Поломанный ангел

«Тьма не всегда означает зло, а свет не всегда несёт добро.»

Я касаюсь дрожащей рукой ладони Люцифера, сразу же её сжимая. Да, я хочу, чтобы этот человек жил, чтобы он чувствовал эту жизнь, чтобы ещё ни один десяток приятных воспоминаний отправился в копилку. Я знаю, что я могу отдать весь свой свет, поделиться всем хорошим, что существует в недрах моей души. Я способна отдать многое, лишь бы победить, но не сына Сатаны, а себя. Перестать быть такой пустой. – Ты можешь стараться не на всю силу? – понимаю, что это самый глупый мой вопрос, но не задать его просто не могла. – А ты можешь стараться на всю? – то ли попытка перекривить, то ли действительно дельный совет. – Я выполняю свою работу. – Ад переполнен. – В Цитадели полно жалких лжецов. Винчесто мёртв, твоя мать в отличных условиях. – Она в заточении. Демон смотрит на меня с таким пренебрежением, словно я сказала самую большую глупость. Недовольно ведёт бровью, фыркает и переводит взгляд на операционный стол, игнорируя мои попытки привлечь внимание. Расскажи мне что-то, объясни свою позицию. Я тебе не враг. Хотя... Люди же врагам мстят? Люди, ха-ха. Ладно, в своем поведении он прав: сфокусироваться куда лучше, чем думать о своём хитром плане. Я могу его понять. Закрываю глаза, изо всех сил сжимая веки и даже задерживая дыхание, будто мне это поможет. Тяжело, очень тяжело. – Рожать не нужно, – Люцифер издаёт смешок, немного ослабляя мою собственную хватку в своей руке. Даже не заметила, насколько сильно её сжала, но извиняться за это не буду. Сам вручил мне ладонь, разве не так? Тем не менее страх усиливается с каждой минутой, с каждой секундой, полной надежды и горького осадка, я слышу наставления хирурга, слышу неприятные вязкие звуки, слышу, как он меняет необходимые инструменты, продолжая операцию. Но я совершенно не слышу себя, не слышу чего-то, что вообще означало бы наличие способностей внутри меня. Я пустая. Пустая, блять. По щеке скатывается предательская слеза, я тихо сглатываю, хотя никто из присутствующих в любом случае этого не услышит. Живи, пожалуйста. Я верю, что впереди та жизнь, что заиграет красками, подарит надежду и веру. Не подведи меня. Это не моё задание, это жизнь. Слишком большая цена, чтобы отмахиваться, чтобы отказаться от стараний и всех возможных попыток. – У тебя пар сейчас из головы пойдёт, – демон поглаживает мой мизинец, чтобы я услышала его наверняка. – Ты что-то чувствуешь? Энергию? Может, импульсы? – я открываю глаза, чтобы заглянуть с новой надеждой в мутно-красные напротив. Сын Сатаны качает головой, улыбаясь уголком губ. Абсолютно всё, без исключения, говорит о том, что у меня ничего не получается, что я полностью безнадёжна. И какой от меня смысл здесь? Что даст моё присутствие, помимо очередной смерти? – Наш доктор не справляется, – на выдохе произносит Люцифер. Эта фраза разбивает меня на несколько осколков, сердце пропускает сотню ударов, я отмахиваюсь от руки мужчины и в панике поднимаюсь на ноги, расправляя свои белые крылья. Ещё с полминуты топчусь на одном месте, боясь поднять глаза, а после таки подхожу немного ближе к операционному столу в надежде стать подобием некого ангела-хранителя. Я стараюсь не отворачиваться, не спланировать за секунду побег, не застыть в немом и неподвижном шоке, словно под прицелом Медузы Горгоны, но главное – не прикрывать рот рукой от значительного количества рвотных позывов, ведь увиденное меня совершенно не впечатляет. Конечно, раньше я могла видеть вспоротую, грубо говоря, грудную клетку только в фильмах ужасов, но не перед собой, не вживую. И не тогда, когда от меня зависит жизнь, висящая на волоске. – Непризнанная, присядь. – Зачем? Чтобы у тебя всё получилось? – я