In war we trust

Он отчаянно хотел вернуться. Это стремление захватило его душу. Родольфус боролся за то, чтобы вырваться из пут безвременья, потому что был нужен совсем в ином месте. Он верил, что нужен.Это было необъяснимое и непривычное ощущение. Отрывочные видения вспыхивали ярким светом, и почти сразу тьма поглощала их. А иногда в тишине раздавался голос. Слова невозможно было разобрать, только интонации. Звук перекрывался торопливым стуком сердца. Родольфус протягивал руки, хватался за тот мир. Слабость одолевала его. Он тонул, точнее, бултыхался в пустоте. А потом что-то неумолимое толкнуло его на поверхность. Воздух показался по-весеннему сладким. Мягкость окутывала его измождённое тело. Наверное, его не было слишком долго. Тело показалось неподъёмным. Родольфус лежал. Осознав это, он попробовал пошевелить пальцами. Сначала они не слушались. Тем не менее он не оставил попыток и вскоре ему удалось их сдвинуть, затем и вся рука подчинилась его воле. В кожу возвращалась чувствительность. Ладонь прошлась по мягкому одеялу. Волшебник вздохнул, собираясь с силами. А потом постарался открыть тяжёлые веки. Перед глазами поначалу всё расплылось. Потребовалось медленно моргнуть ещё несколько раз, прежде чем взор прояснился. Потолок над кроватью был непривычен. Взгляд переместился в обозримом пространстве. Белый тюль скрывали большие окна, два бархатных серо-зелёных кресла стояли рядом, небольшой шкаф — на другой стороне комнаты, старомодные шёлковые обои покрывали стены. Обстановка настораживала, всё выглядело знакомым и вместе с тем непривычным. Потребовалось около сотни ударов сердца, пара десятков размеренных вдохов и выдохов, чтобы вспомнить, где он мог видеть всё это. В его собственном доме. В гостевой спальне. Которая... Которую занимала Гермиона. В свою очередь, она... его пособница в борьбе с Волдемортом. С которым Родольфус борется, потому что... Ему пришлось прикрыть глаза и вдохнуть глубже. Он не привык думать так медленно, мозг будто запирал мысли на засов. Что-то отчаянно билось сквозь непроходимые преграды, невозможно было выпустить это наружу. Если бы можно было просто дотянуться до той тяжести, Родольфус бы освободился, но нет, всё не так легко. От чувства бессилия ярость тлела внутри. Мнимая безопасность родного дома не помогала успокоиться. Чёртова гостевая спальня! Навязчивый сладкий запах, которой дразнил сильнее, разжигая огонь в груди. Казалось, вот-вот Родольфуса разорвёт на части. Ему стало почти нечем дышать. Он был потерян. Воздух казался тяжёлым, а мягкость постели превратилась в ловушку, внутри которой он увяз почти целиком. Голова кружилась. Нужно было срочно выбираться отсюда. Волшебник чуть поднялся на руках, чтобы со стоном упасть обратно на подушки. Итак, что он имел? Он постарался подытожить всё, что помнил. Каким-то образом он находился в комнате Гермионы. Кажется, до того, как он сюда попал, кто-то пытался его убить. Да, точно! И он еле спасся, потому что трансгрессировал. Благо, что не расщепился в процессе. Очевидно, он отключился после. Тогда это она, Гермиона, привела его в свою спальню, — как-то иначе оказаться здесь он не мог. Интересно, если он здесь, тогда где она сама? Он огляделся ещё раз более оживлённо и, наконец, заметил фигурку на другом конце двуспальной кровати. Почти на краю. Достаточно было увидеть её, чтобы жгучее чувство в груди сдулось также внезапно, как накатило. Он только подивился тому, как пустота просто заползла в его сердце, стало неважно, что будет дальше. Ярость угасла, сменившись внутренней тишиной. Гермиона спала на маленьком клочке пространства, обняв колени. Каштановые волосы обрамляли хмурое лицо. Её тело утопало в бесформенном свитере бордового оттенка, рукава которого ей пришлось закатать по локоть; штаны от квиддичной формы с многочисленными нашивками Гриффиндора немного задрались вверх, благодаря чему можно было разглядеть разноцветные носки со снитчами — впервые за всё время ведьма была в чём-то помимо магловской одежды. Может быть, она была фанаткой или играла сама. Если так, то