In war we trust

Если ранее просьба Гермионы одолжить ей палочку вызывала у Родольфуса протест, то сегодня он предложил это сам. Сиюминутный порыв оказался сильнее. — Весь дом в твоём распоряжении. Действуй, — волшебник отступил в сторону, дав ей выбрать с чего начать. — Только помни о ловушках. Здесь они тоже есть, — предупредил ещё раз, когда ведьма начала исследовать лабораторию. Предав Тёмного лорда, Родольфус не собирался рисковать. В его руках оказались козыри, которые он хотел обыграть с максимальной пользой, не потеряв ничего ценного. В особенности свою жизнь. Но кроме этого, также существовали и трудности. Искать тайники было такой задачей, что по силам опытному ликвидатору заклятий — ни Родольфус, ни Гермиона таковыми не были. Их тандем не проходил проверку боем. Поэтому способности девушки оставались тайной. Она могла стать как надёжной напарницей, так и обузой. Важно было научиться действовать слажено, чтобы продвинуться вперёд. Расстановка сил могла стать ключом к успеху — стратегическим преимуществом, если они сработаются вместе. Однако времени на это было позарез. — Кажется, здесь пусто, — сказала Гермиона после нескольких простых заклинаний, но не сдвинулась с места, задумавшись над чем-то. Родольфус её не торопил. Гермиона казалась девушкой разумной, но при этом оставалась вещью в себе, не раскрываясь до конца. Она начала водить руками в воздухе, бессистемно обходить комнату, то и дело притрагиваясь то к одному предмету, то к другому. Сложно было сказать насколько глубоко её понимание магии. О её способностях с негодованием упоминал Люциус, невольно признавая за ней талант, Снейп же напротив называл её выскочкой, которую не стоит брать в расчёт. Впрочем, будь она хоть сотню раз одарённой — воспитание маглов вероятно станет непреодолимым препятствием. У Родольфуса до сих пор не было серьёзного повода задуматься о разнице мировоззрений маглов и колдунов. Он всегда считал ниже своего достоинства интересоваться таким вопросом. Теперь от этого зависело многое. Гермиона была яркой представительницей чуждого мира. Магия пришла в её жизнь лишь в одиннадцать лет. Родольфус держал это в уме. По его мнению, она по-прежнему не была ему ровней, но он не хотел, чтобы это стало очевидно. Хотя теперь это было просто раздражающим фактом, а не поводом для ненависти, он всё равно не понимал на что надеется больше: на то, что она проявит способности или докажет, что ввязалась в дело не по плечу. Волшебник хотел выяснить, насколько быстро она справится с задачей и чего можно от неё ожидать. В её руке волшебная палочка из можжевельника лежала, словно редчайшая ценность. Бережный жест, в котором сквозило почтение к волшебству. Гермиона вздохнула и расправила плечи. Она теперь двигалась более уверенно. Её шаги были легки, движения скупы, без присущей чистокровным ведьмам жеманности. Гермиона экономила энергию, распределяла усилия. Родольфус оценил это — собранность и непоколебимость выраженные в осанке и пластике тела. «Используй магию» — хотелось подсказать очевидное. Всё же он проникся к Гермионе уважением. Нет, не тогда, когда помогал троице выживать, а за последние дни, когда они остались только вдвоём. Это немного приоткрыло ему завесу её личности. Она стала более настоящей. Более живой. По какой-то причине раньше Гермиона казалась лишь приложением к Поттеру и Уизли. Родольфус едва замечал её, никак не выделял из троицы и долго не понимал её функцию в группе. Теперь его представления о ней начинали обретать плоть и обрастать деталями. Наконец, он разглядел в ней глубину, ранее скрытую от глаз. — А ты когда-нибудь занимался чем-то подобным? — спросила она невзначай. Волшебник заметил взгляд брошенный в его сторону. Этот вопрос был задан не из праздного любопытства, значит, она также расценивала шансы на успех. — Я тот, кто вешает замки, а не тот, кто их снимает, — ответил он, вынужденно признавая, что ему эта задача не кажется такой уж простой. При других обстоятельствах Родольфус поручил бы эту работу кому-нибудь другому, но у него не было выбора. Он это принял, зная, что другого выхода нет. Это был вызов его способностям тоже. Девушка медленно двинулась из лаборатории в другое помещение. Родольфус шёл за ней, перенимая темп её шагов. — Значит, ты можешь поставить себя на место того, кто расставляет смертельные ловушки, — проронила она, не прерывая изысканий. — Понимаешь, чего ожидать. — Да, а ещё какими последствиями чревата неосторожность, — он вложил предупреждение в интонацию. — Боюсь, этого всего недостаточно. — Тогда, расскажи мне о секретных уловках чистокровных семей? Родольфус вдруг понял, что очень осторожно она стянула инициативу, прощупывая его. Это было почти незаметно, но он ощутил легчайшую перемену. — У каждой семьи свои тайны. Невозможно подготовиться ко всему. — Что если мы попадём в ловушку? Мы умрём сразу? Или немного помучаемся? — несмотря на легкомысленный смешок, нервный блеск в её глазах выдавал страх. Что она хотела знать? Как быстро пройдут её мучения? Родольфус задумался. Очевидно, что Гермиона клонила в одной ей понятную сторону. Он просто ещё не научился распознавать тонкости её поведения. Он не знал её приоритеты и ценности. И хорошо было бы выяснить это пораньше. — Вариантов много. Хочешь знать возможности тёмной магии? — спросил он прямо. — То, какими злыми и мучительными могут быть проклятья… — Нет, не хочу, — перебила она, её голос чуть сорвался, плечи вздрогнули. Она