***
Если дальнейшая прогулка продолжалась в достаточно мирной и приятной обстановке, то с приходом на пруд началась самая, что ни на есть, суета. Вообще, само место выглядело очень красиво. Оно не было полностью залито палящим солнцем, но и непроглядной тьмы там не наблюдалось, поэтому лучи не слепили глаза. А вокруг пруда, по размерам больше напоминавшего озеро, в ряд выстраивались деревья, ветви которых были покрыты толстым слоем снега, из-за чего атмосфера делалась ещё более сказочной, отчего Антон даже какое-то время продолжал на все это заглядываться. Понятное дело, не одни они додумались на зимних каникулах пойти покататься, но, к счастью, народу было не так много. Скорее всего, самый большой наплыв был именно первого и второго числа. Сегодня же на пруду было человек десять помимо их самих, и Антона это вполне устраивало. Не то, чтобы ему хотелось позориться на весь поселок, но зато такое количество людей будет идеальным, чтобы отвлечь внимание друзей с его плохого катания на остальных посетителей пруда. С этими позитивными мыслями Антон вместе с остальными подошли к ближайшему ко льду дереву и, поставив туда свои рюкзаки, принялись собираться. И если Оля и Бяша, в своих великолепных штанах, спокойно уселись на снег и принялись шнуровать коньки, то вот Антон, Полина и Ромка скакали, как туземцы вокруг костра, в попытке нацепить коньки то на одну ногу, то на другую. Полина начала истерично смеяться, когда её только-только появившееся равновесие начало стремительно угасать, и она задергалась, в попытке не упасть. Из-за этого Ромка заржал, едва сам не полетев в снег, из-за чего непривычно высоко для самого себя вскрикнул: — Харе смешить меня! — Я не специально! — сквозь смех произнесла Полина. Антон, которого их потуги смешили не меньше, все же смог справиться со своими коньками, и, разогнувшись, с наслаждением выпрямил спину, потянувшись всем телом. — Тоша! — внезапно раздалось жалобное и вместе с тем раздраженное. — Что такое? — не раскрывая глаз, произнес он. — Помоги мне, пожалуйста, я уже не могу! Антон, изначально не понимавший, в чем дело, сразу сделал выводы, как только посмотрел на ноги сестры. — Так, подожди, ты как зашнуровала… — Антон, застыв, шокированно уставился на Олины коньки. — Хрена себе, — Ромка присвистнул, а потом обратился к Оле, — Ты че, морские узлы вяжешь? — он заржал, а потом получил отрезвляющий тычок в бок от Полины, которая сурово произнесла, строго глядя на него: — А ну не смейся над ней. — Да, не смейся надо мной! — тут же ощетинилась Оля, пока Антон пытался распутать все это безобразие, в которое превратились её шнурки, — Я же не специально. — Ну ладно, ладно, каюсь, — Ромка шутливо поклонился, а потом, оглянувшись, произнес уже более задумчиво, — А где подружки твои? — Скоро придут, мы договорились на пруду встретиться, — Оля пожала плечами, пока Антон согнулся над её коньками в три погибели. — Уф, — он выдохнул, наконец, распутав этот адский ком из шнурков и, наконец-то, принялся за дело, — Все, чуть-чуть осталось. — Хорошо, — смиренно произнесла Оля, а Ромка, прищурившись, произнес: — Давай-давай, Петров, солнце ещё высоко, работай! — За собой последи! — Антон закатил глаза и, не будь бы Оли рядом, стопроцентно показал бы Ромке средний палец, — Сам на своих коньках скачешь, как безумный лось. Оля громко засмеялась, а Ромка, пойманный в эту ловушку, изначально растерялся, а потом гордо вскинул нос, скрестив руки на груди: — Мы все трое скакали, между прочим! Не надо вот тут делать, типа ты такой спокойный стоял. — А я и не делаю. Просто над тобой пошутил. — Хреновый из тебя шутник. — Из тебя не лучше, — Антон, наконец, закончив, подытожил, — Так, готово. Не знаю, как ты умудрилась так все завязать, но хоть нормально тебе все сделал. — Спасибо большое, — Оля радостно подскочила и, чуть приглядевшись, увидела, как с другой стороны пруда с тропинки выходят ещё пара человек, — Девочки! — она громко крикнула, замахав им руками, — Приве-ет! — Оля! — послышались радостные крики оттуда. Оля, развернувшись к Антону, вопросительно посмотрела на него, и тот, усмехнувшись, слегка потрепал её по голове, а после поправил шапку, ласково произнеся: — Да можно, можно. На лед вставай и к ним поезжай, они все равно пока только коньки надевают. — Хорошо! — Оля, которая буквально лучилась счастьем, крепко обняла его и лихо двинулась ко льду. — Ну все, — Бяша усмехнулся, — Бросила тебя твоя напарница, на, Тоха. — Ой, мы заранее договорились, что она со своими подружками кататься будет, — отмахнулся несерьёзно Антон, наблюдая за тем, как Оля, слегка неуверенно встав на лед и чуть не навернувшись, все же сделала первые робкие движения и слегка неуклюже, но покатилась навстречу к своим подругам. — Если ты катаешься, как она, то это будет по-божески, — не удержался Ромка, будто бы не замечая тычков Полины, — Не, ну а че? Если мы сегодня лед расхуярим, все будут знать, по чьей это вине. — По твоей, — фыркнул Антон, — Если ты грохнешься на этот лед, то мы все провалимся к центру Земли. — Ой, да иди ты нахуй, — с уходом Оли Ромка позволил своему языку развязаться. — Я лучше на лед пойду, — губы Антона изогнулись в сардонической улыбке, и он, бросив взгляд на всех остальных, произнес с