Границы счастливых сказок

      – Братик, как ты себя чувствуешь сегодня? – в привычной для нее обеспокоенной манере спросила Коюки, глядя на сидевшего на траве юношу. Он выглядел чем-то сильно озадаченным, смотрел в одну точку, мало обращая внимания на все происходящее вокруг. Временами на него находило подобное состояние: он мог подолгу сидеть на одном месте, невидящим взглядом смотря в никуда. Коюки знала его как никто лучше и прекрасно была знакома со всеми типами поведения брата. Вот только не могла уяснить для себя одного: жалеть Хакуджи, участливо спрашивать его о самочувствии в такие моменты не нужно. Да и вообще не нужно. Парень терпеть не мог видеть сострадание или жалость к своему положению – подобное отношение со стороны близких ему людей угнетало. Потому он ничего не ответил ей на этот вопрос, к тому же мысли его сейчас были обращены совершенно к другому человеку. «Почему? Почему он так повел себя? Ведь ему было плохо – я просто хотел успокоить его. Ведь я тоже могу жалеть, я тоже могу сочувствовать другим! – думал про себя Аказа, вспоминая заплаканное лицо младшего Ренгоку. – Если бы он просто доверился мне, если бы он выслушал… Или это нормально для кого-то вроде меня? Ведь я никогда не смогу жить нормальной жизнью…» От этих мыслей лицо его становилось все мрачнее. Сидевшая рядом девушка виновато опустила взгляд – ее брат был чем-то расстроен, и ей всем сердцем хотелось помочь ему, однако она даже не могла выяснить корень проблемы. Если Хакуджи не хотел о чем-то рассказывать, вытянуть из него все эти переживания было невозможно. А лишний раз волновать его Коюки не хотела. Срывов, которые происходили с ее братом, она боялась как огня – сладить с раздраженным Аказой было практические нереально. Они с Гютаро и Даки всеми силами старались оградить парня от любого стресса, но раздражающих факторов было бесчисленное множество. Любая драка, хорошая встряска, сильные переживания меняли Хакуджи до неузнаваемости. И тогда Коюки в панике бросалась за таблетками. Она была против того, что брата пичкали какими-то лекарствами, но поделать ничего не могла. «Так будет лучше», – говорили ей, и девушка безвольно соглашалась.       – Братик, Канаэ-сан сегодня не пришла на уроки, – решилась перевести тему девушка, робко вглядываясь в напряженное лицо старшего: юноша был точно не здесь, никак не реагировал на ее слова, но Коюки продолжала говорить. – Вот… Она никогда не пропускала школу – мне кажется это странным. Мы должны были встретиться с ней сегодня после уроков, и я теперь не знаю, что делать.       – Чем я это заслужил?.. – еле слышно проронил он, по-прежнему смотря в одну точку. Тело его била крупная дрожь, отчего девушка испуганно прижала руки к груди, начиная вспоминать, остались ли еще таблетки, что давал ей на всякий случай Доума-сенсей. – Что я сделал не так и почему должен расплачиваться? Я хочу жить как все, но все всегда идет наперекосяк! Все близкие смотрят на меня как на умирающего, а человек, которого я люблю, боится даже близко подойти ко мне! Почему именно я, мать вашу?! Как будто мне было недостаточно страданий!       – Братик! Прошу, успокойся! Подожди немного, я сейчас найду!.. – она наспех расстегнула школьную сумку, начиная судорожно рыться в ней, выискивая пузырек с таблетками. Дрожащей рукой высыпав себе на ладонь целую горсть, Коюки протянула их Хакуджи, умоляюще глядя в его глаза. – Пожалуйста, не волнуйся, братик! Выпей их, прошу тебя! Доума-сенсей сказал, что они помогут! Тебе станет легче!       – Мне никогда не станет легче! Пока я живу этой чертовой жизнью, мне не будет легче! Такие, как я, просто никому не нужны! Очнись, Коюки! Только ты и дурак-Кейзо любите меня! – выпалив это на одном дыхании, он горько усмехнулся. – Да и то, любовь ваша больше похожа на жалость…       – Не говори так! Прошу тебя, выпей таблетки! – у сестры в глазах уже стояли слезы, и Хакуджи ненавидел и проклинал себя за то, что опять довел ее. Все снова повторялось – его голова трещала, словно в ней был осиный улей, реальность переставала восприниматься, звуки вокруг словно затихали. Он еще помнил, что Коюки плакала, жалостливо смотря на него, что откуда-то раздавался какой-то громкий шепот, будто кто-то говорил с ним у него в голове. «Опять он… Нет, не хочу, чтобы он приходил…» – отстраненно подумал Аказа, а потом словно провалился в сон.       По светло-голубым стенам медкабинета разливалась охра заката, природа за окном тонула в переливающемся золоте – уже на протяжении нескольких дней стояла солнечная погода. Ученики снова высыпали на улицу, проводя обеденные перекусы в пришкольном саду или на центральной площади. Казалось бы, мрачные события совсем выветрились из их голов, хотя порой все-таки можно было услышать обсуждения прогремевшего несколько дней назад случая.       