на какой позиции? Можно было заподозрить её в чём угодно, но только не в увлечении квиддичем. Родольфус предпринял новую попытку подняться. С трудом, но он сел. В глазах вспыхнул яркий свет, затопил всё. Секунду-другую глаза привыкали. И вместе с этим силы возвращались к нему. Как будто именно этого рывка ему и не хватало. Тогда-то его внимание привлекли зелья на прикроватной тумбе, половина уже была пуста. Обычно столько зелий вообще не требовалось. — Чем же меня так приложили? Он заметил на руке повязку и осторожно приподнял края, затем те, что были на груди и на плече, и остальные... Почти всё его тело покрывали повреждения, а сверху были наложены свежие повязки. Это было очень странно. До него только дошло, он до сих пор переживает симптомы сильной потери крови. Родольфус рискнул, чтобы взять флакон с зельем. Учитывая слабость, флакон мог показаться очень тяжёлым, но нет. Этот факт стал огромным облегчением. Оставалось выдернуть пробку. Пришлось сделать это зубами, не заботясь ни о чём кроме того, чтобы выпить порцию. Солоноватая густая жидкость немного улучшила его самочувствие. Он со звоном опустил флакон на тумбочку. На самом деле почти уронил, чем издал достаточно шума. Гермиона подскочила на ноги, подняв палочку. Теперь, Родольфус увидел, что свитер доходил ведьме почти до середины бёдер, а на груди была вышита большая буква Р. Волосы у неё стояли торчком. Она была бы смешной, если бы на лице не застыл испуг. — Привет, — это всё, что пришло ему на ум в тот момент. Ведьма моргнула пару раз, а потом осознание прояснило её взгляд. — Родольфус! — сколько облегчения прозвучало в этом возгласе. Её лицо сияло, и губы сложились в улыбку. Было приятно, видеть эту неприкрытую радость. Гермиона обошла кровать, садясь с краю. — Как ты себя чувствуешь? — Так, словно разозлил табун гиппогрифов. — Что с тобой случилось? Где ты был? С одной стороны, у него не было желания расстраивать её, но с другой — лучше было рассказать всё как есть. — Яксли получил донесение от шпионов. Они заметили Уизли и передали адрес. Мы были там. — А они, Уизли, были там? — Да, но не те, кого мы ждали. Гермиона прикрыла рот руками, сдерживая возглас. — Всё в порядке. Они все живы, никто не пострадал, — Родольфус поспешил её успокоить. — Это была ловушка. Очень хорошо подстроенная ловушка для Пожирателей смерти. Если честно, они нас одолели, после чего сбежали. — Это прекрасно, то есть... — она фальшиво закашлялась, — конечно, за исключением твоих травм. Кто тебя проклял? Он попытался припомнить образ нападавшего, но видел перед глазами только тьму. — Не знаю. Я его так и не разглядел. Это случилось, когда всё давно закончилось. — Ты не видел нападавшего? Он что-нибудь произнёс? — Нет. — То проклятье, которым ты был ранен, оно очень странное. Я никогда не встречала ничего подобного. Родольфус мог это выяснить. Он взял палочку, которую Гермиона оставила рядом с ним на простыне, чем вызвал у ведьмы бурную реакцию. — Стой, ты не должен колдовать! — Нет, — хрипло, но твердо прозвучал его ответ. Было ощущение, что нечто подобное уже случалось раньше. Он решил не позволить ей взять верх на этот раз. Как будто, когда-то было иначе. Гермиона отпрянула от него. Этого было достаточно чтобы вернуться к начатому: — Ревелио. Резкая боль в плече и что-то горячее хлынуло по коже. Пот? Родольфус опустил глаза и удивился тому, как светлая повязка стремительно окрасилась в красное. Сердцебиение ускорило ритм, подчиняясь непонятному волнению, выбрасывая всё больше крови. Гермиона коснулась его руки: — Вот, что происходит от магии. Ты теряешь кровь. Это из-за проклятья. Он разжал пальцы, отдавая ей палочку. Ком подступил к горлу, мешая свободно дышать. Родольфус ощутил себя подвешенным на невидимый крючок. Осознание придавило его неподъёмной тяжестью: — Мне нельзя колдовать. — Да. Нет. Не знаю. Сейчас нельзя. Надо дать ранам затянуться, может тогда? Больше она ничего не сказала, но смотрела на него так, словно он был неизлечимо болен. Это кольнуло его. В мире не существовало ситуации хуже той, в которой