к Антону, то он, как ни странно, улыбнулся. Обычно Антон так улыбался Оле, которая боялась монстров под кроватью и просила его на всякий случай там проверить. И было в этой улыбке что-то веселое, снисходительное, но и располагающее к себе одновременно. Так что Антон, волей-неволей, но немного расслабился. — Не бойся, — протянул Ромка чуть ли не тепло, а затем потянулся, судя по всему, к выключателю. Щелчок — и тьма вмиг рассеялась от яркого, теплого света внутри, от которого Антону вмиг стало спокойнее. Он, немного помявшись, все же прошел вперед достаточно далеко, чтобы стоять уже в дверном проеме, наблюдая, как Ромка шарится внутри. Само помещение было чуть ли не крошечным. Внутри стены были вымощены стареньким, уже выцветшим кирпичом, а лампочка, горевшая сверху, на потолке, делала все это по-ностальгически уютным. Около стены был клетчатый, немного драный диван. Рядом с ним — ящик с инструментами, с другой стороны — полка с книгами и какими-то журналами. У дальней стены был виден стол, на котором было немного инструментов, деревянная дощечка и настольная лампа, которая была выключена. Создавалось впечатление, что здесь проводили время совсем недавно. — Мы иногда сюда захаживаем, — добавил Ромка, вытащив шампуры, скрепленные друг с другом тканью и передал их Антону, — На, возьми. Иногда мы здесь сидели с Бяшей и ждали Полину, пока она дела свои дома не закончит, — он вернулся к поиску розжига. — А почему здесь, а не дома? — поинтересовался Антон, поворачивая голову в сторону двора. — Потому что когда слушаешь, как она на своей скрипке в сорок пятый раз одно и то же играет, ебу дать можно, — Рому аж самого передернуло, а Антон слегка улыбнулся, — Поэтому мы тут и зависали, Бяша на дереве выжигал, а я… Хуйней всякой маялся, короче. О, нашел, — выцепив взглядом розжиг в одном из ящиков, — Пошли. И выглядел при этом он таким непринужденным, что его, казалось бы, никак не затронула та ситуация, что Антона напряг этот гараж. Однако по движениям его тела читалось, что это не так. В том, как Рома оборачивался, чтобы знать, где находится Антон, в его внимательном, ищущем взгляде, которым он на самом-то деле сканировал окружающую обстановку, чтобы понять, достигло ли напряжение Антона максимальной точки кипения. И, что самое главное — это интонация голоса, куда более осторожная и вкрадчивая, чем обычно и факт того, что при всем этом Рома старался выглядеть так, будто ничего особого не происходило, чтобы и сам Антон не брал это в голову. И он был бы полным мудаком, если бы стал уличать Ромку в этом. Напротив, он почувствовал, что преисполнен чувством небывалой благодарности. — Хорошо, — Антон послушно кивнул головой и, как только раздался щелчок выключателя, а дверь за ними захлопнулась, почувствовал себя так, будто бы какая-то часть его страхов осталась там, в этом гараже, погребенная вместе с сомнениями о том, стоило ли ждать от Ромы какой-либо опасности или нет. Не стоило. Действительно не стоило.***
— Да махаю я, махаю, — пропыхтел Антон, стоя над мангалом и чувствуя, как жар, поднимающийся от углей, слегка опаляет его щеки. Они стояли во дворе, позади дома, и Антон чувствовал себя язычником, который пытается призвать удар молнии: глупо и смешно. Рядом с мангалом стояла пара раскладных стульчиков, и Антон все никак не мог дождаться того момента, когда он сможет, наконец, присесть на один из них и передохнуть. — Посильнее маши, мангал так просто не разогреется, — курировал его Рома, ходя из стороны в сторону. Антон активно размахивал рукой с веером, чувствуя, как от этих подвижных телодвижений он потихоньку начинает согреваться даже в зимний день. Однако его достаточно сильно удручал тот факт, что от углей метались вверх всего лишь пара искорок, как бы сильно он не старался размахивать этим несчастным веером. — А почему мы не можем просто добавить ещё розжига? — ненавязчиво поинтересовался Антон в надежде на то, что Рома просто упустил такую важную деталь, но тот оставался непреклонным: — Потому что для