Цветы души твоей

Лука Бальза, как всегда громкий и слишком заметный, появляется в другом конце коридора и энергично машет рукой, прежде чем подойти ближе. У него глаза блестят в предвкушении чего-то, словно произошло событие, которое заключенный так долго ждал.  — При-и-ве-е-ет, Эдгар, — произносит Бальза нараспев растягивая гласные. — Ты готов?  О чём он? — К чему готов? — с некоторым подозрением уточняет Эдгар. Матч? Так он недавно проверял, его имени нет в списке. А кроме этого что?.. — Мы ведь договаривались, разве нет? — Радость на лице Луки медленно сменяется растерянностью. — Сегодня за обедом я не подходил к тебе, нет?  Неужели опять всё позабыл? Нет, нет, нет, только не снова… Лука тяжело вздыхает и устало касается ладонью лба. — Не подходил, значит… — Не подходил, — подтверждает Эдгар и с некоторой долей любопытства спрашивает. — О чем ты хотел договориться? — Посмотреть на звёзды, — вздыхает он, отводя взгляд, и, внезапно разводит руками. — Просто сегодня их должно быть видно особенно хорошо, а все остальные заняты, и… Он вздыхает.  — Но если ты занят, я понимаю, о таком заранее договариваться надо. Небольшая прогулка? Всего лишь? Форменные глупости, но Эдгар и правда задумывается. — Я свободен. Это не должно быть так уж плохо, поэтому, выбирая между необходимым и бесполезным, он с легкостью соглашается на второе. — Поэтому, я могу пойти с тобой, если тебе так хочется. Растерянность на лице Луки медленно переходит в ту странную радость и предвкушение. Да, конечно, он мог бы пойти один, но в такое время даже по коридорам особняка бродить жутковато, а так можно поговорить о чём-нибудь, да и в принципе не так страшно.  — Правда? Спасибо большое! — В глупом порыве Лука обнимает своего собеседника, но, когда осознаёт, тут же отстраняется и прячет руки за спиной.  Эдгар тут же отшатывается и смотрит на Луку с немым возмущением. Это Что  Вообще Было?! Нет, ну правда же, это просто верх безрассудства! То, что они иногда разговаривают, не значит, что можно делать...так. Но, против обыкновения, он не возмущается многословно, хотя и по недовольному лицу его всё и так становится понятно. — Не делай так больше. — Прости, прости, я всё понял, — Лука неловко улыбается и чешет затылок. — Я просто… Забыл. — Ладно...тогда...накинь что-нибудь потеплее, и можно идти, — он старается перевести разговор в менее смущающее русло. — Хорошо, хорошо, — Эдгар кидает беглый взгляд на рукава рубашки и с сожалением заключает, что она и правда не слишком подходит для прогулок на свежем воздухе. — Я подойду...как управлюсь, подожди меня в холле. К его чести, можно отметить, что переодевается он поразительно быстро, всего-то минут двадцать, наверное, проходит, как он вновь появляется, на ходу поправляя какие-то незаметные завязки на своем наряде. — О, отлично, теперь точно можно идти, — кивает Лука и переступает порог первым, кутаясь в ткань своей кофты.  Снаружи тихо, очень тихо, и только порывы ветра изредка проносятся, заставляя шелестеть листья на деревьях. Лука задирает голову и смотрит только в небо, усыпанное яркими точками-звёздочками.  — Вот бы здесь был телескоп, — печально вздыхает Бальза. — Так можно было бы разглядеть их получше. — Телескопы внизу не ставят, — хмыкает Эдгар и чуть менее уверенно добавляет. — Обычно. Да и что толку? Яркие точки становятся яркими пятнами, но кроме этого ничего не меняется. Но сегодня и правда на удивление хорошо видно небо. — Его вообще в поместье нет, — Лука начинает медленно идти по каменной дорожке и кажется...растерянным. — А у меня был. Давно. А вообще, если так подумать, они на самом деле очень-очень большие, просто отсюда кажутся маленькими. А на самом деле... Он вздыхает глубоко, прикрывает глаза на секунду, а когда вновь открывает, то будто возвращается тот старый привычный всем Бальза. — Эдгар, а ты… встретил свою родственную душу? — Внезапно спрашивает Лука. Эдгар замирает и медленно опускает голову. Сейчас он смотрит прямо на Луку, правда, куда-то мимо глаз. — Понятия не имею, — с преувеличенным равнодушием отзывается он. — Слово “встретил” не подразумевает “узнал”. — А хотел бы встретить...