ВОЛЯ ТРОИХ I: Война лишних

Пространство казалось похожим на подземную пещеру — только своды ее были столь высоки, что оставляли ощущение легкости и даже бесконечности, а не страха перед огромной массой камня, застывшей над головой. К тому же здесь вовсе не царила присущая подземным глубинам тьма — но и тусклый свет, который мягко окутывал все вокруг, ничуть не походил ни на отблески пламени, ни на сияние солнечных лучей. Едва ли не половину этого природного «зала» занимало озерцо с гладкой, как стекло, и смотревшейся ониксово-черной поверхностью. Струящийся с одной из стен бурный поток низвергался в здешние глубины абсолютно беззвучно, нисколько не тревожа поверхность водоема рябью или брызгами. Задумавшись о том, что именно видит перед собой Рихо поневоле вздрогнул: можно было бы, конечно, списать все на неизвестную магию, но… первым сам собой напрашивался совершенно иной ответ. «Наверное, я все же умер», — скорее в замешательстве, чем в ярости или отчаянии подумал он. Это странное место словно бы обладало способностью замедлять мысли и приглушать эмоции — или же ему попросту было слишком сложно осознать нечто столь окончательное. «Глупо ведь вышло, просто по-идиотски! — продолжил он размышлять, без особой цели неторопливо зашагав вдоль кромки озера. — Еще и ладно бы с толком — а то из-за этого рыжего недоумка, самодержца хренова! Аж обидно как-то. Надеюсь, Габриэль сумеет все-таки использовать поганца с пользой, раз уж так оно случилось. Еще бы обо мне не слишком убивался. Трое милосердные… да вот ни черта вы не такие! У вас там на небесах ум отшибло или совесть, что вы такого человека мучаете то так, то сяк?! Я-то — ладно, а…» — Не гневи высшие силы, Рихо Агилар. Здесь до них куда ближе, чем ты обычно привык. Услышав у себя за спиной мелодичный женский голос, Рихо мгновенно развернулся на каблуках. И только сейчас сумел удивиться тому, что на ногах у него оказались привычные черные сапоги, вместо надетых для императорского приема жутко жмущих туфель, а потянувшаяся к поясу ладонь сумела нащупать там рукоять меча. Но когда Рихо увидел стоящую от него в нескольких шагах, то мысли об внезапно появившемся обмундировании мгновенно выскочили у него из головы. А еще — практически полностью исчезли сомнения в том, что он окончательно покинул земные пределы. Потому что лучезарно улыбнувшаяся ему молодая женщина была абсолютно точно мертва уже несколько лет — он сам копал для нее могилу возле уединенной лесной усадьбы в окрестностях Вьенна. — Шайла?! — выдохнул он, делая шаг ей навстречу. — Вот уж не думал, что по ту сторону меня станешь встречать ты… Всегда считал, что ты меня недолюбливала. — Едва ли есть смысл так долго помнить старые — и ничтожные — обиды, — будто бы уже с легкой грустью покачала головой его нежданная собседница. Рихо же во все глаза смотрел на милое бледное личико с большими синими глазами и слегка выдающимся вперед острым подбородком; рассыпавшиеся по плечам светло-каштановые волосы в мелких кудряшках; плавные линии скрытых лишь тонкой легкой тканью женственных форм; изящно выставленную вперед маленькую ножку в простой кожаной сандалии… Смотрел — и не мог поверить, что вновь видит Шайлу спокойной и невредимой. Когда-то вид ее изломанного и обожженного тела долго преследовал Рихо, хотя он поднял бы на смех любого, кто заикнулся бы о его тонкой душевной организации. — Рад, что ты не держишь на меня зла, — наконец сумел выдавить он — и только. В голове теснилось множество вопросов, но вот какой из них стоило задать первым… — Я и вправду мертва, не сомневайся, — незамедлительно пришла ему на помощь сама Шайла. — Но я не упырь и не злой дух. И вреда тебе причинить не смогла бы, даже если бы захотела — так что к мечу можешь не тянуться. — Но тогда… — А вот ты как раз жив, Рихо. Все это место, — Шайла мягким жестом обвела озеро и пещеру, — не принадлежит ни живым, ни мертвым. Поэтому я и смогла с тобой встретиться. — Получается, я умираю? А ты сама? Разве ты не должна быть… — В аду, потому что я молилась своим богам, а не Троим? Или в раю, потому что я была хорошая девочка, помогала