слабаков розжиг, — Ромка скрестил руки на груди, а потом подметил, — Да и тем более нехер на открытом огне мясо жарить, испортишь все. — Мы так и так его испортим, — бурчание не осталось незамеченным и тут же получило ответ: — А? — раздраженно протянул Ромка, завязывая мешок с углями. — Ничего… — Антон вздохнул. — То-то же, маши давай, пока тебя самого не захерачили на шампуре. — Ну, давай хотя бы немного розжига плеснем, а потом пускай стихает, — Антон посмотрел на Рому просящим взглядом, — У меня рука отвалится столько махать, серьёзно. Тот долго смотрел на него испытующим взглядом, а потом вздохнул, сняв свои перчатки. — Хер с тобой, — он кинул Антону бутылку с розжигом, а затем встал напротив него, уперев руки в бока, — Но подождать придется. — Ничего страшного, — заверил его Антон, откручивая крышку от бутылки и приготавливаясь заливать розжиг в пламя. — Аккуратно лей, потому что если рожу себе спалишь — я не виноват, — предупредил его Ромка. — Хорошо-хорошо, — уж что-что — но с розжигом Антон обращаться хотя бы умел, поэтому залил он его действительно осторожно, наблюдая, как пламя потихоньку разгорается, — Вот та-ак, это тебе не с веером часами махать и плясать у углей, как абориген у костра… — Так правильнее, — вскинул указательный палец Ромка, притом тон его прозвучал так… назидательно и занудно, что в тот момент он едва казался на себя похожим: — Обязательно напиши об этом в первой главе своей книги «Как не по-слабачьи жарить мясо». Я с этим потом ознакомлюсь, — Антон присел на стульчик, выгнув выжидающе бровь и ожидая его реакции, — А пока я буду просто пользоваться розжигом, как нормальные люди. — Я не виноват, что тебе тяжко веером помахать! — Да чтоб там реально огонь появился, нужно было Зевса призвать, — фыркнул Антон, шевеля угли маленькой палочкой, — Так что перестань ворчать. — Я, блять, ещё не начинал… — Вот и не начинай, — подытожил Антон, с ухмылкой смотря, как Ромино лицо, на которое огонь отбрасывал неясный свет, искажается в гримасе возмущения: — Пизды получишь. — У меня розжиг, — Антон повертел перед ним бутылкой, корча ему рожи с противоположной стороны мангала, — Так что ты должен быть аккуратнее со словами… Рома едва ли не поперхнулся от возмущения: — Ты мне че, угрожать на моем поле вздумал?! — Ни в коем случае. Но если тебя переклинит, то я буду вынужден защищаться. — Моя мать от тебя мокрого места не оставит. — Прячешься за неё? — Просто предупреждаю. — Пустые угрозы. Я ей нравлюсь гораздо больше, чем её сынок. — Зарываешься, — усмехнувшись, произнес Ромка, а затем присел на соседний раскладной стул, — Она об этом пожалеет, когда увидит, как дохло ты разжигаешь мангал. — Тебе что, придраться не к чему? — Пока что это самое, блять, стремное, что я видел в своей жизни. — Врешь, — фыркнул Антон. — Да нахер надо, — Ромка фыркнул от смеха, а потом раздраженно покосился в сторону дома, — Блять, куда их занесло? — Ну, задерживаются, с кем не бывает, — Антон пожал плечами. — Да чет долго уже. Полина вообще давно уже прийти должна была. Прикемарила, может? Она ж весь день по дому порхает, заебалась, поди. Антон прыснул: — Сомневаюсь. Антон подбоченился, нахохлился, как воробей, сидящий на кусачем зимнем морозе. На самом деле, тот факт, что пока никто не приходил, только играл ему на руку. Потому что его интерес понемногу перевешивал чашу весов, плавно переходя даже этические грани, раз уж ему было даже в радость, если Полина с Бяшей задерживались. Интерес был сильнее, поскольку кое-что Антон замечал неоднократно, и с каждым новым разом это было все заметнее, все менее скрытно. И связано это было непосредственно с Ромкой. С самого гаража… Нет, возможно, с самого начала празднования у Полины дома, было видно, что Рома хотел что-то сказать. Или по крайней мере он создавал такое впечатление. А вот начиная с эпизода с гаражом это обострилось ещё сильнее, точно Антон неосторожным движением нажал на какой-то рычаг, тем самым сменив русло диалога в иную сторону. И хоть привычная язвительная