Стоя возле самой двери кабинета, Сенджуро с тяжелым сердцем наблюдал за тем, каким восторженным взглядом следила за всеми присутствующими здесь людьми Незуко. Словно для нее все происходящее было в новинку, и она никогда не видела раньше ни крикливого Иноске, ни трясущегося Зенитсу, ни высоченного Узуи Тенгена, ни даже возлюбленного своего брата, Ренгоку-сана.       – Я Иноске! Великий Иноске-сама! – привычно во все горло надрывался Хашибира, стоя рядом с девочкой и тыча в нее указательным пальцем. – Ну-ка повтори!       – Иноське! Иноське-сама, – лепетала та ему, обворожительно улыбаясь и подставляя макушку, ожидая, что за правильный ответ ее тут же похвалят. Хашибира только сурово поджимал губы и раздраженно пыхтел, заявляя, что он вовсе не «Иноське», Кёджуро вместо него ласково гладил младшую Камадо по волосам, а измученный, выглядевший совсем болезненно Тандзиро лишь горько улыбался, любящим взглядом смотря на сестру. Жалостливое сердце Сенджуро сжималось от боли при виде этой картины. Жизнь целой семьи, счастье каждого из ее членов оказались разрушены в одно мгновенье с неумолимой жестокостью, и младший Ренгоку даже не боялся представить себе, как бы он выдержал такой внезапный удар. Хватило бы у него смелости жить с этим бременем дальше? Ведь он с трудом примирился даже с болезнью матери, а эта страшная трагедия, произошедшая с семьей Камадо… «Как Тандзиро-сан держится?.. Где взять столько сил, чтобы перебороть внутренний страх, отчаяние, собственное бессилие?..» – думал мальчик, сжимая ткань школьной рубашки на груди. Сенджуро чувствовал, что вот-вот не выдержит: в конце концов, он торопливо открыл дверь и незаметно прошмыгнул в коридор, хватая ртом воздух и пытаясь успокоить себя. Тело опять дрожало, словно в ознобе.       – Сенджуро? – вдруг тихо раздалось позади него, и мальчик испуганно обернулся, тут же встречаясь с ясными глазами Зенитсу. – Все нормально? Ты так громко дрожал, что я испугался за тебя.       – Что?.. – не понял младший.       – Ну, мне показалось, будто ты сильно напуган. Тебя что-то тяготит. Я понимаю, что тебе очень страшно, но ведь у тебя есть старший брат – расскажи ему, если с тобой что-то происходит. Или расскажи кому-нибудь другому… Например, я-я могу выслушать тебя, если ты посчитаешь нужным…       – Все в порядке, Зенитсу-сан. Спасибо, – Ренгоку произнес эти слова спокойно, но Агацума прекрасно слышал, какой тоской и горечью они пропитаны. Сенджуро звучал так, будто добровольно приносил себя в жертву, молчал обо всех своих страхах и сомнениях, боясь побеспокоить окружающих. И Зенитсу впервые встречал такого человека – даже добросердечный Тандзиро слышался ему совсем по-другому. Конечно, безмерная доброта переполняла их обоих, но старший Камадо не звучал с такой жертвенностью, как младший Ренгоку. Измученная улыбка мальчика заставила сердце Зенитсу сжаться от жалости.       – Послушай, нельзя совсем забывать о себе самом! – вдруг горячо выпалил блондин, крепко зажмурившись, отчего его собеседник лишь удивленно захлопал длинными ресницами. – Я всегда думал, что «мне хватит и этого», и терпел все происходящее! Думал, что менять что-то нет никакого смысла, что желать большего мне нельзя... До тех пор, пока Узуи-сан не показал, что все может быть иначе. Я не считал, что заслуживаю любви такого человека, не считал, что могу быть любимым кем-то. Я боялся всего на свете! Но теперь, когда Узуи-сан рядом со мной, я чувствую себя совсем по-другому – словно у меня появилась невидимая защита. И что еще важнее – покой. Этот покой на душе – лучшее, о чем можно мечтать! Когда ты любишь, когда ты знаешь, что любим… Когда рядом с тобой человек, который понимает тебя лучше кого бы то ни было. Сенджуро, если не взбунтоваться вовремя и не озвучить вслух громко свое желание, никогда ничего не получится! Счастье других это важно, но ты должен сделать шаг и навстречу своему счастью тоже.       – Я… я не зна… – начал было он, но дверь кабинета неожиданно открылась, и в коридор к ним вышли остальные: очевидно, Амане-сан посчитала, что Незуко был необходим отдых. Кёджуро крепко сжимал руку измученного Тандзиро, не спуская с него обеспокоенного взгляда, готовый в любой момент придержать его, если у мальчика вдруг ослабнут ноги.       – У тебя все хорошо? – мягко спросил подошедший к разговаривающим мальчикам Тенген, приобняв смутившегося Зенитсу за плечи. И в этом невинном жесте было столько любви и заботы, что глядевший на них Сенджуро даже дыхание затаил. Если когда-нибудь кто-либо посмотрел бы на него с такой же нежностью во взгляде, с которой Узуи-сан смотрел на Зенитсу, младший Ренгоку был бы самым счастливым человеком на земле. Простой взгляд, практически невесомые объятия – какой бы эффект это оказало, сколько сил бы придало ему. И не было бы страхов и неопределенности: он снова смог бы отдавать всего себя, чтобы помочь другим. Если бы только такой человек появился в его жизни…       И тут у младшего Ренгоку словно вдруг сердце догадливо екнуло в груди – перед глазами будто наяву предстал мрамор неработающего фонтана, на котором в первую их встречу сидел избитый и промокший до нитки Аказа. «Я не желаю тебе зла», – вспомнилось ему. Тогда он даже сам не понял, почему вдруг так позорно убежал от этого человека – в тот момент страх съедал его, а голова совсем отказывалась соображать. Но теперь все было по-другому. Мальчик прижал дрожащие руки к груди, чувствуя, как отчаянная решимость наполняет его изнутри. Аказа Хакуджи. Это был его человек, он был совсем рядом – Сенджуро знал его в лицо, знал его имя. «Почему же я до сих пор так трясусь? Почему не могу подойти к нему? Чего я жду? – думал про себя младшеклассник, хмуря нежные черты лица. – Зенитсу-сан прав: ничего не получится, если сидеть, сложа руки! Я должен сам сказать ему о своих чувствах! Я сделаю это!»       – Спасибо, Зенитсу-сан, Узуи-сан! – под недоуменные взгляды пары мальчик поочередно поклонился каждому из них, а затем резко сорвался с места, позабыв даже попрощаться с остальными. Мысли его уже были совсем о другом. Он не знал, где ему отыскать старшеклассника, но куда-то бежал со всех ног, словно какое-то шестое чувство вело его. И Сенджуро доверился этому чувству.       Вечернее солнце уже давно закатилось за горизонт, темнота начинала расползаться по корпусам школы. Свет из высоких окон полосовал тени, лежащие в коридорах. Младший Ренгоку всегда был прилежным учеником, никогда не позволял себе нарушать школьную дисциплину, всегда возвращался в комнату самое позднее за час до отбоя, но сегодняшний день стал дня него исключением – он несся по длинным коридорам, чуть не падая на поворотах. Странная безрассудная решимость гнала его вперед. Попытаться громко сказать вслух о том, чего ты хочешь на самом деле – вот, о чем думал Сенджуро в этот момент. Простая истина, ему до сего момента почему-то недоступная. «Я скажу ему! Обещаю, что сегодня точно скажу ему обо всем! Нельзя отступать! Я же Ренгоку!» – мысленно настраивал себя мальчик и не сомневался в своих силах ни минуты.       Когда где-то впереди, рядом с выходом на лестницу, ведущую в холл главного корпуса, в темноте он завидел чей-то силуэт, то несказанно обрадовался – Ренгоку знал наверняка: это тот, кого он искал. И иначе быть просто не могло, Сенджуро чувствовал его присутствие всем своим нутром и надеялся на него, как на последнее спасение.       – Хакуджи-сан! Пожалуйста, подождите! – изо всех сил крикнул мальчик, чувствуя, как от продолжительного бега бок его съедает колющей болью – все-таки хорошей физической формой, как, например, его брат, младший Ренгоку никогда не отличался. Однако старшеклассник на его просьбу все же остановился, медленно, словно бы с подозрением обернувшись через плечо. У Сенджуро словно гора с плеч осыпалась: его действительно собирались выслушать. Добежав до лестничного проема, где стоял Аказа, мальчик, тяжело дыша, но с радостной улыбкой на губах, согнулся пополам, пытаясь восстановить дыхание. – Ха…Хакуджи-сан… Вы меня знаете: мы виделись с вами несколько раз!       – И что с того? – с безразличием в голосе проронил его собеседник, и младший, вздрогнув от этого, поднял голову, непонимающе посмотрев на юношу. Чем дольше Сенджуро глядел на него, тем больше его глаза привыкали к полумраку, в котором они оба находились. Тем лучше он видел, что взгляд старшеклассника был почти что ощутимо колючим. Решив, что ему просто кажется, мальчик поборол нарастающую дрожь в руках и коленях и продолжил говорить.       – Возможно, вы помните: когда мы встретились с вами в первый раз, вы тогда еще были… весь в крови… и я заговорил с вами, – как точнее описать их первую встречу, Сенджуро просто не знал. В этот момент он подумал о том, что Аказа вообще не обязан помнить их первую встречу так хорошо, как это запомнил он сам. Но тем не менее он продолжал надеяться на лучшее. – Быть может, я ошибаюсь, но… Нет, я не ошибаюсь: я уверен в тех чувствах, которые испытываю к вам! С тех самых пор я не могу перестать думать о вас! Вы так сильно нравитесь мне… Пожалуйста, давайте будем вместе! – на этой фразе он, крепко зажмурившись, склонился в уважительном поклоне, ожидая ответа. Между ними воцарилась тишина. Сердце младшего Ренгоку отсчитывало секунды быстрее, чем нужно. Он настолько зарылся в свои переживания, что когда со стороны собеседника послышалось какое-то движение, мальчик инстинктивно отступил назад, а потом боязливо приподнял голову. И сердце его провалилось в груди. Хакуджи уже стоял к нему лицом, а его словно сделанные из голубого льда глаза смотрели на младшеклассника сверху вниз с открытой враждебностью.       – Меня тошнит от таких, как ты, – с презрением выплюнул он, кривя тонике губы в усмешке, – слабак, каких еще поискать. Быть с кем-то вроде тебя – ты смеешься надо мной, мелюзга?       – Я-я…       – Вы все противны мне. Каждого из вас – я ненавижу каждого из вас. Поэтому если ты сейчас не уберешься прочь, я разобью тебе твое хорошенькое личико. Ты понял меня, чертов Ренгоку?       Ноги уже не держали перепуганного Сенджуро: он зажал себе рот рукой, ошарашенным взглядом смотря в жестокие глаза напротив. Родство их душ, которое он чувствовал все это время, все то непонятное, из-за чего его так тянуло к этому старшекласснику, будто в один миг исчезло. «Почему?.. – спрашивал самого себя мальчик, испуганно пятясь назад. – Почему так? Ведь он говорил, что не желает мне зла… Чем я успел обидеть его? Я не понимаю…»       Аказа остался далеко позади – младший снова убегал от него прочь, даже не оглядываясь назад. Если их последняя встреча вышла достаточно неоднозначной и Сенджуро винил себя в том, что тогда пошел на поводу у эмоций и даже не выслушал своего собеседника, то сейчас он четко осознавал: ядовитая ненависть и обида этого человека на весь мир не миновала и его. Где-то в глубине души он понимал, что, возможно, такому поведению имелось оправдание – ведь человек не мог быть таким озлобленным без причины. Но сейчас оправдывать кого-то просто не было сил. Слезы градом катились по его лицу. Его друзья, его семья – рядом не было никого, кто мог дать ему напутствие, хоть как-то приободрить. К кому он должен был пойти, чтобы его душа вздохнула с облегчением и переживания отпустили ее? Почему именно тогда, когда он наконец-то решился открыть свое сердце любимому человеку, все опять покатилось по наклонной?..       «Бестолочь! Позор семьи Ренгоку!» – прогремел в голове суровый голос его отца. В глазах на мгновенье помутнело, и на бегу он вдруг неуклюже шлепнулся на пол, ткнувшись носом в узорчатую плитку. Содрогаясь в рыданиях, Сенджуро так и лежал посреди коридора, подтянув к себе ушибленные колени, с каждой секундой убеждаясь в собственной никчемности. Возможно, ненависть отца действительно была заслуженной: он, второй ребенок семьи Ренгоку, сын легендарного охотника на демонов, валялся на полу, позорно утирая слезы. Если бы Шинджуро увидел его сейчас, то абсолютно точно отрекся бы, не желая иметь ничего общего с таким жалким созданием. «Слабак, каких еще поискать», – преследовал его голос Хакуджи. И снова в точку. Действительно, слабак.       Он продолжал плакать до тех пор, пока его слуха не достигли чьи-то тихие шаги. Они раздавались в тишине коридора, и мальчик поднял опухшее, заплаканное лицо, приподнявшись с пола – предстать перед кем бы то ни было в подобном положении было неимоверным стыдом. Шаги приближались. Сенджуро затих, вглядываясь в конец коридора. И каково же было его удивление, когда там внезапно показался его друг: Муичиро даже не повернул головы в его сторону, пройдя мимо и скрывшись за вторым поворотом. Не понимая, что в такой час могло понадобиться его другу в главном корпусе школы, Ренгоку быстро вытер слезы и поднялся на ноги, поспешно направившись следом.       Муичиро поднимался по лестнице пролет за пролетом, и Сенджуро не отставал от него ни на шаг, иногда останавливаясь, чтобы прислушаться: заметил ли друг его присутствие? Но Токито словно пребывал не в этой реальности: как заведенная кукла он шел дальше, не оборачиваясь назад, не замечая, что у него появился невольный соглядатай. На пути им не попалась ни одна живая душа – словно бы здание вымерло к наступлению темноты. Сенджуро подумывал было окликнуть друга, спросить, что он делает здесь в такое время, но сделать это почему-то не решился и продолжил наблюдать за ним, неслышно поднимаясь по ступеням лестниц.       