Keep silence

— То-оша-а, — канючила Оля, раскачиваясь, пока сидела на краю кровати, — Ну сколько можно рисова-ать? Ты весь день рисовал вчера! И сегодня тоже! А нам, вообще-то, на каток скоро идти! — На пруд, — машинально поправил сестру Антон, развернувшись к ней, — И что значит: весь день? — он попытался прикинуть в голове, действительно ли за альбомом было проведено слишком много времени? На самом деле, все его розовые мечты о том, как он, наконец-то, проявит свой творческий потенциал на страницах этого альбома, по большей части остались мечтами, поскольку Антон, столкнувшись с суровой реальностью, понял кое-что для себя: нет ничего страшнее, чем подносить карандаш к безупречно чистой странице альбома, понимая, что право на косяк у него отсутствует. Он так переживал за то, каким по итогу выйдет рисунок, запечатленный на альбоме, что дальше титульного листа зайти не решился. Прежде, чем зайти на второй лист, Антон вначале разрисовал все остальные альбомные листы, которые у него имелись, в надежде на то, что в таких странствиях и творческом беспорядке к нему, наконец, придет какая-нибудь идея его личного шедевра шестнадцати лет, но пока все его метания были безуспешны. Он рисовал какие-то цветы, пейзажи, дома, лица людей, искаженные разными эмоциями, но в голову не приходило того самого, что заставило бы его снести все вещи со стола, положить на него альбом и, яростно штрихуя карандашом, вывести свое творение. Но он не сильно по этому поводу огорчался, поскольку пришел к выводу, что спешить, особенно с таким воистину прекрасным альбомом, никуда не стоило. Однако титульный лист Антон для себя приметил и с особой старательностью обрисовал. Что для самого Антона стало открытием, так это то, что альбом с внутренней стороны обложки имел пару кармашков для ластиков и прочей мелочи, а также вставок для карандашей и прочего. Это привело его в восторг, и он, заранее наточив все карандаши, аккуратно, едва ли не с трепетом, поместил их внутрь обложки, ровно так же, как и ластик. Более того, титульный лист для самого Антона предусматривал не столько рисунок, сколько информацию о художнике, поэтому он аккуратно, едва ли не каллиграфическим почерком, ввел в графы свое имя, возраст и остальную информацию, после чего внизу оставил рисунок сидящего на снегу зайца. Когда он показывал семье подаренные Полиной вещи, все пришли в восторг. Маме особенно понравились варежки, которые, как она сама заметила, прекрасно шли с шарфом в комплекте, а вот Оля вдоволь насмеялась с забавных надписей на футляре для очков, который Антон в тот же вечер с трепетом положил на прикроватную тумбу перед сном, когда снимал очки. Только вот папа, с улыбкой рассматривая каждый из подарков, действительно был тронут альбомом. Он провел пальцами по кожаной обложке и, удивленно приподняв брови при виде внутренней стороны обложки и материала страниц, произнес тихо-тихо, чтобы было слышно только ему и Антону: — Это прекрасный подарок. И недешевый, если честно. — Я знаю, — так же шепотом ответил ему Антон, — Полина, правда, сказала, что смогла приобрести этот альбом через папиных знакомых, так что он ей дорого не обошелся. Папа усмехнулся: — Толковая она девочка. Антон с жаром его поддержал: — Очень. И, кстати… Я заодно и спросить у тебя хотел. Папа устремил на него взгляд ясных глаз: — Что-то случилось? — Нет-нет, — Антон потупился, немного поколебавшись, но все же озвучил, — Полина меня позвала кататься на коньках. — Не знал, что в поселке каток есть, — задумчиво произнес папа, и Антон, почему-то улыбнувшись, поспешил его поправить: — Нет, в самом поселке-то нет катка. Полина позвала меня кататься в лес, там пруд есть замерзший… — прежде, чем папа успел бы озвучить новую порцию вопросов, Антон пошёл в наступление, — На нём все местные катаются, мы там не одни будем. Я хотел Олю взять с собой. Он решил пойти с козырей, однако оставалась одна-единственная мелочь, которая могла бы смутить папу: замерзший пруд. Антон не был уверен, разрешат ли ему вести свою сестру да и самому пойти кататься по льду, который может в любой момент треснуть? Разве что зима в этом году выдалась очень холодная, поэтому толща льда будет явно прочнее, чем всегда, да и сам папа, например, в свое время с удовольствием ходил рыбачить в проруби. Так что на него у Антона ещё были надежды. Вот когда дело дойдет до мамы, тогда ситуация примет оборот посложнее. Однако папа отреагировал мягче, чем Антон ожидал. Улыбнулся и произнес едва ли не ласково: — Что так смотришь? Думаешь, не разрешу? — Да, — глупо произнес Антон, моргнув. Папа хмыкнул, а потом посерьёзнел: — Не знаю, если честно. А если под лед провалитесь? Антон вздохнул, а потом внезапно вспомнил брошенную мимолетом Полиной фразу, и его осенило. Ну точно же! Это ведь пруд! — В этом пруду летом никто не купается, там неглубоко вообще, — произнес он, а после затаил дыхание в ожидании следующих папиных слов, поскольку дальше уже все зависело только от него. Папа, вопреки ожиданиям Антона, думал не так долго, как тому могло показаться. Прошло буквально несколько секунд, после чего он вздохнул и произнес: — Олю с собой возьмешь, значит? Антон усиленно закивал: — Конечно. — И проследишь тогда… — Чтобы не потерялась, не поранилась, я знаю, — продолжил за него фразу Антон, чувствуя, как сердце замирает. Судя по всему, папа уже дал слабину. — И тогда обязательно следи, чтобы она в снегу не вывалялась и не заболела. А когда будешь ей коньки надевать… — Да, я посмотрю, чтобы носки были сухие, — Антон не смог сдержать улыбки, — Пап, я ж не вчера родился, и с Олей на катке уже был. Папа хмыкнул: — Ну, откуда мне знать, насколько твоей дальновидности хватит. — Так ты отпускаешь меня? — с надеждой в голосе произнес Антон. Папа вздохнул: — Нет, я просто так тебе инструктаж провел. Антон почувствовал, что свет в зале стал на несколько ватт ярче только от того, что его лицо засияло из-за разрешения папы: — Спасибо огромное! Я не подведу! — Увидим, — папа слегка склонил голову, из-за чего его глаза осторожно блеснули, — Только проследи, чтобы эти парни… Ну, друзья твои. Чтоб не натворили делов. И Олю пускай в это не втягивают. Захотелось громко усмехнуться, но он смог подавить в себе порыв рассмеяться. Ему больше виделось, что Оля кого-то втянет в передрягу, чем наоборот. — Нет-нет, что ты, — Антон слегка улыбнулся, — Они ничего такого не сделают. Тем более с нами будет Полина. — А она как ситуацию решает? — папа приподнял брови. Учитывая, что в какие-то моменты Бяша с Ромкой побаивались гнева Полины, как огня, ответ на вопрос приходил сам по себе. — Они сразу же по струнке встают, если она скажет, — папа фыркнул от смеха: — Вот тебе и женские чары. Антон про себя протянул «Да-да». Но в реальности от него вырвалось лишь сдержанное: — Пап, там что угодно, только не чары. Хотя, Полина, безусловно, была крайне обаятельной, но в тот момент, когда ей надо было нормально рявкнуть, чтобы Рома с Бяшей, а порой и с Антоном, перестали дурачиться, ей не требовалось никакой харизмы. Оставалось только выкрутить громкость на максимум, и все уже стояли по стойке смирно. Папа с иронией посмотрел на Антона, но дальше эту тему развивать не стал. Только хмыкнул озадаченно, а затем произнес: — Только не забудь ещё с мамой пошушукаться, чтобы она тебя пустила. Мама с Олей как раз в тот момент отошли на кухню, заварить чай и сделать гренки со сгущенкой, от запаха которых у Антона потекли слюни, хотя он был сыт после того, как покинул дом Полины. — Да, сейчас тогда, — Антон направился к выходу из зала и, развернувшись к папе, сделал испуганные глаза и произнес, — Пойдем пошушукаемся. В спину ему донесся папин смех, и Антон, сам невольно заулыбавшись, направился на кухню, откуда слышались Олины возгласы и мамины немного взволнованные причитания. Судя по всему, в этот раз сестре удалось выпросить у мамы возможность самой обжарить хлеб. Стоило ли говорить о том, что мама по итогу дала добро? Вряд ли на этот счет могли иметься сомнения, но вот радостные выкрики Оли, стоявшие на всю кухню, что она идет на каток, стоило слышать. Она так не обрадовалась даже сладкому подарку и игрушке, которые ждали её утром под ёлкой, и поэтому как только Оля напрыгалась от души, с её стороны донеслась просьба: — Мама, а я могу девочек позвать на каток? — Ну, — мама бросила неоднозначный взгляд в сторону Антона, и тот непонимающе пожал плечами: — Я думаю, что никто не будет против, если вдруг к нам кто-нибудь присоединится. И Оле будет весело, — сестра заулыбалась, и Антон поспешил испортить трогательную атмосферу, — И она не будет сводить нас с ума своими разговорами. Мама засмеялась, а Оля с напускным возмущением слегка ущипнула Антона за бедро, отчего он смешливо взвизгнул. — Вот так значит? Ну держись там, я тебя снежками на пруду закидаю, — съехидничала сестра, и в этот момент она показалась Антону куда старше собственных лет. «Боже, — с улыбкой подумал Антон, вспоминая самого себя в этом возрасте, тихого, спокойного, даже немного стеснительного, — К шестнадцати годам она по-любому меня переплюнет». Но в реальности он озвучил лишь озорное «Боюсь-боюсь» и с шутливыми воплями принялся убегать от сестры. Антон, вспоминая этот эпизод, слегка усмехнулся, глядя на альбомный лист, который пока не был его полноценным полем боя. Все же, к такому альбому тоже нужно было приноровиться. — То-оша-а, — Оля, устав качаться на кровати, подошла к нему и обняла его, слегка навалившись, — Скажи мне честно, — Антону захотелось рассмеяться от такой осознанной и взрослой фразы, которую говорила Оля, — Ты всю жизнь теперь будешь сидеть за этим столом? Антон усмехнулся и, желая немного раздраконить сестру, произнес: — Именно так. — И в туалет ходить не будешь? — Ни за что, — он хмыкнул, и Оля, не выдержав, слегка