остановилась, словно была немного сбита с толку, но посчитала важным прояснить: — Я хотела знать, справишься ли ты с последствиями проклятий, о которых ничего не знал. Ты ведь целитель. Как ты поступаешь, когда задача непосильна? Этот вопрос навеял воспоминания о тех днях, когда он впервые столкнулся с мучениями своих пациентов и мучениями своих первых жертв. Тогда это повлияло на него, но со временем он ожесточился. Познакомился с тьмой и привык к ней. Временами в нём просыпалась совесть, он игнорировал это чувство. Он причинил много страданий. Если раньше его это временами беспокоило, но не останавливало, то теперь это обрело новые грани. Теперь эти тёмные силы в потенциале могли обернуться против него. Зато его знание могло пригодиться, если её постигнет проклятье. Такая вероятность была высока. Более того Родольфус знал большинство проклятий других Пожирателей смерти, их методы и возможности. Это было ещё одним преимуществом, но почти незначительным. Он не мог знать всего и не полагался на это слишком уж сильно. — Да. Мне приходилось лечить от неизвестных проклятий. Если так случится, я сделаю всё, что в моих силах.— Он чувствовал, что должен сказать больше, чтобы она поняла. — В этом деле приходится полагаться на везение и сообразительность. На плечи давит ответственность. И ты либо побеждаешь, либо проигрываешь. Ты знаешь это и отбрасываешь сомнения. Просто ищешь решение. Ты пробуешь одно заклинание за другим. Это почти то же самое, что дёргать мантикору за хвост, пытаясь предугадать ужалит она в ответ или нет. Порой случаются ошибки. Это подвергает опасности жизнь. В таких делах нельзя ничего знать наперёд. Но в то же время, нельзя бояться ошибок, потому что они неизбежны. Гермиона выслушала его внимательно. Когда она заговорила вновь — то были не просто слова. За сказанным скрывалось больше чувств и эмоций, чем она обычно позволяла себе. — Я знаю, на что способна тёмная магия. Я читала тёмные книги, — виновато призналась она. — Искала информацию о крестражах, чтобы понять с чем нам придётся иметь дело. Я знаю, что нельзя всего предугадать. Я могла бы потратить годы на подготовку и всё равно бы не была готова. Гарри всегда это раздражало. Я хотела довести план до совершенства. А он — действовать. Но он в итоге был прав. У нас нет времени на раздумья. Мне следовало учиться спонтанности, но я совершила ошибку. Казалось Родольфус смог убедить её немного раскрыться перед ним. Её признание было полно горечи. Он хотел знать, что именно она считала ошибкой, но спросить не успел. Гермиона резко остановилась перед непримечательной на первый взгляд стеной в коридоре и взмахнула палочкой, будто точно знала, что там что-то есть. — Ревелио. На стене проступили неровные очертания. Родольфус здесь ничего не прятал, хотя знал про скрытую нишу. Поэтому с любопытством он ждал, чем всё закончится. Позволив себе несколько пробных заклинаний, Гермиона довольно быстро сумела вскрыть отсек в стенной панели. Это был небольшой тайник, прорубленный на скорую руку. Внутри покоились сваленные в беспорядке пергаментные свитки, припорошенные незамысловатой защитой, — вроде чар от сырости и от вредителей. Гермиона заглянула внутрь безо всякой осторожности, на радости позабыв о предупреждении Родольфуса. Да и сам он не стал напоминать, не чувствуя никакой угрозы. На самом деле ему нравилось, как изменилось настроение девушки из печали в радость. — Что это за свитки? — спросила она, излучая интерес. С торжественным взмахом палочки первый свиток повис в воздухе и раскрылся. Гермиона подалась вперёд, жадно вглядываясь в содержимое. Ей хватило беглого взгляда, чтобы понять и не суметь скрыть разочарование: — Что это? Заинтересовавшись, Родольфус подошёл ближе и заглянул ей через плечо. Он рассмеялся. На пожелтевшем от времени листе с помощью ярких волшебных красок был изображён детский рисунок. Две смешные фигурки. Первый человечек был ростом почти в три четверти пергамента и имел большую круглую голову, длинные ноги в половину роста и почти такие же руки с семью пальцами каждая. Другой был поменьше, похож на первого, за исключением количества пальцев. Меньший поднял руку с метлой в победном жесте. Оба улыбались от уха до уха и даже чуть-чуть помахивали руками. Рисовавший ещё не научился придавать плавность движениям линий. В самом низу была старательно выведена надпись: «Я и Дольфи». — Это же рисунок Рабастана! А это я! — с восторгом Родольфус ткнул ногтем в высокую фигуру. Пергамент мгновенно отреагировал на беспардонное прикосновение и как-то очень уж агрессивно свернулся, словно собирался оттяпать весь палец. К счастью зубов у свитка не было, Родольфус только хмыкнул на это. — Как же я сразу не признала, — Гермиона не сдержала ехидство, скрестив руки на груди. Весь её вид говорил о досаде. — А что там ещё есть? — поинтересовался Родольфус. Ему не столько было интересно рассматривать рисунки, сколько игриво поддеть девушку. По её сердитому взгляду, которым она его наградила, он знал, что она это поняла. Одним хлёстким взмахом она подняла все свитки разом и раскрыла их уже без каких-либо завышенных ожиданий. — В твоём брате умер художник. — Ну почему сразу умер? Вполне живёт и здравствует. — Родольфус сохранял максимально серьёзный тон на какой был способен. — Смотри. Это семейный архив. Он даже Беллатрикс удостоил рисунком. Ещё каким! Гермиона покосилась на упомянутый рисунок и против воли уголки её рта приподнялись. На пергаменте