он оказался. Магия всегда была его исключительной привилегией. Представить, что однажды ему придётся от неё отказаться, было невозможно. Но что он мог с этим поделать? Нужно было срочно что-то придумать. Должно было быть какое-то решение. Нужно собраться с мыслями, найти первопричину и устранить. — Надо остановить кровь, подожди, я сейчас вернусь, — Гермиона поспешно скрылась в ванной. Уже через несколько секунд она вернулась с чашей воды, которую поставила на тумбочку. — Я сотру кровь. Она промокнула полотенце в той воде и приложила к ране. Жидкость оказалась почти ледяной. От неожиданности Родольфус с шипением втянул воздух. Кожа покрылась мурашками. — Прости. Так кровь быстрее свернётся. — Всё в порядке, — он кивнул, позволяя ей продолжать. Он решил прикрыть глаза и увидел под веками пульсацию света. В голове стучали мысли одна хуже другой. — Как долго это длилось? — Ты не приходил в себя пять дней. Неудивительно, что он чувствовал себя паршиво, когда наконец очнулся. — Я думала, ты умрешь. Чтобы я ни делала, всё становилось только хуже, — пока Гермиона говорила, то успела отставить пропитанное кровью полотенце и начала осторожно наносить экстракт бадьяна. Сладковато-горький запах проникал с дыханием лёгкие. — Твой домовик догадался, что магия больше вредит, чем помогает. Его домовик? Тот самый, которого не дозовёшься в нужную минуту? Наверное, всё было совсем безнадёжно, раз даже домовик вмешался. — Он помог мне тебя выходить. Как простого магла. В этом была некая ирония, то в каких условиях Родольфус оказался. Его исцелила ведьма, с которой он даже не заговорил бы раньше, и домовик, которого он уже почти списал со счетов. А ведь Родольфус мог трансгрессировать к брату или жене. Они-то помогли бы ему, как умели. Первый — из братской преданности, а вторая — из чувства долга. И, конечно, они добили бы его своей помощью. Как хорошо, что он в тот момент совершенно не соображал и выбрал вернуться домой. Гермиона справилась с этим намного лучше, чем кто-либо другой мог. Родольфус посмотрел на неё из-под полуопущенных век. Вид у девушки был крайне виноватый, хотя её вины здесь быть не могло. Желая притупить его неприятные ощущения, она старалась быть бережной. Прикосновения её рук были осторожными и лёгкими словно тончайший шёлк. — Я уверена, — наконец, наложив повязку, она подняла на него глаза, — надо только подождать, и тогда всё будет как прежде. — Как прежде, — повторил он с сомнением. — Конечно. Смотри, из всех твоих ран только одна кровоточила. Раньше было не так. Эта мысль стала соломинкой утопающего. Он очень хотел верить Гермионе. — Надеюсь, ты не рассердишься, но мне пришлось прочитать твои письма. Я, наверное, слишком много на себя взяла, — пробормотала она с извиняющейся улыбкой на губах. — А ещё твой брат, кажется, что-то заподозрил. *`*`*`*`* Лита Лестрейндж, а точнее её портрет, имела огромное влияние на Рабастана. Обрела она власть над умом младшего из братьев, когда ему было всего четыре года. В тот год скончался их троюродный дед Корвус Лестрейндж. Его дочь — Лита погибла в двадцативосьмилетнем возрасте, а единственный сын — ещё в младенчестве. Так что у Корвуса не осталось прямых наследников, а новыми он так и не обзавелся. Старый волшебник рассудил, что Рабастан вполне достоин унаследовать его имущество. Родители отвезли младшего сына в дом Корвуса. Там он и нашел Литу, чьи сказки о чудищах и отважных магозоологах захватили ум мальчишки. Рабастан забрал с собой её портрет. Иногда Лита скучала по родному дому. Тогда Рабастан придумал выход. Он решил написать копию портрета, стал усиленно учиться рисовать. Сначала получалось не очень, первые попытки не увенчались успехом. Шло время, и однажды, будучи уже школьником, Рабастан всё же написал портрет Литы и наделил его волшебными свойствами. С тех пор ведьма обитала сразу в двух домах. Это позволяло ей шпионить за Родольфусом. Поэтому тем же днём, едва очнувшись, он отправился в гости. Он вышел из камина с большим холщовым свертком в руках. По удачному стечению обстоятельств Рабастан как