Гончим, и меня убили темные маги? — Ну… что-то в этом роде, — неуклюже просипел Рихо, тут же досадуя на собственную нетактичность. И почти ощущая желание немедля провалиться сквозь землю — хотя куда уж было дальше! — Можешь считать, что мир сложнее, чем ты всегда думал. Загробный — в том числе. Рихо не понравилось некоторая назидательность ее тона. Но он все же кивнул в ответ: сила тут явно оказалась не на его стороне, а Рихо и умел сдерживаться в таких ситуациях, как бы не подшучивал над его вспыльчивостью Габриэль. Сердце — или что там имелось на его месте у бесплотных духов — немедленно резануло болью, стоило вспомнить о самом дорогом ему имени. И сразу же пришла новая мысль: — Шайла… — Да? — Если ты, как бы там ни было, пребываешь теперь по ту сторону… Тебе ведь должно оказаться ведомо больше, нежели простым смертным, правда? — Возможно. — И ты… ответишь на мой вопрос? — Только один, Рихо? — Мне хватит. — Если так — попробуй! — Габриэль. Сколько ему осталось, а? Или… есть ли шанс, что он поправится? — Вот, значит, что тебя волнует… — задумчиво протянула Шайла после некоторой паузы. И Рихо, наконец, прорвало: уж очень его злило (с каждым проходящим мгновением — все сильней) это загадочное высокомерие собеседницы, будь она хоть трижды покойной, Бездна ее забери! — Да! — рявкнул он Шайле чуть не в лицо. — И я не понимаю, почему ты сама стала такой безразличной… Ты ведь его любила! Она же посмотрела на него в упор и сказала ровным тоном: — Почему же «любила», Рихо… Я люблю Габриэля и теперь — и поэтому я все еще здесь, все еще не лишилась себя и памяти. Душу без тела что-то должно крепко привязывать к бренному миру — иначе она скоро удалится от него, куда бы не направилась после. Рихо снова замялся. Не то что она его особенно смутила, нет: сама же вздумала дразнить самым дорогим — так чего ждала в ответ?! Но в разные богословские тонкости он не вникал со дня выпускных экзаменов. И вот сейчас не понимал: то ли нужно было опасаться, что чертова язычница заманивает его в тенета своей жуткой ереси, то ли она действительно была предельно откровенна и не следовало проявлять неблагодарности. А в результате он снова буркнул довольно бестактное: — Ну, допустим. Но, в таком случае, неужели ты сама не хочешь помочь? Или… не можешь? — Я хочу. Но, Рихо, скажи — ты действительно считаешь его смерть самым страшным, что может произойти? — А что еще?! Не знаю, конечно, как воспринимаешь это ты — но я-то потеряю его навсегда! — Что еще? — эхом откликнулась она. — Знаешь, Рихо, я могу тебе это показать… Шайла вдруг свела ладони вместе перед собой, а когда, в следующий миг, раздвинула их снова — на Рихо обрушилась непроглядная тьма. Она казалась осязаемой, липкой — и захлестывала его, не давая вздохнуть. Он взмолился, чтобы тьма отступила хоть на миг, сменилась чем угодно иным — и она действительно вскоре отхлынула. Вот только радовался этому Рихо недолго. Он снова увидел перед собой подземелье — но на сей раз ничуть не сравнимое с тем, величественным и просторным, в котором Рихо встретила Шайла. Это были полутемные — расцвеченные лишь пятнами непонятных кроваво-багровых вспышек — узкие коридоры с низкими потолками и неприятно бугристыми, будто пораженная болезнью кожа некоего исполина, стенами. Рихо мог бы поклясться, что никогда прежде бывал в столь отвратительном месте: ни в дикие северные пустоши, ни мерзостные трущобы, ни логовища темных колдунов не могли сравниться с ним. Оказалось жутко просто находиться здесь, просто сделать лишний вдох или малейшее движение. И как бы Рихо ни было смертельно стыдно, больше всего ему сейчас хотелось упасть на каменный пол и свернуться клубком — в ожидании, что это место развеется и сгинет само собой. Однако даже этого сделать ему не дали. Какая-то странная сила неудержимо потянула его вперед по ужасающим каменным кишкам: словно бы листок или птичье перо, подхваченные ветром и увлекаемые им все дальше и все быстрее. Рихо пытался сопротивляться или кричать — но тело словно бы не ощущалось вовсе, а язык и губы не двигались. Очень скоро он почувствовал себя одновременно