разыгралась поистине драматичная ситуация. Карикатурная фигурка Беллатрикс находилась в стеклянном кувшине. Она активно двигалась в сравнении с первыми зарисовками Рабастана. Например, её всклокоченные чёрные волосы извивались как змеи, а рот скривился в злобе. Она то прыгала, пытаясь зацепиться за край кувшина, то бессильно колотила по стенкам тонкими, как спагетти, ручонками. Внизу была надпись: «Расплата Трикси». — Трикси? — удивилась Гермиона. — Это он её так называет с самого начала. Ей никогда не нравилось. Его брат невзлюбил Беллу с первых дней помолвки, а теперь и Родольфус разделял эти чувства. — Я повешу это в главной галерее, — он представил, как этот рисунок будет украшать стену. Интересно, что скажут на это остальные портреты? Беллатрикс оставалась его женой и уважаемой чистокровной ведьмой. Вся почившая родня будет не в восторге. Гермиона в то же время думала о чем-то своём и, в конце-концов, спросила: — Кто прятал эти рисунки? Твой брат? — Скорее всего, да. Он мне их никогда не показывал. — Сколько ему было лет? — Не знаю, может пять, может десять. — Он колдовал палочкой? — Гермиона говорила с непонятным Родольфусу мрачным удовлетворением, как будто получила именно тот ответ, на который рассчитывала. Он честно ответил: — Да, палочкой. У Рабастана рано проявились стихийные выбросы магии. Он стал ходячей катастрофой. Родители хотели, чтобы он учился контролировать силы. Вот и купили ему палочку. Дома он мог колдовать сколько душе угодно. Сам Родольфус также получил свою палочку намного раньше, чем его сверстники, хотя и не так рано, как его брат. Просто мысль воспитывать в детях магическую дисциплину, нарушая Министерские законы, впервые пришла родителям как раз тогда, когда Родольфусу было восемь. Рабастан получил первую палочку в четыре. — В твоей семье не принято соблюдать закон об ограничении колдовства у несовершеннолетних? — Это противоречит природе. Мы рождаемся с магией. Ждать, когда ребёнку официально разрешат колдовать само по себе неестественно. Гермиона стала ещё более хмурой после его ответа. Она опустила все свитки в нарочито аккуратную стопку и, не удосужившись закрыть тайник, ушла. Родольфус направился следом, гадая, что плохого было в том, чтобы учить детей пользоваться волшебной палочкой. Тем временем Гермиона, желая оказаться как можно дальше от того места, где они только что были, даже не думала останавливаться. Несколько интересных комнат остались без её внимания. А жаль. Повеселевший Родольфус хотел бы посмотреть, как она отыщет заначку с бутылками сливочного пива в чулане для мётел запрятанную домовиками. Или хотя бы внушительную коллекцию фишек для игры в плюй-камни, собранную его прапрадедушкой. Тот, кстати, также увлекался финансовыми махинациями, поэтому там же оставил не менее внушительную коллекцию долговых расписок, заверенных гоблинами Гринготтса. К сожалению все должники давно почили, а гоблины не признавали наследование долгов. Впрочем, сейчас это можно было легко исправить. Гринготтс находился под ногтем Пожирателей смерти. Дальше поиски проходили в упорном молчании. Сосредоточенность и скрупулёзность маг уже отметил ранее, как неоспоримое достоинство, но теперь нашёл и недостаток. Гермиона была вспыльчива. Родольфус гадал, как долго её гнев продлится. Спустя несколько тайников, более значимых чем первый, они добрались до мраморной гостиной. По совместительству это была музыкальная комната. Здесь много лет покоились в молчании музыкальные инструменты кого-то из предков. Рояль, древняя арфа и многие другие инструменты а вокруг расставлено несколько кресел и тахта. Иногда его родители с гостями или с семьёй слушали волшебную музыку, но это было очень давно. — Ревелио, — голос Гермионы был усталым и приобрёл особенную выразительность за счёт прекрасной акустики. И хоть держалась она стоически, Родольфус заметил что поиски её утомили. Даже целительские чары были не нужны, чтобы понять это. Гермиона опустила руки. На миг показалось, что она сейчас откажется от затеи, но она просто замерла. — Нашла что-нибудь? — спросил он. — Да, что-то есть. Защита очень простая. Мне кажется там нет ничего важного. Возможно, это была лишь отговорка, чтобы скрыть усталость. Гермиона ушла прочь. Родольфус не настаивал. В тайнике действительно был только один артефакт, в который кто-то из его предков заключил голос морской сирены. За эти несколько часов Родольфус продолжал изучать Гермиону. В процессе она разработала свою тактику. Начало всегда было простым, стандартные заклинания, лёгкая проверка, после чего наступала очередь подбора более сложных и гибких методов. Искать «ключи» к каждому тайнику — не было спонтанным решением. Гермиона старалась предусмотреть нюансы. Иногда ей приходилось остановиться и подумать, после чего она находила какие-то закономерности и успешно вскрывала очередной тайник. Было только одно «но», о котором Родольфус не сказал: все тайники, что Гермионе удалось отыскать, служили для отвода глаз и не имели особой защиты. Люди, которым пришло бы в голову рыскать в фамильном поместье, могли подумать, что наткнулись на нечто важное, пока настоящие тайны хранились за семью печатями. — Я знаю, что упускаю что-то важное, — неожиданно заявила Гермиона, её состояние оставляло желать лучшего. — Как ты и сказал, когда ты лицом к лицу с неизвестностью, ты можешь надеяться на везение и сообразительность. Сегодня мне не везёт. Мы должны двигаться вперёд. Даже когда наши шаги