раз находился в гостиной. — Как мило, что ты соизволил заглянуть на чай, — Рабастан остался в своём кресле и демонстративно подул на поверхность горячего напитка. Пар взвихрился клубами вверх, а жидкость пошла кругами. Рядом с чайным столиком на мольбертах были установлены портреты родителей. И до чего же точно они были прописаны: их гордый отец со спокойствием удава, восседающий в мягком кресле, и грациозная мать с улыбкой нежной, но глядящая колко и пристально. — Сынок, присоединяйся к нам! — произнёс отец повелительным тоном. Родольфус поморщился и поставил перед братом свёрток: — Кажется я не прогадал с подарком. Это твоё. Решил, что лучше отдать сейчас. — Что это? — Рабастан с подозрением воззрился на свёрток, но не торопился разворачивать. Казалось он прикидывал в уме сколь неприятной может оказаться неожиданность. Ведь было ясно как день, что Родольфус не в духе. — Тётушка Лита, конечно же. — Я спала, когда он снял меня со стены, — послышались жалобы из-под тряпицы, — Ещё и перевернул вниз головой. Рабастан снял ткань и увидел, как Лита пытается одновременно удержаться на месте и пригладить сбившуюся причёску. — Прости, тётушка, сейчас я всё исправлю, — Родольфус бесцеремонно перевернул картину. Лита взвизгнула, покачнувшись, зато оказалась в правильном положении. Называть её тетушкой было немного абсурдно, ведьма на портрете была очень молода, хотя на самом деле она была старше их отца. — Ну вот, теперь мы все в сборе, можно поговорить. — О чём? О твоей гостье? — мрачно спросил Рабастан. — Которая даже не пустила меня на порог. Всё выглядело весьма неприглядно, если посмотреть со стороны. Можно было понять беспокойство Рабастана, если бы не одно «но». Его попытка вломиться в дом напугала Гермиону. Когда она рассказывала, Родольфус всё понял по её блуждающему взгляду и напряженной мимике. Обычно ясная речь девушки была сбивчива и крайне скупа. Так что ему пришлось расспросить подробнее, что именно вызвало беспокойство. Помимо этого, он всё никак не мог выбросить из головы её паническое пробуждение. — Она спасла мне жизнь, — хотя Родольфус не собирался оправдываться, он всё же не мог промолчать. — Мне неважно, что ей пришлось сделать в процессе. — Присаживайся, не стой и расскажи нам об этой ведьме, — попросила мать со своего портрета. У неё был смешливый звонкий голос, способный зачаровывать звёзды. Она притворялась, что тоже пьёт чай, хотя её напиток был лишь искусной имитацией, любезно предоставленной младшим сыном. Она всегда была достаточно миролюбива на публике. Это не отменяло того факта, что ей не понравится правда о Гермионе. Родольфус выполнил начало просьбы и сел напротив брата. — Как так вышло, что ты привёл постороннюю женщину в свой дом, когда Беллатрикс ждёт ребёнка? — спросила мать. Когда отца не стало она перестала есть и спать. И в общем-то сделала всё, что могла чтобы уйти вслед за мужем. Они оба оставили Родольфуса с маленьким братом на руках. Он в кои-то веки решил последовать их последней воле. Бросил работу в Мунго, женился на Беллатрикс и всеми силами помогал брату не чувствовать себя сиротой. А сейчас они верили в ложь Беллы. Он ещё не знал хочет ли высказать всё, что думает. От его родителей остались лишь портреты — бездушными отпечатками сознания тех, кого уже давно нет рядом. Они были чем-то подобны крестражам, хотя не имели ничего общего с тёмной магией. Обладали схожим сознанием своих оригиналов и могли посеять смуту в живых, болтая о том, в чём были убеждены при жизни. Чтобы наделить портрет такой силой, в краску добавляли каплю крови, вместо частицы души. Эта практика теперь вызывала вопросы у Родольфуса. Он принял у домового эльфа чашку с чаем и сделал вид, что пьёт, чтобы потянуть с ответом. Он смотрел на чашку в своих руках. На донышке плавал один расправившийся чайный листик. Все терпеливо ждали объяснений. — Теперь, когда я принес тётушку на её положенное место, вы будете чаще появляться дома? — наконец, спросил Родольфус у родителей, так и не придумав, как придерживаться нейтрального тона. — Мы бываем довольно