Темная ткань мягко опустилась на разворошенную постель. К счастью, наряды, которые предпочитала Сандрин Мюрай, не требовали помощи прислуги для того, чтобы их надеть — сейчас чародейке точно пришлось бы некстати любое постороннее присутствие.
Хотя бы последние свободные полчаса ей хотелось провести наедине с собственными мыслями. Вскоре предстояло отправиться в место, где любой неосторожный шаг или опрометчиво оброненное слово могли стоить если не жизни, то уж серьезных неприятностей наверняка. Так что, пускай и обычно Сандрин предпочитала импровизацию четким планам, кое-что всe же стоило обдумать заранее.
Приглашение на «неформальный», как гласили застывшие на лиловой бархатной бумаге серебристые чернила, вечер в эрбургском Стихийном Ковене, пришло заблаговременно.
И тут Сандрин совсем не была уверена, стоило ли радоваться, что еe до сих пор считают достаточно значимой для этого фигурой или начинать беспокоиться о пристальном внимании Ковена к еe перемещениям по континенту. Но вот то, что оно оказалось весьма кстати, признать стоило: верхушка стихийных чародеев Мидланда была вовсе не тем сборищем, которое стоило лишний раз тревожить без выданного на то дозволения… Ну или поддержки пары десятков вооруженных Черных Гончих, однако, к великому еe сожалению, время для такого мероприятия ещe явно не настало.
Пока же она облачилась в плотный шелк, быстро пробегаясь пальцами по веренице крючков на платье и не без самодовольства оглядела себя в зеркале. Аппликация в виде черных бабочек прикрывала еe грудь достаточно, чтобы наряд оставался пригодным для торжественного приема, а не бордельной попойки, но — и только. Сандрин надела длинные серьги с черным жемчугом, привезенные одним фиоррским купцом, как он утверждал, лично — с кишевших нечистью и раздираемых кровавыми стычками мелких и крупных владетелей Нуашийских островов.
Впрочем, даже если торговец соврал требовательной клиентке, а на самом деле всего лишь купил украшение у бахмийских караванщиков, доставлявших множество диковинок к южному берегу Хризолитового моря, жемчужины были достаточно хороши, чтобы обратить на себя внимание местных завистниц. Не отказав себе в удовольствии ещe разок коснуться прохладной гладкости морских зерен, Сандрин потянулась к баночкам и склянкам на туалетном столике, дабы заняться макияжем, без которого сегодня едва ли обойдется хоть одна чародейка Ковена.
Наконец, полностью готовая к выходу, она спустилась к нанятой на эту ночь карете, чей кучер с очевидным изумлением косился на изысканную даму в богато отделанном плаще, заставившую забирать еe от порога настоящей трущобы. Впрочем, плата за повозку была достаточно щедрой, чтобы возница не только оказался крайне любезен, но и не задавал лишних вопросов.
Особняк, где квартировал по слухам упускавший из рук всe больше власти, но всe же сохранявший пока за собой место главы Ковена Сигеберт Адденс, сиял огнями, а путь от ворот до ступеней парадного крыльца щедро украсили цветами и устелили узорчатыми коврами — кажется, даже настоящими бахмийскими. Аккуратно переступая на острых каблучках, вязнущих в мягком ворсе, Сандрин мысленно ругалась на трех языках — отдавала, так сказать, дань и своей родине, и нынешнему непосредственному начальнику… И, собственно, Мидланду — хоть бы ему пусто было!.. В этот раз он что-то продолжал встречать еe не слишком дружелюбно.
Зато вот внутри дома оказалось поуютнее. В обилии многоцветных драпировок, атласных пуфиков и креселец, а также внезапно преграждавших путь инкрустированных столиков, уставленных винами и лакомствами, конечно, хорошего вкуса ощущалось не больше, чем в злосчастных коврах… Но всe же устроившиеся в глубине впечатляющих размеров гостиной музыканты искусно наигрывали нежную и немного чувственную мелодию, а граннарское красное, бокал с которым успела подхватить Сандрин, и впрямь было недурным.