будут незначительны, даже когда мы сдвинемся совсем чуть-чуть. — Тогда попробуй ещё, — посоветовал он. И удача улыбнулась ей. А может она чему-то научилась пока обыскивала другие тайники. Может быть, улавливать тонкие признаки, которые ранее не замечала. В кабинете Родольфуса было несколько окон, но Гермиону заинтересовало лишь одно из них. Оно было ненастоящим. Это был хитро устроенный тайник, заколдованный так что только представитель семьи Лестрейндж мог вскрыть печать, не угодив при этом в ловушку. Гермионе следовало остановиться прежде, чем спусковое заклинание сработает. Она посмотрела на Родольфуса с сомнением, подозревая неладное. — Первые слои защиты слетели легко. Мне это не нравится, — сказала Гермиона, задумчиво, — Как будто меня заманивают. Здесь есть подвох? Родольфус не спешил развеивать её сомнения или подтверждать, но её догадки были верны. Он сдержал улыбку. Гермиона шептала одно заклинание за другим, не решаясь применить больше усилий, она только прощупывала то, что было неявно. С какой стороны взяться за вскрытие, понять не могла. Родольфус следил за происходящим, готовый в любой момент выступить вперёд и остановить проклятие. — Ты что-то говорил об относительной безопасности твоего поместья… Я думаю, что именно здесь есть что-то опасное. Я просто не знаю, что с этим делать, — она стояла там с отсутствующим выражением лица, — Я не Трелони, но у меня плохое предчувствие. — Причём здесь моя троюродная прабабка? — с подозрением спросил Родольфус, удивившись тому, что девушка про неё знала. Гермиона закатила глаза: — Ни при чём, просто к слову пришлось. Не собираясь отступать, Гермиона вновь обратилась к тайнику. Она решала, как его вскрыть кажется перебирая все возможные заклинания шёпотом. Родольфус без лишних слов подошёл к тайнику и произнёс тайное заклинание, которое было известно лишь членам семьи. Окно открылось. Внутри обнаружилась комната расширенная магией. На стеллажах выстроились пузырьки с воспоминаниями, а в центре стоял серебряный думоотвод, в котором можно было посмотреть любое из них. И хоть Родольфус не тяготел к прошлому, он чтил эту традицию и по возможности оставлял самые важные воспоминания будущим поколениям, надеясь что однажды это кому-то пригодится. — Почему ты не дал мне попробовать? — спросила Гермиона разочарованная тем, что у нее было шанса решить загадку. — Только Лестрейндж может открыть замки и не повредиться рассудком. Это самый ценный тайник из всех, что есть в этом доме. Ты отыскала его. — Как насчёт попытки взлома? — Ты бы превратилась в лягушку, — пошутил Родольфус, не желая рассказывать о последствиях проклятья. Он следил за её реакцией. Хотел бы он знать, поверила ли она его словам. Гермиона впилась в него критическим взглядом. — Мы собираемся искать крестражи. Никто нас не предупредит об опасностях, — она скрестила руки на груди. — И там мы оба будем в одинаковом положении. — Тогда будет две лягушки, — пожал плечами Родольфус. Уголки её губ на секунду дрогнули. Она силилась сохранить серьёзность. — Я хочу попробовать ещё, — сказала она, наконец, после недолгой паузы. — Ты сказал, есть другие тайники. — Хорошо, один тайник и на этом закончим. Вечер близится. Гермиона отвернулась, потеряв интерес к комнате воспоминаний. — Экспекто Патронум, — заклинание, которое он не ожидал услышать сегодня. Кажется, теперь у него появилась ещё одна причина делиться с Гермионой палочкой. Он хотел выяснить повторится ли то ощущение, которое он испытал ранее. Если да, то что это за магия. — Зачем тебе сейчас заступник? Выдра прытко неслась по коридорам и им пришлось ускорить шаг, временами переходя на бег. Серебряная фигурка вела их в направлении западного крыла, без сомнения подгоняемая жаждой вскрыть замки очередного тайника. — Я поняла кое-что, — на ходу бросила Гермиона. — Какими бы разнообразными не были методы, самые ценные секреты Пожирателей смерти могут быть спрятаны только тёмной магией. Кто может распознать тьму лучше, чем Патронус? Родольфус ещё никогда не думал об этом в подобном ключе. Разве, что это могло просто не сработать. Тем не менее, не попробовав, не узнаешь. И все было хорошо, пока выдра не влетела в спальню Беллатрикс, недвусмысленно намекая следовать за ней. Родольфус помедлил у входа, а Гермиона уже вбежала следом за Патронусом. Комната выглядела необжитой, потеряв какие-либо следы индивидуальности. Беллатрикс использовала чары, чтобы сделать пространство уютным для себя, но она не возвращалась сюда больше года. Магия, которая подстраивалась под хозяйку, рассеялась, а Белла не стремилась к тому, чтобы закрепить чары навсегда. Выдра Гермионы приземлилась на каминную полку. Девушка подошла ближе, проверяя камин и близлежащую зону. — Такое чувство будто камин привязан к чему-то вовне, — прошептала она, восхищённая собственной находкой. — Словно головоломку разгадываю, — проронила Гермиона. — Но это невероятно интересно. Если бы у меня было чуть больше времени… Родольфус перебирал чары, которыми секрет был защищён. Его жена не могла изменить стены дома, не потревожив фамильную магию. Поступив намного хитрее, она создала идеальный тайник. Он мог находиться где угодно, но вскрыть его возможно было лишь через камин в этой комнате. Такое могла выдумать лишь Беллатрикс, обладавшая незаурядным, но извращённым умом, и любившая выстраивать закрученные схемы, чтобы никто не догадался как всё устроено. — Тебе не обязательно снимать защиту прямо сейчас. Время