энтузиазмом, — Ну что, пошли? — Да, я уже зашнуровался, погнали, — распрямившись, произнес Бяша, с удовольствием размяв конечности, — В этом году лед вообще заебись. Хорошо прокатнемся. — Тогда идем! — радостно произнесла Полина и, подхватив Ромку и Антона, невольно вцепившегося в Бяшу, потащила их к пруду. Как только Антон встал на лед, ему показалось, что ничего необычного не происходит, и последние его воспоминания о катании на коньках таковыми являлись просто по причине того, что он был младше, а как следствие — хуже контролировал свое тело. Однако свою ошибку он понял, как только попытался сделать привычный для повседневной жизни шаг. Как только он занес ногу надо льдом, уже будучи уверенным, что все отлично, то услышал за своей спиной Ромкино растерянное: — Ты че де… Как только он шагнул, не успела его правая нога коснуться земли, как левая, по каким-то только ей одной понятным причинам, резко уехала вперед, и Антон обнаружил себя на том, что внезапно начал катиться. — Ой! — вскрикнул он и, точно каракатица, извернулся на месте несколько раз, силясь избежать падения. — Антон, — растерянно произнесла Полина, но не успела она к нему подъехать, чтобы придержать его и помочь, он, все же не удержав равновесия, грохнулся на лед, испустив болезненный выдох. Место, на которое он приземлился, а именно — его многострадальное седалище, вмиг отозвалось болью, от чего он неприязненно поморщился. Прежде, чем Антон успел хоть что-либо сказать, он услышал истерический хохот и, обернувшись, поймал взглядом согнувшегося пополам от смеха Ромку. Антон нахмурился: — Хер ли ты смеешься? — обиженно буркнул он, сев на колени и упираясь руками в лед, чтобы встать на ноги. Когда у него это получилось, он разогнулся, но, по правде говоря, слишком сильно, отчего его занесло назад, и он чуть не хлопнулся на задницу во второй раз, чем спровоцировал у Ромки новый приступ веселья, ещё более острый. — Ой, бля, — отсмеявшись, Ромка начал судорожно вздыхать, точно всхлипывая, — Ебать, ты как рак, нахуй… Как можно навернуться, даже когда ты метр не прокатился… — Не смешно, — проворчал Антон, потирая ушибленную пятую точку, — Это, вообще-то, реально больно. — Ой ты божечки, — Ромка закатил глаза, — Хватит уже скулить, ты че, единственный, кто на жопу падает? — Я посмотрю, как ты заорешь, когда так же навернешься, — мстительно бросил ему Антон, беря под руку подъехавшую к нему Полину, — Веди меня давай. — Ах, как мы обнаглели, — она ущипнула Антона за порозовевшую от холода щеку, а потом великодушно произнесла, — Так и быть, я позволю тебе за меня держаться. — Спасибо большое… — …Какое-то время. — Эй, что это значит? — испуганно произнес Антон, судорожно оглядываясь, когда понял, что Полина уже толкнулась зубчиком конька, и они уже заскользили по льду, — Стой, куда мы едем? — В ад, — злобно расхохоталась она. — Полина!***
Если Полина и шутила, что собирается его отпустить спустя какое-то время, то шутила она только вначале, потому что по прошествии первых десяти минут, Антон приноровился к специфике катания на коньках достаточно неплохо, чтобы по итогу расцепиться с Полиной. Рома был в основном рядом с ними, и то, как он держался на льду было… специфично. Он, подобно Антону, больше делал шаги, чем скользил по льду, однако выполнял он эти телодвижения просто уморительно. Он использовал три резких шага для разгона, точно пытался бежать, а потом скользил по инерции, смешно расправив руки. Антон старался именно скользить, как учила его Полина, «елочкой», однако слишком он опасался того, что перенеся вес на одну ногу, тут же разъедется в шпагате, разорвав к херам связки. Поэтому если вес он на ногу и переносил, то на долю секунды, а потом сразу же стремился оказаться на спасительной земле. Но самое смешное было то, что Полина заявленной ей же самой «елочке» не следовала. Она точно так же, как и Антон, заваливалась то вперед, то назад. Антон не был уверен, но раза три они с Полиной точно грохнулись парно, чем крайне рассмешили Ромку, который, зазевавшись, навернулся следом, прямиком на задницу. Краем глаза он старался следить за Олей, но этого даже особо и не требовалось: её заливистый смех и фразы, когда она с жаром что-либо заполошно рассказывала, разносились по всему пруду, так что Антон не сомневался, что время она проводит ничуть не хуже, чем он. Только вот так стремительно не пытается отбить колени и зад на этом катке. Антон, на самом деле, успел пожалеть, что счел болоньевые штаны чем-то неуместным, детским, глупым. Как они были нужны его саднящим ногам, которые он нещадно отбил ещё катаясь с Полиной, а добил уже окончательно, расцепившись с ней. Плюс ко всему от постоянных падений, ткань его штанов неслабо так намокла от пропитавшей её снежной стружки, порцию которой он получал каждый раз, стоило ему упасть. Так что по болонкам он затосковал уже спустя час этой бесконечной мантры, которая повторялась в одной последовательности: падение, нытье о том, как болят колени, неуклюжий подъем, продолжение катания, постепенное выравнивание, потом какой-то наворот, шатания и опять падения. Спустя полтора часа Антону стало немного легче ко всему этому приноровиться, но было все ещё тяжело. Единственными, кто, судя по всему, наслаждался этим по всем