манера речи никуда не делась, сквозь неё все равно читалось нечто другое. Другое, что Рома пока что не решался высказать в силу, может быть, своей неуверенности, в его неверие в достоверность сказанного… Причины могли быть самые разнообразные, но, возможно, все было куда проще, и это просто Антон придумал себе не того, что следует. — А нам мясо не пора нести? — поинтересовался он у Ромы, и тот ответил не сразу, все ещё глядя задумчиво в огонь, постепенно затихающий: — Пока нет ещё. Горит нормально, мясо уже, поди, Бяша из дома вынесет. — Хорошо, — Антон кивнул, и Рома, судя по всему, поняв, что разговор может прерваться немного неловкой тишиной, все же заставил себя начать, подходя, похоже, издалека: — А ты чего, темноты боишься? — Нет, — Антон ответил очень быстро и сам удивился тому, что он, кажется, даже ждал этого вопроса. Он поспешил продолжить, чтобы не обрывать диалог, в формате которого им следовало поговорить уже давно, начиная ещё с панической атаки: не убегая, не скрываясь, открыто и спокойно, — Я боюсь всякой дряни, которая может быть в темноте. — Серьёзно? — Рома скептически приподнял бровь. — А похоже, что я шучу? — в тон ответил ему Антон, — Я действительно боюсь такой темноты, когда ничего не видишь, но тебе страшно, что вот-вот какая-то хрень схватит тебя за руку. Разве ты ничего не боишься? — Боюсь. — Чего, например? — Шибко ты любопытный, — закатил глаза Ромка, но видя, что Антон не отступает в своем намерении, вздохнул. Антон, чтобы подтолкнуть его, забросил наживку: — Ты сам про страхи заговорил. И Рома схватил эту наживку, не задумываясь: — Про свои страхи я не начинал распёздывать, не гони. — Так ты просто расскажи, раз уж речь об этом зашла, — Антон подобрался, прикрывая глаза от приятного тепла, исходящего от мангала. — Ну, — Рома нахмурился, скрестив руки на груди, — По поводу всякой стремной херни в темноте ты правильно-то сказал… — Ты этого боишься? — спросил Антон с неверием в голосе, которое читалось так явно, что этим он смутил Рому: — Я ненавижу всякие фильмы. Страшные, которые, блять, — сказал Ромка, — Вот нахуя люди себе придумали мозг ебать всякой стремной херней, чтоб потом самим бояться. Я даже посрать нормально не могу сходить, потому что в темноте постоянно думать начинаешь про хуйню эту. — У меня то же самое, — давясь смехом, произнес Антон, — А ты попробуй пожить с Олей. Она постоянно такого боится, а мне образ держать надо, у меня ж статус. — Ну, это вообще пиздец, здесь обсираться вообще нельзя, — подытожил Ромка, усмехаясь, — Уж она-то если увидит, что ты стремаешься, то все проебано. — Именно, — фыркнул Антон от смеха, а потом вернулся к изначальной теме, — Так, получается, это единственный твой страх? — Ну, нет, че сразу единственный… — Ромка призадумался, а Антон наблюдал за этим чуть ли не с трепетанием сердца, поскольку это было так странно и необычно — видеть, как человек, которого чуть меньше месяца назад ты без угрызений совести мог назвать своим врагом и кинуться в драку с ним, сознается в своих страхах и переживаниях, при этом не боясь быть осужденным или осмеянным, — Ещё я боюсь ебу на старости лет дать. — Потерять рассудок, ты имеешь в виду? — поинтересовался Антон и, получив утвердительный кивок, с пылом согласился, — Меня тоже это очень пугает. Особенно то, что я этого даже не пойму. — Вот да. Все типа боятся постареть, ля-ля, потерянная молодость, здоровье… Хуйня это все, на самом деле. Хуже всего стать ебнутым. А ещё хуже, когда другие за это отвечают. Убирают за тобой твое говно, слушают маразм твой. То, каким внезапно серьёзным стал Рома, описывая всю эту ситуацию, действительно затронуло Антона. Он никогда прежде до этого не говорил с Ромой о настолько глубинных вещах, как страхи, потеря рассудка, смысл жизни… Как ни странно Антону самому себе в этом признаваться, но Рома какое-то время назад казался абсолютно неподходящим собеседником для такой темы. И Антон действительно мыслил слишком однобоко в тот момент, ведь как он мог так думать? Казалось, что