пощекотала его, от чего Антон изогнулся в приступе истерического смеха: — Фу! Тогда ты будешь вонючий! — Тогда ты не будешь постоянно жужжать надо мной! — видимо, его ответ Оле не понравился, о чем свидетельствовала серия новых тычков: — Неправда! Я жужжать буду, даже когда ты будешь старый и вонючий! А тут ты просто вонючий, так что все не так уж и плохо! Это заявление вызвало у Антона ещё более громкий смех, отчего это стало походить больше на короткие смешливые вопли. — Все, перестань, — он взял обе руки сестры в свои и, глядя на неё с прищуром, произнес, — Вот ведь малявка, всю кровь из меня выпьешь. Оля показала ему язык: — Вот на каток меня отведи, и я от тебя отстану. — На пруд, — машинально поправил её Антон. Оля страдальчески простонала: — Тоша, какой же ты зануда! Я думала, что мальчики в очках не зануды! — А чем тебя мои очки не устраивают? — Антон отпустил руки сестры и машинально поправил свои окуляры. — Они меня устраивают, — вздохнула Оля, — Просто ты сидишь тут, занудничаешь. Нам выходить вообще-то пора! — Оль, — Антон хмыкнул, — Нам ещё полчаса целых осталось. — Вот именно! — сестра всплеснула руками, — Всего-то полчаса! Всегда нужно собираться заранее… Антон широко улыбнулся и покачал головой. Порой Олино сходство с мамой начинало настораживать даже папу, не то, что Антона, который проводил с ней немало времени. — Ну а чего ты хочешь? — он подпер щеку рукой, ласково глядя на Олю, — Ты же уже оделась. Только свитер осталось сверху надеть — и готово, — он кивнул на её болоньевые штаны с подтяжками, которые были извечным Олиным спутником на всех её зимних гуляниях. — Так я про тебя говорю, — фыркнула Оля, — Ты же вообще не готов! Антон мельком оглядел самого себя. Ну, тут с Олей спорить особого смысла не было просто по той причине, что она была, блин, права. Антон был полностью одет в домашние вещи, и на готовность там не было и намека. Однако он-то умел быстро собираться! — Оль, так я хоть за пять минут соберусь, — поспешил он заверить сестру, но та прищурилась: — Нетушки! Соберись сразу, чтобы мне было спокойно! Это выражение показалось Антону особенно смешным, но он решил не подтрунивать над сестрой, чтобы не подлить масла в огонь, а лишь удрученно кивнул. — Ой, кстати… — Оля внезапно смущенно посмотрела на Антона и произнесла, — А там будет эта девочка? Ну… Полина. «Вот ведь малолетняя фанатка» — Даже не зна-аю, — съехидничал Антон, задумчиво устремив глаза к потолку и рассмеялся от того, как Оля его пихнула: — Хватит дурачиться! — Оль, так ты же там со своими подружками будешь. С чего тебе Полина пригодилась? — Антон вопросительно выгнул бровь. Оля фыркнула: — Как это зачем? Для авторитета! — Оль, ты хоть сама знаешь, что такое авторитет? — Антон рассмеялся, а сестра надулась: — Я знаю! Мне мама рассказывала! — Ну и зачем тебе этот авторитет? — Антон встал из-за стола и прошёл к шкафу, чтобы открыть его и понемногу начать собираться. — Как это зачем? Это же так здорово, если у тебя есть друзья-старшеклассники! Антон мог бы хмыкнуть, но про себя отметил, что будь бы он в четвертом классе, и у него в друзьях был кто-то вроде Ромки, который считался местным авторитетом на все сто, то Антон тоже ходил бы раздутым от гордости, что у него есть друзья среди старшеклассников. — Да будет там Полина, будет, — заверил он сестру, положив на кровать свой свитер и плотные штаны. — Ура! — если бы у Оли были крылья, она бы закружилась по комнате, но в реальности ей пришлось ограничиться только радостным прыжком, — Ой, — она бросила взгляд на его одежду, — А болонки ты что, надевать не будешь? — Ой, нет, — Антон смешливо поморщился, — Я уже из них вырос давно. А ещё они странно шуршат. Оля внезапно засмеялась: — Ну ты даешь, Тоша! А если ты там падать будешь? Все коленки себе отобьешь в этих штанах! — Ну, — Антон неловко потер затылок, — Постараюсь, конечно, не падать. Да и холодно в них вряд ли будет. Кстати, — он повернулся к сестре, — Ты двое пар носок надела? — Надела. — А запасные… — Взяла, они в рюкзаке, — Оля скрестила руки на груди с максимально довольным видом, — Ну что? Ты собираешься, или я без тебя ухожу? — Куда пойдешь, нахалка? — фыркнул Антон, — Ты и до школы без меня не доберешься! — А вот и доберусь, — она показала ему язык, и Антон, приобняв её за плечи, медленно, но верно, направил сестру к выходу из комнаты: — Хорошо-хорошо, обязательно доберешься, только теперь дай мне переодеться… — Даю тебе десять минут, отсчет пошел, — пригрозила ему сестра, прежде чем закрыла дверь и прежде чем Антон успел ей крикнуть вслед, что у них есть ещё минимум двадцать минут. — Уф, её трансформация в маму неизбежна… — Я все слышу! — проворчали за дверью, тем самым вызвав у Антона приступ истерического смеха. — Все, перестань! Сейчас соберусь! — Я тогда вниз ухожу! — Ага, давай! Он обернулся к кровати и выдохнул. Чего греха таить, он и сам с нетерпением ждал этого дня, но намеренно старался делать вид, будто течения времени для него не существует, чтобы тот факт, что ему через двадцать минут понадобится выходить, стал бы для него приятным сюрпризом, а ожидание не было столь мучительно. Другое дело Оля, которая с самого первого января носилась по дому, искала коньки, стирала порошком болоньевые штаны, начищала до блеска свои сапожки и аккуратно сложила варежки в карман своей куртки. По сути игнорировать ожидание не удавалось как раз из-за Оли, которая чуть ли не часы считала до того момента, когда они уйдут с Антоном. Так что даже его попытка сегодня сидеть за столом, полностью погрузившись в рисование, оказалась провальной, поскольку Оля перешла в режим тревоги ещё за полтора часа до выхода. А за полчаса у неё и вовсе была полная боевая готовность. Ещё вчера вечером он созвонился с Полиной, чтобы заранее сверить время их встречи, что нести и как долго они будут кататься. И расклад по итогу выходил такой: договорились встретиться в час дня и разойтись ближе к шести-семи, когда стемнеет, чтобы успеть погулять достаточно. С него самого прилагались только мамины пирожные, от которых Полина оказалась в восторге, когда Антон принес их на Новый год, и, возможно, пара кусочков медовика. Полина и Бяша на себя взяли большой термос с чаем и какао. Ну а с Ромки причитались булочки тети Ани, которые все ещё остались с Нового года. Полина настоятельно порекомендовала взять что-нибудь из дома, что можно будет постелить, по её словам, «под попу, чтобы все не отморозилось». Антон сошелся на своем свитере, старом, давно выцветшем, но достаточно толстом и плотном, чтобы уберечь его от холода. И каждый, разумеется, должен был принести или чашку для чая, или пластиковые стаканчики, но Полина все же настояла на чашках, поскольку так атмосфернее. Ещё Полина выразила свой глубочайший восторг от кассет, подаренных Антоном. По её словам, она совершенно окончательно и бесповоротно влюбилась во второй концерт Рахманинова и "Лесного царя" Шуберта, что не могло не порадовать Антона. И, разумеется, ей с дедушкой очень понравились трубочки с вареной сгущенкой и конфеты. Дедушка так вообще незаконно отжал у Полины парочку драже Бонибон, о чем она со смехом сообщила в трубку. Это, как и их обсуждение места встречи, действительно преисполнило Антона каким-то детским трепетом ожидания, отчего он ходил по дому не менее взвинченный, чем Оля. Расправив свитер на себе, Антон поправил очки и, вздохнув, подцепил с пола рюкзак и прошествовал к выходу из своей комнаты, напоследок выключив настольную лампу и закрыв альбом, для надежности щелкнув кнопочной пряжкой. Полина обещала подойти к дому, поэтому Антону с Олей не надо было куда-то особо долго идти, так что он с максимальным комфортом вновь перепроверил содержимое своего рюкзака: коньки, которые были предварительно запакованы в пакет, чтобы они не испоганили ему рюкзак зубчиками, запасные варежки, которые он взял на случай, если не захочется пачкать подаренные Полиной, чашка, которая предусмотрительно была переложена в соседний отдел рюкзака, чтобы лезвия коньков её не отбили. И, разумеется, мамины пирожные и пара кусочков медовика, бережно уложенные в пакет, который мама тщательно закрутила таким образом, чтобы не дай Бог ничего не вывалилось. В целом, Антон был более, чем готов. На всякий пожарный он проверил и Олин рюкзак, чем вызвал крайнее возмущение с её стороны. Но Антон всего лишь прошелся по мелочам: посмотрел, на месте ли чашка, запасные носки, варежки и, разумеется, коньки. Лишь когда он убедился, что все точно на месте, то всплеснул руками перед рассерженной Олей, мол, а чего ты хотела? Отчасти он попытался загрузить себя этой рутиной и для того, чтобы время, через которое им с Олей понадобится выйти, пробежало незаметней. Вот же ж. Такое чувство, будто в Новый год его так не колбасило от нетерпения, как в этот солнечный зимний день третьего января. Однако время, к благодарности Антона, пусть и ползло медленно, но неумолимо, поэтому в какой-то момент он обнаружил, что пора выходить. Ух. Оля, разумеется, тоже заметила это. Даже раньше самого Антона. Поэтому она тут же побежала надевать на себя куртку, тщательно застегиваясь и пакуясь, чтобы не замерзнуть. Пока сестра одевалась, Антон поспешил оповестить об их уходе остальных: — Мам, пап, мы уходим уже! Они оба, сидевшие до того на кухне, появились в коридоре, и каждый, точно по невидимой указке, принял свою типичную позу, как это было всегда, когда они провожали Олю с Антоном куда-либо: папа облокотился на стену, засунув руки в карманы своих официальных брюк, — заехал на обеденный перерыв домой, поэтому не переоделся — в то время как мама стояла, скрестив руки на груди, однако не было в её позе какой-то враждебности или суровости, напротив: даже спокойствие. — Антон, я тебе ключи от дома в рюкзак кладу, — поспешила его предупредить