Она поприветствовала пару знакомых магов, чьи интересы пересекались с еe достаточно, чтобы успеть неплохо познакомиться, но недостаточно для смертельной вражды; прикоснулась в невесомом поцелуе к напудренной щечке одной белокурой чародейки, частенько перегибавшей с мощностью боевых заклятий, зато обладавшей удивительно гибким язычком, о ловкости которого у Сандрин до сих пор остались очень приятные воспоминания; прошла мимо окруженного прихлебателями Сигеберта достаточно близко, чтобы тот никак не смог отрицать еe присутствие на вечере и… наконец-то заметила у полузашторенного окна нужную ей особу.
На фоне бархатных складок бордовой портьеры очень прямо и явно слегка напряженно застыла девушка в золотисто-песочном платье удивительно сдержанного для чародейки фасона: с пышной юбкой, приоткрывавшей только носки туфель, узкой талией и совсем скромным декольте, укрытом пеной кремовых кружев. Но этот наряд, подходивший скорее какой-нибудь провинциальной имперской дворяночке, впервые появившейся на балу, только подчеркивал необычную красоту девушки, как и простая высокая прическа в которую были убраны еe темные волосы.
Точеное личико с широко расставленными черными глазами, хрупкость и почти болезненная порывистость в движениях едва ли могли снискать много ценителей в Мидланде, но любопытство Сандрин раздразнили не на шутку… Как, похоже, и интерес Габриэля: потому что в исключительно профессиональный характер того она позволила себе не поверить. С обеих, кстати, сторон. Чересчур явно ощущался пылавший в хорошенькой южаночке огонь, а уж в способности безупречного в обхождении с дамами отпрыска рода Фиеннов привлечь подобную страстную натуру Сандрин не сомневалась.
Нарисовав на губах легкую улыбку, которая должна была казаться загадочной и немного фривольной, чародейка расправила плечи и двинулась к девице.
«Осторожно, дорогая, осторожно, — пожурила она себя. — Не перестарайся. А то опять обернешь всe дешевенькой трагедией, которая в свою очередь превратит дела служебные в катастрофу почище разрушения Соланны».
— Странно скучать тут в одиночестве. Да ещe и без напитков, — подойдя к той, Сандрин решительно протянула девушке ещe один прихваченный с подноса вышколенного слуги бокал. На сей раз с белым из Рианцы — почему-то показалось, что нежной брюнеточке такой выбор должен прийтись по вкусу. — Это сборище и без того напоминает гнилое болото, полное гадов и пиявок… Стоит скрасить вечер — пусть бы и такой малостью.
— Такой, как ваше общество, госпожа?.. — еe собеседница стрельнула глазами из-под очень пышных ресниц, и взяла бокал, хотя пить не спешила… А она, пожалуй, не особенно и тихоня, просто уж больно нервная натура.
— Сандрин Мюрай, — представилась чародейка. — Хотя бы и оно — или вы находите его неподходящим для столь ослепительной особы?
— О, ослепляю тут вовсе не я, — ответила девушка улыбкой — неожиданно острой и лукавой — прежде, чем всe-таки коснуться бокала губами. — Эулалия Осорио, адептка Ковена — к вашим услугам… Если вдруг сумею быть вам полезна.
— Вполне возможно, — протянула Сандрин и нагнулась к Эулалии, делая вид, что пытается поправить прядку в еe без того идеально — волосок к волоску — уложенной прическе. Сама же в это время быстро прошептала в хорошенькое ушко: — Ибо — блаженны верные!
«Габриэль, конечно, не мог выбрать менее пафосный пароль, чтоб его!..»
Глаза Эулалии на миг сделались ещe больше, делая сравнение девчонки с пресловутой трепетной ланью совсем уж неизбежным. Но она быстро пришла в себя и со всe той же кокетливой улыбкой, произнесла:
— Их делами торится дорога Света… А нам, думаю, теперь пора выбрать обстановку поинтимней, правда? — чтобы тут же — маленькая плутовка — переплести свои пальчики с горячими пальцами Сандрин.
— Согласна, — и сделала большой глоток вина, чтобы хоть как-то унять неуместный жар в груди.
Продолжая улыбаться, Эулалия за ручку увлекла еe прочь из гостиной. А потом — провела по лестнице на второй этаж и узкому полутемному коридору, чтобы наконец затащить в тесную, хоть и богато обставленную комнатушку. В обстановке той преобладали черный и пурпур и, судя по кровати с наглухо задернутым сейчас балдахином, она была чьей-то не в меру вычурной спальней.
