What do i call you

Донхун сидел, снесённый. Он потерянно улыбался, пока охотно тянулся за дополнительными порциями горячительного. Он переваривал шаг Чана. – Я тебе нравлюсь и нравился всё это время? – спрашивал Донхун. – Это скрывалось за твоим уничтожительным поведением? Чан виновато улыбнулся. Вечер стал походить на заевшую плёнку. Будто они стоят на месте или крутятся по кругу. Чану, которому первому здесь стало всё понятно, не терпелось поставить счастливую точку. Когда знание о взаимности чувств сейчас ослепляло, заливало. С другой же стороны, происходящее немного и плавило, растворяло. И Чан застыл между этими двумя состояниями. – Это теперь вдруг так очевидно – внезапно подал голос Донхун. – Выходит, я легко обманулся, хах. Поверить не могу, мы нашли гармонию и здесь, в этом желании пойти дальше, что ли?... Донхун, в попытках прийти в себя, медленно но верно покончил с запасами соджу. Старший не слишком любил пить, зная свой слабый уровень стойкости, тем более не позволял себе мешать. Но от этого вечера давно уже не следовало ожидать чего-то стандартного. – У меня нет ничего, кроме моего вина. – протянул Донхун и встал с места к кухонным столам за бокалом, который убрал и вымыл с тех пор, как доставал соджу для посиделок. Прихватив стеклянный сосуд, он подошёл к Чану и, взяв его левую руку в свою правую, легонько потянул за собой. Развернулся, сел на диванчик, поставил стакан – всё это в сопровождении Ючана, которого он утягивал до места назначения, подле себя. Отпустив руку младшего, он добрался до бутылки под столом и, откупорив пробку, наполнил бокал. Но не стал пить. Вместо этого он устроился головой на плече своего дорогого соседа. Доселе пустую голову солнечного юноши снова наполнили мысли. Точно, его тактильность. Которая была неизменным сопроводником в отношениях хёна с близкими людьми. И в нём эта черта так была мила и естественна. Чан впитал её и в относительной тайне жаждал таких вот его ласковых тёплых прикосновений и объятий. Донхун так разговаривал, коммуницировал, если угодно. Просил поддержки или давал понять о привязанности. Пока Чан пропадал в задумчивости и расслаблялся, Донхун начал вырисовывать узоры на ноге Чана. Погодя время он слегка обхватил её, будто обнимая, потом этой же рукой проследовал до талии младшего и остался там, то поглаживая, то слегка прижимая к себе. – Чувствую себя котом, нежащимся на солнышке – промурчал Донхун. – Где моё солнце это ты. – Ты – кот, это верно. – мягко засмеялся Чан. – Но и по другую сторону этого, когда я – это солнце, ты, значит, моё небо. Без которого существование дневного светила не имело бы ценности... Донхун, когда я говорил- Внимательный взгляд печальных и самых живописных глаз. – Ты и правда делаешь меня лучше. Я хочу, чтобы ты верил этому также, как я сам... – Я начал понимать что-то такое ещё тогда. В студии. – было ответом. – Когда догадался чувствами, что ты – словно моё отражение. Оборотные, противоположные стороны, но мы будто бы об одном. Время, симпатия, желание тех или иных эмоций – всё это привязывало нас друг к другу, смешивало. Хун потянулся за бокалом вина и сделал пару глотков. По стеклу побежала капля с внешней стороны, которую Донхун успел перехватить пальцем, прижав его потом к своим губам. Чан учуял этот резковатый терпкий аромат. Вкус, который он не любил. И его впитывал тот, кого, наоборот, Чан неистово обожал. – Может, передумаешь? – перехватил взгляд Хун. – Я чувствую себя неловко, продолжая пить одному, но я чувствую, как...самое время именно для него. – Не думаю, что хочу пробовать – замотал головой Чан. – А если ты попробуешь меня, пробовавшего вино? – негромко и деловито спрашивает Хун, поджимая губы. Уши Чана загорелись краской за пару секунд от осознания того, что Донхун предложил ему только что. Ведь предложил...