***
День по любым меркам смело можно было назвать скверным — как и предыдущий и разделявшую их ночь, которую Габриэлю тоже пришлось провести на ногах. Раньше ему, конечно, доводилось бодрствовать и дольше. Но сейчас, когда проклятие неизбежно сжирало силы, а мысли упорно возвращались ко всем печальным событиям, что произошли недавно и должны были произойти вот-вот, слушать мелодичную, но не блиставшую краткостью речь вдовствующей мидландской императрицы, оказалось нелегким испытанием на выносливость. Луиза Вельф желала благословения на брак с новым императором, духовного наставления (разумеется, в не слишком суровой форме) и заверений, что именно Габриэль проведет их с Карлом коронацию… В принципе всe это можно было бы организовать и минут за десять, но точно — не со столь взыскательной особой. Вот Габриэль и выплетал словесные кружева, стараясь польстить хваткой даме, но не перегнуть с этим палку — но был совсем не огорчен, когда его излияния прервали стук в дверь и появление на пороге явно чем-то взбудораженного Вилли Эццонена. — Ваше величество, — поклонился гвардейский капитан императрице, взглянувшей на него довольно благосклонно. — Ваше высокопреосвященство!.. Нам… очень не повредило бы ваше присутствие. У Габриэля что-то даже екнуло внутри — нет, ну не могло же что-то произойти ещe и с Карлом?! Но, в любом случае, стоило поспешить — едва ли Эццонен настолько не имел уважения к духовенству, чтобы шутить свои мальчишеские шуточки ещe и над кардиналом. Распрощавшись с Луизой, они вышли в коридор, и Габриэль не замедлил спросить: — Что случилось, капитан? — может быть, вышло резче, чем следовало, потому что слабость и дурнота, вроде бы немного отпустившие, пока он сидел в удобном кресле, накатили с новой силой. — Катастрофа, — с жаром припечатал Эццонен. Однако дальше, стоило отдать ему должное, изложил всe на редкость быстро и четко. И Габриэль, ускоряя шаг, склонен был согласиться с такой оценкой происходящего — если, конечно, он они всe-таки не успеют вмешаться хотя бы относительно вовремя… Главное, при этом самому не грохнуться в обморок — способ отвлечь Карла, наверное, выйдет эффектный, но едва ли достойный. Один из стоявших возле указанной Эццонен двери гвардейцев кинулся им наперерез с упорством, явно достойным лучшего применения: — Ваше высокопреосвященство, я не думаю, что духовному лицу следует… — А я думаю, — Габриэль состроил улыбочку, которая просто обязана была выйти крайне мерзкой, — что духовное лицо разберется с этим само… Эццонен, что за вольница в рядах ваших подчиненных? — В сторону, рядовой! — рявкнул явно сконфуженный капитан, но главное было сделано — внутрь они всe-таки пробились. В комнате царило смутное ощущение хаоса и абсолютно ненормального течения событий: того момента, когда очевидно, что всe полетело вверх дном, но и как теперь действовать сообразно обстоятельствам пока никто не понять не успел. Габриэлю оно было знакомо по многим расследованиям, и ещe он знал, что неких внешних атрибутов, вроде окровавленных тел и перевернутой мебели оно требовало вовсе не обязательно… Тут вот их, к счастью, и не нашлось. Зато обнаружился Карл Вельф, азартно шарящий ладонями под разодранным до самых бедер платьем какой-то светловолосой особы… Видимо, той самой Юдит Иззен, о которой говорил Эццонен. «Ну что же — хотя бы со спущенными панталонами я его не застал», — утешил себя Габриэль, направляясь к монарху. Гвардейцы смотрели кто заинтересованно, кто — почти с ужасом, но препятствовать не пытались. — Ваше величество!.. Ваше величество, прошу уделить мне пару минут! — возвысил Габриэль голос. «Да уж, даже тот случай, когда Шайла при нашей первой встрече оглушила меня метко брошенной кадушкой — очнулся я, помнится, под вопли Рихо, обещавшего сжечь преступницу вместе с орудием убийства… Так вот, даже тот день по идиотизму происходящего сильно проигрывал нынешнему!» К чести Карла, обернувшись и заметив, кто именно домогался его внимания, тот густо покраснел. Ладонь из-под платья девицы, правда, убрал не сразу. Но потом опомнился и