— Его высокопреосвященство предупредил меня, — стукнув дверной защелкой, Эулалия обернулась к своей спутнице. — Излагайте ваш вопрос. А то, боюсь, времени до того, как меня станут искать, у нас не слишком много.
Сандрин поразилась перемене: теперь лицо юной адептки выглядело холодным и сосредоточенным, а тон враз сделался сухим и даже жестким. Это вроде бы было совсем неплохо для дела. Однако вот саму Сандрин отчего-то такой переход нисколько не обрадовал.
То ли вино, то ли воспоминания ударили ей в голову и, опять приблизившись к Эулалии вплотную, хрипловато шепнула:
— Что, Сигеберт сделался таким бдительным… наставником? Впрочем, кажется, я его понимаю, — и не удержалась, чтобы не коснуться кончиками пальцев смуглого бархата еe щеки.
И… тут же застыть на месте, пораженной реакцией.
Она ждала притворных возмущений, продолжения флирта… Или — возможно даже отточенной колкости. Но Эулалия вдруг буквально побелела — на миг Сандрин всерьез испугалась, не потеряет ли сознание та — а потом шарахнулась назад, пронзая собеседницу полным ужаса взглядом.
«Дьявол! — мысленно отвесила себе оплеуху Сандрин. — Это — Ковен, забыла? Поздравляю, да только вот у девчонки точно нет такой возможности. Но что же они с тобой тут делают, милая? К твоим годам обычно все привыкают и обрастают неплохо выдубленной шкуркой… А вот ты, кажется, так и не смогла».
— Если бы Сигеберт, — с натянутой улыбкой прошелестела Эулалия. — Его заместительница, Зельда, оказывает мне… настойчивое внимание. Но, прошу вас не будем… Давайте к делу.
— Давайте, — кивнула Сандрин, прочистив горло, хотя в груди у неe продолжало щемить. — Ислейв Ньял — знаете такого, госпожа Осорио? Ковенский маг, родом с дальнего севера, даже не из имперских земель. Из сильных — ему только немного не хватает до магистра… Ну так вот — он нужен мне. А на этом милом мероприятии я его не увидела вовсе. Знаете, где он может быть?
— О, — на личике Эулалии явственно отразилось изумление, слегка, кажется, смешанное с огорчением. — Вот здесь его точно нет.
Как она вообще шпионит-то на Церковь, когда по ней можно всe читать, будто с листа?! Но, может, быть просто с Сандрин девчонка немного больше дает волю чувствам, доверяя соратнице Габриэля. Проклятье, какого беса мысль об этом начинает позорно греть душу?..
— Да? И где же…
Дробный настойчивый стук прервал еe фразу, а потом дверь и вовсе стали дергать с другой стороны, подкрепляя действия не слишком разборчивыми, но яростными репликами. Н-да, похоже, на спокойный разговор рассчитывать теперь нечего было и думать.
Эулалия метнулась отпирать, и на пороге появилась разозленная Зельда Петерс — неплохо знакомая Сандрин, но не вызывавшая от этого у неe никакой симпатии.
Невысокая, плотная, с выразительными формами и буйной гривой рыжевато-бронзовых кудрей Зельда, пожалуй, могла бы показаться даже по-своему привлекательной… Могла бы. Но этому всерьез мешала еe бешеная страсть к массивным золотым побрякушкам, которыми она в изобилии обвешивалась по поводу и кричащим цветам в одежде.
Однако куда более, чем дурной вкус незаурядной, надо было признать, чародейки, Сандрин волновал давно известный вздорный норов Зельды — и, в особенности, то, что обрушиться этот ураган мог сейчас на несчастную Эулалию.
Поэтому Сандрин сделала шаг вперед и с нарочитой ленцой бросила:
— Зельда, дорогая! Так спешишь к этой славной девочке?.. Узнаю твой темперамент.
Та на мгновение застыла, приоткрыв густо накрашенный рот. Но потом, сцепив на животе унизанные перстнями пальцы, процедила:
— Мюрай… Что, не хватает золотишка на своих адептов, начинаешь домогаться чужих?
— Поверь, — Сандрин уперла руку в бедро, — как ты выражаешься «домогаться» кого-то мне приходится очень редко.