мама, легким движением подойдя к комоду и подцепив связку. — А зачем — ключ? — не понял он, а мама терпеливо пояснила: — Мы сегодня с папой уезжаем. Вернемся не очень рано. Ключ тебе даю, чтобы домой попали. — А, хорошо, я понял, — невнятно пробормотал он, а потом вдруг вскинулся, — Погоди! А куда это вы уезжаете? На лице мамы внезапно появилась хитрая улыбка, которая точно скинула ей с десяток лет, превратив её в до смерти обаятельную и озорную девчонку. Она, пригладив Антону прядь волос, торчащую из-под шапки, почти что пропела: — Да-да, не только у вас с Олей каникулы. — Это как понимать? — вскинул брови Антон. — Как есть, — папа усмехнулся и махнул рукой в сторону дверного проема, — Давай, не стоит на пороге топтаться. Антон, поняв, что его интеллигентный и дружелюбный отец потихонечку выпроваживает, бросил на него скептический взгляд и, шутливо пригрозив пальцем, произнес: — Мы поговорим ещё с вами. Папа улыбнулся: — Да-да, обязательно. Мы выделим денек на это. Антон, на пару с Олей, на прощание обнял маму, а потом и папу, слегка похлопав его по плечу. — Пока-пока! — Оля радостно помахала родителям рукой, когда Антон открыл входную дверь, ведущую на залитый солнцем двор. — Пока, будьте аккуратнее там! — ответила им вслед мама, глядя на них с какой-то особенной теплотой, отчего Антону стало уютно даже на зимнем холоде. Входная дверь закрылась, отрезав Олю с Антоном от внутренней части дома. — Ну что, пошли? — вопрос Оли прозвучал крайне нетерпеливо, так что Антон поспешил ответить ей, чтобы не слишком мучать сестру томительным ожиданием: — Конечно, идем скорее. Они спустились с жалобно скрипнувших ступенек и прошли по двору, где их молчаливо и радостно поприветствовал снеговик Варфоломей, приветливо сверкающий в солнечных лучах. За это время снеговик слегка подтаял, но не растерял своего былого очарования, и почему-то этот факт Антона обрадовал. Он уже выходил вчера с Олей во двор, чтобы «отреставрировать» его, так что было бы действительно здорово, если бы снеговик мог оставаться таким же как можно дольше. Он взял Олю за руку привычным, легким движением и отправился к выходу из двора. По идее, время уже подошло, Полина вместе с Бяшей и Ромой должны были уже подойти, но Антону не было бы сложно подождать вместе с Олей какое-то время. Однако ждать и не пришлось. Как только дверь калитки за ними захлопнулась, и едва ли Антон успел произнести, не завидев за забором Полину, что нужно подождать, как его окликнули: — Антон! И столько в этом голосе было радости, нетерпения и радушия, что он непроизвольно улыбнулся, поворачиваясь в сторону зовущей его Полины. Та как раз вышла из небольшой рощи вместе с Ромой и Бяшей и шла по направлению к дому Антона. Ему даже не требовалось как-то напрягать зрение, чтобы даже на расстоянии увидеть, как сияет лицо Полины. — Привет! — крикнул он и махнул ей рукой. Внезапно Оля сжала его ладонь чуть крепче, и Антон, удивленно посмотрев на неё, осторожно спросил: — Ты чего, Оль? — Не знаю, — так же удивленно ответила она ему, открыто и доверчиво посмотрев в глаза, — Кажется, я волнуюсь… — Из-за кого? — непонимающе произнес Антон, а потом уточнил, — Из-за парней, что ли? А чего из-за них волноваться? — Ну… — Оля нетерпеливо переминулась с ноги на ногу, начав говорить все расторопней по мере того, как компания к ним приближалась, — Мне неловко как будто. Они такие высокие. И взрослые ещё… Особенно вон тот, слева, — она говорила про Ромку, который как раз чуть не навернулся на сугробе, из-за чего Бяша загоготал в голос, — А вон тот мальчик… Он меня вообще спас, а я его ещё поцарапала! Тоша! — Оля внезапно панически затрясла его руку, — Я же даже не знаю, как их зовут! Скажи сейчас же! Скорее! Антон будто бы отупел мгновенно, что происходило каждый раз, когда ему напрямую сообщали о срочности того, что с него спрашивали. Поэтому имена он рассеянно озвучил уже в тот момент, когда его рука онемела от Олиной хватки: — Тот, что слева — это Ромка. А мальчик, который тебя в лесу нашёл — это Бяша, — она неясно кивнула, и Антон по ней понял, что она, скорее всего, уже забудет, как кого зовут, буквально через минуту. Поэтому он осторожно погладил её по голове, — Оль, ну не переживай ты так. Они к тебе хорошо относятся, ты чего. Все хорошо будет, — кинул он последнее заверение Оле, прежде, чем ребята подошли к ним достаточно близко. — Че это ты наговариваешь сестре своей? — поинтересовался Ромка, — Надеюсь, не науськиваешь её против нас. — Больно надо, — с сарказмом отозвался Антон, с улыбкой принимая объятия от Полины, — Привет-привет! Ну что, термос не забыла? — Спрашиваешь! — Полина хлопнула себя по рюкзаку, который, судя по его раздутому состоянию, был набит всем, чем только можно, — Упакована полностью, — она подмигнула, а затем, переметнув смеющийся взгляд на Олю, крайне добродушно произнесла, — Привет! Как дела у тебя? Олино лицо приобрело ещё более шокированный окрас, когда сама оказалась в Полининых объятиях. Растерянно обвив её руками, Оля, потихоньку оттаивая, произнесла чуть более радушно: — Все хорошо, — а потом, спустя крошечную паузу, добавила, — Только Тоша как всегда полдня собирался. — Эй, неправда! — возмутился Антон, крепко пожимая руку Бяше, — Не самоутверждайся тут за мой счет! — Да-да, — хмыкнул Рома, когда очередь пожать руку дошла и до него, — Вижу я, какой у тебя авторитет. — А ты давай не докапывайся до меня, — Антон прищурился, намеренно сжав ладонь крепче, — Сам-то перед мамой робеешь. — Только моей маме четвертый десяток, а твоей малявке девять, — Ромка, кажется, явно наслаждался ситуацией, но долго ему не позволила продержаться Оля. Внезапно её лицо приобрело оттенок чистой воды возмущения, и она, со страшным видом вдохнув, произнесла так сурово, насколько мог позволить ей запугать Ромку её детский голос: — Мне десять. — Ой, ну извините, — Ромка шутливо схватился за голову, тем самым немного развеселив Олю, а потом произнес с крайне озадаченным видом, — Подожди, а че это я извиняюсь-то? — он обратился к Оле так, словно она должна была ему дать ответ на этот вопрос, а потом и вовсе поставил её в ступор, — А вот мне сколько лет? Оля моргнула, уставившись на него, а Ромка посмотрел на неё с таким торжествующим видом, словно теперь она должна была нести юридическую ответственность за факт того, что посмела попрекнуть Ромку в незнании её возраста (как ему показалось) и при этом сама не знала возраст Ромки. — Ромыч, ну ты дурила, на, — Бяша покачал головой, — Че ты к девочке-то прикопался? — Не-не, это вопрос принципа, — Ромка упер руки в бока, игнорируя саркастичное, тихо Полиной брошенное «С чего это так высокопарно заговорил-то?». — Я твой день рождения даже не помню, дурик, а ты хочешь… — Тебе шестнадцать, — спокойно ответила Оля, а потом пояснила Ромке с таким видом, будто бы он был умственно отсталым, — Ну, Тоша же учится с тобой. А ему шестнадцать. И тебе — шестнадцать. — Вот хитрюга. У меня никто среди мелкашей не учится, — хмуро ответил Ромка, а Оля, засмеявшись, произнесла: — Так это ж твои проблемы! Ромка посмотрел на неё с отвисшей челюстью, в то время как бессовестно заржавший Бяша хлопнул его по плечу, произнеся: — Это был нокаут, Ромыч. — Да какой нокаут, я-то даже не собирался… — То-онешь, — Полина слегка приобняла его за плечи, словно пытаясь успокоить начинавшуюся бурю, а потом произнесла восторженно, — А ты молодец, Оль! Не растерялась! — Во-во, грамотно ты его, — Бяша слегка похлопал Олю по плечу в одобрительной манере. — Да я ж не по-серьёзному!.. — возмутившийся Ромка был вовремя заткнут Полиной и уведен дальше по тропинке, где он, все ещё кипя от праведного возмущения, что его так несправедливо обесчестили, понемногу вслушивался в новый разговор. — Так, а долго до пруда идти-то? — поспешил уточнить Антон у Полины, и та отозвалась мгновенно, даже раньше, чем он успел закончить фразу: — Нет, не очень. Там буквально минуток десять идти, и ты на пруду. — Здорово, — Антон заулыбался, невольно представляя себе дальнейшее времяпрепровождение с друзьями, — А чай когда пить будем? — Когда без сил повалимся! — радостно отозвалась Полина, а Антон, пересекшись скептическими взглядами с Бяшей, все же не стал настаивать на обратном, а лишь тихо произнес: — Ага. Без сил, значит… — А ты че недовольный такой? — внезапно произнес Ромка, вперив в Антона ехидный взгляд, — Лишь бы пожрать. — Ага, конечно, это мои слова! — мгновенно вспылил Антон, — Это тебе лишь бы почаевничать на пруду! — Че? — А ниче! Сейчас я посмотрю, как ты лед рассекаешь, Плющенко! — Да-да, я-то рассеку, — хмыкнул Ромка одобрительно на высказывание Антона, — А ты как слоняра в посудной лавке будешь. Оля внезапно громко засмеялась, найдя для себя это сравнение крайне уморительным. Взгляды всех обратились к ней, и она, смущенно заламывая облаченные в варежки пальцы, сконфуженно произнесла: — Ну а что? Смешно же. — Ха, Петров, — Ромка издал смешок, — А твоя сестра лучше тебя в юморе шарит. — Ой, да помолчи, — буркнул Антон, — Я уверен, что её больше рассмешило твое очень остроумное «слоняра», — последнее слово он произнес, кривляясь, как только мог. — Зато твой «Плющенко», — Ромка скопировал манеру Антона паясничать во время цитирования, — Явно похуже будет. Ты прям как старпер шутишь. — Уф, — Антон закатил глаза, — А ты прям у нас на волне современности? Ты вообще сказал про слона в посудной лавке. Это выражение, блин, старше самого Плющенко! Так что не гони бочку на меня, сам такой же древний. Ромка, судя по его лицу, хотел разразиться новой тирадой по поводу высказываний Антона и что он о них думает, но их прервали: — Ой, да как вы надоели, на, — взорвался Бяша, возведя глаза к небу, — Надо было нам с Полинкой без вас идти, всю дорогу орете. — Ты вообще помолчи, — фыркнул Ромка. Голос подала Полина: — Ну, я, вообще-то, согласна с Бяшей. Что, — она, ухмыльнувшись, посмотрела на Рому, — Мне тоже помолчать скажешь? Тот немного стушевался: — Нет, просто скажу «тихо». — Вот ещё, — Полина фыркнула, — Потихай мне тут ещё. Лучше бы сам унялся, а то до всех сегодня докопался. — До всех? — полюбопытствовал Антон, и она, вздохнув, страдальчески произнесла: — Ох, Антон, видел бы ты, какая ядерная война была, когда он пошутил про Бяшины штаны. — А что со штанами? — Антон непроизвольно посмотрел на ноги самого Бяши и ничего сверхъестественного он там не обнаружил, кроме раздутых, как подушки безопасности, болоньевых штанов, — Ничего необычного. — Да я не устраивал ниче такого… — Ромка прыснул, — Подумаешь, сказал, что он шуршит как пластинка. — Да отвали от меня, на, — гаркнул Бяша, — Зато я в тепле, — он начал загибать пальцы, словно мог тем самым усилить собственные аргументы, — Жопу себе не отобью, колени тоже… — …Да ты ж не развалюха, куда колени отбивать-то… — попытался вставить Ромка. — …И могу хоть изваляться в снегу весь — не промокну. А ещё мне их мать подарила, так что все, — последняя фраза показалась Бяше достаточно убедительной, чтобы выглядеть максимально раскрепощенно и уверенно даже в болоньевых штанах. — А он прав, кстати, — поддержал Бяшу Антон, — Болонки-то реально удобные. — А че ж ты сам в них не пошел? — с сарказмом спросил Ромка, но Антон быстро нашелся с ответом: — Испачкались. — Че, вчера испачкались? — Не понял, — Антон моргнул. — Постирать-то пораньше нельзя было? — Ромка звучал крайне ехидно, точно вознамерился поймать Антона на лжи. Но тут выкрутиться, по правде говоря, тоже удалось. Правда, прежде, чем что-либо произнести, Антон наткнулся на полный иронии взгляд Оли. Нет, ну а что он должен был сделать? Сказать, что Бяша молодец, что идет в болонках, а сам Антон решил не идти в них, потому что это «по-детски»? Да ну нет, лучше было поддержать его, так что одним только взглядом попросив Олю не сдавать его, Антон продолжил отбиваться от Ромкиных атак: — Да, пятно лютейшее посадили. Они могли бы долго прожигать друг друга взглядами, точно ведя молчаливый диалог из разряда: «Врешь — Зуб даю», но это не продлилось больше нескольких секунд. — Да и хрен с ним, с пятном, — внезапно произнес Бяша, а потом обратился к Ромке, — Слышал, на? Нормальные у меня болонки. Ходи в штанах своих дальше, тоже мне, франт нашелся, — он надулся, так что Полина поспешила смягчить ситуацию: — Бяш, по правде говоря, тебе болонки-то и не нужны особо. Ты катаешься лучше всех, так что сегодня отбивать задницы будем только мы, — она примирительно улыбнулась. Несмотря на скепсис Антона к подобному заявлению, Бяша и в самом деле оттаял очень быстро: — Да, так что поймете потом, что штаны — это фигня полная, на. Только я сегодня буду в тепле. — И я, — скромно добавила Оля, добродушно посмотрев на Бяшу, и тот сдался достаточно быстро, хмыкнув: — И ты. Невозможно было не заметить, как Ромка и Бяша тщательно следят за собственной речью, чтобы не сказать что-нибудь лишнее при Оле. Порой они запинались, или растерянно останавливались на середине фразы, чтобы подобрать более культурный синоним того, что они собирались изначально озвучить, и это не могло не тронуть, поскольку они не обязаны были этого делать, но сделали. Антон, переглянувшись с Полиной, тихо улыбнулся.

***

Если дальнейшая прогулка продолжалась в достаточно мирной и приятной обстановке, то с приходом на пруд началась самая, что ни на есть, суета. Вообще, само место выглядело очень красиво. Оно не было полностью залито палящим солнцем, но и непроглядной тьмы там не наблюдалось, поэтому лучи не слепили глаза. А вокруг пруда, по размерам больше напоминавшего озеро, в ряд выстраивались деревья, ветви которых были покрыты толстым слоем снега, из-за чего атмосфера делалась ещё более сказочной, отчего Антон даже какое-то время продолжал на все это заглядываться. Понятное дело, не одни они додумались на зимних каникулах пойти покататься, но, к счастью, народу было не так много. Скорее всего, самый большой наплыв был именно первого и второго числа. Сегодня же на пруду было человек десять помимо их самих, и Антона это вполне устраивало. Не то, чтобы ему хотелось позориться на весь поселок, но зато такое количество людей будет идеальным, чтобы отвлечь внимание друзей с его плохого катания на остальных посетителей пруда. С этими позитивными мыслями Антон вместе с остальными подошли к ближайшему ко льду дереву и, поставив туда свои рюкзаки, принялись собираться. И если Оля и Бяша, в своих великолепных штанах, спокойно уселись на снег и принялись шнуровать коньки, то вот Антон, Полина и Ромка скакали, как туземцы вокруг костра, в попытке нацепить коньки то на одну ногу, то на другую. Полина начала истерично смеяться, когда её только-только появившееся равновесие начало стремительно угасать, и она задергалась, в попытке не упасть. Из-за этого Ромка заржал, едва сам не полетев в снег, из-за чего непривычно высоко для самого себя вскрикнул: — Харе смешить меня! — Я не специально! — сквозь смех произнесла Полина. Антон, которого их потуги смешили не меньше, все же смог справиться со своими коньками, и, разогнувшись, с наслаждением выпрямил спину, потянувшись всем телом. — Тоша! — внезапно раздалось жалобное и вместе с тем раздраженное. — Что такое? — не раскрывая глаз, произнес он. — Помоги мне, пожалуйста, я уже не могу! Антон, изначально не понимавший, в чем дело, сразу сделал выводы, как только посмотрел на ноги сестры. — Так, подожди, ты как зашнуровала… — Антон, застыв, шокированно уставился на Олины коньки. — Хрена себе, — Ромка присвистнул, а потом обратился к Оле, — Ты че, морские узлы вяжешь? — он заржал, а потом получил отрезвляющий тычок в бок от Полины, которая сурово произнесла, строго глядя на него: — А ну не смейся над ней. — Да, не смейся надо мной! — тут же ощетинилась Оля, пока Антон пытался распутать все это безобразие, в которое превратились её шнурки, — Я же не специально. — Ну ладно, ладно, каюсь, — Ромка шутливо поклонился, а потом, оглянувшись, произнес уже более задумчиво, — А где подружки твои? — Скоро придут, мы договорились на пруду встретиться, — Оля пожала плечами, пока Антон согнулся над её коньками в три погибели. — Уф, — он выдохнул, наконец, распутав этот адский ком из шнурков и, наконец-то, принялся за дело, — Все, чуть-чуть осталось. — Хорошо, — смиренно произнесла Оля, а Ромка, прищурившись, произнес: — Давай-давай, Петров, солнце ещё высоко, работай! — За собой последи! — Антон закатил глаза и, не будь бы Оли рядом, стопроцентно показал бы Ромке средний палец, — Сам на своих коньках скачешь, как безумный лось. Оля громко засмеялась, а Ромка, пойманный в эту ловушку, изначально растерялся, а потом гордо вскинул нос, скрестив руки на груди: — Мы все трое скакали, между прочим! Не надо вот тут делать, типа ты такой спокойный стоял. — А я и не делаю. Просто над тобой пошутил. — Хреновый из тебя шутник. — Из тебя не лучше, — Антон, наконец, закончив, подытожил, — Так, готово. Не знаю, как ты умудрилась так все завязать, но хоть нормально тебе все сделал. — Спасибо большое, — Оля радостно подскочила и, чуть приглядевшись, увидела, как с другой стороны пруда с тропинки выходят ещё пара человек, — Девочки! — она громко крикнула, замахав им руками, — Приве-ет! — Оля! — послышались радостные крики оттуда. Оля, развернувшись к Антону, вопросительно посмотрела на него, и тот, усмехнувшись, слегка потрепал её по голове, а после поправил шапку, ласково произнеся: — Да можно, можно. На лед вставай и к ним поезжай, они все равно пока только коньки надевают. — Хорошо! — Оля, которая буквально лучилась счастьем, крепко обняла его и лихо двинулась ко льду. — Ну все, — Бяша усмехнулся, — Бросила тебя твоя напарница, на, Тоха. — Ой, мы заранее договорились, что она со своими подружками кататься будет, — отмахнулся несерьёзно Антон, наблюдая за тем, как Оля, слегка неуверенно встав на лед и чуть не навернувшись, все же сделала первые робкие движения и слегка неуклюже, но покатилась навстречу к своим подругам. — Если ты катаешься, как она, то это будет по-божески, — не удержался Ромка, будто бы не замечая тычков Полины, — Не, ну а че? Если мы сегодня лед расхуярим, все будут знать, по чьей это вине. — По твоей, — фыркнул Антон, — Если ты грохнешься на этот лед, то мы все провалимся к центру Земли. — Ой, да иди ты нахуй, — с уходом Оли Ромка позволил своему языку развязаться. — Я лучше на лед пойду, — губы Антона изогнулись в сардонической улыбке, и он, бросив взгляд на всех остальных, произнес с энтузиазмом, — Ну что, пошли? — Да, я уже зашнуровался, погнали, — распрямившись, произнес Бяша, с удовольствием размяв конечности, — В этом году лед вообще заебись. Хорошо прокатнемся. — Тогда идем! — радостно произнесла Полина и, подхватив Ромку и Антона, невольно вцепившегося в Бяшу, потащила их к пруду. Как только Антон встал на лед, ему показалось, что ничего необычного не происходит, и последние его воспоминания о катании на коньках таковыми являлись просто по причине того, что он был младше, а как следствие — хуже контролировал свое тело. Однако свою ошибку он понял, как только попытался сделать привычный для повседневной жизни шаг. Как только он занес ногу надо льдом, уже будучи уверенным, что все отлично, то услышал за своей спиной Ромкино растерянное: — Ты че де… Как только он шагнул, не успела его правая нога коснуться земли, как левая, по каким-то только ей одной понятным причинам, резко уехала вперед, и Антон обнаружил себя на том, что внезапно начал катиться. — Ой! — вскрикнул он и, точно каракатица, извернулся на месте несколько раз, силясь избежать падения. — Антон, — растерянно произнесла Полина, но не успела она к нему подъехать, чтобы придержать его и