ВОЛЯ ТРОИХ I: Война лишних

Тирра — Столица Мира, Золотая Обитель Троих… и город, обладавший еще парой десятков столь же звучных имен, прекрасно известных во всех уголках трикверианского мира, да и за его пределами. Сосредоточие не только веры, но также — знаний и власти, гордо возвышавшееся на южном берегу Хризолитового моря, на самом краю огромной Ханийской пустыни, между владениями фанатичного и гордого Эдетанского королевства на западе и языческого Бахмийского султаната — на востоке. А для Неро Мерьеля, когда-то — сына разорившегося лутецийского дворянина, способного рассчитывать в этом мире только на свои силы, ум, изворотливость и природное обаяние, ныне же — одного из наиболее приближенных к главе трикверианской церкви кардиналов, Священный Город, в свою очередь, всегда был личным сосредоточением и важнейших жизненных устремлений, и самых смелых мечтаний. Теперь, стоя у ограды одного из «заоблачных садов», разбитых на крышах высочайших, еще соланнской постройки, зданий Тирры и зная, что по праву может назвать эти владения своими, Неро вполне мог торжествовать. И он действительно позволил себе пару минут наслаждаться тем восхитительным ощущением, которое всякий раз охватывало его при взгляде на первые лучи рассвета, игравшие на тиррских золоченых крышах и шпилях. Но не собирался упиваться подобным чувством слишком долго, сколь сладким оно бы ни было. Неро прекрасно знал: Священный Город никому не прощал ленивого самодовольства, а менее всего — позволял то поднявшимся к его вершинам. — Доброго утра его высокопреосвященству! — голос Ярне Вригта, одного из высших офицеров Журавлиной Башни, бдительно надзиравшей за церковным воинством и его подчинением воле Тирры, даже здесь — на всех ветрах вознесенного над столицей поднебесья — прозвучал громко и гулко, как из пушки. Но Неро все равно был рад неожиданному визиту старого приятеля — ведь Ярне оставался едва ли не единственным человеком, отношения с которым он поддерживал не из карьерных соображений, а просто в силу давней и крепкой симпатии. — И тебе, Ярне, — обернулся Неро, скрещивая руки на прикрытой складками тонкой повседневной мантии груди и, как всегда, чуть сутулясь. — Оно, по-моему, чудесно… Но ты ведь явился так рано не для того, чтобы полюбоваться отсюда столичными красотами, м-м? — Нет, это больше по твоей части, — покачал головой Ярне. — Но есть один вопрос, который мне хотелось бы обсудить с тобой с глазу на глаз — дабы знать, что у нас с тобой не будет разногласий на большой аудиенции у его святейшества… Думаю, палок в колеса нам навтыкают и без того целый лес. Так лучше не станем добавлять их еще и друг другу, хе-хе! — Несомненно, лучше, — кивнул Неро. — И этот вопрос?.. — Ситуация в Мидландской империи. И бурная деятельность твоего протеже, Фиенна… Он же фактически поддержал узурпатора, дери демоны их обоих! — О, Фиенн, — улыбнулся себе под нос Неро, — ну, счастлив тебе сообщить, что моим протеже его теперь назвать сложно. Формально мы равны, и никакой ответственности за его действия я уже не несу. — Но ты же собираешься?.. — Заступаться за него перед понтификом? О Ярне-Ярне, как же ты по-прежнему прискорбно прямолинеен… — Ничего, щемить хвосты отступникам мне это как-то до сих пор не мешало! — Надеюсь, не помешает и в дальнейшем. Но ты не хуже моего знаешь, что Фиенн едва ли доживет до следующего лета. Он был, конечно, весьма и весьма перспективной фигурой. И, пожалуй, я до сих пор счастлив, что тогда так удачно его заметил, — азартно потер ладони Неро. — Тирре определенно сейчас нужна хор-рошенькая встряска!.. А думаю, без Фиенна у меня бы не вышло устроить ее так скоро, о да. Вот только нынче он — уже отыгранная карта, смертник. Пусть делает, что хочет и знает — так или иначе он все равно послужит необходимым целям, мой бедный мальчик… Жаль только сам этого уже не увидит, увы! — Но его отец… — В ближайшее время будет слишком занят своими любимыми лерийцами, чтобы возникать некстати. И к тому же, Адриан Фиенн слишком прагматичен для этого. Он, наверняка и сам понимает: поддержка Священного Города ему сейчас важнее, нежели все его обожаемые отпрыски разом. Грядущая война и без того станет серьезным испытанием для Жемчужной Лиги. Даже — даже!.. если она все же не примет в ней прямого участия. А без прикрытия Тирры проект Адриана и вовсе сделается отчаянной авантюрой. Авантюристом же тот был в молодости, но теперь — нет, не думаю. Он чересчур бережет свою Фиорру, да и Лигу в целом — вот кто на самом деле его самое дорогое позднее дитя!.. К тому же эллианцы — в принципе не тот народ, который способен прощать своим правителям столь крупные просчеты. И Адриан не так глуп, чтобы не понимать — при неудаче он потеряет все, что успел сделать — как и то, что выстроили его предки. Излишне дорогая цена за отцовскую любовь!.. Нет, он не станет ее платить, уверяю тебя. Простил когда-то Лутеции нападение на зятя и дочь, простит при случае и Тирре — несчастного сыночка-мученика… Особенно, если мы найдем, чем подсластить пилюлю — а едва ли это окажется сложно. — Убедительно, — Ярне покосился на него с тем уважением, которое совершенно не умел подделывать — и потому-то оно так и льстило Неро. — Скажи только еще… — Что такое? — Тебе все-таки совсем не жаль? Вы ведь с ним… — С Глациесом?.. О, убежден, Габриэль сам бы никогда не выбрал смерть в постели, в окружении утирающих слюни сиделок. В остальном же — все мы в руках Троих, Ярне, все без исключения. И они направляют наш так как ведомо и угодно лишь Им самим. Мы же — смиренно принимаем то, что они нам даруют. — Например — тиару понтифика?.. А, ваше высокопреосвященство? — Все может быть, мой добрый друг… Все очень даже может быть — если не слишком торопить события.