— Неужели? — Зельда обошла еe по кругу, разглядывая будто забавный экспонат. — Так какого черта ты объявилась там, где тебя никто не ждет?
— Может, того, который пока ещe занимает место главы Ковена?.. Потому что он прислал мне приглашение.
Зельда громко фыркнула:
— И, ты, разумеется, примчалась. Вертеть задницей и сеять смуту.
— Напомни-ка мне, когда в вашем гадюшнике царили мир и согласие — моей памяти, во всяком случае, на такое не хватает. Что же до задниц…
— Не думай, что тебе тут хоть что-то светит! — Зельда стремительно сцапала тонкое запястье Эулалии и торжествующе уставилась на Сандрин.
Та нахмурилась: в каком бы дурацком свете Зельду ни выставляло еe бешенство, стоит уйти — и несчастная адептка опять окажется в полнейшем распоряжении этой стервы.
Поэтому оставалось разве что продолжать отвлекать внимание на себя, надеясь отвести удар от девчонки хотя бы частично.
— Да? — сладко-сладко улыбнулась Сандрин, глядя Зельде в глаза. — А, вот помниться, во времена своего ученичества, ты не была так строга. Жаль только покупавшихся на твои… авансы, в итоге всe равно оказывалось не особенно много.
Зельда остановилась напротив, тяжело дыша. Миг — и еe рука взметнулась к Сандрин, но та не дрогнула.
— Ми-илые сережки, — с придыханием выдала Зельда, крепко — как бы не до крови — вцепившись собеседнице в ухо. — Нуашийский жемчуг, надо же. Будет, что сохранить на черный день… Тот, когда от твоих услуг откажутся последние жаждущие вытравить плод потаскушки!
— Лучше пришлю их тебе в утешение. Думаю, когда твоя политика дубового тарана неизбежно выйдет боком, оно несомненно окажется кстати.
— Убирайся, — оскалилась в ответ Зельда. — Проводила бы тебя до ворот, но, — она притянула к себе вздрогнувшую Эулалию, — мне тут ещe предстоит небольшая воспитательная работа… Так что уж не обессудь, поищи дорогу сама.
— Не раньше, чем пожелаю. Но благодарю за беспокойство, Зельда, — развернулась на каблуках Сандрин. — Главное, не перестарайся… А то, боюсь, следы от дрына, которым отходит тебя Сигеберт за порчу своей куколки, даже твоя трехслойная штукатурка не скроет!
После произнесения этой — вполне базарной и совершенно обыкновенной для Ковена — отповеди Сандрин только и оставалось, что напоследок с чувством грохнуть дверью. А потом — гордо прошествовать по коридору, чтобы, наконец, найти в осточертевшей гостиной уголок потише и в пару глотков прикончить новый бокал, совершенно не ощутив вкуса выпитого.
Стоило, наверное, ещe немного побродить среди знакомых и не очень магов. Поболтать не о чем и о многом, забросить удочки насчет Ньяла, а, возможно, не только его, но… Сандрин вдруг почувствовала себя разбитой настолько, что еe чуть ли не начинало знобить и пошатывать.
Удивительно, как немногого оказалось надо, чтобы пробить еe, вроде бы сделавшуюся несколько лет назад такой надежной, броню. Она ведь обещала себе, что никогда, никогда больше!.. Но пары оленьих глаз, невинного кокетства и какой-то горькой, обреченной беззащитности хватило для нового безумия.
Для вспышки, ослепительной настолько, что захватывало дух и пьяно подкашивались колени.
Милая, милая — такая маленькая, хрупкая… Так, черт возьми, похожая на ту, другую. Не внешне, но в ином, куда более важном. И — едва ли сулившем в подобной ситуации что-то доброе.