поцеловаться?! Эту мысль внезапно перебило резкое движение хёна, который уже взялся за бутылку и намеревался отпить прямо из неё, минуя эстетические замашки с якобы изящным порционным обращением. Он будто присосался губами к горлышку и после отпитого таким образом к его мягким устам пристали несколько капель. Которые он так и не облизнул. Чан смотрел на это во все глаза и, кажется, ещё больше терял слова, чем до этого. Такой жест хёна мог бы вызвать улыбку и смех, но не сейчас, когда всё в этом поступке кричало о желании набраться смелости. – Я всё ещё слишком трезв – проронил он, полностью оборачиваясь к Чану и ладонью приближаясь к лицу младшего, захватывая ухо большим пальцем, также поглаживая. – И ничто не может отвлечь меня, ничто не держит и не меняет моего перманентного желания видеть тебя всегда вот так близко и- Взгляд Донхуна упал на губы Чана, и младший не мог не отметить, насколько хён сейчас невозможно красив, невозможно притягателен. Ючан бы просто продолжал пялиться, если бы только не бесповоротная решимость его партнёра. Хун, держа своего парня за шею, сокращал сантиметры между ними и в результате первым шагом обхватил нижнюю губу Чана своими и сквозь этот порыв даже, как здесь мог, улыбнулся, будучи в лёгком трепете. Чану в нос ударила горьковатая винная нотка, он шутливо сморщился в ответ, но на деле он знал, как ничто не может оттащить его сейчас от Донхуна. Он наклонил голову, чтобы не столкнуть их носы, и встречно потянулся к Донхуну. Губы сминали тихо, осторожно, иногда увлекаясь словно на дегустации, будто действительно просто происходила проба вина. Один неглубокий изучающий поцелуй, продолжавшийся с минуту, наполнил их радостью и уверенностью. Словно наконец произошёл одновременный этап признания, обмен признаниями. Донхун отпрянул и тут же прильнул головой сбоку к плечу и шее Чана, скрывая смущённые смех и улыбку. Молодой человек в ответ обхватил макушку Хуна и, освободив волосы последнего от хвостика, пропускал пальцами эти мягкие пряди, желая "расчёсывать" их так вечность. Когда Донхун выбрался из своего укрытия, Чан стремительно приблизился вновь и обрушился запечатывающим поцелуем на хёновы губы буквально в пару секунд. Они отпустили друг друга с большими улыбками и сияющими глазами, что смотрели ясно и счастливо. – Я не знал, что можно и вот так вот ещё круто проводить с тобой время. – хихикнул Донхун. – Как вино, кстати? – деловито ухмыльнулся он. – Ну – порывистый вздох. – Так гораздо лучше. Так можно и ещё не один раз. Но и всё же, я будто словно попробовал дождь. Свой дождь. – Дождь? Что это значит? Я такой солёный? – расходился Донхун, наслаждавшийся моментом и своей влюблённостью. Чан выдал ему некоторые свои поэтические зарисовки и то, как ему приходили на ум сравения хёна с потоками воды, падающих с неба. Снова всплыли в памяти события и мысли прошедших недель. Чан стыдился, и ему хотелось вновь и вновь извиняться за своё холодное поведение, ранившее хёна. – Хун, я – заговорил тот. – Я так сожалею об этих моментах, мучивших нас. – У младшего слезились глаза, но он не чувствовал тяжесть за этим, наоборот, будто всё плохое этих дней отпускало его безвозвратно. – Тссс – обеспокоенно зашипел Донхун. – Не стоит. Я не жалею о том, что так всё случилось. Если этот путь привёл нас друг к другу, то я хочу сказать как на духу, что о большем я и мечтать не мог. Тот я, скромный и влюблённый, мучившийся. Я ничего бы не стал менять, понимаешь? Старший ухватил лицо парня ладонями и принимался целовать щёки, напоследок игриво куснув за подбородок. – Чан, я люблю всего тебя, и даже мы сами уже не можем помешать этому чувству. Я чувствую твою любовь и интерес тоже и я хочу сказать или просить...