***
Дождь, наконец, окончился и солнечные лучи пробивались сквозь тучи, весело блестя на поверхности луж, которые в изобилии усеивали довольно просторный двор позади большого крестьянского дома. Для Хельмы перемена погоды стала почти избавлением. Сидеть в тесной и душной комнате, размышляя о невеселом будущем под вздохи Маргарет наскучило до крайности. Так что теперь Хельма почти с радостью пристроилась на ступеньке невысокого крыльца, вытянув ноги и наблюдая за грязевыми ваннами большой пегой свиньи, которая выглядела едва ли не самой довольной обитательницей этого забытого Создателем уголка. Во всяком случае, у самой Хельмы причин для довольства находилось как-то маловато — разве только та, что она все еще оставалась жива и не носила специальных кандалов из белопламенной стали, лишавших магов способности колдовать. Должно быть, именно такие на нее наденут перед тем, как казнить за пособничество беглой монаршей чете — а в том, что это рано или поздно произойдет, Хельма начинала убеждаться все сильнее. Последнее из оставленных поселений вдоль уходившего на север имперского тракта встретило их особенно неласково. Как ни стремился Альбрехт опередить новости о перевороте и, тем более, пущенных по следу охотников, вышло это скверно: в переулке недалеко от избранного для ночевки постоялого двора их окружил полудесяток искателей наживы. Правда, похоже, что наживу они любили куда сильней, чем тренировки в фехтовании. Двое оказались в канаве прежде, нежели Хельма успела пару раз ойкнуть, а с оставшимися она уже помогла разделаться Альбрехту сама, позже вознося небесам славу за успевшую вернуться к ней, пусть и не полностью, магическую силу. Как минимум, одного из нападавших она убила лично. Наверное, по этому поводу стоило переживать или хоть как-то попробовать осознать это, но… Хельма по-прежнему не чувствовала ничего, кроме быстро развеявшейся тени страха и возбуждения. Ни поначалу — стараясь поскорее убраться с места схватки и в конюшне постоялого двора помогая Альбрехту перевязать довольно длинную, но неглубокую рану, которую прочертил на его левом боку меч одного из нападавших; ни теперь — в их новом, снова не особенно уютном, убежище. Мир Хельмы рухнул, когда она услышала о готовящемся перевороте, вмешаться в который оказалось некому, кроме пары чародеек-недоучек и одного императорского гвардейца. А потом обвалился еще разок — куда с большим треском — в миг, в который пришлось увидеть окровавленную улыбку Ванды. И каким образом придется существовать среди оставшихся жалких обломков Хельме стало во многом безразлично — настолько, что это иногда ни на шутку пугало ее саму… Однако куда чаще — ощущалось спасительным льдом, приложенным к свежему ожогу. — Хельма, сюда! — появившаяся на пороге дома Маргарет положила конец ее недолгому покою. — Ваше величество?.. — поднялась Хельма на ноги. — Альбрехт хочет поговорить с тобой, ступай, — Маргарет зябко поежилась, плотнее запахнув темный платок на плечах, но все-таки вышла на крыльцо. Хельма же молча кивнула и наоборот отправилась в дом. Стоило признать: может, случайная стычка в подворотне и не произвела на саму Хельму ошеломительного впечатления, но кое-что она всерьез изменила в их положении. И, увы, не в лучшую сторону. Уже на следующий день, после одной из кратких остановок на пути — хорошо, что кое-какие из взятых с собой драгоценностей императрицы удалось продать и раздобыть лошадей — Хельма заметила, как тяжело садился в седло принц-консорт, прежде взлетавший на коня одним движением. Тогда она не осмелилась отпускать по этому поводу никаких замечаний. Но уже через пару дней, когда отдыхать они стали чуть ли не вдвое чаще, а на этих вынужденных привалах