бесплотным, словно призрак, и совершенно выбившимся из сил. Как бы абсолютно несовместимо это не звучало, но ощущалось именно так, заставив попросту прекратить всяческие усилия и покориться судьбе. А когда невидимый «поток» исчез так же мгновенно, как и появился, швырнув Рихо в некую вытянутую (и опять полутемную) подземную залу — он мгновенно забыл о своих прежних переживаниях и страхах. Представшее перед ним здесь и вправду оказалось куда хуже даже мыслей о скорой и неизбежной смерти Габриэля. Сначала он видел лишь снующие вокруг уродливые фигуры. Рогатые и чешуйчатые, с перепончатыми крыльями и шипастыми спинными гребнями — и самыми немыслимыми сочетаниями этих «украшений». Рихо легко догадался, что перед ним были порождения Бездны — и это было отвратно, однако все же терпимо. Но дальше… Он прошел — или скорее проплыл — вглубь залы, причем демонические твари явно не замечали его, а сам Рихо едва ли проходил сквозь них подобно призраку. Поначалу ему все сильнее казалось, что он вот-вот будет обнаружен и разорван на клочки адскими исчадиями — и Рихо не мог бы сказать что отнесся к этой мысли с абсолютным равнодушием. Однако стоило чудовищам вокруг немного расступиться, как он увидел перед собой нечто, тут заставившее забыть прежние страхи — в прикованном к стене узнике он мгновенно узнал своего возлюбленного друга. А потом все сделалось сильно гаже: твари вовсе не собирались попросту сторожить свою беспомощную добычу. О нет, они занялись ровно тем, что им и предписывалось делать с попавшими в их лапы грешниками. Были они в этом бесконечно изобретательны и неутомимы — а то, что Габриэль никак не мог относиться к числу отринувших Троих душ, их кажется нисколько не волновало. Рихо разумеется не мог наблюдать за этим воплотившимся кошмаром безучастно. Он раз за разом бросался на палачей Габриэля — с мечом, а после — даже просто с голыми руками. Он проклинал и оскорблял их — очень грязно и многословно. А следом опустился и до мольбы — настолько униженной, что она наверняка граничила с отречением от Создателя и всего, что прежде было важно и дорого. Но все оказалось напрасно: Рихо по-прежнему оставался невидимым, неслышимым и неосязаемым. Как для обитателей Бездны — так и для их несчастной, сверхъестественным образом все еще остававшейся в сознании и, вероятно, даже в полном разуме жертвы. Последнего в какой-то момент Рихо уже не смог бы сказать о самом себе. Внутри него все горело и разрывалось от очень скоро сделавшейся просто невыносимой душевной боли — а адские муки Габриэля все продолжали и продолжали разворачиваться перед глазами. И в конце концов погрузили Рихо в странное состояние, в котором он уже не мог бы сказать, будто чувствовал хоть что-то — но и облегчения от этой пустоты ничуть не ощущал. Когда же ее сменила уже знакомая удушающая тьма, он уже просто принял это с безразличной покорностью. А вновь очутившись возле подземного озера, все-таки не устоял на ногах. И, рухнув на колени в прибрежную гальку, сквозь пелену слез посмотрел на приблизившуюся Шайлу, едва различая ее силуэт в лиловом. — Это — хуже, Рихо Агилар? — строго спросила она, возвышаясь над его (наверняка, весьма жалкой) фигурой. — Но, как… — прохрипел он. — Габриэль ведь столько делает для других, для Тирры, Церкви! Да его можно живьем на небо принимать, а не!.. — О да — столько делает для других… И всегда знает, что для них лучше, не так ли? Невзирая на их мнение, не взирая на любые сопутствующие жертвы. Скажешь, что я лгу? — Сравниваешь несоизмеримое! — из последних сил рявкнул Рихо. Но в ответ услышал лишь короткий смешок и шелестящее: — Что же… Тогда — смотри, — чтобы через мгновение опять быть без остатка поглощенным тьмой. «Выплыл» из нее Рихо уже в реальность, сразу показавшуюся гораздо более понятной и знакомой, чем представшая перед ним в первый раз. Но оттого — и видевшуюся куда более грозной. Вот только, как бы там ни обстояло дело, он сам по-прежнему не был властен здесь ни действовать, ни хотя бы отказаться наблюдать за новыми пугающими картинами. Рихо оставалось только смотреть, как перед ним