принялся неуклюже вставать перед пресловутым «духовным лицом». Габриэль даже с некоторым сочувствием наблюдал за отчаянными попытками елозившего на паркете монарха сохранить собственное достоинство. Но руки Карлу всe же не подал: побоялся, что всe сильнее кружившаяся голова ему за такие физические усилия спасибо не скажет, в итоге они оба кипой рухнут на несчастную жертву произвола и… И, пожалуй, тогда от позора только и останется, что утопиться в одном из дворцовых фонтанов. — Ва… ваше высокопреосвященство! Вы… не слишком удачно заглянули, — выдал Карл, сумевший всe-таки обрести равновесие, пусть и точно — не душевное. — Мне кажется — как раз вовремя, ваше величество. — А?.. — Вовремя, чтобы не дать совершить вам непоправимую ошибку. — Да какую ещe ошибку! — тут же встопорщил перышки Карл. — Я, конечно, должен извиниться за неуместное для вас зрелище, но… Подумаешь, развлеклись немного с ребятами! Знаете, кто это вообще, ваше высокопреосвященство?.. Сестра Гебхарда Иззена, предателя! «Вернее — не предавшего кого надо в подходящий момент… Нынче, конечно, тяжкое преступление», — подумал Габриэль, однако вслух вкрадчиво произнес: — Но всe ещe — мидландская дворянка, не так ли?.. Как вы думаете, ваше величество, понравится ли благородным людям империи, что с женщиной, равной им, поступают столь… неподобающе? — Не их собачье дело. Я — их полновластный владыка… И не иначе! — Разумеется, ваше величество, всe это так. И я уверен, вы в свое время сумеете указать на это всем несогласным. Но вот в нынешних обстоятельствах… — Каких ещe обстоятельствах? — Угрозе гражданской войны, которую вполне может развязать Кертиц, ваше величество. А в этом случае поддержка — и, смею заметить, желательно, активная — как можно большей доли дворянства станет для вас очень и очень не лишней. Лицо Карла мгновенно приобрело растерянное выражение, он огляделся вокруг, будто только сейчас понял, где именно оказался — но так ещe и не разобрался, каким образом это вышло: — А… Но эта Юдит!.. Она ведь уже… — Я вполне смогу устроить так, чтобы никто во дворце еe больше не увидел, — заговорщически склонился поближе к Карлу Габриэль. …И ничуть не удивился, когда император выразил полнейшее согласие с этой идеей.***
Стоя у распахнутого окна, Марлис проводила взглядом неброскую серокрылую пташку, быстро скрывшуюся в густых ветвях дерева. «Лети, лети… Хоть кто-то здесь должен быть свободен! Мне вот даже путь через океан не слишком в этом помог». — Бездельничаешь, сестричка? — Харальд, по обыкновению, подкрался совершенно бесшумно. Марлис вздрогнула, заслышав его голос почти у себя над ухом, но в долгу не осталась: — Пытаюсь соответствовать образу. Между прочим, сегодня отправлюсь на верховую прогулку с Эццоненом. — Это хорошо. Но тебе стоило бы поторопиться. — Как, скажи пожалуйста?.. Оседлать этого жеребчика в алой попоне прямо там, в парке? Мы же, кажется, условились, что я изображаю невинную провинциалочку… Не шлюху! — Знаю, знаю. Но как-то эти чертовы змеиные девки, наконец, должны попасть по назначению. У меня мороз по коже каждый раз, когда приходится их проведывать. Да и Терис должен поскорее увидеть результаты… А то, мало ли, вдруг в нашем золотом мальчике опять некстати взыграет совесть! Марлис нахмурилась: — Ты же говорил, что он во всем доверят тебе. — Доверяет, да. Только вот вокруг него вертится слишком уж много всякой швали: эти дуболомы, «Рассветные колосья», старая выдра Дамарис, люди княгини. И все норовят навязать ему собственную линию, а ему… ему, несомненно, всe ещe не хватает твердости. Я же — торчу здесь и обхаживаю то имперцев, то сумасшедших дикарок, дьявол их всех раздери! Прикусив губу, Марлис невзначай отвернулась к окну. Еe, в общем-то, тоже можно было в какой-то степени отнести к «дикаркам». Но ждать от Харальда чуткости — всe равно, что рассчитывать, будто ягуар станет есть траву. Стоит простить и смириться — в конце концов, этому человеку она обязана жизнью, а то стоит поболее, нежели любые хорошие манеры. Так что Марлис вздохнула, надеясь лишь, что уж Эццонен-то