Кертиц то и дело проваливался в тяжелое забытье, все сделалось и без того предельно ясно. Хорошо, что подвернулась эта деревенька, где консорт вовсе не стал спорить с дамами, которые — с редким для них единодушием — стали упрашивать его остановиться на ночлег. Следующим утром раненый и вовсе не смог подняться с постели, перепугав этим и без того не слишком-то радушных хозяев, заподозривших у гостя некую, вполне возможно весьма прилипчивую, заразу. Впрочем, их сложно было винить. Погулявшая в империи — особенно в южных провинциях — несколько лет бахмийская лихорадка действительно оказалась тем еще бедствием. Даже светлые целители совладали с ней далеко не сразу. Однако, в нынешнем случае, ранение Альбрехта — и удачно приплетенная Хельмой байка о якобы напавших разбойниках — показалось местным селянам куда менее устрашающим обстоятельством, и в доме им милостиво разрешили остаться. Сейчас Хельма аккуратно пробралась за пеструю занавеску, отгораживавшую постель — дворянину хозяева все-таки выделили лучшее место в доме. И с трудом удержала тяжелый вздох — лучше раненому явно не стало. Бледное лицо с каплями пота на лбу, запавшие, обведенные темными кругами глаза… А еще от Альбрехта явственно пыхало жаром. — Что, скверно смотрюсь?.. — вдруг криво усмехнулся он, похоже, подметив заминку Хельмы. — Я не лекарь, господин. — Но кое-чего не понимать не можешь, так?.. Я, впрочем, тоже. Поэтому и хочу с тобой поговорить. Ты ведь знаешь, куда мы направляемся? — На… север, откуда вы родом? — Умная девочка. Но, в связи с последним инцидентом, я решил немного пересмотреть планы. — Думаю, как только вы поправитесь… — Брось. Я был на войне в Закатных Землях, и сам такое видел. Без целителя мне крышка… Но тут кое для чего сумеешь сгодиться ты. — Простите, господин… Я — боевой маг. Должна была стать им. А лечебные заклинания мне недоступны вовсе. — Но голова на плечах у тебя есть, да и ноги бегают шустро. Поэтому я расскажу тебе, как отыскать в окрестностях одного типа, который в таких заклинаниях толк знает… И, что важно, не выдаст нас прихвостням узурпатора.***
Пробормотав крепкое ругательство, Вилли даже не уселся, скорее, грохнулся за письменный стол в своем кабинете, который, по правде сказать, не был избалован хозяйским вниманием — что бальные залы, что сомнительные столичные закоулки всегда были Вилли куда милее. Но теперь, кажется, все — кончились милые гвардейские забавы и веселые приключения. Пошла серьезная игра. Та самая, в которой он, увы, разбирался как свинья в апельсинах — да вот только кто сделает на это скидку? О, проклятье!.. Лучше бы его вместо поездки во Флидердорф разбил на месте паралич или свалила какая заморская зараза! Было бы худо и даже, возможно, смертельно. Зато наверняка не пришлось бы решать судьбы империи, к чему Вилли уж никак не мог быть приспособлен. А ведь все так хорошо начиналось! …То, что встреча со вдовствующей императрицей не будет слишком официальной, Вилли понял уже, когда невозмутимая горничная провела его через анфиладу светлых, со вкусом обставленных комнат прямиком в спальню загородной императорской резиденции. Взгляд невольно уткнулся в роскошную кровать, которую укрывал пышный бледно-лиловый балдахин с вышитыми на нем кистями темной сирени. Однако ожидала гостя императрица, к счастью, не там. Всего лишь раскинувшись на кушетке подле квадратного столика, уставленного блюдами с фруктами и прочими лакомствами — Вилли ими не заинтересовался, ибо темный пурпур едва ли подобающего благородной даме фасона полупрозрачного пеньюара, небрежно укрывавшего ее прелести, определенно рождал голод иного рода. — Ваше величество, — низко склонился Вилли. — Среди этих дивных цветов — вы, несомненно, самый восхитительный. Императрица в ответ мягко рассмеялась — было видно, что незамысловатый комплимент пришелся ей по вкусу. — Садитесь, Вилли, — мурлыкнула она, указывая ему на кресло у столика. — Сегодня никаких формальностей — иначе бы я и не стала встречаться с вами за пределами столицы. Прошу, угощайтесь! А я поухаживаю за вами и налью нам вина, — она гибко приподнялась на своем ложе и очень неспешно спустила ноги на пол. Вилли прекрасно успел заметить белизну гладкой кожи, не скрытой ничем, кроме легкой ткани, и его надежды на эту встречу стали приобретать все более прочное основание. По правде, он с великим удовольствием опустил бы этап с разговорами и прочими необязательными финтифлюшками, которыми благородные мидландки так любили приправлять свою потребность в мужчине помладше и полюбезнее, нежели их избранные для дочерей родителями унылые мужья. Пурпур невесомого одеяния слишком уж манил отодвинуть его в сторону, поскорее добравшись до нежной и манящей женской плоти — так что близость, но недосягаемость обещанного удовольствия становилась почти невыносимой… Однако при всем при этом Вилли старался не забывать, что перед ним действительно далеко не очередная шлюшка из веселого квартала. И решил хотя бы сперва обращаться к императрице как можно сдержанней — мало ли какую игру на самом деле она могла затеять!.. — Благодарю за оказанную честь, ваше величество, — улыбнулся он, принимая бокал. — Признаться, я до сих пор поражен ею. — Ах, бросьте, — Луиза небрежно взмахнула сверкнувший рубиновым перстнем ручкой. — Кокетство — дело дамское… Мужчине пристало добиваться и брать! Вилли совершенно не имел ничего против первого и второго — причем, настолько не имел, что в штанах уже делалось тесновато. Но он все еще пытался сохранить невозмутимый вид, слегка пригубив слишком сладкого, на его вкус, вина: — Разумеется, ваше величество. Когда он имеет на это право. Императрица с преувеличенной досадой цокнула языком: — Ну вот опять!.. Я слыхала, что прежде вы бывали так скромны. В столице ничего не скроешь, так и знайте, — она снова засмеялась, а потом покачала головой: — Ладно, я не стану больше мучить вас, мой милый. Вы ведь знаете, что пришлись мне по нраву, Вилли?.. Сразу, как Карл познакомил нас. Я подумала: «О, вот живо еще имперское рыцарство — и статью, и повадкой!». Может не мне, бедной провинциалке с востока судить об этом, но… я была впечатлена, так и знайте. И это я не постеснялась намекнуть Карлу о том, что вам требуется повышение — он ведь такой недотепа иногда, наш повелитель! Но мне он доверяет всецело, не сомневайтесь. Вилли глубоко вздохнул: сказано было даже слишком много и слишком откровенно. Он и вправду припомнил, что родители Луизы… тогда еще Вильбек, а не Вельф жили в восточных землях, а ее мать, кажется, даже была кориннских кровей. Стоило посмотреть на Луизу, как в это вполне верилось — подобную жгучую красоту Мидланд рождал редко… Но и о том, что бывшей — и будущей — императрице не хватало столичной тонкости в манерах, Вилли задумывался не раз. Что же, сейчас ему это было лишь на руку — там, где от уроженки Эрбурга он добивался бы своего парой месяцев острожных заигрываний, здесь мог получить желаемое сразу. Так что Вилли не стал медлить — поднялся с кресла, чтобы тут же опуститься на одно колено и приникнуть губами к монаршей ручке с совсем не предусмотренным этикетом жаром. Однако Луиза нисколько не возражала: чуть раздвинула губы в предвкушающей улыбке, а потом гибко потянулась Вилли навстречу. Он распахнул объятия, но она вывернулась, заставив его встать… И тут же крепко ухватила между ног. — Ого, — Луиза хищно облизнулась, — думаю, наши желания абсолютно