спрашиваю с какой-то особой злобой, и вопрос мой летит подобно клинку, отбиваясь слабым эхом. Демон пожимает плечами и складывает обе руки на коленях, больше не пытаясь вывести меня на очередной разговор. С меня хватит болтовни, нужно действовать. Живи. Живи. Живи. Я устремляю свой взгляд на больного. Бледное лицо, расслабленные мышцы, приоткрытые сухие губы. Его словно поставили на паузу, даже не спросив, не посоветовавшись, не узнав о желаниях. Я чувствую жалость, какая-то чужая боль проходится по моим венам, я ощущаю горечь во рту и очень терпкое жжение в районе горла. Меня должно осенить, наполнить чем-то, что обязательно поможет этому человеку. Пожалуйста, Шепфа, умоляю. – Быстрее, Эрика, скальпель! – хирург бегает вокруг да около, выпучив глаза. Медсестра подаёт ему необходимый инструмент, следом протягивая парочку ватных тампонов, чтобы остановить кровотечение. Пожалуйста. Поднимаю голову к потолку, пока две слезы безжалостно разъедают нежную кожу лица, и складываю руки у солнечного сплетения как в молитве. Я не знаю, кого и о чем просить. Я понятия не имею, что сейчас должно произойти. – Эрика, сюда! – мужчина просто не в себе, он вытирает руки о белый халат, в спешке поправляя маску на лице. – Вот, здесь кровь. Меня одолевает чувство бесконечного падения и раздирающей изнутри пустоты. Есть ли смысл надеяться? Есть ли шанс что-то изменить? Мне так больно. Я хочу визжать и хвататься руками, разбивать, рвать и метать, докапываться до истины, безжалостно мстить и быть той, которая больше никогда не будет стоять в таком неведении возле человека, который заслуживает жить. Крылья болезненно сжимаются за моей спиной, в глазах все плывёт, превращая силуэты в белые и красные пятна. Шепфа, кровь не может быть такой сильной, Люцифер не может быть таким подлым. – Эрика! – Бернард смотрит куда-то в сторону, будто только сейчас его осенило, будто только сейчас раскрылась та самая необходимая всем истина. Вместе с этим возгласом слышится протяжное п-и-и-и, прямо как в фильмах, когда в самую последнюю секунду одного из главных героев спасти не получается. Но это не фильм. Совершенно, блять, не фильм. Я разворачиваюсь к Люциферу, всё моё лицо залито слезами, лёгкий румянец от истерики настолько греет, что становится душно. Я пытаюсь набрать воздуха в лёгкие, приоткрыв сухие губы. Ничего. Всё словно остановилось. Скажите хоть что-то, я умоляю. – Я клянусь вам, я включала аппарат искусственного кровообращения, – медсестра смотрит на хирурга глазами, явно полными страха. Мы с демоном вновь переглядываемся, но на этот раз в его взгляде читается удивление, или даже негодование. Он резко поднимается со стула, вопросительно вскидывая бровь. Что ты хочешь этим сказать? Перевожу взгляд на доктора, нервно сжимая край своего накинутого халата, но тот просто накрывает окровавленное тело тонкой белой накидкой и медленно оседает на пол. – Я помню, Эрика. И я помню. И сын Сатаны помнит. Взгляните только на его изумленное лицо. Это шутка такая? Люцифер подходит ко мне, поднимая такой наполненный злобой взгляд, что я уже представляю его руки на моей шее, которые в этот раз точно осмелятся сжать её до потери сознания, а то и хуже. Он долго всматривается, будто пытаясь что-то считать или узнать, не двигается и не даёт мне возможности отступить хотя бы на шаг. За моей спиной оказывается операционный стол, я боюсь задеть крылом напуганную до смерти медсестру или вообще упустить что-то из виду, наделав лишнего шума. Это сейчас ни к чему. – Объясни, – шепчу одними губами, сжимаясь всем телом, будто от холода. – Это ты объясни, – тон демона становится стальным. Я сглатываю, оглядываясь по сторонам, слышу тихие мужские всхлипы буквально в