What do i call you

Дождь лил без конца. Всю ночь, пока он спал, и ливень служил ему колыбельней - ему и его переживаниям. Ючан просыпался тяжело. Он осознавал наступление утра, но в его ушах всё ещё звенели потоки воды, обрушивающиеся на землю водопадами. Теперь он слышал лишь робкие стуки капель по карнизу и ощущал проникновение света в комнату. В голове парня всё ещё было много дождя. Нет – много Донхуна, как его силы и грозности, как от бойкого ливня, так и много печали и разочарования, как от количества воды, в которой можно утонуть по колено. Чан открыл глаза, что разлепил с трудом, и поднял голову от подушки. Сидя на кровати, он смотрел на окно. По нему ещё стекали остатки воды, именуемые теми самыми каплями. Они устраивали какие-то свои гонки, а Чан заворожённо отслеживал их бег и вёл одному ему известный счёт. Будто время перестало существовать, а узор воды на стекле собирался помочь юноше с решением, что делать дальше и куда двигаться. Казалось, так он просидел долго, до тех пор, пока солнце не начало высушивать новых "гонщиков". Ючан прислонялся к стеклу в этом месте пальцами, будто бы стараясь спасти капли от исчезновения, когда всё равно знал, что это им не поможет. Вдруг парень задумался о том, как тихо вокруг. Без дождя не стало этого наполнения, и он стал чувствовать себя воистину наедине сейчас. Кажется, словно он хотел поговорить с собой о чём-то. В оглушающей тишине, его звало бьющееся сердце. ***** Шли дни и записи подготовки к новому альбому. Обстановка в группе была спокойной, но слегка обессиленной. Мир между теми двумя был устроен весьма формально. Будучи профессионалами, Донхун и Ючан отбрасывали свои недомолвки и предавались делу. Но контактировать они боялись и делали они это естественным образом меньше. Что себе Ючан обещал – перестать усердствовать в избегании Донхуна – наоборот, теперь удавалось, именно когда перестало быть какой-то задачей или миссией. Это получалось естественно: с руки их самих и этого настроения в воздухе. Почему также не может само собой разрешиться всё остальное? Чан мозговал со страшной силой. Хотя уже не по наслышке знал, что ничего хорошего из этого, похоже, не выходит. Честный разговор со старшим казался неизбежным, но невыносимо страшным. Он никогда не боялся Донхуна, даже его упрёков в нужных местах. Что же изменилось сейчас? После танцевальной практики, ребята были предоставлены себе. Джун заарканил Бёнквана на встречу с менеджером и продюсерами для обсуждения потенциального следующего шоу группы. – Мы пока намечаем общие концепт и места, и мне нужен кто-то для стороннего мнения. Потом обязательно условимся для общей встречи и точных деталей. – откланивался перед ребятами лидер. – Чао, дети мои! И не задерживайте сегодня со сном допоздна, завтра тренировка в восемь! ***** А что Чан? Он не знал, куда ему двинуться дальше. Планов не было. Но в нём вдруг проснулось неистовое, не так давно уже возникавшее желание до созерцания природы, и он пошёл на чердак этого здания. На миловидную крышу с террасой, столиками и шезлонгами, где они часто отдыхали за кофе и делали милые фото. Парень прилёг на одну из лежанок, подставив лицо свежему ветру и скромному солнцу, проглядывающему из-за облаков. И прикрыл глаза. Было так тихо вокруг, он слышал лишь своё утомлённое сердце. Которое не спешило никуда, не спешило биться. Чан думал, что ничего страшного, если здесь и сейчас он уснёт. Он не видел смысла никуда спешить. Его решительность по возвращении из дома тоже вдруг обратилась теперь самым молчаливым существом и спряталась за шкафом из страхов и неуверенностей. - Чан-и – донеслось до младшего в относительной близости. Это был Сэюн. – Да, Вау-хён – вопросительно отозвался макнэ со спокойной улыбкой. – Я просто побуду рядом, после дождей здесь комфортнее всего. – поведал тот. Далее воцарилось молчание и снова та самая тишина. Чан в любопытстве приоткрыл глаза и взглянул на Сэюна: он смотрел на небо и мягко щурил свои глаза. Боковым зрением замечая, что младший наблюдает за ним, Сэюн слегка хмурится и заговаривает: – Я надеюсь, ты всегда знаешь, что мы здесь для тебя, когда бы ты этого не захотел. Каждый в эйс дорожит тобой и твоим счастьем. И ты можешь обратиться к нам с любыми своими трудностями, и мы их не осудим. – Но только не к Донхуну – печально обронил Чан, в следующую секунду округлив глаза в удивлении к тому, как он выкинул это без задней мысли. – И почему же ты так думаешь? – с сожалением заметил Сэюн. – Он – вообще тот, с кем по-хорошему тебе стоило бы поговорить первым из нас... о вас.. – Во мне нету смелости. – отвечал Чан в этой самой абсолютной тишине. – Встретить жалость в его глазах, гнев или отвращение. Что бы угодно, что я не смог повернуть назад, открыв правду. – О, Чан-и – протянул с горькой усмешкой Сэюн. – Ты такой ловкий и смышлённый, но почему ты так глух к ситуации, что происходит с тобой и с тем, кто также, очевидно, от тебя без ума. Ты минимум получил бы понимание и принятие, после рассказа, а как максимум – слова "да, я согласен" ещё до того, как ты бы озвучил какие-либо предложения, разобравшись во взаимности. – Вау-хён, давай без фантастики – глухо посмеялся Чан. – Для таких невероятных сказок я точно уже не такой маленький. – Ты не веришь тому, что он любит тебя? – с удивлением и медлительностью произносит Сэюн. – Это немыслимо. Ты и правда попал в какую-то другую реальность из своих придумок. Все знают, что Донхун имеет самый большой трепет к тебе из нас всех. Это стоит признать. И он так любит смотреть на тебя. Словно ты – единственный в пустой комнате, словно ты спасаешь его каждый день, словно ты каждую секунду – центр вселенной. Сэюн остановился, заметив, что Чан в бессилии закрывает глаза руками. – Мне не хватает его. – сдушенно говорит последний. – Ты же его тоже любишь, Чан – говорит Вау. – Чертовски. – всхлипывает Кан. Я хочу снова говорить с ним, видя его каждый день, и потом перед сном писать смски, хочу спеть с ним все песни о любви и сочинить вместе с ним ещё больше таковых, хочу танцевать с ним, глядя ему в глаза, хочу обнимать его, когда он весел, хочу готовить ему и потом сидеть с ним и молчать, когда ему грустно. Говорить, что он самый лучший и самый замечательный человек, которого я когда-либо встречал. Целовать лицо и руки, восхищаясь им каждый день. И- – Чан – с ликованием зовёт Сэюн. – Мне кажется, ты готов, готов к разговору. Ты большой молодец! В тебе заговорили чувства, а не страхи. Ты слышишь своё сердце? Ючан умолк, и снова воцарилась тишина. Сквозь которую его сердце отбивало громкий, уверенный, живой, говорящий с ним ритм. В нём были теперь звуки другого дождя, более желанного. Имя, которому Донхун. Который, хотелось бы Чану, лил без конца.