помочь, он, все же не удержав равновесия, грохнулся на лед, испустив болезненный выдох. Место, на которое он приземлился, а именно — его многострадальное седалище, вмиг отозвалось болью, от чего он неприязненно поморщился. Прежде, чем Антон успел хоть что-либо сказать, он услышал истерический хохот и, обернувшись, поймал взглядом согнувшегося пополам от смеха Ромку. Антон нахмурился: — Хер ли ты смеешься? — обиженно буркнул он, сев на колени и упираясь руками в лед, чтобы встать на ноги. Когда у него это получилось, он разогнулся, но, по правде говоря, слишком сильно, отчего его занесло назад, и он чуть не хлопнулся на задницу во второй раз, чем спровоцировал у Ромки новый приступ веселья, ещё более острый. — Ой, бля, — отсмеявшись, Ромка начал судорожно вздыхать, точно всхлипывая, — Ебать, ты как рак, нахуй… Как можно навернуться, даже когда ты метр не прокатился… — Не смешно, — проворчал Антон, потирая ушибленную пятую точку, — Это, вообще-то, реально больно. — Ой ты божечки, — Ромка закатил глаза, — Хватит уже скулить, ты че, единственный, кто на жопу падает? — Я посмотрю, как ты заорешь, когда так же навернешься, — мстительно бросил ему Антон, беря под руку подъехавшую к нему Полину, — Веди меня давай. — Ах, как мы обнаглели, — она ущипнула Антона за порозовевшую от холода щеку, а потом великодушно произнесла, — Так и быть, я позволю тебе за меня держаться. — Спасибо большое… — …Какое-то время. — Эй, что это значит? — испуганно произнес Антон, судорожно оглядываясь, когда понял, что Полина уже толкнулась зубчиком конька, и они уже заскользили по льду, — Стой, куда мы едем? — В ад, — злобно расхохоталась она. — Полина!

***

Если Полина и шутила, что собирается его отпустить спустя какое-то время, то шутила она только вначале, потому что по прошествии первых десяти минут, Антон приноровился к специфике катания на коньках достаточно неплохо, чтобы по итогу расцепиться с Полиной. Рома был в основном рядом с ними, и то, как он держался на льду было… специфично. Он, подобно Антону, больше делал шаги, чем скользил по льду, однако выполнял он эти телодвижения просто уморительно. Он использовал три резких шага для разгона, точно пытался бежать, а потом скользил по инерции, смешно расправив руки. Антон старался именно скользить, как учила его Полина, «елочкой», однако слишком он опасался того, что перенеся вес на одну ногу, тут же разъедется в шпагате, разорвав к херам связки. Поэтому если вес он на ногу и переносил, то на долю секунды, а потом сразу же стремился оказаться на спасительной земле. Но самое смешное было то, что Полина заявленной ей же самой «елочке» не следовала. Она точно так же, как и Антон, заваливалась то вперед, то назад. Антон не был уверен, но раза три они с Полиной точно грохнулись парно, чем крайне рассмешили Ромку, который, зазевавшись, навернулся следом, прямиком на задницу. Краем глаза он старался следить за Олей, но этого даже особо и не требовалось: её заливистый смех и фразы, когда она с жаром что-либо заполошно рассказывала, разносились по всему пруду, так что Антон не сомневался, что время она проводит ничуть не хуже, чем он. Только вот так стремительно не пытается отбить колени и зад на этом катке. Антон, на самом деле, успел пожалеть, что счел болоньевые штаны чем-то неуместным, детским, глупым. Как они были нужны его саднящим ногам, которые он нещадно отбил ещё катаясь с Полиной, а добил уже окончательно, расцепившись с ней. Плюс ко всему от постоянных падений, ткань его штанов неслабо так намокла от пропитавшей её снежной стружки, порцию которой он получал каждый раз, стоило ему упасть. Так что по болонкам он затосковал уже спустя час этой бесконечной мантры, которая повторялась в одной последовательности: падение, нытье о том, как болят колени, неуклюжий подъем, продолжение катания, постепенное выравнивание, потом какой-то наворот, шатания и опять падения. Спустя полтора часа Антону стало немного легче ко всему этому приноровиться, но было все ещё тяжело. Единственными, кто, судя по всему, наслаждался этим по всем фронтам, были Оля и Бяша. И если у первой все скрашивали подружки и её более-менее сносные навыки катания на коньках, то Бяша держался на льду действительно лучше всех. Полина на самом деле не солгала. Антон частенько видел хоккеистов-конькобежцев, не слишком изящных, но очень быстрых и легких. Так вот, Бяша чем-то напоминал их. В целом, что верно, то верно. Он был немногим ниже Ромы и Антона, однако более жилистым, чем Антон, и более легким, чем Ромка, что делало его упругим, сильным, однако быстрым, как невесомое перышко. Даже несмотря на то, что болонки немного увеличивали самого Бяшу, это не мешало ему рассекать лед с завидной скоростью. — Вот пидор, — проворчал Ромка, провожая друга взглядом, а потом внезапно обратился к Антону, — Петров, вот кто тут на самом деле Плющенко. — И не говори, — выдохнул Антон, а потом прокряхтел чуть ли не по-старчески, — Я все себе отбил, что только можно. — Я тоже, — признался Ромка, пока они с Антоном скользили вдоль деревьев. Внезапно он вскрикнул, изогнулся всем телом и чуть было не рухнул, как мешок картошки, но успел движением тела вырваться вперед и внезапно вцепиться в рукав Антона, который возмущенно завопил: — Эй! Какого хера?! Отпусти меня! — Да подожди ты бля! — орал Рома, когда их обоих заносило то вправо, то влево. — Ты меня тащишь! Мы сейчас упадем! — Мы упадем, если ты будешь орать! — А-а! — Ёма! Глухой стук, который болью отдался в коленях, и Антон, болезненно зашипев, решился в кои-то веки приоткрыть глаза, увидев собственные руки, упирающиеся в лед. Колени, мало того что замерзшие от влажной, холодной ткани, ныли, как у глубокого старика. Антон страдальчески простонал: — Сука, как больно, — он, развернувшись в сторону так же шипящего Ромки, произнес, — Ты как, в порядке? — Нет, блять, кажется, я не в порядке, — раздраженно произнес Ромка, ощупывая пятую точку, — Мне копчик расхуярило. — Это ты виноват, что мы упали. — В каком месте?! — Нехер было налетать на меня, — буркнул Антон. — Я думал, что ты меня поддержишь! — Да меня б кто поддержал, — вздохнул Антон, а потом его вдруг проняло, и он зашелся в смехе, причем таком интенсивном, что практически лег на льду, утыкаясь лбом в скрещенные руки. До него донесся растерянный Ромкин голос: — Ты с концами сошел со своего ума четырехглазого? — Нет, — всхлипнул Антон, широко улыбаясь и глядя на Ромку, — Мне просто смешно стало. — И от чего, интересно? — Ромка, глядя на смеющегося Антона, и сам против воли ухмыльнулся. — То что мы… — Антон снова расхохотался, свистящим, задушенным смехом, — Я думал, сейчас кататься будем… А сами как два деда, блять, кряхтим. Один с коленями, второй — с копчиком… Ой, господи… Ромка и сам заржал, пихнув лежащего Антона: — Ой, да пошел нахуй. Я откуда знал, что мы на каждом углу будем наебываться. Ещё и с тобой на пару. — Походу, мы с тобой оба лохи, — вздохнул Антон, а Ромка, вскинув указательный палец, произнес: — Нихера. Полина тоже наебенилась двести раз. — А вот и неправда! — внезапно раздался возглас за их спинами, и они, вздрогнув, резко развернулись назад, удивленно посмотрев на саму Полину, которая стояла, уперев руки в бока. — А че это неправда? — Ромка фыркнул, — Я видел, как ты с Петровым грохнулась. — С Антоном-то да, но одна очень-очень мало! — вскинула она указательный палец. Ромка закатил глаза: — В любом случае, колени ты себе отбила не хуже нас, понятно тебе, старушка? — Че-его? Это кто тут от любого удара по копчику ноет, Пятифанов? — она, плавно подъехав к Ромке, слегка его пихнула, — Эй, ты че… Нет, Рома! — Ромка, подгадав удачный момент, схватил Полину за руку и повалил на лед вместе с собой и Антоном, не дав ей насладиться триумфальным моментом. Антон и Ромка зашлись в смехе, чуть ли не катаясь по льду от веселья, в то время как Полина разозлилась не на шутку: — Что вы ржете? — завопила она, убирая пальцами со своего лица копну нависших сверху от падения волос, — Я себе уже все ноги отбила! Придурки! — А говоришь, не падала, — хмыкнул Ромка, — Ну, и кто из нас теперь столетний хер? — Ты! — Полина, не оставшись в долгу, провела рукой в варежке по льду, собирая снежную стружку. Сделала она это так, будто бы задумалась, поэтому Ромка не придал всему происходящему какое-то особое значение. Это и было его ошибкой. С коварной ухмылкой Полина резко навалилась на него и вытряхнула весь снег Ромке за шиворот. Вопли разлетелись по всему озеру. — Ты че, ебу дала?! Че за хуйня, Полина?! — Ромка извивался не хуже ужа, в то время как Антон уже устал хохотать, поскольку боль в щеках и в животе становилась все острее. — Ой, я уже не могу… — задыхался Антон, утирая щеки локтем, — Мне кажется, у меня живот болеть будет от смеха. — У меня тоже, — сквозь хихиканье ответила ему Полина, глядя на то, как Ромка агрессивно встряхивает собственный капюшон в надежде на то, что снег волшебным образом исчезнет сам по себе. Ромка поморщился: — Су-ука, я чувствую, как он тает там, блять! — он практически прорычал Полине, — Ты за это ответишь! — Да-да, — ухмылка Полины становилась все шире. — Всем расскажу про твое навозное платье, поняла, засранка?! — Не расскажешь! — с улыбкой завопила Полина не хуже самого Ромки, — Это тайна! — Тайное тоже становится явным, моя дорогая! — закатил глаза Ромка. Брови Полины взметнулись вверх: — А с каких это пор ты вдруг так высокопарно заболтал? — С тех пор, как нахер отбил себе все колени и почувствовал себя дедом. Полина сочувственно улыбнулась: — Это да. Тут ещё лед неровный, ударяться вдвойне больно. — Это полная лажа! — почувствовав поддержку со стороны Полины, тут же возмущенно возопил Ромка. — Но это все равно весело, — Полина вскинула указательный палец, словно пыталась отмахнуться от всех Ромкиных попыток