есть. Она тут же его перебила: — Нет, времени не будет, когда мы пойдём на дело. Я должна что-нибудь придумать прямо сейчас. Он сомневался, что девчонка, которую воспитали маглы сможет раскрыть секрет Беллы. Она не знала с чем имеет дело. Наверняка, у этого тайника была прекрасно выстроенная защита, базирующаяся также на каком-нибудь смертоносном проклятии. — Не хочу тебя пугать, но этот тайник опасен. Для меня он такая же неожиданность, как и для тебя. — Ты не знал? — удивилась Гермиона. — Вот именно! Я не знал про тайник прямо в моём доме. И не знаю, что там внутри. Понимаешь насколько всё серьёзно? К тому же твоей задачей было найти тайники, а не вскрывать их. Гермиона ещё больше загорелась идеей во что бы то ни стало снять чары. — Я должна попробовать на этот раз. Почему ты этого не хочешь? Она решила, что он пытается скрыть что-то. Нужно было развеять эту идею. Любопытство и решимость всё больше овладевали ею. — Я правда не знаю, что там, — продолжил увещевать её Родольфус. — Это меня беспокоит. Нам нужно сделать паузу и придумать, как сделать это безопасно. Гермиона огляделась впервые за всё время, что они здесь находились. — Тот кто жил в этой комнате берёг свои секреты словно одержимый, — предположила она. — Этому дому уже много веков, здесь жили поколения волшебников. Не было смысла акцентировать внимание на том, что комната принадлежит его жене. Хотя и был шанс, что тайник существовал до неё, на самом деле Родольфус был уверен, что Белла приложила к этому руку. Слишком узнаваемая манера. — Дай мне шанс. Я буду осторожна, — Гермиона посмотрела прямо на него. Встретив этот взгляд, Родольфус замер, забыв как дышать. Его охватило странное волнение, будто когда-то она уже смотрела на него вот так. Он сомневался, что такое вообще случалось. Это была незнакомая ему грань. Смесь отчаяния с решимостью и страх. А ещё готовность пойти на всё, как бы больно ей не было. Он не мог ей отказать сейчас. — Хорошо, но если почувствуешь, что не справляешься, остановись. Как бы она ни старалась, ей явно не хватало навыков сделать это. Какой-то девушке из магглов не под силу разгадать ход мыслей Беллы. Можно было с уверенностью сказать, что для взлома потребуется непростительно много усилий и времени. Он подозревал, что скажи он это вслух, тем самым только подстегнёт Гермиону забыть об осторожности. Чем больше он клонил к этому тем непоколебимее она становилась. Словно препятствия лишь раззадоривали её. Должно быть это та черта характера, благодаря которой она продержалась так долго живой. Гриффиндорка не боялась трудностей. Ей нравилось их преодолевать. Это было опасное качество для неё. Но ещё более опасным оно было для него, потому что это могло навлечь на их головы дополнительные неприятности. — Гермиона, это того не стоит. Лучше я сам займусь этим, — Родольфус попробовал образумить её ещё раз, но в ответ до него долетел восторженный возглас. — Я знаю как это открыть! Родольфус не поверил своим ушам. Самодовольства на лице девушки не было. Она наслаждалась процессом, почти с заботой разбирая защиту неожиданно легко. В эти минуты она жила магией. И была в какой-то мере одержима. Он думал, магловское происхождение помешает ей, но ошибся. Ей удалось вскрыть тайник Беллы, чья хитрость оставляла в дураках лучших из лучших. — Странно, — пробормотала Гермиона озадаченно. — Ты в дальнем родстве с Сивиллой и Кассандрой Трелони... А среди твоих предков случайно не было маглов? Родольфуса оскорбила сама мысль о том, что в его жилах может течь кровь простеца. Гермиона не заметила его реакцию, поглощённая взломом. Она говорила задумчиво, будто сама с собой. — Просто, эта защита напоминает детскую игрушку. Лестница Иакова. Я не ждала ничего особого, но стоило понять принцип и все чары развернулись, как по команде. Вдруг вспыхнул сердитый зелёный огонь, Родольфус инстинктивно увлёк девушку подальше от источника опасности. Она и не сопротивлялась, лишь с удивлением смотрела, как её Патронус растворился в языках пламени. В камине образовалась скрытая ниша. Родольфус отпустил Гермиону. Вместе они приблизились к камину. Ниша имела восьмиугольную форму. Стенки светились расписными символами. Родольфус узнал эту вязь, что поблёскивала так словно краска не успела подсохнуть, но впечатление это было обманчивым. Таким было свойство данной защиты, пока тот чья кровь была добавлена в чернила был жив. В библиотеке, как раз покоилась книга за авторством его далёкого предка, в которой приводился подробный рецепт этой защиты. Похожий принцип, как у комнаты памяти, только наоборот. Беллатрикс использовала родовую магию против Родольфуса, чтобы ни один Лестрейндж не отыскал это место. Внутри ниши были сложены конверты. Много конвертов. Гермиона не догадываясь о его дилемме, проверяла содержимое тайника на проклятия и была сосредоточенной, как отличница перед лицом экзаменатора. От усилий её брови сдвинулись к переносице, а глаза блестели. Палочкой она выписывала уверенные пасы в воздухе. Очередное движение, и от содержимого вдруг поднялось облако пыли, Гермиона чихнула. Сморщила нос на мгновение и подняла глаза. — Не могу найти никаких проклятий. Здесь их нет, так? — Не знаю, — признался Родольфус. Он ещё не понял, что чувствует сильнее негодование или злорадство. Ведь если бы не Гермиона, он мог никогда не узнать, что в его родном доме от него можно хранить секреты. Гермиона приподняла брови. — Я думала ты меня проверяешь, чтобы посеять