фронтам, были Оля и Бяша. И если у первой все скрашивали подружки и её более-менее сносные навыки катания на коньках, то Бяша держался на льду действительно лучше всех. Полина на самом деле не солгала. Антон частенько видел хоккеистов-конькобежцев, не слишком изящных, но очень быстрых и легких. Так вот, Бяша чем-то напоминал их. В целом, что верно, то верно. Он был немногим ниже Ромы и Антона, однако более жилистым, чем Антон, и более легким, чем Ромка, что делало его упругим, сильным, однако быстрым, как невесомое перышко. Даже несмотря на то, что болонки немного увеличивали самого Бяшу, это не мешало ему рассекать лед с завидной скоростью. — Вот пидор, — проворчал Ромка, провожая друга взглядом, а потом внезапно обратился к Антону, — Петров, вот кто тут на самом деле Плющенко. — И не говори, — выдохнул Антон, а потом прокряхтел чуть ли не по-старчески, — Я все себе отбил, что только можно. — Я тоже, — признался Ромка, пока они с Антоном скользили вдоль деревьев. Внезапно он вскрикнул, изогнулся всем телом и чуть было не рухнул, как мешок картошки, но успел движением тела вырваться вперед и внезапно вцепиться в рукав Антона, который возмущенно завопил: — Эй! Какого хера?! Отпусти меня! — Да подожди ты бля! — орал Рома, когда их обоих заносило то вправо, то влево. — Ты меня тащишь! Мы сейчас упадем! — Мы упадем, если ты будешь орать! — А-а! — Ёма! Глухой стук, который болью отдался в коленях, и Антон, болезненно зашипев, решился в кои-то веки приоткрыть глаза, увидев собственные руки, упирающиеся в лед. Колени, мало того что замерзшие от влажной, холодной ткани, ныли, как у глубокого старика. Антон страдальчески простонал: — Сука, как больно, — он, развернувшись в сторону так же шипящего Ромки, произнес, — Ты как, в порядке? — Нет, блять, кажется, я не в порядке, — раздраженно произнес Ромка, ощупывая пятую точку, — Мне копчик расхуярило. — Это ты виноват, что мы упали. — В каком месте?! — Нехер было налетать на меня, — буркнул Антон. — Я думал, что ты меня поддержишь! — Да меня б кто поддержал, — вздохнул Антон, а потом его вдруг проняло, и он зашелся в смехе, причем таком интенсивном, что практически лег на льду, утыкаясь лбом в скрещенные руки. До него донесся растерянный Ромкин голос: — Ты с концами сошел со своего ума четырехглазого? — Нет, — всхлипнул Антон, широко улыбаясь и глядя на Ромку, — Мне просто смешно стало. — И от чего, интересно? — Ромка, глядя на смеющегося Антона, и сам против воли ухмыльнулся. — То что мы… — Антон снова расхохотался, свистящим, задушенным смехом, — Я думал, сейчас кататься будем… А сами как два деда, блять, кряхтим. Один с коленями, второй — с копчиком… Ой, господи… Ромка и сам заржал, пихнув лежащего Антона: — Ой, да пошел нахуй. Я откуда знал, что мы на каждом углу будем наебываться. Ещё и с тобой на пару. — Походу, мы с тобой оба лохи, — вздохнул Антон, а Ромка, вскинув указательный палец, произнес: — Нихера. Полина тоже наебенилась двести раз. — А вот и неправда! — внезапно раздался возглас за их спинами, и они, вздрогнув, резко развернулись назад, удивленно посмотрев на саму Полину, которая стояла, уперев руки в бока. — А че это неправда? — Ромка фыркнул, — Я видел, как ты с Петровым грохнулась. — С Антоном-то да, но одна очень-очень мало! — вскинула она указательный палец. Ромка закатил глаза: — В любом случае, колени ты себе отбила не хуже нас, понятно тебе, старушка? — Че-его? Это кто тут от любого удара по копчику ноет, Пятифанов? — она, плавно подъехав к Ромке, слегка его пихнула, — Эй, ты че… Нет, Рома! — Ромка, подгадав удачный момент, схватил Полину за руку и повалил на лед вместе с собой и Антоном, не дав ей насладиться триумфальным моментом. Антон и Ромка зашлись в смехе, чуть ли не катаясь по льду от веселья, в то время как Полина разозлилась не на шутку: — Что вы ржете? — завопила она, убирая пальцами со своего лица копну нависших сверху от падения волос, — Я себе уже все ноги отбила! Придурки! — А говоришь, не падала, — хмыкнул Ромка, — Ну, и кто из нас теперь столетний хер? — Ты! — Полина, не оставшись в долгу, провела рукой в варежке по льду, собирая снежную стружку. Сделала она это так, будто бы задумалась, поэтому Ромка не придал всему происходящему какое-то особое значение. Это и было его ошибкой. С коварной ухмылкой Полина резко навалилась на него и вытряхнула весь снег Ромке за шиворот. Вопли разлетелись по всему озеру. — Ты че, ебу дала?! Че за хуйня, Полина?! — Ромка извивался не хуже ужа, в то время как Антон уже устал хохотать, поскольку боль в щеках и в животе становилась все острее. — Ой, я уже не могу… — задыхался Антон, утирая щеки локтем, — Мне кажется, у меня живот болеть будет от смеха. — У меня тоже, — сквозь хихиканье ответила ему Полина, глядя на то, как Ромка агрессивно встряхивает собственный капюшон в надежде на то, что снег волшебным образом исчезнет сам по себе. Ромка поморщился: — Су-ука, я чувствую, как он тает там, блять! — он практически прорычал Полине, — Ты за это ответишь! — Да-да, — ухмылка Полины становилась все шире. — Всем расскажу про твое навозное платье, поняла, засранка?! — Не расскажешь! — с улыбкой завопила Полина не хуже самого Ромки, — Это тайна! — Тайное тоже становится явным, моя дорогая! — закатил