Ромка как Ромка, грубиян и разгильдяй, которому лишь бы покидаться камнями в ровную гладь воды. Но Рома был глубже, сложнее, чем выглядел снаружи. Со своим опытом в жизни, со своими ценностями и приоритетами, он в своем мировоззрении казался Антону даже мудрее его самого, особенно в некоторых вещах. И его лицо в бликах огня вызывало чувство как и умиротворения, так и какой-то глухой тоски, свербящей под сердцем, потому что казалось, что внутри Ромы много боли, которая плещется в глубине его глаз, в скованности некоторых движений и в зажатой интонации голоса, когда он говорил о старости, до которой так и не смог добраться его отец. И это действительно резало. — Ты когда-нибудь это видел? — поинтересовался Антон сипло. Рома покачал головой. Он выглядел каким-то разбитым в этот момент: — Я своих стариков не знал, они умерли до того, как я родился. Но мне мать рассказывала, как это происходит. Антон кивнул с пониманием: — У моей бабушки была деменция, она потом потеряла разум. Ну, она не кричала, не ругалась… Но было жутко, потому что… — Антон сглотнул, — Она каждый день забывала, как меня зовут и кто я такой. И от этого было… больно. Рома вздохнул. Какое-то время они провели в молчании, а потом Рома все же решился поднять на него взгляд и тихо произнести: — Петров… Тоха, — Антон поднял на него растерянный взгляд, как будто не сразу поверил своим ушам. Тоха. До чего непривычно, странно, но дико приятно звучало это обращение. Вроде не новое, Антон и слышал его прежде, но в свой адрес и тем более от Ромки — впервые. И Антон был уверен, что действительно услышал в голове хруст, с которым ломалась вся дамба недоверия, злости или непонимания, которая была возведена между ним и Ромкой. И внутри будто распустились цветы, когда Антон осознал, сколько искреннего, доброго и теплого может скрываться за пределами холодного отчуждения. Ромка выглядел крайне уязвимым, поэтому было очень страшно спугнуть его в тот момент, когда он, казалось бы, решился на что-то. Антон старался ничем не выдать своего изумления, поэтому просто посмотрел на него выжидающе, но стараясь не давить на Ромку своим молчанием. А сделать это было очень сложно, потому что на то, чтобы сказать следующую фразу, Ромке понадобилось чуть больше нескольких секунд. Он вздохнул, повел плечом, а потом, точно решившись, как решается пловец перед прыжком с вышки, посмотрел Антону в глаза и произнес: — Ты прости меня за… Ну, за всю херню, что случилась, — несмотря на то, что Рома извинялся немного неловко, несуразно или скомкано, Антон был просто преисполнен эмоциями. Никогда в жизни он не испытывал столько чувств, просто получая от кого-то извинения, ведь в их с Ромкой случае это был гигантский шаг в сторону настоящей дружбы. — Жалко на самом деле пиздец, — продолжил Рома, отводя взгляд в сторону, — Что мы познакомились именно так. Наверное, если бы я херней не страдал, ну… Было бы по-другому. По крайней мере, в склеп бы, блять, никто не падал. Антон слегка рассмеялся, полный внутреннего трепета от того, как ему хотелось возопить на весь мир. И его, на самом деле, так сильно растрогало извинение Ромки, что он почти что почувствовал подступающие слезы, ведь он даже в самых смелых своих представлениях не мог вообразить такого себе, что Ромка действительно раскается за то, через что им с Антоном пришлось пройти. И это просто вдребезги разламывало то, о чем Антон думал ещё в тот день, на лыжне. Дружба не просто маловероятна. Она невозможна. Возможна. Ещё как. — Ну, — Антон по-доброму усмехнулся, поправляя очки, — Зато вспоминать будет чего. Как ты ко мне с брусникой приперся, я-то уж точно не забуду. Рома слегка засмеялся, утирая кончик носа, а потом протянул: — Да-а, действительно есть, че вспомнить… — Но я не в обиде, — произнес Антон, распрямившись. Из дома раздались веселые выкрики: судя по всему, тетя Аня сходу придумала очередной тост, — Но, по правде говоря, я вообще не ждал, что ты извинишься передо мной… Я не думал даже… — Да я тоже не