сомнения. — Нет, я впервые вижу этот тайник и ничего об этом не знаю. Гермиона ещё разок огляделась по сторонам, оценивая обстановку. Не обнаружив никаких личных вещей на виду, она испытующе посмотрела на Родольфуса. — Эта спальня выглядит нежилой. Думаешь, это опять рисунки твоего брата? Родольфус пожал плечами. Рабастан никогда и ни при каких обстоятельствах не входил в эту комнату по доброй воле. Ребёнком он вёл тайную войну против Беллатрикс, а когда вырос научился скрывать свою неприязнь. — Я думаю, можно завершить поиски, ты нашла всё, что было нужно. — А вдруг здесь есть что-то ценное, — её рука потянулась к конверту, лежащему сверху большой стопки. — Не удивлюсь, если они заколдованы магией крови. То есть опасны. — добавил Родольфус. Рука Гермионы остановилась на полпути. — Это скорее личное, чем ценное. Тайная переписка. Девушка прикусила губу, сдерживая любопытство. Родольфус хотел забрать палочку, но она на миг сжала руку сильнее, но быстро очнулась и выпустила палочку. — Прости, я задумалась, — она смутилась, после чего виновато спрятала руки за спину. Родольфус едва обратил на это внимание. Все его мысли были направлены на содержимое тайника. Это были письма. Или какие-то заметки. Он проверил их и, не найдя ничего подозрительного, взял лежащий сверху конверт. Глубоко в душе он догадывался, что обнаружит внутри нечто неприятное. Но когда он развернул конверт, то увидел чистый лист. — Наверное, чернила скрыты. Апарекиум. Ни это, ни другие заклинания тоже не возымели действия. Бумага также не была подвергнута трансфигурации. Скорее всего на ней были записи под неизвестными чарами. Их не получалось уловить с помощью проявляющих заклинаний. Возможно, здесь вновь не обошлось без магии крови или чего-то подобного. Родольфус взял следующий конверт и повторил все те же самые действия, зная наперёд, что ничего таким образом не добьётся. Всё это было бесполезно. — Теперь мне вдвойне интересно, что здесь скрыто, — вздохнула Гермиона, когда он оставил бессмысленные попытки после третьего конверта. Она аккуратно рассматривала первый лист. — Маглы тоже придумали, как писать невидимые послания. Чернила проявляются, если создать условия. Например, нагреть лист над пламенем свечи или закрасить лист. Маглы. Как это вообще было возможно! В его-то доме. — Тот кто прятал это никак не мог знать ничего о маглах. — Но он знал принцип лестницы Иакова. Если переписка велась с маглорожденным... Или полукровкой, жившим в приюте маглов, подумал Родольфус про себя. Он уже недооценил Гермиону и оказался неправ. Возможно, она действительно могла знать некие хитрости, которыми Беллатрикс воспользовалась по наущению Тёмного лорда. — Хорошо, попробуй, — он отдал ей палочку. Она нагревала лист и смотрела его на просвет, пыталась выкрасить краской, по особому складывала стопки конвертов, искала что-то на обрезах бумаги, а потом и вовсе капнула чернила, оставив кляксу, но это ничего не дало, а Гермиона всё смотрела на кляксу и ждала. — Я думала, может, нужно дать бумаге чернил, чтобы написанное проявилось. Гарри однажды так делал. — Девушка очень расстроилась после того, как ни одна из манипуляций не сработала. — Кажется, не сработало. На этот раз она вернула ему палочку сама. — Это неважно, — Родольфус скомкал и отшвырнул от себя конверт, который держал, не желая прикасаться к этим вещам больше чем нужно. — У нас есть другие дела. Гермиона ещё покрутила в руках листы и оставила их. — Так что насчёт того, чтобы отправиться в дом Крауча? Я справилась с испытанием? — Да, — делать здесь больше было нечего, Родольфус направился к двери. Гермиона поспешила следом. — Почему ты так легко соглашаешься? — Не хочу долго ждать. Мы должны действовать. Идём завтра, — сказал он, скрывая гнев, который не имел к девушке никакого отношения. Он представлял, как швыряет все эти письма Белле в лицо, чтобы посмотреть на её реакцию. Хотя на самом деле руки так и чесались послать в письма искру огня и сжечь их к чертям собачьим, раз уж они так услужливо расположились в нише камина. Он решил ничего из этого не делать. Лишь подавил раздражение, сегодня выдалось слишком много впечатлений. Он обратился к Гермионе: — Тебе лучше поужинать и отдохнуть, завтра нам предстоит длинный день. — А ты куда? — спросила она, поняв, что он уходит. — В Министерство Магии, я должен идти. На этом он оставил её. Кроме охоты за крестражами у него были обязанности перед Тёмным лордом, о которых не стоило забывать. И ещё было большое желание отвести душу. `*`*`*`*` В Министерстве он появился всё в том же дурном расположении. На его пути расступались простые служащие, собиравшиеся отправиться по домам. Молва опережала его, разгоняя случайных встречных. Сотни опущенных глаз и невысказанных в лицо обвинений, враждебные взгляды скрытых врагов в спину. Ненависть и страх пропитали воздух, а он чуял их на каком-то нечеловеческом уровне. Ярость разгоняла кровь по жилам. Он знал, ему нужно остановиться и выдохнуть, чтобы не совершить ошибку. Нет ничего проще, чем отвести душу на первом попавшемся недруге. Но не этих людей он должен наказывать. Проезжая этажи в пустом, как по команде, лифте он пытался вернуть себе душевное равновесие. Его истинные враги поплатятся в своё время, он фанатично уверовал в эту мысль. А чтобы это случилось скоро он должен придерживаться плана. Яксли встретил его в своём кабинете. Высокий, холёный и светловолосый. Он энергично поднялся с роскошного кресла с широкой