глаза Ромка. Брови Полины взметнулись вверх: — А с каких это пор ты вдруг так высокопарно заболтал? — С тех пор, как нахер отбил себе все колени и почувствовал себя дедом. Полина сочувственно улыбнулась: — Это да. Тут ещё лед неровный, ударяться вдвойне больно. — Это полная лажа! — почувствовав поддержку со стороны Полины, тут же возмущенно возопил Ромка. — Но это все равно весело, — Полина вскинула указательный палец, словно пыталась отмахнуться от всех Ромкиных попыток назвать это катание по пруду чем-то лажовым. — Да весело, пиздец, не спорю, — Ромка хмыкнул. — Короче, — Полина, взяв Антона за руку, помогла ему подняться, а затем скользнула к Ромке, протянув ему открытую ладонь, — Давайте все вместе кататься! — Чтобы разъебаться всем вместе на пруду? — хмыкает Ромка, но ладонь Полинину все же принимает, — Если я сегодня коньки отброшу, то за тобой приду. — Ты что — Элька? — подколол Антон, намекая на страшную историю, рассказанную Бяшей, а Ромка, прекрасно поняв отсылку, ухмыльнулся, обернувшись к нему: — Именно, буду к Полинке приходить по ночам. — Я окошки плотно закрою, — она засмеялась и, подхватив обоих, и Антона, и Ромку, под руки, аккуратно заскользила с ними вдоль границ пруда. — Бля, Полин, это немного… — взволнованно произнес Ромка, вцепившись в неё, как в спасательный круг. — Не переживай, Ромочка, я буду о-очень осторожна, — злобно расхохоталась Полина, намеренно ускоряясь. — Полина, бля! Стой! Если мы щас вместе наебнемся… — Да не упадем мы, трусишка! — Тоха, скажи ей, что это перебор! — Это перебор, Полина. — Да блять, ты издеваешься, что ли? Нахера ты полностью повторяешь, у тебя мнения нет своего? — Есть. Я просто думаю точно так же. Они сделали крутой вираж, отчего Антон с Ромкой завопили в голос. — Полина! Она расхохоталась: — Да чего ж вы боитесь-то всего? — Я б не боялся, если бы со мной Бяшка ехал, я-то знаю, что с ним мы не расхуяримся. — То есть ты мне не доверяешь? — Когда мы, блять, на льду, то нет! — Ах во-от как, — протянула Полина и намеренно ускорилась, отчего Рома практически заверещал. — Бля! Ладно, прости! Только не уеби нас! — Пиздец ты, конечно, на, — раздалось слева. Все трое, обернувшись, увидели задиристо улыбающегося Бяшу, который, не прилагая никаких практически усилий, парил по этому пруду вместе с ними, совершая медленные, спокойные телодвижения. Хмыкнув, он добавил: — Визжишь на весь пруд, как девчонка, на. — Попизди мне тут, мудло! — вскипел Ромка, — Я б на тебя посмотрел если бы ты был на моем месте. — Если б я был на твоем месте, я б с Полинкой под руку не ехал. — Да почему вы все время под сомнения мои навыки ставите?! — практически истерично завопила Полина, неосознанно ускорившись. — Полин! — панически заорал Ромка, — Не слушай ты обмудка этого! Заебись ты катаешься, только отпусти меня! — И меня, — практически прокряхтел посеревший от волнения Антон, который вцепился в Полину едва ли не мертвой хваткой. — Ты уебан! — выкрикнул Ромка оскорбление в сторону ржущего во все горло Бяши, — Ты нахера нас так подставляешь? — Потому что это весело, — едва ли не хрюкая, отозвался Бяша, утирая варежкой немного покрасневшее лицо, — Вы прям вцепились в неё, и ссыте ещё оба, на! Кто вас вообще на лед пустил? — Кто, блять, послал тебя на этот свет, чтоб быть моим другом? — возмутился Ромка. — У нас есть право кататься, где мы захотим! — слабо возразил Антон, и Ромка, к его удивлению, лихо поддержал его: — Во-во, бля! В свободной стране живем! Бяша скептически посмотрел на него: — Чет хуевая свобода. Ромка с жаром возразил: — Зато настоящая! Катись отсюда, предатель херов! — он махнул ему рукой, точно обозначил направление, куда именно Бяше стоит катиться. Но тот, только покачав головой и тихо фыркнув со смешком, подгадал момент и плавно подъехал к Ромке, который ехал с правой стороны от их тройки. — Цепляйся давай, ёбик, — предложил Бяша, и Ромка, услышав это, только закатил глаза и фыркнул: — С хуя ли? Мне вот заебись, с Полинкой еду. С Петровым. Тем не менее, когда последовал очередной поворот, он с завидной силой вцепился в Бяшино предплечье, точно хотел применить на нём бойцовский захват, но тот не был на него за это обижен — напротив, тоже схватился цепко за рукав Ромкиной куртки. — Как мне нравится вот так вот с вами кататься! — произнесла Полина, с упоением вдыхая морозный воздух, который витал клочками пара после того, как она выдыхала, — Ещё погода такая хорошая. — И колени сдохли, — поддержал её радостную эстафету Ромка, за что получил тычок с её стороны, — Не, ну а че? Мы так и будем, как паровоз ебаный кататься? — Ты без нас мало что на льду можешь, так что подуймись, — Полина показала ему язык, — Мы тебе демонстрируем возможности фигурного катания. — Да, ты охуеть как права. Столько возможностей, пиздец. — Сейчас отпущу тебя. Молчание. — Ладно, прекращаю. — Полинка, давай мы с тобой по краям встанем? — предложил ей Бяша. — А зачем? — она непонимающе посмотрела на него. — Мы с тобой нормально катаемся хотя бы. Я хочу побыстрее, а эти два долбоеба пускай посередине будут. Мы, если че поддержим, на. — Ты предлагаешь мне рисковать своим здоровьем и безопасностью ради них? — Полина в притворном ужасе вздохнула, и Бяша ответил ей максимально серьёзно: — Да. Так