думал… — Ромка, вздохнув, отвел взгляд в сторону, — А потом я увидел, как ты со склепом этим… — Да это просто на секунду переклинило, — попытался вставить свои три копейки Антон, но было бессмысленно: — …Психанул, и тогда реально херово стало. Я просто понял, что тогда реально натворил много херни. Антон замолчал, слушая его. Откровение Ромки напоминало почти что исповедь, и он был готов взять на себя ответственность выслушать это: — Или когда в лесу ты от ножика моего шуганулся. Не смотри на меня так, мне похуй, на секунду это или на две. У тебя, если приглядеться, до сих пор этот порез увидеть можно. А я так спокойно всю эту херню делал… Знаешь, — Антон прислушался, — Ты мне в первые дни… напоминал кое-кого. Прям очень был похож. Тоже весь такой… интеллигент, хлыщ и франт ебаный, — Антон подобрался, потому что Ромина интонация вдруг с надломленной превратилась в какую-то обрывистую, точно он сплевывал эти слова в адрес кого-то, — Раньше он был мой друг, а потом оказался полной мразью. Я не собираюсь сейчас белить себе жопу и говорить, что это он во всем виноват. Нет, я-то еблан. И еблан потому, что мне показалось, что ты абсолютно, блять, такой же. Антон, неловко потупив взгляд, посмотрел на свои нервно сцепленные в замок руки. Казалось, что он становится свидетелем того, о чем ему изначально не стоило бы знать: — Но я сглупил, это вообще не так, — Ромка поднял на него взгляд, — Ты за базар свой отвечал. Всегда, — припечатал он, — Ты не пиздабол и тебе нихера не интересно, кто про кого че пиздит. Ты вроде умный до пизды, но иногда как три копейки простой… И знаешь что? — Ромка внезапно улыбнулся, — Ты вообще на него не похож. И мудилой оказался я. Антон сглотнул. Собственные эмоции контролировать становилось все сложнее, они просто бурлили через край, и ему понадобилось немало усилий, чтобы сохранить голос спокойным, когда он спросил: — А когда ты… Ну… Пожалел о том, что все так случилось? Ромка слегка призадумался, но ответил скоро, и голос его был тихим, словно он сам немного взволнован тем, что говорит: — Наверное, на лыжне. Когда ты в больницу слег. Или когда тебя паничка ебнула… Я тогда подумал, что ты вообще сломался. Антон поджал губы и опустил взгляд. Да, он и сам эти хреновые дни вспоминает с содроганием. Ромка был прав. Антон в тот момент, когда переживал это все, реально был уверен, что сломался. — Я тоже так думал… — негромко произнес Антон, — Ну… Мне так казалось, по крайней мере. Тогда все действительно было плохо, — он посмотрел на Ромку и улыбнулся, — Но мы же выкарабкались. Так что знаешь, — он слегка наклонился вперед, стараясь перевести фокус Роминого внимания на себя полностью, — Я не в обиде на тебя. Кроме момента со склепом. Разбитый подбородок мне тогда был очень некстати, и этого я простить не смогу, — Рома фыркнул от смеха, и Антон продолжил дальше уже более вкрадчиво, как только приступ веселья сошёл, — Знаешь… Ты меня тоже прости. Я себя вел не лучше. Шантажировал тебя, провоцировал… — Завали ебало, тебе даже извиняться-то не за что, — Рома закатил глаза, а потом вскинул указательный палец, — Я, кстати, уже тогда охуел. Подумал, что до шантажа уж я-то блять точно не додумался. А ты сделал все так, чтобы до драки не дошло. А это пиздецки умно было, между прочим. — Даже не знаю, что на это ответить. — Антон улыбнулся чуть ли не смущенно. Ромка посмотрел на него со скепсисом, а потом на его губах появилась усмешка: — Ой, вот, блять, даже не знаю. Спасибо, например. — О, ты прав, — Антон осекся, а затем, стряхнув со своих плеч воображаемые пылинки, обратившись к Ромке, — Спасибо, — произнеся это уж очень театрально, да ещё и отвесив шуточный поклон, он улыбнулся ему, и Рома отзеркалил выражение его лица, изогнув губы в ответной улыбке. — Пожалуйста, ебать, — протянул тот довольно, шевельнув угли палочкой. Антон не сразу понял, что случилось дальше. На осознание ему потребовалось доли секунд, но он так или иначе пришёл в полнейшее замешательство, когда услышал позади себя щелчок. — Получилось! А