Цветы души твоей

В общей комнате всего двое, но их голоса прекрасно слышно из коридора. Один, очевидно, принадлежит молодой девушке, второй - заключённому Луке Бальзе. — А как на них реагируют насекомые? Они тебя не беспокоят? — Нет? Не обращал внимания, если честно. — Может проверим? У Мелли же есть пчелки! — О, нет-нет-нет-нет-нет, Эмма, солнце, я не хочу беспокоить мисс Плиний. Тем более я побаиваюсь ее пчел. — Ну ла-а-адно, как скажешь. Эдгар останавливается возле самой двери. Да, он знает, подслушивать нехорошо, но...это такой странный разговор. Настолько странный, что ему очень-очень хочется узнать, о чём идет речь. Так что он замирает и вновь прислушивается. Сквозь чуть приоткрытую дверь видно, что внутри действительно только двое. Лука сидит, закатив один из рукавов рубашки и сняв перчатку, выставляя напоказ чуть помятые из-за нахождения под грубой тканью бутоны. Рядом сидит садовница Эмма Вудс и смотрит задумчиво, оглядывая ростки очень внимательно. — Как думаешь, как сильно они отличаются от тех, что растут в земле? — Девушка берет его запястье в свою ладонь и приподнимает, чтобы разглядеть получше. — И, допустим, если бы можно было извлечь корень, можно ли посадить и вырастить как обычное растение? — Я не знаю. Но это сложно. И наверняка очень больно, — пожимает заключенный плечами. — Но, если так подумать… я правда не знаю. Этому нет объяснения, но цветы растут из-за наличия родственной души, так? Думаю, это и делает их особенными. — Твоя правда, — вздыхает Эмма. — В наших условиях попытаться сделать это будет сложновастенько. Эдгар замирает и повторяет про себя, что это не его дело, что пусть они говорят о чём угодно, что это…  Это не помогает (возможно, праведный гнев его слишком силён), и поэтому он всё же вмешивается в чужой разговор. Достаточно грубо вмешивается: даже в комнату не заходит, оставаясь на пороге, но с весьма возмущенным видом очень доходчиво объясняет: — Господи, у вас что, ни стыда, ни совести, ни воспитания?! Говорить об этом, будто это что-то нормальное, в полный голос! Посреди дня! И даже не за закрытыми дверьми! Оба говорящих вздрагивают, когда Эдгар так внезапно появляется и начинает отчитывать за… А за что, собственно? Лука смотрит на Эмму и находит в ее глазах такое же непонимание. — Мистер Валден, у вас какие-то проблемы с цветочной темой? — Осторожно и тихо спрашивает он, боясь, что тот продолжит говорить на повышенных тонах. Эдгар только закатывает глаза, глядит презрительно и объясняет, словно маленьким детям: — Я не могу говорить за мисс Вудс, но тебе-то родители должны были объяснять! Это болезнь! Так не должно быть! Нельзя демонстрировать это всем окружающим! Нельзя говорить об этом так свободно — это словно личную гигиену или диагноз обсуждать! Это базовые правила приличия. И поместье, пусть даже такое, это не публичный дом, чтобы их не соблюдать. Он не может поверить, что ему приходится действительно растолковывать такие обыденные вещи.  Лука и Эмма смотрят на него пораженно, не в силах ответить что-то или возразить. Только переглядываются друг с другом и растерянно пожимают плечами. Сейчас ни в какие споры влезать не хочется, особенно с Эдгаром Валденом, потому эти двое спешат ретироваться отсюда, пока ситуация не усугубилась. — Тебе не кажется, что он отреагировал как-то слишком остро? — Тихо спрашивает садовница, стоит им удалиться на наиболее безопасное расстояние. — Наверное? — Разводит Лука руками.  — Отчитал как маленьких детей, хотя сам же подслушивал, — обиженно надувает девушка щеки и складывает руки на груди. Лука на это ничего не отвечает. Эти его слова… “Родители должны были объяснить”, да? Может, и объяснили когда-то. Только Лука этого совсем не помнит.