часто, просто ты мало замечаешь, — ответил отец. — Так что с той ведьмой? Ожидать ли нам проблем от тебя сынок? — продолжала вопрошать мать. Родольфус горько усмехнулся и покачал головой: — У вас не будет проблем, мама. Потому что вас больше нет. Рабастан прикрыл глаза рукой и чуть сполз в кресле, будто ему вдруг стало стыдно. Мать ничуть не изменилась в лице. Зато отец зримо набрал больше воздуха в грудь, собираясь высказаться. Но тишину прорезал голос тётушки. — Жестоко говорить родителям такое, — укорила Лита. Родольфус поставил чашку с недопитым чаем решительно и достаточно шумно, при этом ни капли напитка не пролилось. — Что ж, тогда можно закончить, я не собираюсь слушать наставления предметов. Рабастан в свою очередь тоже отставил свою чашку, но был менее аккуратен. Пролитую лужицу тут же принялся оттирать маленький домовик. — Я сам, лучше займись ужином, — нетерпеливо махнул палочкой Рабастан, стерев пятно. Домовой эльф с глубоким поклоном растворился в воздухе. брат вздохнул: — Хорошо, Родольфус, давай просто поговорим о другом. Что с тобой стряслось? Когда я уходил, ты был цел. А потом тётушка рассказала, что тебе нужны зелья. Я уж было подумал о самом худшем. Я беспокоился о тебе. Родольфус откинулся на спинку кресла, постепенно успокаиваясь. В конце-концов у него не осталось никого роднее брата. Он бы не хотел испортить отношения. — На меня напали уже после того, как ты ушел, снаружи. Всё случилось очень быстро. Противник застал меня врасплох. — Кто это был? Родольфус и сам задавался этим вопросом. — Я не разглядел. — Невидимка? — предположил Рабастан, Родольфус покачал головой. — Может, ты запомнил голос, внешность, хоть что-то! Почему мне приходится тебя допрашивать? — А ты не допрашивай. Я ничего не видел и не заметил, — рассердился Родольфус, хотя понимал, что его раздражает именно логичность вопросов брата и невозможность ответить внятно. И правда, что мог он рассказать о противнике? Ничего, что удовлетворило бы его самого. Рабастан глядел на него с той же жалостью, что и тётушка Лита. — Знаешь, если ты не можешь ничего рассказать, тогда покажи! Идём, — Рабастан поднялся с кресла. — Куда? — Родольфус напрягся. — К думоотводу. Я всё выясню сам. — Прекрасная идея! — восхитилась мать. Родольфус на это возразил: — Ничего подобного. Я могу посмотреть и сам. Дома. — Без меня? Какой же ты упрямый! Я же помочь хочу! — Рабастан быстро терял терпение. — С каких пор ты стал скрытным? Раньше мы встречали все трудности вместе. Мы могли бы выяснить, кто напал на тебя. Для этого мы должны сотрудничать. Я на твоей стороне. И задушу любого, кто посмеет проклясть тебя. Пусть только представится такая возможность. — Рабастан прав, нужно раскрыть личину врага и проучить ублюдка, — сказал отец. — Нападение нельзя оставлять безнаказанным. Родольфус кивнул, сдаваясь. Он и сам хотел бы во всём разобраться. Что-то в этой ситуации не давало ему покоя. Может, Рабастан был прав. — Хорошо. Идём. Но если хочешь посмотреть мои воспоминания, перестань уже прислушиваться к мнению портретов. Рабастан ничего не сказал. Мать вздохнула: — Жаль, мы не можем пойти с вами. *`*`*`*`* Воспоминания не могли прояснить загадку. Даже если бы двор погребённого особняка был освещён ярким солнечным светом вместо сумерек. Противником Родольфуса была полупрозрачная тень, размытая колдовством. Родольфус видел подобное впервые. Тень двигалась с преувеличенной скоростью рывками, не прибегая к трансгрессии. Неудивительно, что на удар не получилось должным образом ответить. Что можно было противопоставить прыти, которой обладал враг? — Похоже это мужчина, — предположил Рабастан. Родольфус тоже так считал. Тень была немногим ниже ростом и худощавого сложения, если очертания не обманывали наблюдателя. — Я поздно заметил его. Сейчас он сам себе казался безрассудным глупцом, забывшим об осторожности. Вот оно. Заклинание, нанёсшее ему огромный урон. Оно распалось на десяток светящихся дуг, которые вонзились в тело. Родольфус не помнил этих деталей. Его двойник из воспоминания был слишком ошеломлён