просто, будь со мной?... Донхун держал ладони Чана в своих и нежно улыбался ему, поглаживая костяшки. Чан благодарно смотрел на хёна, подмечая то, как тот буквально светится, и снова бегло фиксируя, как Хун будто никогда не был настолько прекрасен. Может, это ослепляло Чана? Последний потянулся обнять Ли и проговорил ему слова согласия и некоторые другие обещания. В объятии, он почувствовал, как чужие руки проникают под футболку и гладят его спину. Мурашки возникли по щелчку пальцев, Чан снова почувствовал приятное волнение. Донхун внезапно следует дальше и тянется губами к уху младшего, посасывая его и мыча. – Прости, я ещё хочу касаться тебя – на выдохе произносит Хун, следом на шумном вдохе продолжая – Прижиматься, целовать, сходить с ума с тобой, быть счастливым с тобой. Хочу тебя. Будто ожившей лампочкой в голове Донхуна загорается осознание того, что он сказал и что он делает, возможно ранние откровенные шаги. Он не хотел испортить момент, его сентиментальность, доверие Чана. Хун осторожно отступает, бормоча извинения. – Ты извиняешься перед миром за то, что смог дать мне почувствовать себя настолько желанным, настолько счастливым? – с дружелюбным энтузиазмом спрашивает Чан. – У нас есть всё время мира узнать друг друга ближе, не только душой, хён. Я не переживаю, когда есть ты, и мы всё познаем вместе. Как я сегодня познал, что- Хватает бутылку. Красного сухого. – Что это и не такое уж плохое вино – счастливо смеётся он и в присутствии ошарашенного хёна отпивает глотка три-четыре. Потом поднимается с места, пересаживаясь на колени к Донхуну и улыбается ему прямо в его прекрасное лицо, самые красивые глаза, в его полные губы и говорит: – Мне кажется, я сейчас взлечу. Хун, устраивая руки на талии Ючана, удивлённо-счастливо пялится на того в ответ и говорит: – Тогда, если я – твой дождь, то ты – мой ветер. Засим, Ветер и Дождь снова соединились. Ючан опирался руками на ключицы и плечи хёна, успевая гладить их. Донхун же, смотря на того снизу вверх, уже стремился к новому поцелую. Который уже излучал другую атмосферу; она была похожа на безопасную бурю. Хун целовался с Чаном, держа его в своих руках. Он чувствовал, как мог бы заниматься этим вечно. Его несло. Несло углубить поцелуй. Чан приоткрыл рот и впустил язык. Губы уже не играли главной роли, вместо них рты и языки ласкали и вкладывали чувства страсти, освобождая их. Страсть, оставлявшая порывы немного грязными, открывавшая в парнях новое. Они прижимались друг к другу теснее. Хуна ещё несли эйфория и желание, пока Чан успевал подметить для себя лишь ещё одно, стороннее: И как это противное вино могло стать только слаще?... Когда второй эпизод, получивший откровение страсти, насытил этих исследователей, Чан уже было собирался слезать со своего приключенческого эскпромтного места, но Донхун вдруг зафиксировал юношу и обвил руками вокруг бедёр. – Не отпускай меня – с почти что мольбой в тихом голосе выдаёт Донхун. И то, как это было сказано, побудило думать Ючана о том, что Хун не просто просил посидеть с ним так ещё немного. Сердце чеканило автомат-перевод на более глобальные смыслы в духе: <Будь со мной> <Давай проведём как можно больше времени, счастливыми> <Давай любить друг друга также, как сейчас> Чан знал, что ни секунды нет сомнений в его ответе. – Не отпущу. Я держу и держусь за тебя. И хочу быть всегда с тобой – произносил Чан. – Драгоценный ты мой. Хун уткнулся лицом в грудь напротив, и Чан обнял того в ответ. Думая о том, что так сюсюкаться и нежиться ещё никогда не было так приятно.