проплывали… …Вереницы костров, затмевающих небо черным дымом — так много, так ужасающе много, как никогда не горело во исполнение самых жестоких приговоров Тирры. И каждое из огнищ издавало сладковато-душный запашок горелого мяса. Человеческого, Рихо не мог ошибиться. …Толпы людей, отчего-то — облаченных исключительно в серые и грубые одежды, чуть ли не рубища. Множество лиц, на которых застыло одно и то же выражение — полубезумная смесь ярости и восторга. Пустые, словно не видящие ничего перед собой глаза. Рты, широко и уродливо разинутые в крике. …Город — когда-то явно огромный и богатый: с величественными мостами, перекинутыми через плавно текущие воды реки; широкими, вымощенными гладкими каменными плитами улицами. Но теперь — тут и там пестрящий обгорелыми остовами зданий и домами, чьи окна оказались выбиты, а двери — снесены с петель. Потом же перед глазами Рихо предстало то, что мгновенно вытеснило из головы все предыдущие образы, как бы мрачны они ни были. Потому что он вновь увидел человека, который считал не только самым близким себе, но и едва не единственным смыслом своего существования. Вот только на сей раз Габриэль — восседавший на высоком алом троне, спинку которого венчала золотая трехконечная звезда — не вызвал у Рихо привычного незамутненного обожания. Глядя на лучшего друга, он все сильнее чувствовал смущение и даже страх. Прежде ему в общем-то не раз доводилось видеть в глазах Габриэля стылый лед — но вот теперь этот лед словно обратился в светлое голубое пламя, опаляющее всякого, кто осмелился бы посмотреть в лицо отпрыску рода Фиеннов. И это, на самом деле, пугало Рихо куда больше, чем появившийся на поясе кардинала меч в усыпанных рубинами ножнах — такой же броский, как и красный камзол с золоченым шитьем на груди, изображавшим объятую пламенем звезду Троих. Или же — чем окружавшие кардинальский трон вооруженные до зубов мужчины, чьи черные мундиры, вроде бы схожие с формой Гончих, были отмечены той же эмблемой… И даже — сильнее, чем тянувшиеся по обе стороны от трона вереницы одетых в лохмотья и закованных в цепи людей. Лица многих имели слишком благородные и тонкие черты, чтобы принадлежать простолюдинам, но тела большинства покрывали бурые корки подживших ожогов и красные вспухшие полосы, оставленные бичами. Сам же Рихо стоял перед троном своего друга, по-прежнему всматриваясь в его лицо — красивое, породистое и жестокое — пока внезапно с изумлением не осознал, что и сам Габриэль здесь глядит на него в упор, а не находится словно бы в параллельных слоях пространства, как было в предыдущий раз. Но обратиться к нему Рихо все же не успел — первым тишину его друг нарушил сам, неспешно произнеся: — Ну что же ты молчишь, Рихо? Скажи, тебе нравится? — Фиенн взмахнул в сторону изувеченных пленников в цепях узкой ладонью, унизанной золотыми перстнями, в орнаменте которых читались угловатые письмена неизвестного языка. — Ведь это — и твоих рук дело!.. — Моих?! Проклятье, я никогда не желал того, что происходит!.. Я всего лишь хотел спасти тебя! — И хотел этого слишком сильно. Неужели ты и вправду думал, что после того, как продашь ради меня душу, я вернусь прежним? — Габриэль широко и беспечно улыбнулся — вот только в глазах его по-прежнему не было ни капли веселья. Он небрежно поправил волосы, и блики от крупных рубинов на его перстнях упали на бледное лицо. На миг оно показалось Рихо измазанным в крови. — Я ведь когда-то предупреждал тебя!.. Но ты все равно не захотел слушать. Глупый, смелый Рихо! Черный Пес, отворивший дверь слугам Бездны! — Ты не Габриэль!.. — Все еще он, как бы ты ни желал обратного. Именно поэтому ты даже убить меня не сможешь, так ведь, друг мой?.. Слишком верный друг! — кардинал негромко рассмеялся. А Рихо почувствовал, как гнев и горечь огнем разлились в груди и заставили до крови кусать губы. Как ладонь — ощущавшаяся чужой и наделенной собственной волей — яростно стиснула рукоять меча и потянула ее из ножен. «Тьма, где же ты?! — подумал Рихо в отчаянии. — Приходи, души, дави, забери меня навечно — это будет гораздо милосердней… Прошу, нет — умоляю тебя!»