взаимны, верно?.. Надеюсь, ты не такой торопыга, как Карл, и найдешь чем меня порадовать, м-м? Она вела себя распутно и нагло — хуже, черт возьми, той самой продажной девки! Да еще и оскорбляла его друга — похоже, вполне намеренно. Но она была красива, поразительно красива — как гроза и жаркая летняя полночь… И кажется, собиралась не покорно отдаваться, а объездить Вилли, как следует — именно то, что он так любил в женщинах. Как же можно было тут противиться?.. Он и не собирался, хотя на пару мгновений несколько смутился тем, что Луиза все еще не дала коснуться своих губ, зато уже успела ловко разделаться с застежками на его штанах и белье. Однако раздумывать пришлось недолго — новый возглас изгнал из головы все связные мысли: — О-о, а это мне нравится! Вижу, природа тебя не обделила, милый. Я даже немного опасаюсь… Комплимент опять оказался определенно из арсенала дешевой шлюхи — да к тому же Вилли и сам прекрасно знал, что в его-то случае дамам не приходилось жаловаться. Но какое дело было ему до слов, когда синие глаза пылали адским пламенем, глядя на него снизу вверх, а горячая ладонь двигалась так бойко, что Вилли даже побоялся, что до чего посущественнее они на первый раз так и не дойдут… Потому не постеснялся перехватить инициативу, мягко поймав ладонью подбородок Луизы и поцеловав ее — длинно и с чувством. Она, впрочем, отвечала не менее увлеченно. А когда их губы все же разомкнулись, шепнул: — Я буду очень нежен, ваше величество. Но Луиза в ответ лишь игриво надула пухлые губки: — Не стоит!.. — и снова потянула его за собой — уже к пышному сиреневому ложу. Оно оказалось даже слишком мягким — они то и дело проваливались в перины, чуть не соскальзывая друг с друга. Вилли даже некстати припомнил качку на на одном озерном суденышке, в которую когда-то попал во времена службы на севере. Но желали друг друга они с Луизой слишком яростно, чтобы подобные мелкие неудобства могли помешать. И удовлетворили это желание сполна. Не щадя ни себя, ни партнера — и оттого для Вилли, обычно обращавшегося с женщинами, даже самого подлого сословия, довольно бережно — неожиданно и притягательно ново. Луиза, кажется, тоже выглядела изголодавшейся по откровенной страсти. Когда, уже разнеженная и ленивая, она расслабленно уткнулась Вилли в плечо, ему сделалось любопытно — изображала ли она с Карлом надменную недотрогу?.. Едва ли — иначе бы не вдохновила его на такие подвиги. Но только сейчас Вилли задумался о том, таким ли безоблачным — с обеих сторон — был этот союз. — Ви-илли, — протянула Луиза, слегка ущипнув его за правый сосок, — тебе… хорошо? — Отменно, — не стал вилять он. — И, знаешь, пожалуй, мы… повторим это еще разок, а? — Ненасытный, — она быстро выдернула руку, когда он попытался поднести белые пальчики к губам. — Может быть, повторим… Но не сегодня. — М-м?.. — немного обиженно приподнял брови он. — Вилли-Вилли! — она приподнялась на локте и посмотрела на него с загадочной улыбкой. — Ты такой славный мальчик, четное слово… — И готов стать еще лучше, — он вернул улыбку. — Ради вас — готов на все, ваше величество! — Правда? — Вы хотите… доказательств? — он все-таки сцапал ее ладошку и потянул вниз. Но вместо показанного ей пути, Луиза зашипела, чувствительно цапнула его за бедро и прянула в сторону. Только ни черта, конечно, у Вилли от такого не упало — играть он любил не меньше, чем брать свое без затей. И сейчас действительно вполне мог это снова продемонстрировать своей строптивой добыче. Он притворно грозно рыкнул и навис над Луизой — достаточно низко, чтобы уже шелк ее бедер смог ощутить близость обещанного… Наказания? Наслаждения? Пусть она сама выберет по вкусу! Но в грудь Вилли неожиданно