«А и свинья же ты, Глациес, — подумала Сандрин, в раздражении даже поименовав Габриэля церковной кличкой, чего обычно делать не любила. — Беленький породистый кабанчик с милым чистеньким рыльцем. Девочку надо отсюда вытаскивать, срочно, а ты играешься в короля шпионов, сукин-ты-гончий-сын!.. Сам, получается, подкладываешь еe не только под размазню Сигеберта, но и под эту бешеную изуверку Зельду. А потом ещe, пожалуй, и не стесняешься разглагольствовать про помощь Церкви и высокую миссию. Я же тебя знаю, о да… И с тобой ещe обязательно об этом поговорю. Только… пожалуй… на более свежую голову, ах-ха-а…»
***
«И какая же, к дьяволу, тоска троеклятая… Не лучше, чем зимой в гарнизонной крепости, клянусь Создателем! Всe болтают и болтают, сучьи дети. Чертовы высушенные пройдохи — небось, каждый надеется, что Карл ему кусок пожирнее отвалит. Ага, мечтайте… Вся ваша верность недорогого и стоит, учитывая как быстро вы позабыли прежнюю свою овечку-владычицу».
Заседание Императорского Совета двигалось по накатанной (и весьма занудной) колее, из которой это замшелое сборище верных столпов мидландской государственности не смогли выбить ни последние устрашающие события, ни некоторое необычное изменение в составе.
Помимо самого Вилли тот пополнили: вдовствующая императрица, что хотя бы казалось понятным и приемлемым, и не кто иной, как кардинал Фиенн. Последнее выглядело уже откровенно странно, а то и вовсе небезопасно. Особенно, учитывая, что важнейшие вопросы должны были обсуждаться в присутствии фиоррского подданного. Пусть и лица духовного и, вроде бы, посему нейтрального. Ага, знаем мы, как Священный Город бывает нейтрален, если считает, что затронуты его непосредственные интересы… А их сферой тот может посчитать в принципе что угодно на континенте.
Однако всe это было точно не его, Вилли, печалью — советчиков теперь у Карла, слава Троим хватало, вот пусть и разбираются сами… Услышав, как императорский казначей начинает вещать что-то о расходах на восстановление столицы, Вилли понял, что сейчас уж непременно свихнет челюсть со скуки.
Разумеется, всe восстановят. И, конечно же, разворуют при этом добро если только половину от того, что потратят. Но нельзя ли об этом как-то покороче, беса в душу мать!.. Особенно, если учесть, что погорели-то в основном трущобы, которым туда и дорога — там даже борделей пристойных не имелось. Можно разбить на этом месте хотя бы какой-нибудь симпатичный парк, где не стыдно прогуляться с приличной — ну, или не совсем претендующей на роль таковой — дамой… Почему бы и нет, столицу это точно не испортит.
Мысли о парках увели Вилли к вчерашнему вечеру, и он с наслаждением погрузился в воспоминания — благо, те были куда приятнее, чем сегодняшняя государственно-важная канитель.
…У Йенчей всe оказалось устроено очень даже славно. И почти без той провинциальной безвкусицы, которой Вилли, признаться опасался отправляясь к ним в дом — хотя и не стоило бы, наверное, учитывая, что роль хозяйки дома тут исполняла очаровательная и утонченная Марлис.
Увы, в сияющей огнями и хрусталем гостиной, Вилли, опоздавшего из-за некстати прицепившегося с разговором Карла, поначалу встретила не хорошенькая уроженка колоний, а еe горбоносый братец, выглядевший удивительно мрачно — несмотря на расточаемые любезности и излишне пахучий бутон туберозы в петлице.
Вилли подумал, что всe-таки давно не встречал столь разномастных родственников. Хотя, учитывая, что они двоюродные… Сделав Харальду Йенчу развесистый комплимент насчет великолепной обстановки и умения собрать изысканное общество, Вилли, не медля, отправился через это самое общество продираться.
Он старался поскорее разглядеть прелестное личико Марлис, тщательно избегая сверкающих бриллиантами мамаш, которых, букетами всего многообразия пастельных оттенков, окружали платьица их дочурок. Женихом сын герцога Эццонена продолжал оставаться завидным, а в виду своего нынешнего положения — и более того, но угодить подобный в капкан не имел никакого желания.
Тем не менее, поддержать светскую беседу с парой дам всe же пришлось, как и с трудом уклониться от расспросов их кавалеров о ближайших планах Карла. Однако юной госпожи Йенч всe никак не было видно, а донимать вопросами еe брата Вилли всe же поостерегся. Мало ли, как этот замшелый провинциальный пень воспримет столь настойчивый интерес к своей незамужней сестрице.