окажется в более добром расположении духа. Однако день, определенно, не задался. Вилли тоже выглядел крайне рассеянным и, кажется, не обращал особого внимания ни на продуманно-восхищенные реплики Марлис по поводу достопримечательностей имперской столице, ни на прелести своей спутницы, подчеркнутые сшитым по последней моде лимонно-желтым костюмом для верховой езды. — Тяжелый день?.. Кажется, мысли о службе не оставляют вас даже в этом дивном райском уголке, — полюбопытствовала Марлис, когда они, уже оставив лошадей под присмотром слуг, неторопливо прохаживались по окруженной стройными вязами солнечной полянке. Марлис выказала желание нарвать букет для своего будуара. А на самом деле, конечно, хотела побыть с Эццоненом в более интимной обстановке. Тот же, кажется, даже не сразу разобрал смысл еe слов, зато потом — даже вздрогнул, решительно запротестовав: — Что?.. А, нет-нет, госпожа Йенч — обычная дворцовая суета, ничего интересного… Простите, я в последнее время как-то подрастерял свои манеры — вот, даже не могу составить пристойное общество благородной даме! Марлис в ответ залилась с виду беспечным смехом, который всегда неплохо удавался ей в любых ситуациях: — Поверьте, мне очень даже по нраву ваше общество!.. Терпеть не могу назойливых или слащавых кавалеров. А вам просто нужно иметь возможность развеяться… Скажите, при дворе часто устраивают празднества? День Святой Делии был воистину великолепен!.. Хотя для вас, столичных жителей, такая пышность, должно быть, совсем не в диковинку. — Вечер, когда я впервые встретил вас, не мог не быть восхитительным, — уже куда более живо отозвался Вилли, подав Марлис очередной цветок и, к еe затаенной радости, не преминув чуть задержать прикосновение их пальцев, пусть и скрытых перчатками. — А так… В последнее время обстановка, увы, не слишком способствовала. Но, возможно, еe величество, императрица Луиза захочет что-то такое устроить. — О, это было бы прелестно! Знаете, я ведь могла бы предложить… Хотя, нет, это было бы, наверное, такой дерзостью… — Говорите же! Что за стеснение между… друзьями? — Я была бы счастлива назвать вас своим другом, господин Эццонен, — опустила ресницы Марлис. — Что же до моего предложения… Знаете, ведь мой брат прибыл в Эрбург не с пустыми руками! — М-м?.. Прошу прощения? — Он, конечно, никакой не торговец… Но в наших краях не считается для дворянина зазорным знаться с капитанами торговых судов — как и искать выгоду в смелых предприятиях. Так вот, когда мы решили отправиться в столицу, Харальд не только купил нам места на корабле, но и арендовал часть трюма под разные колониальные редкости. Всякие местные старинные драгоценности, жреческие безделушки, ткани, пряности. Ещe есть забавные местные создания — райские птицы, обезьянки, змеи, даже пара детенышей ягуара… И ещe — несколько ташайских танцовщиц. Уверена, здесь не видели ничего похожего на их пляски! — Едва ли я увижу ещe танец столь прекрасный, что мне уже пришлось как-то… разделить с вами, госпожа Йенч. — Вы — льстец! — снова рассмеялась она. — Безбожный и беззастенчивый!.. Но я хочу сказать, что мой брат был бы счастлив поднести лучшие из этих диковинок их величествам… В знак счастливого воссоединения Закатных Земель с метрополией после войны с Эдетанной. И, думаю, это вполне могло бы стать поводом для праздника — как вы считаете, господин Эццонен? Тот улыбнулся ей несколько снисходительно, будто бы думая: «О, эта женская страсть к мишуре!..», но тут же сказал: — Звучит совсем неплохо. И действительно может прийтись по вкусу императрице… Что же, при встрече я обязательно ей об этом сообщу!.. А дальше — если она выкажет интерес, всe уже будет только в руках вашего брата! — Моей благодарности не будет предела, господин Эццонен! — Ловлю вас на слове, госпожа Йенч! И… в случае успеха, смею претендовать на ещe одну столь чудесную прогулку в вашем обществе? — Несомненно! «Боюсь, если у Харальда всe выйдет как надо — тебе достанется разве что букетик на могилку вроде нынешнего… Хотя, как ни странно, мне и правда окажется жаль».