за ним и радостный визг Полины, которая прыгала на одном месте. На секунду он впал в замешательство. Могла ли она услышать их разговор? Вряд ли, в конце концов, она выглядела больше счастливой, чем расстроганной. А приглядевшись, Антон все же понял. Она стояла здесь не больше минуты, скорее всего. И стояла-то, что самое важное, с фотокамерой в руках. Рома, судя по его лицу, тоже пребывал в ступоре, и ему явно потребовалось некоторое время, чтобы понять, что вообще происходит. — Полин? — как-то недоверчиво протянул он, а та, перестав прыгать, посмотрела на них обоих сияющими глазами: — Я фотоаппарат искала дома… А потом к вам вышла, а вы сидите тут, у огня… Ну так атмосферно! — она это практически пропищала, — И фото какое хорошее получилось! — Ну-ка покажи, — произнес, прищурившись, Ромка, глядя на то, как Полина радостно смотрит на фотоаппарат. — Ага, вот уж дудки! — ревниво прижав к себе устройство, она показала Роме язык, а затем усмехнулась, — Пока не будет настоящих фотографий — вы их не увидите. — Ой, ну ты прям интриганка, — в тон ей проворковал Антон, отчего она только улыбнулась, — Я надеюсь, что фотографии у тебя появятся скоро, а то ты нехорошо поступила — сбросила тут информацию, а мы это фото потом никогда в жизни не увидим. — Увидите, конечно! — Полина выглядела чуть ли не возмущенной тем, что Антон даже посмел подумать про то, что она оставит их без фотографии. — Верим, — кивнул Ромка, отчего она хитро посмотрела на него. Как раз в тот момент дверь дома распахнулась, выпустив оттуда Бяшу, который шел вперед с большим казаном, накрытым полотенцем. — Я заебался тащить это, на! Его окрик пронесся над двором, и Антон взорвался смехом, глядя на то, как несуразно и неуклюже выглядел Бяша, ковыляя к ним с казаном, который он держал в своих руках, при этом стараясь ещё и заглядывать вперед него, чтобы не навернуться на ближайшей кочке. — Неси сюда мясо давай, кормилец! — весело крикнул ему Ромка, который как раз подготовил первую пару шампуров, а вторую передал Антону, — Так, хватай, щас мясо нанизывать будем… — Ага, давай… — Антон схватился за них, а Бяша поставил казан рядом с мангалом, и сам перехватил ещё два шампура из рук Ромки. — Пиздецки этот казан тяжелый, — подытожил Бяша, отряхиваясь и снимая с него полотенце, — Ты чето расстарался прям, — обратился он уже к Ромке, — Мяса там, блять, на неделю хватит, на. — На это и расчет, — ответил ему Ромка. — Давайте я помогу! — предложила Полина, убрав фотоаппарат в карман куртки, но Рома качнул головой: — Порежешься, мы сами сделаем, — затем, взяв кусочек мяса, маринованного и даже в сыром виде выглядящим аппетитно, поинтересовался, — Кстати, ты огни-то принесла? — Конечно! — она утвердительно кивнула и тут же продемонстрировала им палочки, поиграв бровями, — Сейчас здесь все спалим! — Во дает, на, — удивленно усмехнулся Бяша, — Походу ты стопку хапнула, пока огни несла? — Ничего подобного, — Полина, важно фыркнув, все же не сдержала хитрой улыбки, — Я хапнула две. Над компанией пронесся удивленный гул, а Рома засмеялся: — Вот и прошла посвят. — А ты что думал? — Полина, уперев руки в бока, тряхнула волосами в жесте, полном напускного высокомерия, — Я ещё фору вам дам. Ну, мне так деда по крайней мере сказал, — уже скромнее добавила она. — Не соврет, — хмыкнул Антон, переглядываясь с Ромой и Бяшей, и все трое хмыкнули. Когда мясо было нанизано на шампуры и затем аккуратно поставлено на мангал, где его время от времени аккуратно проворачивал Ромка, Полина, опомнившись, отдала им по палочке бенгальских огней и быстро побежала в дом, крикнув «Сейчас! Никуда не идите! Не поджигайте огни!». — А куда она? — непонимающе произнес Антон. — Бухать, походу, — Бяша усмехнулся, вытирая руки, — Да ща придет, может, забыла че… Как раз в этот момент Антон услышал, как хлопнула входная дверь и на задний двор забежала Полина, с бокалами и с… бутылкой шампанского, хоть и открытой, но появление алкоголя явно взбодрило всех. — Ого! Это ж ты откуда