***

Мягкий сумеречный свет ласково обнимал плавные линии холмов, на которых возвышался знакомый Грании до последнего камня храм ее богини. В это время суток покой, царивший здесь, на первый взгляд казался особенно безмятежным. Но и сама высшая жрица, и ее спутник, следовавший за ней по опиравшийся на множество тонких колонн храмовой галерее, едва ли были готовы поддаться этому настроению — их обоих сейчас куда больше занимали вопросы земные, нежели гнев или милость вечной Миррайги, властвующей над луной и морскими водами. — Если все пойдет, как намечалось, — наконец сказала Грания, останавливаясь и опираясь о край источенных временем перил, — то через месяц с небольшим посланники детей древней крови будут здесь. — Время пролетит быстро, — теребя пару темных косиц, в которые были сплетены его волосы у висков, откликнулся Гверн — сын одного из князей Хрустальных островов, военачальник и верный — во всяком случае, по сию пору — соратник Грании в поисках связей с внешним миром для их земли, веками огражденной от всего и вся ныне истончившимся магическим барьером. — Вот только я до сих пор не уверена, что не совершаю страшную ошибку, — вздохнула Грания. — Мы понятия не имеем, как изменился за прошедшие века мир вовне. — Но нам все равно придется столкнуться с ним лицом к лицу, — парировал Гверн. — Так лучше сделать это на своих условиях — и заполучив союзника, с которым у нас имеется общее прошлое. А, значит, и в будущем найдется лишнее основание, на котором можно выстроить нечто общее. — Так ли это? — задумчиво прикусила губу Грания. — Как изменились дети древней крови мы тоже знаем… И вообще — вправе ли они до сих пор называть себя таковыми! — Во всяком случае, сами они помнят о своих предках — и чтят эту память, — пожал плечами Гверн. — В остальном же — дело решат бестии. Они-то не могут ошибиться — и либо признают своих прежних повелителей, либо… Нам, пожалуй, придется искать иных союзников. Потому что я не думаю, будто бы хоть один правитель согласиться продолжать переговоры с убийцами своих подданных! — Ох, и не напоминай… Я очень опасаюсь именно такого исхода. — Не бойся, служительница Ночи, — хмыкнул Гверн, сжав ее ладонь — нежно, но точно безо всякого намека на любовную игру — уж в подобном-то Грания неплохо разбиралась! — Нам ведь поздно бояться. Мы уже не выбираем между покоем и бурей, а выбор между бурей и покорным ожиданием смерти… Для меня он очевиден, небо свидетель! Разве для тебя все иначе? — Пожалуй, нет. Но мне всегда было далеко до тебя, в твоем спокойствии. Ты — железо и камень, я — море, что колеблет любой ветерок, так и знай! — Зато тебя может утешить твоя богиня и ее знания о грядущем. Мой бог куда суровей: я могу просить его лишь об удаче. И знать, каково его решение, только когда дело уже сделано. — Вот только не всегда эти знания — благо. — Разве ты получила дурные знамения? — Не дурные и не добрые — но такие, что обещают перемены во всем, что нам ведомо. — Ну, это очевидно и без божественных знаков! А перемены — еще не гибель… Отступать нам некуда — так станем смотреть вперед с надеждой, госпожа жрица. Все выйдет веселей. «Или больней — когда надежды рухнут», — тут же мрачно подумала Грания.