силой Круцио, и не сразу понял, что получил множество повреждений. — Ты был так сильно задет, что не смог излечиться? — спросил Рабастан, глядя на то, как Родольфус из прошлого с трудом откатился прочь. На твёрдой голой земле оставались следы его крови. — Магия только усугубляла травмы. Я потерпел бы поражение в любом случае. Оба засмотрелись тем, как манерно пожал плечами противник, склонил голову и отвесил шутовской поклон. Рабастан задумчиво протянул: — Не припомню никого, кто так двигается. Жестикуляция тени была театральна. Если бы Родольфус мог в тот момент оценить, он бы давно понял, что тень пытается выразить презрение, при том что ничего не говорит. — Он будто насмехается. В этом есть что-то нетипичное для случайной стычки. Что-то очень личное, — добавил он. — Ты хочешь сказать, он ждал именно тебя? — Может быть. Это не похоже на совпадение. Он знал, как я буду действовать, если не умру быстро, даже подготовил особое проклятье. Я бы убил себя попыткой исцелиться. Рабастан подошёл вплотную к тени, словно мог заглянуть за завесу тьмы: — А может именно этого он и хотел. Разыграл всё так, словно готов убить тебя здесь и сейчас, но дать тебе ускользнуть. — Для чего ему такие ухищрения? — Родольфус задумался. Тень создала зелёную вспышку на кончике палочки, свет сорвался с неё. Он-из-прошлого из прошлого трансгрессировал и сцена исчезла. Родольфус из настоящего покинул думоотвод, вернувшись в кабинет воспоминаний. Это была средних размеров комната. Из мебели здесь были только застеклённые стеллажи по периметру стен и чаша на пьедестале в самом центре. Полки были уставлены тысячей фиалов с воспоминаниями, придававшие всему потустороннее голубоватое свечение. Рабастан вынырнул вслед за братом. — Может он связан по рукам магией. Или хотел, чтобы ты был виноват в своей смерти сам. Иногда это имеет значение, — предположил Рабастан. Родольфус только покачал головой, незаметно прижав ладонь к рёбрам, у него появилось ощущение боли под одной из повязок. Должно быть некоторые из его ран всё-таки отреагировала на путешествие в омут памяти. — Не припоминаю, чтобы кто-то клялся меня не убивать или что-то подобное. Отправляя воспоминание в фиал, чтобы оно заняло одно из мест на полках, Рабастан согласно кивнул. Подобные магические договора были слишком редки, чтобы это оказалось правдой. — А если он щепетилен в плане марания рук? С этим Родольфус согласиться не мог: — Круцио он не побрезговал. Когда брат обернулся, Родольфус не ожидал резкой смены темы. — Она сообразила, что магия тебя убьёт... Она действительно спасла тебя. Что заставило её довериться тебе? В каком отчаянье нужно было быть, чтобы обратиться за помощью к врагу. Родольфус проигнорировал рассуждения Рабастана, не желая затрагивать тему. Особенно тогда, когда его предположения опасно приближались к истине. — Я надеюсь, ты увидел достаточно, чтобы у тебя была пища для размышлений? Рабастан скрестил руки и нахмурил брови. Родольфус вновь не позволил говорить о ведьме. — Что ж, я пойду, — пожал плечами Родольфус и направился к двери, раны стали беспокоить сильнее чем несколько минут назад, он хотел вернуться домой. — Стой! У меня есть подозрение, — выкрикнув, Рабастан заставил брата задержаться. — Я могу ошибаться, но всё это не похоже на действия Ордена Феникса или этих- Как они себя называют, орда Дамблдора? — Армия Дамблдора. Ну и что навело тебя на эту мысль? — Ты бы знал, за какие грехи огребаешь. Они не привыкли прятать лица, как это делаем мы, — глухо проговорил Рабастан. — Потому что им нечего стыдиться. Родольфус не знал, что сказать. В холодном свечении воспоминаний лицо Рабастана казалось окаменело от напряжения и потеряло всякую человечность. Его взгляд напоминал глаза раненного загнанного в угол хищника. Родольфус был плохим братом, потому не уберёг и допустил всё это. — Ты ведь будешь на похоронах Амикуса? — Конечно, — подтвердил Родольфус, вырвавшись из нахлынувшего чувства вины. Думая о своём, Рабастан одобрительно кивнул: — Тогда присмотрись. Кого-то наверняка удивит твоё появление.