Понимая, что вечер стремительно превращается в омерзительно пресное мероприятие и почти отчаявшись, Вилли выглянул в сад. Там оказалось почти совершенно безлюдно — только какая-то парочка шушукалась под зацветающей липой. Пройдя по тщательно выметенной, но кое-где успевшей выщербиться и потрескаться каменной дорожке, он решил было вернуться — одинокие меланхоличные прогулки точно не выходили в его планы на сегодня.
Но тут его внимание привлек чей-то голос, совсем негромко певший, кажется, на лутецийском. Заинтересовавшись, Вилли пошел на звук, тихонько скользнул за плотную живую изгородь и замер.
Марлис всe-таки нашлась — и встреча с ней опять сумела удивить вроде не особенно чувствительного к разным дамским штучкам гвардейца.
Подобрав юбки своего легкого платья цвета слоновой кости, отчего обнаженные смуглые ножки стали видны почти до колена, юная госпожа Йенч танцевала на густо усыпанной белыми лепестками жасмина траве.
Светлый силуэт плавно изгибался в полупрозрачном летнем сумраке. Песня о любви и, кажется, о море — в ней случайный слушатель мог с уверенностью различить едва ли половину слов, тихо и чуть прерывисто лилась в теплом воздухе… И всe это вновь, как и первая встреча с Марлис, по-настоящему заворожило Вилли, уведя очень далеко от придворных интриг, дымной столицы и начинающей сползать в неизвестность империи.
Но когда танцовщица наконец застыла на месте, Вилли всe-таки постарался вернуть лицу невозмутимое выражение и несколько раз с чувством сомкнул ладони:
— Браво, браво! — воскликнул он, широко улыбаясь ей. — Кто бы мог подумать, что отправляясь в это славный дом, я встречу тут не привычные романсы у клавесина, а подобное чудо!.. Вы изумительно танцуете, госпожа Йенч, клянусь небом.
— Го… господин Эццонен, — с запинкой вымолвила Марлис, но шагнула при этом вперед, а не отступила в полутьму и не бросилась бежать. Да и падать в обморок, подобно столичным капризулям, тоже явно не собиралась. — Признаться, я не ожидала увидеть здесь зрителей!
— И всe же они вам весьма благодарны, — он наклонился с поцелуем к тонкому запястью, которое Марлис смущенно отдернула — но, как заметил Вилли, далеко не сразу. — Так что, прошу, не станем позволять этому маленькому происшествию встать меж нами… Прошу, госпожа Йенч.
— Ладно, — в еe словах всe ещe слышалось напряжение, но не страх. — Вот только… — она немного беспомощно бросила взгляд на край полянки, где что-то белело.
«Чулки и туфельки, — с нарастающим возбуждением понял Вилли. — Что за черт… Да такого представления тебе и веселые девицы по заказу не разыграют, уф!»
— Я отойду, — сказал он, стараясь сделать это без игривых ноток в голосе. — И даже постою на страже вашего целомудрия, — да дьявол, куда же его несет!.. — госпожа Йенч. Крикните мне, когда справитесь, хорошо?
— О, хорошо, хорошо!.. Вы благородный человек, господин Эццонен, — она только на мгновение сжала его пальцы в своей золотистой ладошке, но прикосновение обожгло будто кипятком.
Нет, с ним сегодня явно, что-то неладно — просто как монашек какой, впервые встретивший живую девку, тьфу! Ругая себя за такое наивное мальчишество, Вилли постарался принять беспечный вид и удалился за изгородь, с трудом, но удержавшись от взгляда через плечо.
У порядочных женщин всe-таки есть свои недостатки: на таких приходится если не жениться, то долго их обхаживать, прежде чем дойдешь до дела.
А сейчас Вилли точно оказался бы не против остаться. Посмотреть как-то, белое и шелковое мелькает под тонкими пальчиками и ползет по щиколотке, по лодыжке. И, наконец, по бедру — должно быть, такому же гладкому, как и тонкая ткань, но куда более горячему…
— …Непростительному и преступному самоуправству! Ему следует незамедлительный и жесткий отпор. Вот, хотя бы капитан Эццонен подтвердит, что дикари понимают язык силы — и только силы! Да, Вилли?.. Вилли!