и узнать? — Заключённый продолжает задавать эти вопросы. Нет, он правда позвал Эдгара посмотреть на звёзды, просто с остальными эту тему нормально не обсудишь, а они, если можно так выразиться, испытывают похожее явление.  Впрочем, Лука не удивится, если Эдгар откажется отвечать. — Нет. Это отвратительно. Это неприятная тема и неприятные вопросы, но он почему-то поддерживает разговор. — Ты должен лучше других знать, каково это: когда тебя не спрашивают, не пытаются узнать твое мнение, а просто ставят перед фактом. Пусть даже сам Бог решил, что так лучше...мне это не нравится. Мне не нравится, что я связан с кем-то против своей воли.  — Я… понимаю, почему ты это чувствуешь.  Лука отводит взгляд и идёт какое-то время, обхватив себя руками и пытаясь согреться.  — Но, если честно, я бы хотел познакомиться с этим человеком, — он усмехается печально. — Только не думаю, что он бы обрадовался, узнав с кем он связан. А может мы знали друг друга? Увы, этого я вспомнить не могу.  — У тебя и правда такие...проблемы с памятью? — подбирает наиболее обтекаемую формулировку Эдгар. Если это — правда...что ж. Печально. Зато замечательно объясняет всю ту сцену при их втором знакомстве. — До взрыва всё как в тумане. Обрывки непонятные...вот и всё, — печально вздыхает он. — Оно и сейчас проявляется как...с приглашением погулять.  Он молчит ещё какое-то время, а затем в один миг приободряется.  — Тем не менее, живу же как-то. Значит беспокоиться не о чем, — улыбается Лука. — Извини, что поднял эту тему. — Извинения приняты, — кивает Эдгар и вновь переводит взгляд на звезды. Они здесь вообще-то для этого, так? Тем не менее, долго любоваться далекими огоньками, стоя на одном месте, не получается: слишком холодно. Эдгар вздрагивает, шепчет что-то сдавлено (наверняка ругательства) и предлагает: — Пройдёмся? — А? Да, да, конечно, — торопливо кивает Лука.  Растирает свои ладони на ходу и дышит на них, пытаясь согреть. Сам Эдгару про тёплую одежду напомнил, а собственные перчатки позабыл, оставил где-то на рабочем месте, так сильно торопился. На ладонях его особенно хорошо видно свежие, почти распустившиеся красные ростки. При ближайшем рассмотрении можно заметить, что цветов на самом деле два вида: как это было раньше - маки, и, чуть темнее - орхидеи. Довольно странное сочетание, но, говорят, цветы как-то должны характеризовать твою родственную душу.  — И правда совсем прохладно стало, — смеётся заключённый. Эдгар рассматривает чужие ладони, не пытаясь даже скрыть этого. Странные цветы, как ни погляди, но они ему нравятся: только потому, что их сочетание абсурдно, оно становится прекрасно. — Почему ты их так любишь? Едва ли не напоказ выставляешь даже.  Ему и правда хочется понять. — А это уже вытекает из предыдущей темы, если позволишь, — Лука смотрит на него краем глаза, а затем кивает. — Думаю, что ты в курсе новостей и где мне удалось побывать.  Он улыбается, но за улыбкой этой скрывается какая-то нервозность. Лука не любит вспоминать своё заключение, для него это самый жуткий период жизни, но, к сожалению, кроме него и жизни в особняке Бальза мало что может рассказать о себе. И он продолжает потому, что скрывать это бесполезно и нет смысла.  — И...это жутко. Когда ты не понимаешь до конца кто ты такой и что случилось, а все окружающие тебя ненавидят и желают смерти, — Лука горько усмехается. — Не было никого, кто мог бы навестить и поддержать, прости, если звучу как тот, кто хочет к себе жалости. Нет, я просто рассказываю. Ладно. Но были вот эти вот цветочки. Я почему-то знал для чего они и почему, поэтому… Это знание меня утешало? Обнадёживало? Что даже у такого как я есть кто-то, кто сможет понять. На то ведь души и родственные, правильно? Это знание помогло мне тогда...пережить те ужасные дни. Он опускает взгляд на собственные ладони и осторожно проводит кончиками пальцев по нежным лепесткам. — Да и лучше пусть будут цветы, чем шрамы. Эдгар долго молчит. Он даже не задумывался, что может быть так. Правда, даже не думал. А теперь… Он осторожно тянется, только чтобы коснуться невесомо ярких цветов, хмыкает и качает головой: у Луки есть свои причины, у него — свои, и они совсем разные. Но тайна у них одна.