настойчиво уперся маленький острый кулачок: — Нет, милый, — оказывается, в голосе Луизы могла звучать и сталь, а не только бархат. — Я сказала — нет. Нам нужно поговорить. — Ладно, ладно, — разочарование оказалось потрясающе острым, но Вилли покорно отодвинулся — а что еще оставалось делать?.. — Ну, не дуйся, — она, наконец, уселась в постели, откинув спутанные черные локоны с груди. — Я сама бы с наслаждением провела в этом гнездышке еще хоть месяц, но, увы… Приходится жить и делами государственными! — Я могу чем-то в них помочь? — Вилли понимал, что именно этого вопроса Луиза и ждала — но задал его все равно с большой неохотой. «Дела государственные», да еще и в обход Карла вряд ли означали что-то простое и безопасное. И все его подозрения оправдались тут же: — Да, мой дорогой, несомненно… Если убьешь Фридриха Ольдена.***
— …И довершении всего прочего — теперь у нас не дом, а откровенная богадельня! — закончив свою вдохновенную речь, Рихо заложил руки за спину и сердито уставился в сторону Габриэля. Тот рассеянно — или, в чем приходилось признаться себе, скорее измученно — полулежал на широкой софе, очень кстати имевшейся в его эрбургском кабинете. Но все равно прямо-таки диву давался — обычно привыкший отмалчиваться за его спиной Рихо в имперской столице прямо-таки открыл в себе дар оратора… Увы, не то, чтобы это оказалось сейчас кстати. Однако так просто уступать, даже лучшему другу, Габриэль не собирался и назидательно заметил: — В том числе по твоей, кстати, милости. По-моему, между «тренировать кардинальскую стражу» и «калечить ее» все же имеется разница, а? — Столько шуму из-за одной вывихнутой лапки, — фыркнул Рихо. — Нам, если помнишь, в Обители и куда как пожестче доставалось… А эти болваны, к слову, отпустили тебя одного! — В императорский дворец, Рихо. Всего лишь — во дворец. Не до султаната пешком. И я сам им это приказал — не слишком хорошо выходит, когда духовное лицо, должное нести свет и умиротворение, ходит по владениям мидландского монарха в сопровождении вооруженного отряда. Навевает не должные ассоциации особенно при нынешнем… положении вещей. — А что бы навеял местным гадам твой прилюдный обморок?.. Я вообще поражаюсь, как ты все-таки умудрился и эту припадочную сюда доволочь, и рухнуть только у нас в холле мне в объятия… Что если бы вышло не так, а? Этим тварям нельзя показывать слабость. И ты не должен оставаться перед ними беззащитным, черт возьми! Габриэль набрал воздуха, приготовившись к долгой отповеди, но тут дверь резко распахнулась, и в кабинет скорым шагом вошла Алима с подносом, на котором пристроилась высокая дымящаяся кружка. — Пейте, — без лишних предисловий целительница вручила свою ношу Габриэлю. — Благодарю, — кивнул тот. — Но, знаешь, ты все-таки могла бы стучаться, а то… — А то — что, ваше высокопреосвященство? — свела она вместе густые брови. — Если вы сумеете продемонстрировать мне нечто такое, что я не видала за двадцать лет своего ремесла, я, пожалуй, даже буду заинтригована… Но искренне надеюсь, что в следующий раз это не окажется ваш хладный труп! — и тут же вылетела из комнаты. — М-да, — вздохнул Габриэль, собираясь с мужеством, чтобы сделать первый глоток темного варева. — Похоже, я сегодня не в фаворе у своих любимых соратников. — Потому что им, знаешь ли, не больно приятно смотреть как ты себя гробишь, — не замедлил вклиниться Рихо. — Габриэль?.. — М-м?.. — Алима не говорила тебе ничего нового про… Сандрин? Сердце будто в латной перчатке стиснули. Но он все же постарался удержать на лице уверенное выражение: — Нет, Рихо, я бы тебя в неведении не оставил. Но Алима так и не выяснила, что это за яд, и… — И чудо, что Сандрин еще жива, да? Ради