Пронзительный голос Карла над самым ухом резко выбросил его верного капитана из сладких грез о прелестях госпожи Йенч… Ту, кстати, вчера всего-то и удалось, что проводить до еe собственной гостиной, сдав с рук на руки суровому братцу, эх!.. А теперь Вилли, часто моргая, переводил слегка затуманенный взгляд с раскрасневшейся физиономии мидландского монарха, на лежавший на столе лист бумаги — на том, как оказалось, он в последние несколько минут размашистыми штрихами пера успел нацарапать знакомый женский профиль, обрамленный задорными кудряшками.
— Что вы там всe черкаете, господин Эццонен? — брезгливо скривился отчего-то очень недовольный Мориц Вильбек. — Решили, что ли начать подвизаться на ниве высокого искусства? Новый чин вскружил голову и дела земные стали вовсе не для вас?.. Вообще-то, вы ещe носите офицерский мундир!
Теперь лица большинства присутствующих — надо сказать, все чуть не как одно, крайне мрачные — были обращены к Вилли. Даже чертов Фиенн смотрел с умеренным любопытством.
«И что ты ко мне прицепился, старый канцлерский хрен?.. — в отчаянии подумал Вилли. — Да и Карл хорош — нашел тоже кивающего болванчика на все случаи жизни!»
Он мучительно пытался сообразить о чем таком рассуждали в последние полчаса собравшиеся и, в особенности, сам император. Сплошная тоскливая чушь: торговля, налоги. Наконец, Лерия — самая южная и по сей день самая непокорная из имперских провинций.
Там вроде ввели какой-то новый налог, который никак не могут полностью собрать. И к тому же лерийцы продолжали требовать права торговать с соседней Эллианой, которое было сейчас исключительно у мидландских купцов. Активно так требовать, чуть не на площадях толпами собирались, если донесения не врали, а сам Вилли ничего не перепутал.
Ну и ещe были «Рассветные Колосья» — демоновы дикари-повстанцы, которые едва ли не пили человечью кровь из выскобленных добела черепов, наводя ужас на добропорядочных имперских поселенцев. Во всяком случае, Вилли слышал, как об этом азартным полушепотом шушукались вполне солидные дамы на каком-то из приемов, которые устраивала его матушка… А сейчас несчастный капитан дворцовой гвардии хотя бы понял, как выкрутится из досадной ситуации.
— И никогда не забываю о своем долге, — ухмыльнулся он всe такому же сердитому канцлеру, пока перо в руке быстро летало по обратной стороне листка с портретом. Как выглядел на карте абрис Лерийского полуострова — эдакая продолговатая колбаска с парой выступов на севере и мелкой пимпочкой на юге — Вилли, разумеется, помнил. И теперь без особых усилий набросал его на бумаге. — Вот, даже для лучшей наглядности счел уместным набросать план нашей общей… можно сказать, беды, — и он вздернул руку с импровизированной картой — так, что последняя чуть не ткнулась в лицо Вильбека.
Тот побагровел — и с чего бы, в общем-то, Вилли не дамским бельем тут размахивал! А вокруг воцарилась гробовая тишина, в паре мест прерываемая то бумажным шуршанием, то чем-то удивительно похожим на сдерживаемые из последних сил всхлипы.
Да что с ними всеми сегодня такое, а?..
— Господин Эццонен, — вдруг прервал затянувшееся молчание размеренный тон кардинала. — Мы все, разумеется, оценили ваши художественные способности. А также методы… поднятия боевого духа. Но, всe же, не забывайте — здесь присутствуют дамы, будьте немного сдержанней.
«Дамы?.. Ах да, императрица Луиза. Хотя и вас, ваше высокопреосвященство, в этих церковных тряпках, в полумраке несложно перепутать. Но, хотел бы я догадаться… А, вот же демонова мать!» — Вилли скосил-таки глаза на злополучный листочек и с ужасом осознал, что нарисованный им контур явственно навевает недвусмысленные ассоциации. «Да чтоб тебя!.. Будто я виноват, что у хреновой Лерии такие… хреновые очертания, да. А ведь не теперь забудут, упыри старые, вон как таращатся. Рады, небось, что не они здесь шуты гороховые. Эх, что бы такого сказать умного! Ну, давай же…»
Однако тут Вилли неожиданно спасла сама императрица. Еe мелодичный хохоток разлетелся по залу, а потом Луиза, жеманно прикрываясь веером, протянула:
— Не волнуйтесь так, кардинал — дамы всe, всe понимают, о да-а!.. И готовы простить своих храбрых защитников в столь тяжелый для империи час, — ослепительно улыбнулась она.