что не будь зассыхой, на. — Фу! — Полина засмеялась, поморщившись, — Хватит говорить мне такие гадости! Так, — она обратилась уже ко всем, — Нам надо затормозить, чтобы я поменялась с Антоном местами. Честно говоря, Антон, на какое-то время успевший побывать в прострации, не был в восторге от идеи Бяши поменяться с Полиной местами. Нет, чисто гипотетически она была довольно-таки здравой: и Полине так будет проще ехать, так как её не будут зажимать Ромка с Антоном, и скорость получится набрать побольше. Но Антон был немного обеспокоен тем, что случись чуть что — и он, скорее всего, потащит всех за собой, тем самым превратив их шеренгу в гору из рук и ног. Главное, чтобы не из сломанных рук и ног, учитывая его везение временами. — Та-ак, аккуратно, осторожно, — бормотала Полина, пока они, вместо того, чтобы попытаться затормозить зубцами коньков, просто ждали, когда их первоначально набранная скорость снизится до нуля. А если быть точнее — то они просто ехали, ничего не делая и ожидая, когда остановятся до конца, и это действие Бяша прокомментировал как «Полный проёб». — Попизди мне тут ещё! — хмуро бросил ему Ромка, пока Полина с Антоном менялись местами, — Многовато сегодня выебонов у тебя. — А че поделать-то, если я в этом хорош? — Бяша смешливо поиграл бровями, а потом добавил, — Хоть тут повыкобениваться можно. И поржать над тобой, в кой-то веки. Ромка уже открыл рот, чтобы, судя по всему, в мельчайших подробностях разъяснить Бяше, когда и в каком месте он может «выкобениваться», но пустить красивую речь он уже не успел — Полина уже подхватила Антона под руку, и он инстинктивно схватился за Ромкину, из-за чего тот посмотрел на него так, словно Антон провалился под лед. — Ты че это? — А ниче, — внезапно расхохотался Антон, — Дурак, что ли? Держаться-то надо! — он, схватившись покрепче, выкрикнул, когда Полина и Бяша начали набирать скорость, — Едем уже! Ромка что-то пробормотал, и его хватка на руке Антона внезапно стала сильной. Достаточно сильной, чтобы Антон болезненно зашипел, невольно напрягшись всем телом. Это ж как же Бяша терпел такую хватку, пока они катились по озеру? Он поджал губы, и вдруг периферическим зрением уловил, что Ромка, услышав кряхтение Антона, бросил на него короткий взгляд. Судя по всему, лицо Антона было преисполнено страданиями. Или, может быть, шипение было слишком громким, Антон все равно не предпочел над этим задумываться. Но вот что было действительно важно — сразу же после короткого взгляда, брошенного Ромкой, пальцы на предплечье Антона разжались, перестав причинять боль. Теперь его просто держали, и дискомфорт понизился в разы. Почему-то такая мелочь очень запала в душу Антону. Даже факт того, что Ромка проследил за тем, чтобы ему не было больно, хотя и сам побаивался высоких скоростей на льду — это уже радовало. Антон так увлекся раздумьями об этом, что не заметил, как Полина с Бяшей набрали скорость по полной, и сейчас они вчетвером катились по льду быстрее, чем Антон когда-либо в своей жизни катался на коньках: хоть один, хоть с кем-то. — Давай-давай-дав-а-а-ай! — скандировала Полина, пока они рассекали не слишком уж гладкую гладь озера, из-за чего сердце Антона делало кульбиты с завидным размахом: казалось, что они в любой момент грохнутся на лед. Краем глаза он увидел лицо Оли, мимо которой они проехали. Что уж там было комментировать: непонимание, смешанное с дичайшим восторгом. Без сомнения, Оля оценила их идею кататься такой толпой на все сто. Он даже попытался ей улыбнуться, но когда почувствовал, как лезвие его конька наткнулось на неровность льда, из-за чего Антона слегка подбросило, он тут же стиснул челюсти, словно это хоть как-нибудь спасло его от падения. Но на самом деле удержаться на месте ему помогла Ромина рука, крепче перехватившая его предплечье и удержавшая Антона, когда он резко накренился вперед. — Ох… Спасибо… — растерянно произнес он, развернувшись к Ромке, — Я бы сейчас точно… — Ага, всеми четырьмя глазами по льду проехался бы, — ухмыльнулся тот, но это даже близко не прозвучало так, словно Ромка вознамерился задеть его, — Да и че благодарить-то… — Все равно спасибо, — произнес максимально искренне Антон, и вот тогда Ромкина бравада дала трещину: он улыбнулся настолько мягко, насколько в целом позволяли мышцы на его лице и треплющий лицо ветер: — Да пожалуйста, че уж там. Почему-то все это перестало казаться странным или нелепым: цепляться друг за друга и на скорости рассекать небольшое озеро. Все было совсем иначе, поскольку Антон, даже чувствуя небольшое волнение и настороженность, когда думал о том, что может упасть, не мог не наслаждаться таким времяпрепровождением. В нём точно проснулся дух безбашенной юности, потому что по мере того, как они катались так по льду, волнение отступало все дальше, уступая место чему-то приятно-колкому, что щекотало низ живота, из-за чего Антон совсем не по-мужски взвизгивал или хохотал, когда они вчетвером наворачивались. Он подумал, что мало кто так крепко держал его за руку.***