***

Золотым и пурпурным украшениям большинства парадных залов зеннавийского царского дворца закатные краски обычно лишь добавляли красоты и яркости. Но вот для исполненных в белом и серебре покоев Леандра — четвертого по старшинству человека в иерархии всесильных и ужасающих Багряных Стрел это было, пожалуй, не лучшее время. Комнаты, прекрасные и даже ослепительные, будто лед высочайших горных вершин на далеком востоке, в холодном искусственном свете магических ламп, теперь виделись словно бы потускневшими и даже пыльными. Впрочем, возможно Даресу (ступив на путь поклонения Владыке Боли, он сам предпочитал называть себя исключительно так, отринув вместе с прежней жизнью и старое имя) просто всего лишь хотелось, чтобы обитель Леандра хоть немного умалила свою сияющую роскошь, где алмазов было больше, чем битого стекла — во очередном разоренном Багряными Стрелами дома неугодного им зеннавийского подданного. Ведь проклятый белокурый зеннавиец был столь безупречен! Так умудрен опытом в придворных интригах, столь досконально знаком с искусством самых разнообразных темных чар… И просто глубочайше посвящен во все способы добиваться своего от легко снисходивших к его мольбам обитателей Бездны — лишь сам Князь той знал, когда Даресу, несчастному уроженцу стонущих под гнетом нечестивой Тирры жалких земель, удастся подняться в иерархии Стрел так же высоко!.. И произойдет ли это вообще, о да. Пока же Даресу оставалось только взывать к своему Владыке с просьбами о том, чтобы гнев томно развалившегося среди белоснежных шелков Леандра оказался не слишком силен — потому что снискать его расположение Даресу, увы, сегодня уже точно не придется. — Ну?.. Даже не находишь слов в свое оправдание, а, приблудыш? — растянул Леандр в усмешке подкрашенные все тем же серебром тонкие губы. Знал ведь, паскуда, каким прозванием разозлить Дареса сильней всего, знал! — Адриан Фиенн будет убит, — из последних сил сдерживая ярость, процедил он сквозь зубы. — И уж поверьте, в этот раз наша месть поразит всю Эллиану! — Надеюсь, не глупостью, как предыдущий ее вариант, — все так же скучающе перебил его Леандр. — Связаться с какой-то зачуханной сектанткой и ее жадными родичами — подумать только!.. Вы бы еще бахмийских пиратов наняли, право слово. — О, вы не знаете, что это за женщина, господин! — торопливо возразил Дарес. — В ней столько ненависти, что я почти получал удовольствие от… — Безмозглая трикверианская еретичка и косорукий адепт-неудачник — два сапога пара! — зашелся вдруг хохотом Леандр. — Прекрасно, прекрасно… Тьмы Владык ради — тебе стоит хорошенько отыметь ее при случае! Может, у нее там даже не все еще окончательно ссохлось от молебнов с постами, ах-ха-ха! О, милость Бездны… Проверь, обязательно, я тебе советую. Воистину, Дарес — ты так туп, что это даже радует… Но, клянусь, если и на этот раз небом драный эллианец выживет — ты сам пожалеешь, что родился в этом сквернейшем из миров, клянусь Девяткой Высших!.. А пока — прочь, живо, пока я не передумал! С поклоном Дарес выкатился из царства расцвеченного закатом драгоценного льда — и только уже далеко за порогом обители Леандра позволил себе пожелать ее хозяину однажды испробовать на себе все гостеприимство троеклятой Тирры и максимального количества ее служителей… Должна же самоуверенность этого напомаженного ублюдка однажды выйти ему боком. А пока Дарес постарается уж на этот раз организовать Адриану Фиенну истинную Бездну по эту сторону реальности — безо всякой надежды на заступничество его любезных Троих!.. И он даже знал, кто с охотой поможет ему это обеспечить: когда Фиенн узнает об этом, он будет потрясающе изумлен… Так пусть это и окажется последним впечатлением его жалкой жизни вонючего тиррского прихлебателя!