улыбкой закадычного приятеля, коим никогда не был. Такое радушие в первый миг заставило Родольфуса усомниться в том, что перед ним настоящий Корбан Яксли. Лицемер, который чтобы спасти свою шкуру, лгал будто его держали под Империусом. А на самом деле его руки были запачканы кровью не меньше, а то и больше. Стоило тому заговорить, как все сомнения отпали. — Родольфус, друг мой, я так ждал встречи с тобой. Лестрейндж протянул руку в ответ. Это короткое рукопожатие двух Пожирателей смерти каким-то образом имело характер борьбы, рассчитанной на то, чтобы проверить силу оппонента, а не приветствовать товарища по оружию. — Ждал в связи с чем? — спросил Родольфус. — Ну как же, ты сделал то, что не получилось у меня, — сказал Корбан. — Мне ведь тоже посчастливилось поймать Поттерову грязнокровку. Только от меня эта сучка ускользнула. О, да. Тот самый день, в который Министерство магии переполошилось, а несколько служащих были жестоко наказаны. — А от тебя — нет, — продолжил Яксли. — Я слышал обо всём, что случилось в Малфой меноре. Наши ещё долго будут об этом судачить. А я был занят. Ездил с Пием на скучнейшую международную встречу. Я бы многое отдал, чтобы поменяться с тобой местами. Хотелось бы мне, чтобы наши пути с ней вновь пересеклись. Жаль этому не суждено сбыться. Родольфус знал, чего хотел Яксли. Он прочёл это в тяжёлом взгляде, в смачно изогнувшихся бледных губах и охрипшем голосе. Всё, что с Гермионой могло бы случиться по воле Яксли, воображение услужливо преподнесло в виде отвратительных образов. Прежде всего, он пытал бы её в неспешной манере, растягивая действо, словно приятную игру. Временами притворяясь добрым, а временами превращаясь в зверя с человеческим лицом. Он заставил бы её пресмыкаться. Может быть, она бы и не сошла с ума в процессе, но сломалась бы безвозвратно. А потом её ждала медленная мучительная смерть — всё в той же флегматичной манере. Как это случилось с Руфусом Скримджером. Тот лишь чудом всё вытерпел и не выдал расположение Гарри Поттера. Возможно, будь Родольфус в тот момент здоров, именно ему пришлось бы помогать Корбану в пытках Скримджера, чтобы сохранить в нём жизнь до предела. К счастью, Лестрейндж упал с метлы и временно не участвовал в заданиях. Яксли уставился на него немигающим взглядом: — Покажешь воспоминания? — Корбан, я бы с удовольствием, но у меня нет на это времени. Попроси Беллу, она с удовольствием посмакует с тобой сцену великой победы Тёмного лорда. — Да не эти воспоминания. А те, — он жадно облизал губы, растянутые в плотоядной ухмылке, — где грязнокровка умирает. Хочу посмотреть, как всё было. Твоя жена такое не покажет. Родольфус пришёл, чтобы наладить с Яксли более близкие дружеские отношения. Таким был его план изначально. Приказ лорда был хорошим поводом. Вот только это было чертовски сложно теперь, когда они стояли лицом к лицу. Жгучий гнев сменился ледяной яростью. В десятки раз сильнее, чем прежде Родольфус хотел поддаться эмоциям и разнести всё, что попадётся под руку. Атмосфера потяжелела. Он ощутил как разбегаются по телу разряды энергии, готовой сорваться в любой момент. Это было странное противоречивое чувство, что он должен защитить Гермиону, хотя сейчас ей ничего не угрожало. Он отвечал за её безопасность. Или очень хотел убедить себя в этом. Будто нежелание выполнить просьбу Яксли продиктовано лишь этим, но было кое-что другое. Более постыдное... более влекущее. Что-то что принадлежало только ему. Одна часть Родольфуса видела в Гермионе объект заботы, а другая — жертву. Он не хотел этим делиться. Показывать кому-то ещё её беззащитную и слабую, такую, какой она предстала перед ним в лесу. Контекст был ужасен, но картина, встававшая перед глазами, вызывала совсем иные чувства. Поднимала нечто большее из глубин его души. Словно он был навеки связан с ведьмой неразрывной нитью, а сцена была чем-то интимным, что должно было оставаться только между ними. Может быть она его никогда не поймёт. Они отыграли сцену преследования, как доказательство его преданности Тёмному лорду. Но позволить кому-то другому осквернить эти воспоминания… Кому-то, кто жаждет это увидеть словно захватывающее зрелище на потеху. Отдать тому частичку чего-то настолько сокровенного и личного — никогда. — Обойдёшься, Корбан, — Родольфус процедил холоднее и жёстче, чем следовало. Смех в глазах его собеседника вмиг угас. На грубом лице проступила желчная гримаса. Однако Корбан кивнул понимающе, как если бы разгадал намного больше, чем Родольфус хотел обнажить. — Мерлин тебя раздери, Родольфус! Не велика ли честь для грязнокровки? Ей богу, она же не Гарри Поттер. Ты не должен быть таким… собственником. Яксли судил по себе, и его догадки были недалеки от истины. Родольфус сказал, признавая: — Я не делюсь. Воспоминания принадлежат только мне. — У него не было иных оправданий. Любые другие слова прозвучали бы слишком лживо. — Мне кажется, тебе есть что скрывать, а? — подмигнул Корбан с особенно мерзкой ухмылкой на лице. Родольфусу оставалось только согласиться, позволяя Корбану думать всё, что его душе угодно. — Само собой, это зрелище не для каждого. Яксли рассмеялся при этих словах и вернулся за стол, рассевшись в огромном кресле. Жестом он пригласил Родольфуса сесть напротив. — Досадно. Ну, хоть расскажи что-нибудь. Самую малость. Она умоляла? Плакала? Торговалась? — Нет, она встретила смерть храбро, — Родольфус ответил, мстительно наблюдая как Корбан покачал головой, не