двух метрах от себя. Дрожь пробирает до костей, безжалостно наполняя какой-то смолистой тревогой, скручивая нервы и ударяя в самое сердце. Прошу, нет. – Да, я способствовал тому, чтобы его сердце остановилось. Сердце, а не аппарат, ничтожное ты создание, – сын Сатаны процеживает сквозь зубы, смотря мне прямо в глаза с ещё большим отвращением, чем обычно. – Итог всё равно один, где же твоя радость? – взмахиваю руками, словно стараясь протестовать. – Это разве не то, чего ты добивался?! Ярость, такая сильная и жгучая, подступает к моему горлу. Я сама боюсь этого чувства, потому что каждый раз меня будто разрывает на части, раскидывает в разные стороны, хотя я и остаюсь совершенно целой. Невредимой. – Совсем мозг без извилин? Это сделала ты! – демон хватает меня за одно плечо, стараясь вытрусить из меня то, о чем я сама понятия не имею. – Я хотела, чтобы он жил. – Не видно. – Ты издеваешься? Такого не могло случиться, я… Но Люцифер не собирается меня слушать, он устремляет свой ядовитый взгляд на мою шею, с отталкивающей злобой разглядывая новый кулон, основным элементом которого было, конечно же, кольцо адмирона Винчесто. Только бы не начал свои очередные басни. – Это всё он, – таки начал. – Нет, Люцифер, я буквально падала и молилась, чтобы этот человек жил, а это, – я немного запинаюсь, чтобы набрать больше воздуха и не задохнуться от обвинений. – Это обычная висюлька. Таких пруд пруди. – Не делай вид, что ты святая. В тебе сегодня нет света, – я впервые слышу в его голосе долю разочарования. Это провал. Полный провал, которого ещё мир не видел. И самое страшное – я ничего не понимаю. Какая-то вязкая противная безысходность, которая наполняет лёгкие свинцом, не давая возможности ни сделать вдох, ни возразить, ни сказать хотя бы одно слово. Что не так с кольцом? Я не чувствую его силу, я чувствую лишь свои усилия, а я не могу быть чем-то дьявольским, я не могу так нагло убивать, просто подрывая надежность необходимых медицинских аппаратов. Кто я, чёрт возьми, такая, чтобы так поступать? Хватит винить меня во всех возможных бедах. Хватит винить обычное кольцо. – И это тебе судить о свете? О святости? – я сама уже говорю с некой издёвкой, потому что подобное переходит все грани. – Только во тьме можно увидеть собственную силу света, – Люцифер выпаливает абсолютно уверенно. – Видеть тебя не хочу. Сын Сатаны даже не собирается меня слушать, он поднимает руки вверх, словно сдаётся, и отрицательно качает головой, прикусывая нижнюю губу, давая понять, что с него хватит. Разворачивается на пятках, перед ним тут же рассказывается небесная пучина облаков, предлагая спокойно войти и оказаться там, где ему так хочется. – Ну и иди к чёрту! – из последних сил фыркаю. – Я там живу. Его ничем не удивишь. Устало киваю, понимая, что водоворот исчез за долю секунды, а я осталась одна с тремя людьми, которые даже не представляют, что здесь происходило: хирургом, медсестрой и тем, в чьих жилах больше не течёт жизнь. Злость отступает, и на смену ей приходит едкая боль, которая словно выламывает по одной косточке в рёбрах. Пытаюсь дышать, не зарыдать прямо здесь, оставить это хоть немного на потом, но… Я сдаюсь. Нет, правда, теперь я сдаюсь. Слеза вновь скатывается по щеке, достигая подбородка, а после быстро капая на пол. Это не может быть моя вина просто потому, что я знаю как умирать. Как умирать в больнице со всеми этими трубками, аппаратами и силуэтами в белых халатах. – Бернард! – Эрика старается подобраться ближе к хирургу, но тот отрицательно качает головой, закрывая лицо ладонями и всхлипывая с новой силой. Я вижу, что девушка и сама едва держится, чтобы не зарыдать, но отчего-то мир наделил её необычайной силой и выдержкой, она