Like the devil's got your hand

Впервые застав Королеву Червей, стоящим в одиночестве на коленях, Валет чувствует себя сбитым с толку. — А, это ты, — Его Величество наполовину оборачивается, одарив адъютанта спокойным взглядом, после чего поднимается, шурша полами плаща. Валет, не зная, как еще реагировать, просто кланяется в ответ. — Удивлен? — спрашивает Королева с улыбкой. Валет кивает. — Я, между прочим, был протестантом. До того как попал сюда. Валет, который всегда считал себя атеистом, а в выпускном классе вместе с друзьями пытался вызвать Сатану, сделал сложное лицо. Заметив это, Его Величество усмехается. — Не то чтобы здесь это по-прежнему имело какой-то смысл, — добавляет он, словно оправдываясь. «Так это что-то вроде привычки?» — интересуется адъютант, все еще переваривающий новую информацию о своем господине. — Вроде того, — Королева изящно ведет плечом и будто бы забывает о том, что только что было. Несмотря на это время от времени Валет все еще вынужден наблюдать за тем, как Его Величество молится. Небось еще и в воскресную школу ходил, — бурчит Валет про себя, сам не понимая, чем именно его это так задевает. Наверное, потому что это совсем не подходит под образ Королевы Червей, который сложился у него в голове. И от этого, слишком простого и человечного ритуала, ему не по себе. Семья Валета никогда не была шибко религиозной. Да, бывали и походы в церковь, и распространенные религиозные праздники отмечать тоже было чем-то вроде обычая. И все же не сказать, чтобы это было большим делом, скорее, просто слепое следование традициям. Но во времена, когда жил Его Величество, по-видимому, было иначе. Как говорил он сам, его семья в самом деле была религиозна, и вряд ли это было просто привычкой, пусть даже с его слов. Королева Червей вкладывал в этот ритуал какой-то свой смысл, не важно, кем он был, серийным убийцей, грешником, правителем безумной страны — он продолжал делать это. Постепенно Валет действительно начал улавливать некоторую закономерность. Например, Королева нередко молился после очередной казни, как только оказывался в чистой одежде. Сложно было заметить сразу, так как порой процесс затягивался, а Его Величество никогда не делал этого на людях, словно стесняясь своей слабости. «Думаете, вам отпустят ваши грехи?» — мрачно спрашивает Валет однажды, слишком расстроенный, чтобы заботиться о своей речи. Он уже давно осознал, что казнить его Королева не спешил, и теперь периодически злоупотреблял этим. Порой его жестоко наказывали, заставляя вспомнить свое место. Но не в этот раз. — Ты совсем дурак? Кто сказал, что я молюсь за себя? — Его Величество изгибает бровь, глядя на него, как и в самом деле крайне недалекого человека. — Мне не о чем просить за себя, в стране не сыщешь никого, кто был бы более доволен своим положением, нежели я сам. «Тогда почему?» Королева пожимает плечами. — Это правильно, — отвечает он просто, и по его лицу видно, что он не намерен продолжать этот разговор. Валет больше ни о чем и не спрашивает. Однажды он застает это посреди ночи. Валет стучит, прежде чем зайти в комнату, но почти сразу понимает, что Королева слишком погружен в свои мысли, чтобы заметить его. Стоя возле двери, которую он так и не успел прикрыть, Валет видит со своего места, как дрожат плечи Его Величества, и отводит взгляд в сторону, чувствуя себя очень неуютно, как будто увидел что-то недозволенное. Поэтому, стараясь не издавать шума, он выскальзывает из королевских покоев. «Будьте с ним поласковей», — зачем-то передает он крутившимся возле двери сестренкам. И краснеет, понимая, что ляпнул очередную глупость, когда видит их удивленные взгляды. Валет сам не знает, почему вдруг написал это. Просто ему вдруг становится тревожно, когда он оставляет Королеву Червей одного в ночном полумраке. На пятом году все прекращается. Не постепенно, просто однажды Королева перестает это делать, никак не комментируя произошедшую перемену. «Вы больше не молитесь», — не выдерживает Валет в итоге. Его Величество окидывает скучающим взглядом протянутый лист бумаги, после чего равнодушно отворачивает голову. — В этом нет необходимости. Если Бог существует, он явно существует не здесь. А раз так, какой смысл с ним говорить?.. — добавляет он с горьким смешком. Валет невольно думает о Белом Кролике и о том, о чем именно Королева Червей говорит с ним в беседке, когда поблизости никого нет. В последнее время это случалось все реже. И новые Алисы появлялись тоже не так часто, нежели в первые годы. И многие из старых знакомых, которые выжили, тоже перестали появляться во дворце. Однако Королева Червей по-прежнему продолжал эту игру в притворства, величая Шляпника своим самым преданным слугой и с деланным энтузиазмом повторяя снова и снова заученный текст каждой новой Алисе. Этого энтузиазма хватает ровно до того, как воодушевленная девочка скрывается за внешней стороной тяжелой железной двери, ведущей в тронный зал. И если раньше Валета раздражала излишняя религиозность Королевы в этом подобии чистилища, теперь он бы многое отдал за то, чтобы вернуть наивность, с которой Его Величество молился когда-то. — Знаешь, — снова нарушает тишину Королева, — в протестантстве ведь не принято молиться за уже умерших людей. «Знаю», — отвечает Валет просто. — Поэтому, — продолжает Его Величество, — ты был прав, все это время я молился только за себя. В возобновившейся тишине Валет молча выражает свое несогласие.