спиздила? — поинтересовался Ромка, принимая из её рук бокал. — Тетя Аня поделилась со мной очень великодушно, — Полина засмеялась, передав Бяше и Антону их фужеры, — Они с дедом там веселятся покруче нас, так что раз нас пожалели… — Короче, у нас своя вечеринка, на, — произнес Бяша, — Полинка, — он кивнул ей, засунул руку в карман, а затем вытащил оттуда зажигалку и протянул ей, — Ты подожги пока, а я разолью по стаканам… — О, давай, — Полина, недолго думая, взяла зажигалку из его рук. Щелчок — и в основании зажигалки появился крошечный огонек, к которому Полина, затаившая дыхание, поднесла кончик бенгальского огня. — Э-э, мне много не лей, я не смогу все выпить, — попытался предупредить Антон Бяшу, но тот, приподняв брови, протянул: — Ой, да харе яйки мять, на, до дна! И залил Антону почти полный бокал. Ромка бессовестно заржал: — Сейчас ты бухой валяться будешь, Петров, — съязвил он. — Нихера, — попытался оправдаться Антон, — От бокала шампанского меня не разнесет. Вон, Полина две стопки выпила — и ничего. — Поверь, это только первые десять минут, — Ромка ухмыльнулся, и Антону от его выражения лица стало как-то щекотливо волнительно. Он успел только понадеяться на то, что его действительно не будут волочить в дом, как мешок с картошкой, прежде чем Ромка разразился ругательствами: — Ебаный сыр, ты мне куда столько льешь? Он опомнился от своих мыслей, которые на милисекунду успели шагнуть в сторону немного тревожных. И в тот же момент они растаяли, как приземляющиеся на землю снежинки. И Антон расхохотался в голос, увидев, что бокал Ромки наполнен едва ли меньше, чем его собственный: — А нехер запугивать, на, — фыркнул Бяша, — Щас это ты у нас увидишь небо в алмазах. — Хуй тебе, — Рома вскинул средний палец, — Вот меня-то уж точно… — Попизди мне тут, ты шампанское вообще не вывозишь, я посмотрю ещё, на, кого в дом волочить будут. — Ну, ты, блять… — ТИШИНА! — все подорвались на месте от рявканья Полины, у которой все-таки получилось разжечь бенгальский огонь, и он взорвался снопом искр прямо над Роминой головой: — Сука-а! — завопил он, нагибаясь, — Убери, ты ж меня, блять, щас спалишь! — Ничего-о! — пророкотала Полина, хватая его руку с бенгальским огнем, которой он безуспешно пытался укрыться, и поднося её к собственной, в которой был зажат её уже горящий огонь, — Давай-ка… Ромин бенгальский огонек точно так же взорвался снопом искр, и он, все ещё защищая голову одной рукой, поднес его к Антону, крикнув сквозь радостные выкрики Полины и Бяши: — Давай, поджигайся! Антон, чувствуя, как его душит смех и неудержимое чувство веселья, поднес свою палочку к горящему в темноте комочку света, и когда искры заметались и в его руке, то почувствовал чуть ли неудержимое счастье: — Все, получилось! — Полина оленем скакала вокруг них со своим бокалом шампанского. — Давай, иди сюда, харе возле мангала метаться! — крикнул ей Бяша, и она, подбежав к ним, пихнула плечом Бяшу и, радостно улыбнувшись, крикнула: — Ну что, ребята?! С НОВЫМ ГОДОМ! Крики разнеслись над двором, и Антон почувствовал себя, точно феникс, который возрождается из гигантской вспышки пламени, которую так ему напомнили горящие бенгальские огни. И сколько же замечательного успело случиться за все это время. Их перемирие с Ромкой, переход, теперь уже действительно к дружбе, праздник, который Антон провел просто замечательно, круг людей, каждому из которых Антон был рад. А впереди его ждала ещё и поездка с классом, поход с Полиной на коньки и ещё очень, очень много хорошего... И, видя лица остальных, Полинино, Бяшино и Ромино, которые в ярком свете летящих во все стороны теплых искр, выглядели неумолимо счастливыми, по-детски ошеломленными и бесконечно радостными, он и сам ощутил, как его душа отправляется в полет, и в нем забурлила, опьяняя и без шампанского, невероятная любовь к миру. Беззаветная и огромная в своей силе. — С Новым годом! — произнес он во всю мощь своих легких и поднес свой бокал к остальным, внимая звону, радостному смеху и крикам. С Новым годом.