несколько раз смотрит в сторону бездыханного тела, потом переводит взгляд к аппарату и холтеру, который больше не воспроизводит удары сердца после протяжного технического «пи». Атмосфера угнетающая, обстановка давит, и создаётся впечатление, что каждая стена вот-вот свалится на меня с диким осуждением. Как ты могла, Уокер? И за что тебе такая фамилия? Быстро пячусь к двери, поспешно её открывая и силой выталкивая себя в коридор, тут же закрывая всё за собой. Думайте, что это сквозняк, душа умершего, игра вашего воображения – что угодно. У меня нет никаких сил. – Эй! Детский голос сбивает с толку ещё больше. Искренне надеюсь, что это не форма моего подсознания. Я ведь просто не выдержу. – Вы… вы ангел? Испуганно поднимаю взгляд, вытирая слезы, хотя лицо все равно оставалось влажным и отёкшим. Сегодня самое сложное и самое адское задание, которое Фенцио вообще мог организовать. Я ему об этом напомню, я не дам себя унизить, даже если мое состояние шаткое и непригодное для их неземных требований. Но тут таки замечаю источник неожиданного вопроса, отчего меня бросает в холод. Маленькая девочка, совсем крохотная, стоит у двери палаты, с надеждой рассматривая мой облик. На вид ей не более шести лет, голос немного сиплый, но писклявый, ненасыщенные тёмные волосы будто отдают какой-то неточной сединой, что очень странно, лицо бледное, взгляд пустой и очень обречённый, словно выхода не осталось ни у кого. Она выглядит так, будто кто-то вокруг убавил насыщенность и стёр контраст – как отражение в очень мутном зеркале. – Кто ты, малышка? – пытаюсь выдавить из себя улыбку, но только сейчас замечаю на её ноге какую-то цепь, как у заключённых, которая ведёт за дверь палаты. По спине бегут мурашки. Меня же никто не должен видеть. Это случай клинической смерти, когда человек оказывается на волоске и почти уходит в мир иной? Шепфа, скажи, что я ошибаюсь. Она ведь совсем маленькая. – Меня зовут Лиззи, а ты мой ангел? – девочка говорит с такой надеждой, будто безжалостная тётя Смерть с косой не поджидает её за углом. – Я… Да. Делаю глубокий вдох и подхожу к малышке поближе, протягиваю руку, на что она дружелюбно отвечает, осторожно сжимая своими пальчиками мою ладонь. Я верю в неё. Я знаю, что она сможет. – Пойдём, – я неожиданно для себя самой крепко сжимаю руку Лиззи, направляясь к палате, в которую ведёт эта непонятная цепь. Интересно, она вообще её видит? – Я видела тебя до этого. Очень давно, – девочка улыбается краем губ. – Ты заходила с каким-то дядей, у него такие большие крылья, но… Но твои мне нравятся больше. Я понимаю, о ком она говорит. Понимаю, что это был момент перед операцией. Понимаю, как давно она сидит в этом пустом сером коридоре и, возможно, зовёт на помощь. А её ведь никто не слышит. Горечь вновь наполняет мое сердце, появляется желание просто сесть и выть от несправедливости этого мира. Я осторожно касаюсь своего крыла свободной рукой, выбирая самое красивое боковое перо и быстро его оттягивая в сторону. Прикладываю немного силы – неприятная лёгкая боль, словно кто-то кольнул иглой, а после резкая пульсация, но белоснежное перо оказывается между пальцев. – Держи, – протягиваю его малышке, и даже её бледное личико начинает сиять. Я завожу её в палату, тут же поднимая под руки и усаживая на край кровати рядом с крохотным телом, что лежало под одеялом. Лиззи крутит моё перо в своих руках, широко улыбаясь. Это дарит мне надежду. Это даёт мне веру в себя. Я – не тьма, даже если во мне недостаточно света. – Спасибо, – девочка не может успокоиться, начиная себя щекотать по носу пером. – Как тебя зовут? – Вики. Я отхожу на два шага, стараясь внушить уверенность, доказать, что я способна на что-то