— О-от это я понимаю! — довольно протянул Бяша, с удовольствием прихлебывая чай из дымящейся кружки, — Вот это жизнь, на! — Не налегай пока на чай, подожди, — строго отбрила его Полина, обращаясь к Антону, — Ты что будешь, чай или какао? — Давай какао. Я пока пирожные достану. Они достаточно уютно устроились под одним деревом, наслаждаясь навесом снежных ветвей. Антон аккуратно постелил свой свитер и присел на него, с удовлетворением отметив, что холода действительно не чувствовал — ткань оказалась теплой. — Так, хорошо… — пробормотала Полина, — Тебе налила… Ром, а ты что хочешь? — Я чайку бахну. Кружка приятно грела руки, и Антон наслаждался исходящим от неё теплом, вдыхая приятный запах какао, который витал вокруг него вместе с паром. — Пахнет очень вкусно, — прокомментировал он, тем самым вызвав у Полины сдержанную, радушную улыбку. — Это Бяша какао делал. — Ты ещё подожди, на, — довольно пояснил Бяша, — Пахнет-то вкусно, но когда попробуешь — вообще улетишь! — Подожди пока с полетами своими, — вздохнул Ромка и вытащил аккуратно сложенные в пакет румяные булочки, — Вот, родимые. — Все, клади их давай, я тебе налила, — Полина, дождавшись, когда Ромка положит пакет в центр, где и были все их скромные блюда к скромному пиршеству, аккуратно передала ему кружку и, взявшись за свою, торжественно начала, — Ну что? — Ты ещё тост говорить собралась, на? — произнес Бяша, и они с Ромкой оба страдальчески простонали. — Конечно! — невозмутимо ответила Полина, — Ничего, не маленькие уже, потерпите. Давайте за нас тогда? — У-ух ты! — Ромка хмыкнул, — Я ж помру от оригинальности. — Сам говори, раз такой умный! — Полина стрельнула на него взглядом прищуренных глаз, и Ромка, пожав плечами, задорно улыбнулся: — Чтоб концерт у тебя прошел хорошо. — Подли-иза-а, — мерзким голосом протянула Полина, ущипнув Ромку за бедро, из-за чего тот смешно вскрикнул и чуть не расплескал свой чай. — Блять! Я ж хорошего спиздануть пытаюсь! — Ну хорошо-хорошо, прости! Что ещё пожелаем? — Туалетную бумагу в толчке школьном. — Рома-а, я серьёзно! — Уф-ф, — Ромка потер переносицу, а потом внезапно гаркнул на Бяшу с Антоном, — Вы-то хули молчите, увальни? Придумайте че-нибудь! — Мы просто надеялись, что уж ты-то покажешь нам оригинальность, — произнес Антон, и они с Бяшей оба прыснули от смеха, в то время как Ромка окатил их снежным пушком, — О-ой, ну хватит уже беситься! — Слушайте, а ведь неплохая идея! — загорелась Полина, — Пускай каждый придумает для другого тост. Это же очень мило! — Ой, разду-ули, — протянул Бяша. — Чем быстрее скажешь тост — тем быстрее все начнут есть, — логически подытожила Полина. Бяша, задумавшись, произнес. — Тогда я желаю, чтоб мы по красоте на соревнованиях отыграли. — На соревнованиях? — уточнил Антон, а Бяша с Ромкой, переглянувшись, вдруг ухмыльнулись так громко, из-за чего стало вдвойне не по себе, — А чего это вы на меня смотрите? — Смотри как дела обстоят, Тох, — оскалившись, любезно начал Ромка, — Мы с Андрюхой потрындели… — С Андрюхой? — непонимающе произнес Антон. — С Андреем Владимировичем, — перевела на более формальный язык Полина, весело сверкнув глазами. Антон, поняв, что речь зашла об учителе физкультуры, понятливо кивнул. — В общем, навыки ему твои понравились, — подытожил Ромка. — Ну, ещё бы, на, — Бяша всплеснул руками, — Заебись ты ему блок поставил, у Ромыча потом ещё весь день пердак горел, — получив тычок от своего товарища, Бяша пожал плечами, — А че ты рожу корчишь кислую? — Я к чему веду-то, — предупредительно рявкнул на Бяшу Ромка, — У нас игра будет. Где-то двадцатого… Может тридцатого. В январе короче. Он предложил нам в команде поиграть. Если все заебись получится, то на игру с нами поедешь. — А почему я сам об этом не знал? — непонимающе произнес Антон. Конечно, ему было отрадно, что поставленный тогда Ромке блок не был отмечен только самим Антоном, как триумфальный момент, и все остальные так же обратили на это внимание. По сути, это не могло не греть душу ему. Но что его действительно беспокоило — так это полное незнание того, что в принципе стоит ожидать от этих соревнований. Как там играть? Антон же сто процентов запереживает, растеряется, а потом и вовсе забудет, как его зовут и что он на этом поле делает. Он поджал губы, в то время, как Ромка, закатив глаза, слегка пихнул его рукой, немного отрезвляя этим действием: — Ой, да харе уже ломаться. Ниче с тобой страшного не случится. — Я с вами один раз играл. Как соперник, — подчеркнул Антон, приподняв брови. — Ну-у, — тут уже в разговор вмешалась Полина, — На самом деле со стороны ты играл неплохо. Очень даже сносно. Над точностью, конечно, поработать можно… — Да все заебись у него, на, — Бяша махнул рукой, — Он гля шпала какая. Сколько ты, метр восемьдесят? — Около того, — пробормотал Антон, тем самым очень даже удовлетворив Бяшу. — Ну во! Смотри конь какой, нам как раз блокирующих не хватает! — Во-во! — подхватил мысль Ромка, — Ты не ссыкуй, Антошка. Если че — как запасной поедешь, ничего страшного. Там не сложнее, чем в школе. — Я на это надеюсь, — вздохнул Антон, все же надеясь подсознательно, что и в самом деле поедет на эти соревнования в качестве запасного. Не очень-то уж хотелось быть обузой, особенно если ему, по словам Полины, требовалось «поработать над точностью». — Тогда тост вообще ты солидный придумал, братан, — Ромка, довольно ухмыльнувшись, хлопнул Бяшу по плечу в знак одобрения. — Да я крутой вообще, на! — радостно произнес