Троих, Габриэль, передо мной-то можешь не юлить! — Она сильная чародейка, Рихо. А чем сильнее маг — тем больше у него должно оказаться шансов там, где простым смертным был бы подписан верный приговор… Станем молиться, чтобы с Сандрин все вышло именно так. Рихо вскинулся, явно приготовившись к очередной отповеди, но его прервал — на этот раз вполне согласно правилам этикета — негромкий стук в дверь. А после дозволения Габриэля, на пороге показался один из охранявших дом Черных Гончих. — Ваше высокопреосвященство, — с некоторой робостью поклонился вошедший церковник. — К вам посетительница. Господин Агилар не велел вас беспокоить, но… Она настаивает на срочности своего дела.***
Луиза нехотя выбралась из постели, на ходу запахнув порядком помявшийся пеньюар. Кое в чем она действительно не соврала Вилли. Куда больше ей сейчас хотелось поваляться в еще теплой от тела великолепного, надо было признать, хотя, временами, и чересчур послушного любовника. Может быть, попросить прислугу принести еще вина, пирожных и орехов в меду… И лениво поедать это все до заката, раздумывая о том, как можно было бы еще разнообразить любовные игры с этим гвардейским жеребцом. Да и еще, пожалуй, о наряде к грядущему празднеству. Идея Вилли — и его маленькой провинциальной подружки — о том, чтобы позволить колонистам преподнести экзотические дары императору, показалась Луизе и вправду занятной. Теперь она собиралась добиться ее воплощения от Карла — но едва ли тот будет сильно противиться. Особенно, если наплести мальчишке, что это окажется лишним поводом продемонстрировать всем прочность его власти и верность подданных — даже в самых дальних уголках империи. Пока же Луиза со вздохом достала из стоявшей на столике у зеркала перламутровой шкатулки маленький ключик — и в пару его оборотов отперла комнату прислуги. — А вы не торопились, ваше величество, — сверкнула на нее темными глазищами Зельда Петерс, стоило Луизе переступить порог. — Знай свое место, магичка!.. — не осталась в долгу та. — То, что я посвящаю тебя в свои планы, еще не ставит нас вровень. — Простите, ваше величество, — немедля откликнулась Зельда, хотя раскаяния, конечно, на ее грубом веснушчатом лице не было написано и в помине. Впрочем, к подобному Луиза уже начинала привыкать. С чародейской наглостью она сумеет совладать и после, а пока Зельда оставалась для нее крайне ценной союзницей. Пустить сейчас ту в расход — значило бы похерить уйму немаловажных планов. Придется немного потерпеть — опыта в подобном у Луизы, к счастью, очень даже хватало. — Ну, значит, на нашего убийцу ты полюбовалась, — не стала она больше тянуть — разговор с чародейкой и так-то не бы большим удовольствием. — На вас обоих, — Зельда оставалась верна себе. — У него, однако, изрядный… — Не про твою честь! И потом ты, кажется, предпочитаешь девок. — Это не значит, что я сроду не видала мужских причиндалов, ваше величество. И что не могу их оценить, хм-м… А так вы правы, не спорю. Предложите мне малютку Маргарет на десерт?.. — Еще чего!.. Она умрет — уж больно опасна. Но, как-никак, девчонка — особа императорской крови. Не для твоих грязных мажеских лап! — Как будет угодно вашему величеству, — кивнула Зельда. Правда, в глазах у нее продолжали отплясывать черти. — А мой человек, разумеется, проследит за Эццоненом. Все как мы и договаривались, клянусь — раз уж вам так захотелось избавиться от этого выскочки! — То-то же, — хмыкнула Луиза. — Теперь и ты кое-что знаешь обо мне. Надеюсь, этого окажется довольно, чтобы не думать, будто я собираюсь скормить тебя Церкви… Кстати, что там с ритуалом? — Почти все ингредиенты собраны, ваше величество. Почти. Кое за чем приходится посылать едва ли не в султанат, так что… — Меня не волнуют подробности. Главное, чтобы у тебя все нашлось раньше, нежели Карл что-то заподозрит… Полетит моя голова — твоей не уцелеть, так и знай, паршивка! — Всегда верна вашему величеству! — Скорее — себе. Но меня это пока устраивает, так и знай. Постарайся только чтобы это не изменилось, Зельда… Очень, очень постарайся.***