назвать это катание по пруду чем-то лажовым. — Да весело, пиздец, не спорю, — Ромка хмыкнул. — Короче, — Полина, взяв Антона за руку, помогла ему подняться, а затем скользнула к Ромке, протянув ему открытую ладонь, — Давайте все вместе кататься! — Чтобы разъебаться всем вместе на пруду? — хмыкает Ромка, но ладонь Полинину все же принимает, — Если я сегодня коньки отброшу, то за тобой приду. — Ты что — Элька? — подколол Антон, намекая на страшную историю, рассказанную Бяшей, а Ромка, прекрасно поняв отсылку, ухмыльнулся, обернувшись к нему: — Именно, буду к Полинке приходить по ночам. — Я окошки плотно закрою, — она засмеялась и, подхватив обоих, и Антона, и Ромку, под руки, аккуратно заскользила с ними вдоль границ пруда. — Бля, Полин, это немного… — взволнованно произнес Ромка, вцепившись в неё, как в спасательный круг. — Не переживай, Ромочка, я буду о-очень осторожна, — злобно расхохоталась Полина, намеренно ускоряясь. — Полина, бля! Стой! Если мы щас вместе наебнемся… — Да не упадем мы, трусишка! — Тоха, скажи ей, что это перебор! — Это перебор, Полина. — Да блять, ты издеваешься, что ли? Нахера ты полностью повторяешь, у тебя мнения нет своего? — Есть. Я просто думаю точно так же. Они сделали крутой вираж, отчего Антон с Ромкой завопили в голос. — Полина! Она расхохоталась: — Да чего ж вы боитесь-то всего? — Я б не боялся, если бы со мной Бяшка ехал, я-то знаю, что с ним мы не расхуяримся. — То есть ты мне не доверяешь? — Когда мы, блять, на льду, то нет! — Ах во-от как, — протянула Полина и намеренно ускорилась, отчего Рома практически заверещал. — Бля! Ладно, прости! Только не уеби нас! — Пиздец ты, конечно, на, — раздалось слева. Все трое, обернувшись, увидели задиристо улыбающегося Бяшу, который, не прилагая никаких практически усилий, парил по этому пруду вместе с ними, совершая медленные, спокойные телодвижения. Хмыкнув, он добавил: — Визжишь на весь пруд, как девчонка, на. — Попизди мне тут, мудло! — вскипел Ромка, — Я б на тебя посмотрел если бы ты был на моем месте. — Если б я был на твоем месте, я б с Полинкой под руку не ехал. — Да почему вы все время под сомнения мои навыки ставите?! — практически истерично завопила Полина, неосознанно ускорившись. — Полин! — панически заорал Ромка, — Не слушай ты обмудка этого! Заебись ты катаешься, только отпусти меня! — И меня, — практически прокряхтел посеревший от волнения Антон, который вцепился в Полину едва ли не мертвой хваткой. — Ты уебан! — выкрикнул Ромка оскорбление в сторону ржущего во все горло Бяши, — Ты нахера нас так подставляешь? — Потому что это весело, — едва ли не хрюкая, отозвался Бяша, утирая варежкой немного покрасневшее лицо, — Вы прям вцепились в неё, и ссыте ещё оба, на! Кто вас вообще на лед пустил? — Кто, блять, послал тебя на этот свет, чтоб быть моим другом? — возмутился Ромка. — У нас есть право кататься, где мы захотим! — слабо возразил Антон, и Ромка, к его удивлению, лихо поддержал его: — Во-во, бля! В свободной стране живем! Бяша скептически посмотрел на него: — Чет хуевая свобода. Ромка с жаром возразил: — Зато настоящая! Катись отсюда, предатель херов! — он махнул ему рукой, точно обозначил направление, куда именно Бяше стоит катиться. Но тот, только покачав головой и тихо фыркнув со смешком, подгадал момент и плавно подъехал к Ромке, который ехал с правой стороны от их тройки. — Цепляйся давай, ёбик, — предложил Бяша, и Ромка, услышав это, только закатил глаза и фыркнул: — С хуя ли? Мне вот заебись, с Полинкой еду. С Петровым. Тем не менее, когда последовал очередной поворот, он с завидной силой вцепился в Бяшино предплечье, точно хотел применить на нём бойцовский захват, но тот не был на него за это обижен — напротив, тоже схватился цепко за рукав Ромкиной куртки. — Как мне нравится вот так вот с вами кататься! — произнесла Полина, с упоением вдыхая морозный воздух, который витал клочками пара после того, как она выдыхала, — Ещё погода такая хорошая. — И колени сдохли, — поддержал её радостную эстафету Ромка, за что получил тычок с её стороны, — Не, ну а че? Мы так и будем, как паровоз ебаный кататься? — Ты без нас мало что на льду можешь, так что подуймись, — Полина показала ему язык, — Мы тебе демонстрируем возможности фигурного катания. — Да, ты охуеть как права. Столько возможностей, пиздец. — Сейчас отпущу тебя. Молчание. — Ладно, прекращаю. — Полинка, давай мы с тобой по краям встанем? — предложил ей Бяша. — А зачем? — она непонимающе посмотрела на него. — Мы с тобой нормально катаемся хотя бы. Я хочу побыстрее, а эти два долбоеба пускай посередине будут. Мы, если че поддержим, на. — Ты предлагаешь мне рисковать своим здоровьем и безопасностью ради них? — Полина в притворном ужасе вздохнула, и Бяша ответил ей максимально серьёзно: — Да. Так что не будь зассыхой, на. — Фу! — Полина засмеялась, поморщившись, — Хватит говорить мне такие гадости! Так, — она обратилась уже ко всем, — Нам надо затормозить, чтобы я поменялась с Антоном местами. Честно говоря, Антон, на какое-то время успевший побывать в прострации, не был в восторге от идеи Бяши поменяться с Полиной местами. Нет, чисто гипотетически она была довольно-таки здравой: и Полине так будет проще ехать, так как её не будут зажимать Ромка с Антоном, и скорость получится набрать побольше. Но Антон был немного обеспокоен тем, что случись чуть что — и он, скорее всего, потащит всех за собой, тем самым превратив их шеренгу в гору из рук и ног. Главное, чтобы не из сломанных рук и ног, учитывая его везение временами. — Та-ак, аккуратно, осторожно, — бормотала Полина, пока они, вместо того, чтобы попытаться затормозить зубцами коньков, просто ждали, когда их первоначально набранная скорость снизится до нуля. А если быть точнее — то они просто ехали, ничего не делая и ожидая, когда остановятся до конца, и это действие Бяша прокомментировал как «Полный проёб». — Попизди мне тут ещё! — хмуро бросил ему Ромка, пока Полина с Антоном менялись местами, — Многовато сегодня выебонов у тебя. — А че поделать-то, если я в этом хорош? — Бяша смешливо поиграл бровями, а потом добавил, — Хоть тут повыкобениваться можно. И поржать над тобой, в кой-то веки. Ромка уже открыл рот, чтобы, судя по всему, в мельчайших подробностях разъяснить Бяше, когда и в каком месте он может «выкобениваться», но пустить красивую речь он уже не успел — Полина уже подхватила Антона под руку, и он инстинктивно схватился за Ромкину, из-за чего тот посмотрел на него так, словно Антон провалился под лед. — Ты че это? — А ниче, — внезапно расхохотался Антон, — Дурак, что ли? Держаться-то надо! — он, схватившись покрепче, выкрикнул, когда Полина и Бяша начали набирать скорость, — Едем уже! Ромка что-то пробормотал, и его хватка на руке Антона внезапно стала сильной. Достаточно сильной, чтобы Антон болезненно зашипел, невольно напрягшись всем телом. Это ж как же Бяша терпел такую хватку, пока они катились по озеру? Он поджал губы, и вдруг периферическим зрением уловил, что Ромка, услышав кряхтение Антона, бросил на него короткий взгляд. Судя по всему, лицо Антона было преисполнено страданиями. Или, может быть, шипение было слишком громким, Антон все равно не предпочел над этим задумываться. Но вот что было действительно важно — сразу же после короткого взгляда, брошенного Ромкой, пальцы на предплечье Антона разжались, перестав причинять боль. Теперь его просто держали, и дискомфорт понизился в разы. Почему-то такая мелочь очень запала в душу Антону. Даже факт того, что Ромка проследил за тем, чтобы ему не было больно, хотя и сам побаивался высоких скоростей на льду — это уже радовало. Антон так увлекся раздумьями об этом, что не заметил, как Полина с Бяшей набрали скорость по полной, и сейчас они вчетвером катились по льду быстрее, чем Антон когда-либо в своей жизни катался на коньках: хоть один, хоть с кем-то. — Давай-давай-дав-а-а-ай! — скандировала Полина, пока они рассекали не слишком уж гладкую гладь озера, из-за чего сердце Антона делало кульбиты с завидным размахом: казалось, что они в любой момент грохнутся на лед. Краем глаза он увидел лицо Оли, мимо которой они проехали. Что уж там было комментировать: непонимание, смешанное с дичайшим восторгом. Без сомнения, Оля оценила их идею кататься такой толпой на все сто. Он даже попытался ей улыбнуться, но когда почувствовал, как лезвие его конька наткнулось на неровность льда, из-за чего Антона слегка подбросило, он тут же стиснул челюсти, словно это хоть как-нибудь спасло его от падения. Но на самом деле удержаться на месте ему помогла Ромина рука, крепче перехватившая его предплечье и удержавшая Антона, когда он резко накренился вперед. — Ох… Спасибо… — растерянно произнес он, развернувшись к Ромке, — Я бы сейчас точно… — Ага, всеми четырьмя глазами по льду проехался бы, — ухмыльнулся тот, но это даже близко не прозвучало так, словно Ромка вознамерился задеть его, — Да и че благодарить-то… — Все равно спасибо, — произнес максимально искренне Антон, и вот тогда Ромкина бравада дала трещину: он улыбнулся настолько мягко, насколько в целом позволяли мышцы на его лице и треплющий лицо ветер: — Да пожалуйста, че уж там. Почему-то все это перестало казаться странным или нелепым: цепляться друг за друга и на скорости рассекать небольшое озеро. Все было совсем иначе, поскольку Антон, даже чувствуя небольшое волнение и настороженность, когда думал о том, что может упасть, не мог не наслаждаться таким времяпрепровождением. В нём точно проснулся дух безбашенной юности, потому что по мере того, как они катались так по льду, волнение отступало все дальше, уступая место чему-то приятно-колкому, что щекотало низ живота, из-за чего Антон совсем не по-мужски взвизгивал или хохотал, когда они вчетвером наворачивались. Он подумал, что мало кто так крепко держал его за руку.