— Ну и отменно, — потер руки Карл. — Значит, вернемся к делу!
…Вилли давно знал, что роль главнокомандующего победоносной армии влекла Карла гораздо больше, нежели прочие монаршие обязанности. Из обмолвок друга ещe до переворота, он прекрасно понял: после обретения власти над Мидландом Карл искренне надеялся найти повод проверить на прочность оборону кого-нибудь из соседей.
С соседями пока — и, пожалуй, к счастью — не очень-то складывалось, зато так кстати подвернулась мятежная провинция.
Неудача же с пленением свергнутой малышки Гретхен и еe супруга, видимо, только распалила желание свежеиспеченного монарха обрести успех в иных начинаниях. Правда, Вилли порыв именно сейчас, при наличии не пойманных претендентов на престол и общего пошатнувшегося равновесия, срочно доломать лерийское сопротивление не казался таким уж рациональным, но… что ему, в конце концов, было до той Лерии.
Рядом с империей последняя — всe равно что не в меру прыткая вошь. И, раз уж вздумала кусаться — значит, пришла пора ей оказаться раздавленной… По заслугам и в назидание прочим.
***
— А вот о таком мы не договаривались, ваша светлость, — Хорст Фибих, вездесущий и давно уже незаменимый заместитель главы Имперской Тайной Стражи, вздохнул и, как обычно не поднимая глаз, принялся перекладывать на столе многочисленные бумажки.
Мориц Вильбек мысленно выругался. Кому бы другому он ни за что не спустил подобную непочтительную манеру разговора, но… увы, в случае с Фибихом всe ещe был вынужден с ней мириться.
Ничего, это тоже не вечно — ничто не вечно. А люди — смертны.
— Я тоже понятия не имел, — раскатисто выдал Вильбек, стараясь, чтобы его речь не слишком походила на оправдания — хотя бы и своим уверенным тоном. — Как, полагаю, и сам Карл — до вчерашнего…
Послышался короткий смешок:
— Хотите сказать, что ваш протеже начал войну, потому что у него внезапно зачесалась левая пятка?.. Хорошего же вы нам подсунули императора, господин канцлер.
Тут уже Мориц не выдержал:
— А что, у нас имелось так много вариантов?! Надо было оставить малютку Гретхен, чтобы еe муженьку рано или поздно донесли о наших делах?! Или он сам докопался, и…
— Тише-тише, — Фибих примирительно поднял ладони, хотя на его вытянутой физиономии по-прежнему не отражалось никаких эмоций. — Не спорю, не имелось… И не страшно — долго нам молокососа всe равно терпеть не придется. Особенно, если вы всe-таки заставите свою племянницу подсуетиться.
— С племянницей я разберусь, — поморщился Мориц.
Да, Луизе следовало указать: еe предназначение — почаще таскать Карла в спальню и пошире раздвигать свои хорошенькие ножки, дабы появление наследника не заставило себя ждать. А не крутить своими прелестями перед каждым встречным и пытаться лезть в мужские разговоры… Но это, во имя Бездны, дело семейное и не Фибиху соваться в него своим крысиным рыльцем!
— Вот и отлично, — последний то ли не заметил неудовольствия своего собеседника, то ли, как обычно, успешно игнорировал всe, что приходилось ему не слишком по вкусу. — А ещe нам стоит разобраться с Эццоненом.
— Что?! С этой гвардейской орясиной?.. Да он же только пьет, спит и валит в койку всe, что пробегает мимо!
— А ещe — верен лично Карлу, — теперь Фибих сложил ладони аккуратным домиком. — Не нам. Так что, поверьте, ваша светлость, я предпочту тут перестраховаться… Кертиц, вон, этим не озаботился — и где он сейчас?
«Если бы твои люди работали лучше — был бы в могиле, — угрюмо подумал Мориц. — Но вот с Эццоненом, возможно, и правда лучше кончать… Не люблю вояк — грубые скоты. Какое счастье, что ваша служба тоже чуть не поголовно их не выносит».