хорошее. Себе. – Послушай, Лиззи, подумай о том, что ты хочешь жить. О чем-то, что тебе очень нравится. Успокойся, посчитай до пяти… Ты же умеешь? Вновь по телу бегут мурашки, я незаметно делаю ещё один шаг назад. – Да, умею. – Тогда делай, как я тебе сказала, ладно? Не сдавайся. Я закрываю глаза вместе с ней. Ощущаю, что проваливаюсь куда-то, меня будто несёт сам ветер, обволакивая своими воздушными волнами и ласково подкидывая. Улыбаюсь. И мне неважно, как зовут эту кроху, важнее, что я верю в её жизнь больше, чем в свою. Рядом с ней я кажусь железной, а она – мягкой и лёгкой. Важнее, что так совпали обстоятельства: я оказалась здесь. И в эту секунду я делаю это не ради себя. Мы обе устали от чужой игры. Мы больше не хотим играть. – Вики! От такого громкого крика я открываю глаза, замечая Лиззи в положении полусидя на кровати, но теперь это одна и единственная Лиззи: яркая, улыбчивая, безумно красивая. Живая. Она бегает глазами по комнате, давая мне понять, что я для неё исчезла. Но меня это наоборот радует, и лишь перо всё ещё лежит рядом с её маленькой ладошкой. За моей спиной открывается дверь и я пользуюсь моментом, чтобы выйти, никого не напугав. Женщина в белом халате подлетает к койке, тут же обнимая малышку, а я все ещё слышу отчётливое «ангел» в своей голове. Вот бы всё было так просто. Волочу ноги вниз по ступенькам, решив не пользоваться лифтом, чтобы ни с кем больше не столкнуться. Хватит этих приключений, смерти, которую Люцифер решил оставить на моей совести, переживаний за детей, словно оно мои собственные. Я просто хочу сочувствия. Я тоже потеряла близкого человека, который не брался меня судить и хотел помочь. Я тоже потеряла. Смысл в этом. Солнца на улице всё так же не наблюдается, вокруг здания больницы ходят серые тучи, и, только постояв немного в стороне, задумавшись о происходящем, я заметила, что всё будто снова остановилось, будто снова стало на паузу. Передо мной даже образовался такой желанный водоворот, что был готов унести меня хоть на край света. А мне бы этого так хотелось. Так хотелось, но очутилась я прямиком в кабинете Фенцио. – Наконец-то, – ангел интригующе стучит ручкой по блокноту, врезаясь в меня тем самым взглядом, который никому не сулит ничего хорошего. Я тяжело вздыхаю, устало прикрывая веки, а после расправляя плечи, чтобы казаться более уверенной. Фенцио совершенно никак не реагирует на это, лишь недоброжелательно поджимает губы. – Вики, – выдавливает. – Садись. Я отодвигаю стул, тут же на него плюхаясь, словно я несколько месяцев стояла статуей без возможности изменить положение. Сердце бьется с невероятной скоростью в ожидании какого-то вердикта, замечания. Честно, даже не удивлюсь, если снова выпрут со школы. Было бы неплохо, только на этот раз нет доброго волшебника по имени Винчесто, который бы мне помог, который отстаивал бы рядом со мной мою же чистоту и непорочность. Который бы поверил изначально, ведь в том, что кто-то напился и заигрался моей вины нет. Извинения не приняты. Я нетронута. Мною правит месть. Интересно складывается жизнь. – Люцифер, как я вижу, не с тобой, – Фенцио отвлекает от очередного потока мыслей. Я специально оглядываюсь по сторонам, всматриваясь в каждый уголок. – Как видите, – пожимаю плечами, словно это незначительная мелочь. – Я огорчён… – Его отсутствием? – вскидываю одну бровь, сплетая пальцы в замок. Учитель злится, он буквально не в себе, умело это скрывая под толстым плащом и удачной маской, для которой он всегда находит время, чтобы казаться непоколебимым. Однако на этот раз одна небольшая морщинка под глазом дёргается, он пытается прислушаться к своим же движениям, постукивая колпачком ручки по столу. – Тобой, – так сильно отбивает какой-то