веря. Всё ещё раздражённый Яксли принялся деловито листать документы, всем видом показывая собственную значимость. — Звучит так, словно ты восхищаешься ею. — Не каждый глядит в глаза смерти. Корбан поднял свои глаза и опёрся тяжёлым подбородком о ладонь. — Согласен. Только не слишком ли ты очарован? — Это не имеет значения, она мертва, — Родольфус покачал головой, изо всех сил пытаясь сохранить спокойствие. — А теперь давай ближе к делу. Я здесь по поручению. Тёмный лорд недоволен новобранцами. К твоему сведению, одним из них оказалась Нимфадора Тонкс. Уверен, ты уже слышал, что она напала на Тёмного Лорда. Смена темы не понравилась Яксли, всю весёлость с него как ветром сдуло. Вербовку новых рекрутов он делал это в своей манере. Он выпрямился в кресле, откидываясь на спинку. — Куда девался ещё один? Вернулись только двое. — Погиб, выполняя задание. Яксли помрачнел ещё больше. Ему явно предстояло объясняться с семьёй погибшего. — Может они и бесполезны, не отрицаю. Зато они чистокровные. И разделяют наши идеалы. Война закончилась, нам не нужны бойцы. Родольфус подался вперёд и терпеливо начал объяснять казалось бы очевидные вещи: — Ты забываешь о самом важном, Корбан. Теперь когда мы правим магическим миром, мы стали элитой. Метку нужно заслужить. Лишь избранные могут войти в наши ряды, отбирать новую кровь необходимо тщательнее. Только самые перспективные и подающие надежды волшебники могут предстать перед Тёмным лордом. Лучшие из лучших. — Родольфус видел, что Корбан намерен спорить, и добавил с нажимом: — Ты выбираешь по принципу разделяют они наши взгляды или нет. А надо чтобы они что-то из себя представляли. Неважно какие у них взгляды, мы научим их правильному после. Понимаешь разницу? Корбан всплеснул руками, в возмущении. — У каждого из них превосходные оценки по Ж.А.Б.А. У всех хорошие родословные, насколько они вообще могут быть при условии, что они не из двадцати восьми чистокровнейших семей. Но я всё понял — этого теперь недостаточно. Что ж, я принесу свои извинения Тёмному лорду лично. Как только закончу со срочными делами Министерства. Надеюсь, это всё о чем ты хотел поговорить? Я видишь ли занят, — едким тоном он подчеркнул тот факт, что ему доверили целое Министерство, в то время как положение Родольфуса было не столь официально. Хотя оба прекрасно понимали чей статус нынче весомее. Корбан был слишком злопамятен. За патологическим педантизмом и хитростью скрывалась безмерная жестокость, которая восхищала Тёмного лорда. Это не было садизмом в чистом виде, Яксли просто не терпел обид и готов был разрушать всё, что оскорбляло его честь. Именно поэтому он, а не кто-то другой, был ответственен за контроль над Министерством. И пока оно исполняло волю Тёмного лорда, руки Корбана были развязаны. Вся магическая Британия была у него как на ладони. Но Тёмный лорд вопреки обыкновению предпочёл передать свои замечания через Лестрейнджа. Яксли узрел в этом угрозу своему положению. Очевидно он решил, что должен лично повидаться с Тёмным лордом, надеясь вернуть его расположение. Может быть напомнить, что именно его стараниями власть пала Пожирателям в руки, а значит и его вклад в дело имеет своё значение. В этом был весь Корбан Яксли — карьерист, готовый идти по головам. Если кто-то удостаивался высокого положения, он бросал все свои силы чтобы добиться большего и во что бы то ни стало заслужить лучшую награду. Для него это было чем-то сродни спорту. В нём было сильно чувство соперничества. Он жил конкурентной борьбой и потому у него не было настоящих друзей. А теперь он был разочарован тем, что Волдеморт вновь посчитал его старания и заслуги недостаточными. Чтобы он ни делал ему всегда чего-то недоставало. Он захватил Министерство, проклял Империусом Пия Толстоватого, но допрашивая Скримджера не рассчитал силы и убил его раньше, чем тот выдал Гарри Поттера. Он почти поймал Гермиону, но тут же упустил троицу. Он был педантичен, беспринципен, но в безудержном желании отличиться он совершал много ошибок. Корбан всерьёз вознамерился наведаться к Волдеморту без приглашения. Рассказывать о секретном поручении лорда теперь был не подходящий момент. Яксли обязательно спросит об этом лорда, тогда выяснится, что это ложь. Может быть Родольфусу надо было наступить на горло своему упрямству и задобрить Корбана, показав ему воспоминания, но даже ради дела он этого не хотел. Шанс был упущен, просто потому что Родольфус дал волю эмоциям. — Не буду тебе больше мешать, — сказал он, немного разочарованный тем, что сам всё испортил. «Корбан не соответствует роли хранителя крестража», подумал он и почувствовал, что успокаивается. Лестрейндж шёл домой и думал о том, что произошло. О воспоминаниях, что жаждал получить Яксли, и которые дорого обошлись Гермионе. Она доверилась Родольфусу настолько, что он почти убил её. Это было то, что он никогда не позволил бы себе сделать по-настоящему. Он никогда не причинил бы ей боль по собственной воле. Или он так только думал? Ведь он наслаждался не только тем, что она была под его защитой, но и тем, что она зависела от него. Беззащитность и доверие — привносили особый привкус. А ведь у Гермионы даже не было палочки. Она бы никогда не смогла покинуть поместье, если бы Родольфус только захотел. Он тешил себя тем, что не осмелится причинить ей вред. Хотел убедить самого себя в том, что его намерения чисты. Однако одна лишь мысль, что девушка целиком в его власти, будоражила его воображение.