***

— О-от это я понимаю! — довольно протянул Бяша, с удовольствием прихлебывая чай из дымящейся кружки, — Вот это жизнь, на! — Не налегай пока на чай, подожди, — строго отбрила его Полина, обращаясь к Антону, — Ты что будешь, чай или какао? — Давай какао. Я пока пирожные достану. Они достаточно уютно устроились под одним деревом, наслаждаясь навесом снежных ветвей. Антон аккуратно постелил свой свитер и присел на него, с удовлетворением отметив, что холода действительно не чувствовал — ткань оказалась теплой. — Так, хорошо… — пробормотала Полина, — Тебе налила… Ром, а ты что хочешь? — Я чайку бахну. Кружка приятно грела руки, и Антон наслаждался исходящим от неё теплом, вдыхая приятный запах какао, который витал вокруг него вместе с паром. — Пахнет очень вкусно, — прокомментировал он, тем самым вызвав у Полины сдержанную, радушную улыбку. — Это Бяша какао делал. — Ты ещё подожди, на, — довольно пояснил Бяша, — Пахнет-то вкусно, но когда попробуешь — вообще улетишь! — Подожди пока с полетами своими, — вздохнул Ромка и вытащил аккуратно сложенные в пакет румяные булочки, — Вот, родимые. — Все, клади их давай, я тебе налила, — Полина, дождавшись, когда Ромка положит пакет в центр, где и были все их скромные блюда к скромному пиршеству, аккуратно передала ему кружку и, взявшись за свою, торжественно начала, — Ну что? — Ты ещё тост говорить собралась, на? — произнес Бяша, и они с Ромкой оба страдальчески простонали. — Конечно! — невозмутимо ответила Полина, — Ничего, не маленькие уже, потерпите. Давайте за нас тогда? — У-ух ты! — Ромка хмыкнул, — Я ж помру от оригинальности. — Сам говори, раз такой умный! — Полина стрельнула на него взглядом прищуренных глаз, и Ромка, пожав плечами, задорно улыбнулся: — Чтоб концерт у тебя прошел хорошо. — Подли-иза-а, — мерзким голосом протянула Полина, ущипнув Ромку за бедро, из-за чего тот смешно вскрикнул и чуть не расплескал свой чай. — Блять! Я ж хорошего спиздануть пытаюсь! — Ну хорошо-хорошо, прости! Что ещё пожелаем? — Туалетную бумагу в толчке школьном. — Рома-а, я серьёзно! — Уф-ф, — Ромка потер переносицу, а потом внезапно гаркнул на Бяшу с Антоном, — Вы-то хули молчите, увальни? Придумайте че-нибудь! — Мы просто надеялись, что уж ты-то покажешь нам оригинальность, — произнес Антон, и они с Бяшей оба прыснули от смеха, в то время как Ромка окатил их снежным пушком, — О-ой, ну хватит уже беситься! — Слушайте, а ведь неплохая идея! — загорелась Полина, — Пускай каждый придумает для другого тост. Это же очень мило! — Ой, разду-ули, — протянул Бяша. — Чем быстрее скажешь тост — тем быстрее все начнут есть, — логически подытожила Полина. Бяша, задумавшись, произнес. — Тогда я желаю, чтоб мы по красоте на соревнованиях отыграли. — На соревнованиях? — уточнил Антон, а Бяша с Ромкой, переглянувшись, вдруг ухмыльнулись так громко, из-за чего стало вдвойне не по себе, — А чего это вы на меня смотрите? — Смотри как дела обстоят, Тох, — оскалившись, любезно начал Ромка, — Мы с Андрюхой потрындели… — С Андрюхой? — непонимающе произнес Антон. — С Андреем Владимировичем, — перевела на более формальный язык Полина, весело сверкнув глазами. Антон, поняв, что речь зашла об учителе физкультуры, понятливо кивнул. — В общем, навыки ему твои понравились, — подытожил Ромка. — Ну, ещё бы, на, — Бяша всплеснул руками, — Заебись ты ему блок поставил, у Ромыча потом ещё весь день пердак горел, — получив тычок от своего товарища, Бяша пожал плечами, — А че ты рожу корчишь кислую? — Я к чему веду-то, — предупредительно рявкнул на Бяшу Ромка, — У нас игра будет. Где-то двадцатого… Может тридцатого. В январе короче. Он предложил нам в команде поиграть. Если все заебись получится, то на игру с нами поедешь. — А почему я сам об этом не знал? — непонимающе произнес Антон. Конечно, ему было отрадно, что поставленный тогда Ромке блок не был отмечен только самим Антоном, как триумфальный момент, и все остальные так же обратили на это внимание. По сути, это не могло не греть душу ему. Но что его действительно беспокоило — так это полное незнание того, что в принципе стоит ожидать от этих соревнований. Как там играть? Антон же сто процентов запереживает, растеряется, а потом и вовсе забудет, как его зовут и что он на этом поле делает. Он поджал губы, в то время, как Ромка, закатив глаза, слегка пихнул его рукой, немного отрезвляя этим действием: — Ой, да харе уже ломаться. Ниче с тобой страшного не случится. — Я с вами один раз играл. Как соперник, — подчеркнул Антон, приподняв брови. — Ну-у, — тут уже в разговор вмешалась Полина, — На самом деле со стороны ты играл неплохо. Очень даже сносно. Над точностью, конечно, поработать можно… — Да все заебись у него, на, — Бяша махнул рукой, — Он гля шпала какая. Сколько ты, метр восемьдесят? — Около того, — пробормотал Антон, тем самым очень даже удовлетворив Бяшу. — Ну во! Смотри конь какой, нам как раз блокирующих не хватает! — Во-во! — подхватил мысль Ромка, — Ты не ссыкуй, Антошка. Если че — как запасной поедешь, ничего страшного. Там не сложнее, чем в школе. — Я на это надеюсь, — вздохнул Антон, все же надеясь подсознательно, что и в самом деле поедет на эти соревнования в качестве запасного. Не очень-то уж хотелось быть обузой, особенно если ему, по словам Полины, требовалось «поработать над точностью». — Тогда тост вообще ты солидный придумал, братан, — Ромка, довольно ухмыльнувшись, хлопнул Бяшу по плечу в знак одобрения. — Да я крутой вообще, на! — радостно произнес тот и, выжидающе взглянув на Антона с Полиной, произнес, — Ну, а вы чего пожелаете? — Чтобы поездка с классом прошла здорово, — внезапно для самого себя отозвался Антон. Оказывается, долго думать над тостом не пришлось, ведь на самом деле каждый из них подсознательно хотел обыкновенных, самых простых вещей, которые могли бы сделать их чуточку счастливее. Так что стоило Антону задуматься об этом, в голову сразу пришла идея с поездкой, — Чтоб мы в города поиграли, там… И сухариков объелись. Ромка заржал: — Ай да то-ост, сухари мне вообще по нраву. Красава, Тоха! Антон слегка смущенно улыбнулся, бросив задумчивый взгляд в свою кружку, где какао красиво заворачивалось в медленно вращающуюся спираль. — Я вот тоже поездку жду, на, — поделился своими эмоциями Бяша, — Если мы в театр поедем — заебись будет! Там буфет по-любасу будет! — А чем те кинотеатр не годится? — фыркнул Ромка. — Хуйня в твоем кинотеатре потому что, — Бяша вздохнул, — Я б в театр хотел. — Я думаю, что бы там ни было, — заметил Антон, — Надо будет повеселиться все равно. Бяша заулыбался: — Прав ты, Тоха, прав. — Ну, тогда я последняя? — мягко поинтересовалась Полина и, дождавшись согласного кивка со стороны всех, подобралась с довольным видом и вскинула свою кружку, — Ну, как я уже сказала, за нас! Пускай этот год у нас хорошим будет, и мы много будем гулять, в поездку съездим, на соревнованиях отыграем, концерт вы мой послушаете! — смех Полины напомнил Антону перезвон крошечных колокольчиков, — В общем, пускай все у нас получится! Гип-гип!.. — Ура-а! — разнеслось усиленное в четыре раза восклицание над прудом. Какао показалось самой благодатной вещью на планете, приятно согрев горло. И на вкус было замечательно, Антон получил искреннее удовольствие. И, недолго думая, он с аппетитом впился зубами в мягкую, сдобную булочку, закатив от удовольствия глаза. — Очень вкусно, — не потрудившись пережевать полностью, обратился Антон к Ромке. Тот лишь слегка улыбнувшись, кивнул: — Не подавись только. И прозвучало это… не так, как если бы он хотел подколоть Антона. Напротив, обычно так ему говорила мама, когда он от голода за завтраком был готов проглотить собственный язык вместе с едой. И прозвучало это… заботливо. Он даже немного смутился, но все же кивнул растерянно. А потом обратился к Бяше, силясь отогнать внезапное чувство неловкости: — Какао тоже очень вкусное. Бяша довольно протянул: — Сам знаю, на. — Блин, на самом деле, — Антон, поморщившись, поерзал на месте, — Все было бы просто