— Нет, ну честное слово!.. Они там явно все рехнулись — разом! Ведь нормальная же была, бесы ее раздери, страна! А теперь… альвский, мать его, стыд! Вопли, прорезавшие утреннюю тишину столичного особняка Клавдия Фиенна, были столь неожиданными и яростными, что несчастный сын древней крови едва не поперхнулся модным заморским кофе, щедро разбавленным сливками. И едва успел отставить жалобно звякнувшую о блюдце чашечку полупрозрачного нуашийского фарфора в сторону, как в столовую ввалился — все еще растрепанный спросонья — Густав Эццонен, доверенное лицо мидландского посланника в Лутеции и очень даже интересный молодой мужчина, с которым Клавдий в последние полгода не без удовольствия делил самый разнообразный досуг. — Сукины дети! — рявкнул напоследок Густав, швырнув прямо на накрытый к завтраку стол какой-то помятый конверт. — Дипломатическая почта? — невозмутимо поинтересовался Клавдий, в очередной раз подумав, что на плацу его любовник смотрелся бы куда уместнее. Впрочем, тоже самое можно было сказать про большинство встречавшихся Клавдию имперцев. — Да нет, — Густав плюхнулся на жалобно скрипнувший стул. — Братец, чтоб его!.. Ты же помнишь, что он впутался в этот бесов переворот? — Сложно позабыть… — протянул Клавдий. Вильгельм Эццонен в донесениях упоминался обычно сразу после свежеиспеченного (и не имеющего пока особых шансов получить признание лутецийского королевского двора) мидландского монарха и семейства Вильбеков — и это радовать никак не могло. Клавдий прекрасно понимал, чем склонны заканчиваться подобные мероприятия, и уж точно не мог пожелать Густаву хоронить родного брата. А еще боялся, отчаянно боялся, что второй Эццонен — его Эццонен — надумает немедленно вернуться в империю. Удержать этот ураган уговорами и логическими доводами, Клавдий, разумеется, не рассчитывал. Черт возьми, и почему все-таки ему было не выбрать для себя какого-нибудь лощеного уроженца местной столицы?.. Наградили же Трое вкусом на широкие плечи и вздорный норов! — Ну так вот, — обладатель того самого норова на мгновение прикусил нижнюю губу, — теперь эта кара Создателя написала мне письмецо… с интересной просьбой. — Приехать сюда?.. — Клавдий не горел желанием раскланиваться с мидландским заговорщиком, судя по всему, уже замешанным в убийствах. Но вот потерять Густава он хотел еще меньше. — Да если бы! — отмахнулся тот. — Слезно просит пригласить сюда дражайшую матушку. Чтобы она не оставалась в родной столице, где то пожар, то еще какой маразм… Но, проклятье, как же некстати! — А ваш отец? — Он в последние годы безвылазно сидит в поместье и политикой точно не интересуется. Интересуется сугубо лошадьми. — Повезло ему, — ухмыльнулся Клавдий. — Не то, что мы, грешные… — Вот именно. А ты не знаешь мою маменьку — ведь всюду нос сунет!.. Как пить дать про нас пронюхает и немедленно навяжет мне какую-нибудь высокородную мидландскую курицу в жены — прикрывать позор! — Значит, ты ему откажешь? — Да где тут откажешь… Так что — учимся быть тихими, как самые благонамеренные мыши. — Ну, — поиграл бровями Клавдий, — есть еще и служебные кабинеты… «Жаль только вот, что война — не бдительная мамаша, и от нее мы на службе явно не спрячемся. А она точно будет, судя по тому, что Адриан так спешно собирает нас у себя… Ради Троих, хоть бы этого Вельфа-мелкого внезапно чума взяла!»