ритм, что появляется некое подобие вибрации, которая плывёт под светлым мраморным полом. – Очень и очень огорчён. Сколько ещё раз он это повторит? Я хочу суть, хочу правду, хочу какую-то основную мысль, хочу, чтобы мне объяснили и разложили по полочкам, а не дёргали за ниточки при любой удобной возможности. Может я не человек, как была раньше, но я живая. Я чувствую, и мне больно. – Аппарат… Я резко поднимаю руки, мысленно выкрикивая: «сдаюсь». Нет, правда, я не хочу слышать об этом вновь. Я не хочу нового пролога, который надавит на больное, не хочу грустного эпилога, который заставит сердце сжаться и пропустить несколько сильных ударов. Хватит, просто хватит. – Ближе к сути, – хрипло повторяю свою мысль, совершенно не командуя: это просьба. – Так умело обыграть Люцифера… Немыслимо. Никто никого не обыгрывал. Я просто хотела, чтобы тот несчастный человек выжил, чтобы у него была возможность просыпаться по утрам, ловить лицом солнечные лучи, пить вкусный кофе, любить женщину, которая так часто возвращается домой на той же электричке, что и он, радоваться улыбкам, напиваться до беспамятства, благодарить, узнавать, осязать. Я не хотела кому-то вставлять палки в колеса, убивая. Я не такая. Это не по моей части. – Вот только… – Фенцио продолжает, даже не подразумевая, какая война сейчас творится в моей голове. – Вот только это говорит о демонизме. Это до жути отчётливый признак. – Я хочу стать ангелом. Мы не раз это обсуждали с вами. – Твои условные статы не делают тебя ангелом, а белые крылья не придают святости, Уокер, – он хмурится, будто эта фамилия скрипит на зубах. – В тебе много тьмы. Люцифер прав. Клинок в сердце. Спасибо. – Моя мать сейчас ангел, а отец – человек. Он, знаете, ходит по земле, выполняет обычную работу, по вечерам смотрит телевизор с баночкой газировки, а после заводит несколько будильников, потому что с трудом получается открыть утром глаза. Я выпаливаю на одном дыхании, как будто это что-то изменит, развернёт в противоположную сторону, совершенно не придавая никакого значения тому, что лицо ангела передо мной исказилось от упоминания двух людей: матери и отца. Особенно отца. – Я о другом. – Нет, ангел Фенцио, вы только представьте: Непризнанная, будущий ангел, и человек, но получился демон. Ладно, возможно, тогда моя мама была ещё молодой и зелёной, ничего не знала об этом мире, но её место в Совете – пустой звук? Не значило ли это, что она уже была хотя бы наполовину светлая для того, чтобы просто не гнить под землей? – я резко срываюсь с места, отчего Фенцио, по всей видимости, хочет перекреститься. – Вики, я не осуждаю тебя. Я хочу раскрыть твои способности, даже если ты вдруг окажешься прирожденным демоном. – С чего бы это? – что-то внутри воспламеняется до невозможности. – Или сейчас такое открытие называется «Я очень огорчён»? Учитель набирает больше воздуха в лёгкие, колпачок ручки внезапно отлетает в стену, сразу же рикошетя в противоположную сторону и падая на одну из ступенек, которая вела к небольшому возвышению, где стоял письменный стол ангела. Он сжимает одну руку в кулак, губы превращаются в тонкую линию на бледном лице. И почему-то то, что он должен сказать, убивает меня уже сейчас. – Я не знаю, что делать с тобой, – Фенцио обреченно выдыхает, направляясь к двери. – Ты так веришь в то, что станешь ангелом. – Я уже время от времени ощущаю себя ангелом. В глазах учителя застывает подобие насмешки, он пожимает плечами, поспешно дёргая дверную ручку и заглядывая в коридор, который, на удивление, был совершенно пуст. – Тогда ты поломанный ангел, Вики, – хмыкает и быстро скрывается за широкой дверью. Хорошо, поломанные судьбы бывают, а поломанные ангелы? Либо это проведённая параллель?