Когда хлопнула дверь, ведущая на крышу, Ренгоку занервничал, однако даже тогда не повернул обратно. На открытом пространстве крыши выдать свое присутствие ему все-таки пришлось бы, но с растущим внутри беспокойством мальчик уже переставал видеть в скрытности нужду. Сердце загнанной в угол птицей колыхалось в его груди, и это странное предчувствие было смутно знакомо ему.       Темная синева неба и порыв свежего ветра встретили его, едва он успел открыть дверь. Кроны деревьев, крыши зданий других школьных корпусов и далекий город предстали перед ним. От этого вида вокруг кружилась голова и подкашивались ноги, мальчик боролся с желанием присесть на бетон крыши – осознание того, что он находится так высоко над землей, наводило на него панический ужас. Но когда взгляд его зацепился за худую фигуру друга, одиноко стоявшего за стальными прутьями ограды крыши, Сенджуро на мгновенье показалось, что зрение сыграло с ним злую шутку. Он во все глаза смотрел в спину Токито и не мог вспомнить, как нужно правильно дышать – крик застыл у него в горле. На ослабевших ногах младшеклассник поспешно кинулся вперед, к краю крыши.       – Муичиро-кун! Это я! Посмотри, пожалуйста! – сбивчиво затараторил он, осторожно сокращая расстояние между ними. Мысли сталкивались друг с другом в его голове, но одно он осознавал точно: отвлечь, заболтать, не дать сделать этот роковой шаг. Бесстрастный взгляд был медленно переведен на него, но Токито не дернулся с места, оставшись стоять на самом краю. И Ренгоку не рискнул подойти ближе, остановившись в паре метров от него и крепко вцепившись руками в стальные поручни. – М-Муичиро-кун, пожалуйста, послушай меня! Временами нам очень тяжело, временами кажется, что терпеть больше нет сил – да, такое не редкость, но н-не нужно рубить с плеча! Мы твои друзья, Муичиро-кун! Мы поддержим тебя, т-ты же прекрасно это знаешь! Даже Незуко-тян! Вспомни: мы нужны ей сейчас!       – Если бы ты потерял человека, которого любишь, – тихо произнес Токито, и Сенджуро вздрогнул – его голос не выражал никаких эмоций, – ты бы, наверное, понял это чувство. Как дыра в груди – словно ты умер. И теперь нет никакой разницы, что произойдет.       – Муичиро-кун! Стой, пожалуйста! Д-давай поговорим еще немного! – младший Ренгоку перекинул ногу через ограждение, тоже выбираясь на открытый край: страх за близкого друга перебивал всю его боязнь высоты. Сенджуро уже казалось, что он попросту не владеет собственным телом: его била такая дрожь, что это было хорошо видно даже на расстоянии. Но Токито особо не присматривался. Вспотевшие ладошки Ренгоку так крепко сжали стальные балки, что костяшки побелели, а от одного взгляд вниз, на ровные газоны, поребрики и каменную плитку у него душа уходила в пятки. Однако отступать было поздно, и Сенджуро, стараясь не опускать взгляд, продолжил увещевать друга, маленькими шажками приближаясь к нему. – М-Муичиро-кун, как бы больно тебе не было!.. Юичиро-сан не хотел бы для тебя такой участи! Пожалуйста, продолжи любить его! Продолжи жить, Муичиро-кун!       – Мне хотелось бы, чтобы ты никогда не понял мою боль… Хотя, пожалуй, это уже не важно. Ничто не важно.       – Нет, Муичиро-кун! Остановись! – в то мгновенье, когда его друг сделал шаг, младший сын семьи Ренгоку, отпустив поручень, бросился к нему, намереваясь схватить за руку. Ткань школьной рубашки ускользнула от него. Все произошло так стремительно, что мальчик даже не успел ничего сообразить: Токито безвольно рухнул вниз, молниеносно промелькнула чья-то огромная черная тень, раздался громкий звон бьющегося стекла, а Сенджуро, потеряв равновесие, по инерции соскользнул с края крыши. У мальчика похолодело нутро и скрутило живот от ужаса. Коротенькие ногти полоснули металлический поручень, пальцы инстинктивно крепко сжались, следом за этим тело больно ударилось об бетон. Глаза его широко распахнулись: Ренгоку потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и осознать, что произошло и почему он до сих пор жив. Потеряв опору, мальчик умудрился схватиться за стальные прутья ограды, повиснув в воздухе вместо того, чтобы сорваться с крыши. Сердце в его груди словно увеличилось в размерах и забилось как сумасшедшее. Сенджуро, перехватившись руками понадежнее, ошарашено огляделся вокруг, взглядом выискивая что-нибудь, что помогло бы ему взобраться обратно на крышу. Ничего подходящего поблизости не было видно, а нетренированные руки с каждой секундой немели – его слабые мышцы не могли больше держать вес собственного тела.       – Нет… – задохнувшись всхлипом, испуганно пискнул мальчик, понимая, что пальцы невольно расцепляются, соскальзывая со стальных поручней. Лица близких, друзей, знакомых разом припомнились ему в одно мгновенье, а из глаз от страха потекли слезы. Не имея понятия, на что ему еще стоит надеяться, Сенджуро отчаянно воззвал неизвестно, к кому. – Помогите! Кто-нибудь, умоляю!       