тот и, выжидающе взглянув на Антона с Полиной, произнес, — Ну, а вы чего пожелаете? — Чтобы поездка с классом прошла здорово, — внезапно для самого себя отозвался Антон. Оказывается, долго думать над тостом не пришлось, ведь на самом деле каждый из них подсознательно хотел обыкновенных, самых простых вещей, которые могли бы сделать их чуточку счастливее. Так что стоило Антону задуматься об этом, в голову сразу пришла идея с поездкой, — Чтоб мы в города поиграли, там… И сухариков объелись. Ромка заржал: — Ай да то-ост, сухари мне вообще по нраву. Красава, Тоха! Антон слегка смущенно улыбнулся, бросив задумчивый взгляд в свою кружку, где какао красиво заворачивалось в медленно вращающуюся спираль. — Я вот тоже поездку жду, на, — поделился своими эмоциями Бяша, — Если мы в театр поедем — заебись будет! Там буфет по-любасу будет! — А чем те кинотеатр не годится? — фыркнул Ромка. — Хуйня в твоем кинотеатре потому что, — Бяша вздохнул, — Я б в театр хотел. — Я думаю, что бы там ни было, — заметил Антон, — Надо будет повеселиться все равно. Бяша заулыбался: — Прав ты, Тоха, прав. — Ну, тогда я последняя? — мягко поинтересовалась Полина и, дождавшись согласного кивка со стороны всех, подобралась с довольным видом и вскинула свою кружку, — Ну, как я уже сказала, за нас! Пускай этот год у нас хорошим будет, и мы много будем гулять, в поездку съездим, на соревнованиях отыграем, концерт вы мой послушаете! — смех Полины напомнил Антону перезвон крошечных колокольчиков, — В общем, пускай все у нас получится! Гип-гип!.. — Ура-а! — разнеслось усиленное в четыре раза восклицание над прудом. Какао показалось самой благодатной вещью на планете, приятно согрев горло. И на вкус было замечательно, Антон получил искреннее удовольствие. И, недолго думая, он с аппетитом впился зубами в мягкую, сдобную булочку, закатив от удовольствия глаза. — Очень вкусно, — не потрудившись пережевать полностью, обратился Антон к Ромке. Тот лишь слегка улыбнувшись, кивнул: — Не подавись только. И прозвучало это… не так, как если бы он хотел подколоть Антона. Напротив, обычно так ему говорила мама, когда он от голода за завтраком был готов проглотить собственный язык вместе с едой. И прозвучало это… заботливо. Он даже немного смутился, но все же кивнул растерянно. А потом обратился к Бяше, силясь отогнать внезапное чувство неловкости: — Какао тоже очень вкусное. Бяша довольно протянул: — Сам знаю, на. — Блин, на самом деле, — Антон, поморщившись, поерзал на месте, — Все было бы просто отлично, если бы ноги так не болели. Над их накрытой поляной пронеслись согласные бормотания, и Антон, набрав в грудь побольше воздуха, все же решился: — Я бы лучше болонки надел, честное слово. — Так в стирке же, — возразил Ромка, прекрасно поняв, к чему Антон ведет. Его брови взметнулись вверх, а хитрая улыбка понемногу расползалась по лицу. Вот же ж плут, — Или ты чето недоговорил, Антошка? — Да не в стирке они, отстань, — Антон, буркнув на него, прикрыл глаза, — На самом деле я их мог надеть… Но блин, подумал, что это уже по-детски и буду выглядеть, как придурок… — Эй! — раздался обиженный возглас со стороны Бяши, и Антон поспешил загладить свою вину: — Прости, прости… Я не тебя имел в виду. Просто я подумал, что буду выглядеть смешно, поэтому пошел в штанах. Взрослый будто, — он закатил глаза, — Сейчас понял, как это глупо. Лучше бы в болонках пришел, зато ноги бы так не болели. Внезапно он уловил на себе долгий, изучающий взгляд Полины и, смутившись, неловко произнес: — Ну, чего ты на меня так смотришь-то? Она, выждав паузу, произнесла максимально ровно, точно была на каком-то интервью: — Я тоже болонки не надела, потому что подумала, что они детские. — Че? — вскинулся Ромка и посмотрел на Полину так, будто впервые возымел возможность увидеть её полноценно, — Ты-то? Вот уж нихуя… — А чего ты удивляешься-то? — она скрестила руки на груди, — Я думала, сейчас буду в болонках этих смотреться… как пельмень вареный на льду, — все невольно рассмеялись, — Вот не глупо, а? — она внезапно улыбнулась, — Здесь же вообще никому дела нет… А я когда думаю о том, что на колени опираться придется, чтобы встать, плакать хочу! Тоже думаю теперь, кому сдались мои болонки? И теплее было бы, и мягче… Антон развернулся к Ромке, обратившись к нему, когда заметил, с какой внимательностью тот слушает Полину, точно… «Сам считает точно так же…» Он тыкнул Ромку в бок, отчего тот резко вывернулся и гаркнул: — Ты че, озверел?! — Колись, — невозмутимо произнес Антон. — Че ты хочешь-то? — возмущенно пропыхтел Ромка, отодвигаясь подальше от Антона и держась за пострадавший бок. — Правды, — не терпящим возражений тоном продолжил Антон и, игнорируя недоуменные взгляды остальных, задал вопрос, — Твои болонки где? — В пизде, — лаконично выдал Ромка и тут же завопил от другого тычка. Прежде, чем Антон успел бы отвести руку от него, Ромка перехватил запястье, прожигая недовольным взглядом, — Ты заебал. Харе окороками махать своими! — Где болонки? — Да че ты пристал-то?! — Мы с Полиной уже сознались. Твоя очередь. — Так я тут причем?! — Я все видел, ты не скроешь от меня правды, — высвободив свое запястье, Антон присел, задумчиво уставившись на Ромку, — В жизни не поверю, что они у тебя в