отлично, если бы ноги так не болели. Над их накрытой поляной пронеслись согласные бормотания, и Антон, набрав в грудь побольше воздуха, все же решился: — Я бы лучше болонки надел, честное слово. — Так в стирке же, — возразил Ромка, прекрасно поняв, к чему Антон ведет. Его брови взметнулись вверх, а хитрая улыбка понемногу расползалась по лицу. Вот же ж плут, — Или ты чето недоговорил, Антошка? — Да не в стирке они, отстань, — Антон, буркнув на него, прикрыл глаза, — На самом деле я их мог надеть… Но блин, подумал, что это уже по-детски и буду выглядеть, как придурок… — Эй! — раздался обиженный возглас со стороны Бяши, и Антон поспешил загладить свою вину: — Прости, прости… Я не тебя имел в виду. Просто я подумал, что буду выглядеть смешно, поэтому пошел в штанах. Взрослый будто, — он закатил глаза, — Сейчас понял, как это глупо. Лучше бы в болонках пришел, зато ноги бы так не болели. Внезапно он уловил на себе долгий, изучающий взгляд Полины и, смутившись, неловко произнес: — Ну, чего ты на меня так смотришь-то? Она, выждав паузу, произнесла максимально ровно, точно была на каком-то интервью: — Я тоже болонки не надела, потому что подумала, что они детские. — Че? — вскинулся Ромка и посмотрел на Полину так, будто впервые возымел возможность увидеть её полноценно, — Ты-то? Вот уж нихуя… — А чего ты удивляешься-то? — она скрестила руки на груди, — Я думала, сейчас буду в болонках этих смотреться… как пельмень вареный на льду, — все невольно рассмеялись, — Вот не глупо, а? — она внезапно улыбнулась, — Здесь же вообще никому дела нет… А я когда думаю о том, что на колени опираться придется, чтобы встать, плакать хочу! Тоже думаю теперь, кому сдались мои болонки? И теплее было бы, и мягче… Антон развернулся к Ромке, обратившись к нему, когда заметил, с какой внимательностью тот слушает Полину, точно… «Сам считает точно так же…» Он тыкнул Ромку в бок, отчего тот резко вывернулся и гаркнул: — Ты че, озверел?! — Колись, — невозмутимо произнес Антон. — Че ты хочешь-то? — возмущенно пропыхтел Ромка, отодвигаясь подальше от Антона и держась за пострадавший бок. — Правды, — не терпящим возражений тоном продолжил Антон и, игнорируя недоуменные взгляды остальных, задал вопрос, — Твои болонки где? — В пизде, — лаконично выдал Ромка и тут же завопил от другого тычка. Прежде, чем Антон успел бы отвести руку от него, Ромка перехватил запястье, прожигая недовольным взглядом, — Ты заебал. Харе окороками махать своими! — Где болонки? — Да че ты пристал-то?! — Мы с Полиной уже сознались. Твоя очередь. — Так я тут причем?! — Я все видел, ты не скроешь от меня правды, — высвободив свое запястье, Антон присел, задумчиво уставившись на Ромку, — В жизни не поверю, что они у тебя в стирке. Распрямившись, Рома недовольно зыркнул на Антона, но все же произнес: — Да, блять, я тоже их не надел. Да, — чуть громче гаркнул он, как только увидел, как Полина открыла рот, чтобы что-то добавить или спросить, — Я их не надел, потому что тоже подумал, что буду как пиздюк выглядеть. Вокруг них установилась тишина. Это не было каким-то величайшим открытием, а наоборот. Антону внезапно захотелось хлопнуть себя по лбу от собственной глупости, которая творилась в его голове. Причем, настолько неоправданной! Если посмотреть на Полину и Ромку, то явно читалось, что они думают точно так же. Итог подвел Бяша, выдав короткую, но очень правильную фразу: — Короче, вы просто трое долбоебов, а я пришел, как хотел. В болонках, на. Антон, к неожиданности для самого себя, разразился громким смехом и с удивлением обнаружил, что Ромка с Полиной его поддержали. — Мы тупые, — сквозь всхлипы выдавил он, закрывая собственное лицо варежкой, словно хотел просмеяться в ладонь, — Все сглупили и пришли в этих… идиотских штанах… — Да уж, — Полина медленно выдохнула, точно старалась вновь не зайтись в приступе веселья, — Честно, это было худшее решение в моей жизни. — В моей тоже, — Ромка, распрямившись, произнес, — Так, в следующий раз все идем в болонках, поняли? Я не согласен все нахуй отбивать себе. Это, блять, нечестно, что заебись тут только Бяше. — А я че, виноват, что вы зассали? — непринужденно ответил Бяша, принимаясь с энтузиазмом за пирожные, принесенные Антоном. — Не виноват, — со вздохом подтвердил Ромка и, переглянувшись с Антоном, драматично сделал вывод, — Просто мы придурки. — Мы сглупили! — возразила Полина, — Хватит нас травить! То мы «придурки», то «тупые»… Все ошибаются! Ощутив на себе более, чем скептические взгляды Ромки и Бяши, она все же немного стушевалась и добавила, очень тихо, но твердо: — Но в следующий раз на самом деле все идем в болонках.

***

Шестого января они выдвинулись на озеро вновь. Дни тянулись спокойно, и Антон не был уверен, был ли он не рад таким ленивым, умеренным каникулам. Более того, он чувствовал себя отдохнувшим, он был преисполнен энтузиазма. И, наверное, Антон впервые на своей памяти с нетерпением ждал возвращения в школу. Но пока он не спешил, позволяя себе наслаждаться таким размеренным, неторопливым темпом жизни. — Тоша-а! — постучала в дверь канючившая Оля, — Сколько можно собираться? Я не хочу, чтобы меня девочки долго ждали! — Да иду я, иду, — Антон, в последний раз огладив свою одежду, подхватил свой рюкзак и вышел из комнаты, на выходе которой его уже поджидала недовольная Оля, вмиг растерявшая все негативные эмоции при виде него. — Ого… — произнесла она, а потом хитро улыбнулась, — А разве ты из болонок не вырос? Ты же сам так сказал… — Не говорил я ничего такого… — с усмешкой отмахнулся Антон, выключая свет в комнате. — А вот и говорил! Я помню! — не отставала Оля, пока они спускались вниз по лестнице. — Неа. — Да ты просто наверняка все коленки себе отбил, вот и надел их! — засмеялась она, и Антон, улыбнувшись, все же сдался: — Ты права. Мы договорились, что все придем в болонках. Оля, вопреки его предположениям, не стала злорадствовать, а напротив — произнесла куда мягче: — Так здорово же, что вы договорились. Это лучше, чем ты вообще без ног останешься. Антон усмехнулся, когда они подошли ко входной двери, чтобы надеть обувь. — Ну вот. Да и кому там дело есть до наших болонок, — он бросил как бы невзначай, чтобы укоренить эту мысль в сознании Оли, — Лучше мне тепло будет и удобно. Отбитые коленки того не стоят. Оля не стала ничего отвечать, но по её выражению лица Антон понял, что она услышала это и запомнила, а это было самым главным. Антон хотел, чтобы она это запомнила. Чтобы ей не было стыдно выбирать свой комфорт не опасаясь, что кто-то посчитает это глупым или детским, потому что отбитые коленки — это меньшая из зол. Потому что дальше можно делать выбор между вещами куда более сложными и важными. Так пусть же Оля не будет набивать шишек вместе со своим братом. Пускай ей не понадобится сомневаться. Он был уверен в том, что она должна быть такой, что ей не стоит ничего опасаться, и что первостепенной для Оли должна быть сама Оля. — Мам, пап, мы ушли! Пока! Услышав в ответ прощальные возгласы родителей из кухни, Антон галантно приоткрыл перед Олей дверь, впустив морозный воздух в коридор и, бросив последний взгляд на кухню, откуда доносились приглушенные разговоры мамы и папы, сам вышел из дома. Варфоломей, все ещё не сдавшийся, держал оборону во дворе. Все такой же белый, все такой же нарядный, с неизменным сколиозом и перееданием, но Антон, каждый раз выходя на улицу, точно преисполнялся духом праздника, бросая взгляд на снеговика. Это было уже своеобразным ритуалом. До его ушей донеслись громкие разговоры и смешки, доносившиеся из дальней части двора. Он бросил взгляд на забор и улыбнулся. Ему даже не нужно было гадать, будут ли стоять его друзья за калиткой или нет, потому что он уже знал, что будут. Более того, Антон был уверен, что когда увидит их, то согнется пополам со смеху, едва завидев эти три силуэта, которые будут безумно похожи на его собственный, круглый и рыхлый из-за надетых на них болоньевых штанов. Детских и шуршащих. Но очень мягких и теплых.