И прежде, чем его пальцы окончательно ослабли, разжавшись, чьи-то цепкие руки крепко ухватили его, не позволив упасть. Ошарашенными, полными ужаса глазами мальчик смотрел на изящную руку с блестящими ногтями, удерживающую его. Откуда-то с крыши послышались чьи-то слезные причитания, которые резко оборвал другой голос.       – Не суйся под руку! Я держу его! Держу! – первое, что бросилась в глаза Сенджуро, когда он поднял голову, были вьющиеся серебристые локоны, змеями свисающие с крыши. Уже потом, отойдя от шока, он сфокусировал взгляд на красивом лице с яркими малиновыми губами. Какая-то старшеклассница, сжимая от усилия зубы, тащила его наверх, крепко-накрепко вцепившись ему в руку. – А ну давай сюда! Я тебе не дам вот так запросто самоубиться, мелкий! У тебя жизнь только начинается, придурок! Ею нельзя так играться! Тц! Ладно, Юки-тян! Помоги вытащить его!       Вторая пара рук незамедлительно схватила его куда-то повыше локтя, начиная тащить вверх, и Сенджуро с облегчением почувствовал, как его постепенно поднимают обратно на крышу. Ощутив грудью бетон, он сразу же разлегся на твёрдой поверхности всем телом, чтобы гарантировать себе опору, после чего судорожно выдохнул, громко всхлипнув. Руки, тянувшие его, по-прежнему не отпускали: вжавшись в металлическое ограждение, буквально влепившись лицами в его прутья, на младшего Ренгоку смотрели две старшеклассницы, в одной из которых он тут же признал Коюки Аказу. С минуту просто смотря на них, мальчик вдруг спохватился и не без чужой помощи перебрался через ограду, тут же обессилено падая на колени.       – Сенджуро-кун! – воскликнула Коюки, испуганно уставившись на него.       – Так! Что бы с тобой не произошло – это не стоит того, чтобы сводить счеты с жизнью, понял меня? – нервно, но с нравоучительной интонацией заговорила вторая девушка с длинной серебристой гривой.       – Но это не я! Мой друг! Мой друг сбросился с крыши! Я хотел спасти его! Я не смог! Он спрыгнул! Он!.. – едва услышав его слова, девушка бросилась к ограждению, перегнувшись через него и глянув вниз. Сенджуро и Коюки продолжали испуганно смотреть ей вслед.       – Спрыгнул? Но там же никого нет! Эй, с тобой все нормально?       – Я говорю правду! Мой друг, Муичиро Токито! Он только что был здесь!       – Даки-сан, я ему верю! – вступилась за него младшая сестра Аказы, взяв руки мальчика в свои ладони. Она дрожала от страха не меньше самого Ренгоку, но рядом с ней младшеклассник почему-то чувствовал какое-то спокойствие. Словно бы она была частью его семьи. Вторая девушка, Даки, озадаченно почесала затылок, но сдалась и не стала настаивать на своем.       – Хорошо, допустим, сбросился. Тогда где он? Что, встал и ушел?       – Я н-не знаю… Там что-то было – я испугался, и нога соскользнула. Точно это было какое-то существо, живое… – старшеклассницы притихли, глядя на него, но опровергать его слова не спешили. Даки настороженно огляделась по сторонам, словно ждала, что из неоткуда вдруг появится это нечто, о котором рассказывал мальчик. – Оно с-спасло Муичиро?.. Где он?       – Вот уж, чего не знаю! Хватит разводить нюни! Тела нет, значит, он жив! – раздраженно отозвалась Даки, игнорируя умоляющий взгляд своей подруги. Сенджуро виновато опустил глаза в пол, но с души после слов девушки словно упал тяжеленный камень: получалось, что предотвратить трагедию все-таки удалось, и Муичиро-кун остался жив. – Черт, я думала, ты собрался прыгать!       – Н-нет, я ничего такого не хотел. А… как вы оказались здесь? Вы ведь спасли мне жизнь – спасибо...       – Тебе повезло: мы здесь оказались совершенно случайно, свои дела, – отмахнулась девушка, после чего обратилась к подруге. – Юки-тян, я пойду вперед. Не задерживайся с ним.       – Да, я быстро, Даки-сан! – на это Даки коротко кивнула ей и, махнув серебристой копной, поспешила ретироваться с крыши, оставив их наедине. Какое-то время между ними сохранялось напряженное молчание: очевидно, Коюки о чем-то хотела заговорить, но никак не могла подобрать подходящих слов. Младший Ренгоку же, вспомнив, чем закончился его последний разговор со старшим братом девушки, стыдливо не поднимал головы. Наконец с ее стороны послышался робкий вздох. – Сенджуро-кун… По поводу моего брата, Хакуджи… Пожалуйста, попробуй пообщаться с ним, ведь он не плохой! Я уверена, вы с ним сможете поладить!       – Извините, Коюки-сан, но это невозможно… – еле слышно возразил ей мальчик, тяжело вздохнув, и она затихла, прижав руки груди. – Ваш брат не плохой человек, но я не думаю, что он захочет общаться с таким, как я.       – Нет-нет, Сенджуро-кун! Он хочет! Он очень хочет!       – Коюки-сан, пожалуйста, не надо. Я говорил с ним сегодня. И он… – насмешливое выражение лица Аказы словно вновь возникло перед его глазами. Нет, терпеть ненависть и оскорбления от любимого человека было выше скромных сил младшего Ренгоку. Вспоминать этот разговор не хотелось. Зажмурившись, он на одном дыхании быстро проговорил, – он сказал, что ненавидит меня! Коюки-сан, как после этого я смогу подойти к нему? Это невозможно! Он презирает меня!       – Это не так! – горячо воскликнула старшеклассница, но мальчик лишь помотал головой, не соглашаясь с ее словами.       – Это так, Коюки-сан. Вы можете сами спросить у него об этом.       – Нет, Сенджуро! Ты не знаешь, что происходит с Хакуджи! Он!.. – на какое-то время тишина восстановилась между ними. Младший Ренгоку поднял на нее полные удивления глаза, ожидая, что она пояснит сказанное, но девушка замялась. Она долго молчала, нервно перебирала пальцами, словно решала про себя какую-то невероятно сложную дилемму. И все-таки отважилась на разговор. – Он болен, Сенджуро. Я не знаю, когда это началось, ведь мы с ним не родные. Мой отец спас его, когда Хакуджи пытался покончить с собой. Братик мало рассказывал о своем прошлом, но одно я поняла точно: он видел много ужасных вещей. Отец Хакуджи повесился у него на глазах, поэтому тогда он решился на… в общем… это... Папа усыновил его, но на этом все не закончилось. Он сделал еще несколько неудачных попыток убить себя. Каждый раз папа спасал его и потом долго говорил с ним. М-мне было так страшно… Я так хотела помочь ему, но не знала, что могу сделать… Я вставала ночью под д-двери его комнаты, чтобы в случае ч-чего… ч-чтобы… – дыхание ее сбилось, и из горла вырвались судорожные всхлипы. У младшего Ренгоку от ее рассказа сердце обливалось кровью, и он сам сдерживался из последних сил, чтобы не заплакать, глядя на ее реакцию – вот, где были настоящие безвыходность, отчаяние и страх. Его проблемы и то состояние, в котором он находился в последние несколько дней, даже рядом не стояли с тем, что пережила эта девушка. – А п-потом мы стали замечать его странное поведение. Он то был с-спокойным, то становился грубым, то вдруг начинал вести себя так неоднозначно: смеялся, говорил обидные и жестокие вещи… Папа начал подозревать, что с ним происходит что-то такое, чего мы не замечаем, и отвел его к частному специалисту. И все опасения подтвердились. Расстройство множественной личности – такой диагноз ему поставили. Я знаю двух Хакуджи. Тот второй появляется в момент сильных переживаний или волнений, и братик ничего не помнит после этого. Поэтому он не знал, что наговорил тебе, Сенджуро… Прости его, пожалуйста. Он, правда, не со зла сказал тебе все это…       – Н-нет, я ни в коем случае не обижаюсь на него! – поспешил заверить ее мальчик, нервно замахав руками. – Я совсем ничего не знал… Мне так жаль! Я-я должен извиниться перед Хакуджи-саном: ведь он тогда хотел что-то сказать мне, а я убежал… Повести себя настолько глупо – боже, мне так стыдно!       – Нет-нет! Не вини себя, пожалуйста! Все хорошо!       – Коюки-сан, я должен сказать ему это еще раз! Ведь, получается, он до сих пор не знает о моих чувствах! – Сенджуро решительно поднялся на ноги, оглядевшись вокруг, словно выискивал здесь старшеклассника взглядом. Небывалая уверенность переполняла его – ему казалось, что теперь, когда он знает причину такого поведения Аказы, понять его и найти с ним общий язык станет гораздо проще. – Я ни за что не отступлюсь, что бы он мне не говорил! Я буду всеми силами помогать ему! Я сделаю все, чтобы он жил нормальной жизнью! Чтобы он чувствовал себя любимым!       – Сенджуро-кун… – излучающие святую доброту глаза Коюки от таких проникновенных слов заслезились – эти слова предназначались ее несчастному, настрадавшемуся брату, и сердце ее таяло. Младший Ренгоку виделся ей прекрасным человеком, и она в эту минуту благодарила всех известных богов за то, что Хакуджи повстречал его, – спасибо тебе.       – П-пожалуйста, не благодарите меня за это – мне так неловко. Коюки-сан, вы не могли бы отвести меня к нему? Я-я просто даже не знаю, где его найти и…       – Конечно, могу! Но Даки-сан уже, должно быть, заждалась меня… – девушка поднялась на ноги, но тут же как-то виновато опустила голову. – Мы с ней пытаемся разузнать кое-что по поводу исчезновения нашей одноклассницы, Кочо Канаэ-сан. Она пропала совсем недавно: ее вещи остались в комнате, и мы не знаем, уехала она или нет.       – Канаэ-сан? Она подруга моего старшего брата! Что с ней могло произойти?       – Мы не знаем. Но у Даки-сан появилась одна версия. Просто в последнее время Канаэ-сан… – Коюки на мгновенье замялась, отведя нерешительный взгляд в сторону, а потом заговорила вновь. – Мы все ходили в кружок по химии: Доума-сенсей организовал его, чтобы мы могли изучать предмет более углубленно. Мы проводили там много интересных исследований, Доума-сенсей разрешал использовать сложное оборудование для различных опытов. Но однажды мы нашли в лаборатории нашего клуба странное существо: это была какая-то черная субстанция, меняющая форму, даже имеющая глаза. Оно пряталось в углу. Наверное, в это трудно поверить, но это существо действительно было живым. Нам показалось это любопытным, и мы поймали его в колбу, чтобы на следующий день исследовать. Однако это существо не дожило: на следующий день в банке была лишь черная слизь, не подающая никаких признаков жизни. Я не придала этому значения – на тот момент у Хакуджи ухудшилось его самочувствие, и мне было не до опытов. А вот Канаэ-сан все говорила про это странное существо. Она стала задерживаться в лаборатории, постоянно проводила какие-то опыты, анализы, что-то исследовала. И несколько дней назад она вдруг спросила меня: «С твоим братом что-то не так? Не волнуйся, ты можешь рассказать мне об этом». Я испугалась, потому что никто не должен знать о том, что у Хакуджи раздвоение личности, и сказала, что у него все хорошо. Но Канаэ-сан, по-видимому, не поверила мне. Она все выспрашивала, какие препараты принимает Хакуджи и кто выписывает их ему, настаивала, чтобы я дала ей провести анализ состава, а я говорила ей, что она ошиблась и братик здоров. А теперь, когда Канаэ-сан пропала, мне стало не по себе… Ведь, если подумать, мы так и не исследовали то странное существо: возможно, оно представляло какую-то угрозу. Поэтому Даки-сан предложила пробраться в лабораторию, когда там никого не будет – быть может, нам удастся что-нибудь об этом разузнать.       – Н-но почему в-вы идете туда так поздно совсем одни? Это же опасно! Ведь существуют де!.. – взволнованный ее рассказом Сенджуро вдруг осекся и замолчал: не будучи уверенным в том, что Коюки знает о существовании демонов, говорить о них так опрометчиво не стоило. Но на его восклицание старшеклассница лишь неопределенно пожала плечами и смущенно улыбнулась.       – Даки-сан очень сильная. Даже без партнера она может делать удивительные вещи, поэтому мне не так страшно. К тому же мы ведь не собираемся делать ничего плохого, – но в этот же момент неожиданно раздалась громкая трель мобильного, отчего Ренгоку испуганно вздрогнул. Девушка оперативно вытащила телефон из кармана своей вязаной кофточки и конфузливо разулыбалась. – Ааа… Кажется Даки-сан сейчас отчитает меня – я заставила ее ждать слишком долго… – и, быстро ответив на вызов, старшеклассница приложила мобильный к уху. – Даки-сан! Я, правда, уже иду!       Но слова из динамика вдруг зазвучали так громко, что даже стоявший рядом Сенджуро услышал их: голос девушки на том конце провода был до крайности встревоженным – она буквально кричала в трубку, да так, что Коюки пришлось даже отодвинуть от себя телефон.       – Юки-тян! Он кормит твоего брата какой-то отравой: это вовсе не лекарство! Это какое-то биологическое сырье, подкормка – я не знаю, что! Существо, которые мы нашли тогда – их здесь целая куча в пробирках! Он выращивает их, как овощи! Это отвратительное зрелище! Юки-тян, скорее, расскажи об этом директору или еще кому-нибудь! Это опасно! Юки-тян, ты поняла меня?!       – Даки-сан! Ты все еще в лабора…       – Быстрее, дура! – она вдруг испуганно вскрикнула в трубку, после чего послышался какое-то шуршание и стук – как будто девушка выронила телефон из рук и он ударился об пол. – Нет! Юки-тян, это он! Он зде!..       – Даки-сан! Даки-сан, что с тобой?! – пискнула сестра Аказы, крепко сжимая побелевшими пальцами телефон. Но из динамика вдруг донесся пронзительный крик старшеклассницы, послышался какой-то странный шум, после чего Даки отключилась. Такая резкая оглушительная тишина заложила им обоим уши. Побледневшая Коюки, ошарашено глядящая в экран телефона, на какое-то время попросту застыла, словно живое изваяние, не зная, что следует предпринять. До ужаса напуганный криком девушки Сенджуро стоял ни жив ни мертв. – Д-Даки-сан… – растерянно выговорила Коюки, а потом вдруг внезапно бросилась к выходу с крыши. – Даки-сан!       И младший Ренгоку, не раздумывая ни секунды, кинулся следом за ней.