стирке. Распрямившись, Рома недовольно зыркнул на Антона, но все же произнес: — Да, блять, я тоже их не надел. Да, — чуть громче гаркнул он, как только увидел, как Полина открыла рот, чтобы что-то добавить или спросить, — Я их не надел, потому что тоже подумал, что буду как пиздюк выглядеть. Вокруг них установилась тишина. Это не было каким-то величайшим открытием, а наоборот. Антону внезапно захотелось хлопнуть себя по лбу от собственной глупости, которая творилась в его голове. Причем, настолько неоправданной! Если посмотреть на Полину и Ромку, то явно читалось, что они думают точно так же. Итог подвел Бяша, выдав короткую, но очень правильную фразу: — Короче, вы просто трое долбоебов, а я пришел, как хотел. В болонках, на. Антон, к неожиданности для самого себя, разразился громким смехом и с удивлением обнаружил, что Ромка с Полиной его поддержали. — Мы тупые, — сквозь всхлипы выдавил он, закрывая собственное лицо варежкой, словно хотел просмеяться в ладонь, — Все сглупили и пришли в этих… идиотских штанах… — Да уж, — Полина медленно выдохнула, точно старалась вновь не зайтись в приступе веселья, — Честно, это было худшее решение в моей жизни. — В моей тоже, — Ромка, распрямившись, произнес, — Так, в следующий раз все идем в болонках, поняли? Я не согласен все нахуй отбивать себе. Это, блять, нечестно, что заебись тут только Бяше. — А я че, виноват, что вы зассали? — непринужденно ответил Бяша, принимаясь с энтузиазмом за пирожные, принесенные Антоном. — Не виноват, — со вздохом подтвердил Ромка и, переглянувшись с Антоном, драматично сделал вывод, — Просто мы придурки. — Мы сглупили! — возразила Полина, — Хватит нас травить! То мы «придурки», то «тупые»… Все ошибаются! Ощутив на себе более, чем скептические взгляды Ромки и Бяши, она все же немного стушевалась и добавила, очень тихо, но твердо: — Но в следующий раз на самом деле все идем в болонках.***
Шестого января они выдвинулись на озеро вновь. Дни тянулись спокойно, и Антон не был уверен, был ли он не рад таким ленивым, умеренным каникулам. Более того, он чувствовал себя отдохнувшим, он был преисполнен энтузиазма. И, наверное, Антон впервые на своей памяти с нетерпением ждал возвращения в школу. Но пока он не спешил, позволяя себе наслаждаться таким размеренным, неторопливым темпом жизни. — Тоша-а! — постучала в дверь канючившая Оля, — Сколько можно собираться? Я не хочу, чтобы меня девочки долго ждали! — Да иду я, иду, — Антон, в последний раз огладив свою одежду, подхватил свой рюкзак и вышел из комнаты, на выходе которой его уже поджидала недовольная Оля, вмиг растерявшая все негативные эмоции при виде него. — Ого… — произнесла она, а потом хитро улыбнулась, — А разве ты из болонок не вырос? Ты же сам так сказал… — Не говорил я ничего такого… — с усмешкой отмахнулся Антон, выключая свет в комнате. — А вот и говорил! Я помню! — не отставала Оля, пока они спускались вниз по лестнице. — Неа. — Да ты просто наверняка все коленки себе отбил, вот и надел их! — засмеялась она, и Антон, улыбнувшись, все же сдался: — Ты права. Мы договорились, что все придем в болонках. Оля, вопреки его предположениям, не стала злорадствовать, а напротив — произнесла куда мягче: — Так здорово же, что вы договорились. Это лучше, чем ты вообще без ног останешься. Антон усмехнулся, когда они подошли ко входной двери, чтобы надеть обувь. — Ну вот. Да и кому там дело есть до наших болонок, — он бросил как бы невзначай, чтобы укоренить эту мысль в сознании Оли, — Лучше мне тепло будет и удобно. Отбитые коленки того не стоят. Оля не стала ничего отвечать, но по её выражению лица Антон понял, что она услышала это и запомнила, а это было самым главным. Антон хотел, чтобы она это запомнила. Чтобы ей не было стыдно выбирать свой комфорт не опасаясь, что кто-то посчитает это глупым или детским, потому что отбитые коленки — это меньшая из зол. Потому что дальше можно делать выбор между вещами куда более сложными и важными. Так пусть же Оля не будет набивать шишек вместе со своим братом. Пускай ей не понадобится сомневаться. Он был уверен в том, что она должна быть такой, что ей не стоит ничего опасаться, и что первостепенной для Оли должна быть сама Оля. — Мам, пап, мы ушли! Пока! Услышав в ответ прощальные возгласы родителей из кухни, Антон галантно приоткрыл перед Олей дверь, впустив морозный воздух в коридор и, бросив последний взгляд на кухню, откуда доносились приглушенные разговоры мамы и папы, сам вышел из дома. Варфоломей, все ещё не сдавшийся, держал оборону во дворе. Все такой же белый, все такой же нарядный, с неизменным сколиозом и перееданием, но Антон, каждый раз выходя на улицу, точно преисполнялся духом праздника, бросая взгляд на снеговика. Это было уже своеобразным ритуалом. До его ушей донеслись громкие разговоры и смешки, доносившиеся из дальней части двора. Он бросил взгляд на забор и улыбнулся. Ему даже не нужно было гадать, будут ли стоять его друзья за калиткой или нет, потому что он уже знал, что будут. Более того, Антон был уверен, что когда увидит их, то согнется пополам со смеху, едва завидев эти три силуэта, которые будут безумно похожи на его собственный, круглый и рыхлый из-за надетых на них болоньевых штанов. Детских и шуршащих. Но очень мягких и теплых.