и утро я к голому дереву хотел прикоснуться своей пятерней хотел задеть тебя гангстер фарфоровый лоб куколки беленькой так целовал ее рот на что надеялся?
Баня оказалась гораздо тяжелее, чем ее представлял Сережа. Пот и вода текли по телу, капало с бровей и ресниц. Поначалу казалось, что стоит невыносимая духота, но как только Игорь начал поливать на камни воды, все представления о высокой температуре, которые были у Разумовского до этого момента, оказались наивными фантазиями. Игорь сидел, откинувшись на деревянную ступеньку. Тонкая простыня, накинутая на пояс, промокла, липла к бедрам, грудь блестела от льющейся влаги, и Сережа почувствовал себя так смущенно, что был рад высокой температуре — наверняка, стыдливые пятна расползлись бы по щекам и шее. Гром, прикрыв глаза, глубоко дышал, пахло листвой, лесом, деревом. Но Сережа не мог разделить этой умиротворенности. Обстановка была странной, от жары немного плыло в глазах, узкое пространство наедине с голым Игорем Громом и отсутствующим Олегом Волковым создавало ложное ощущение особой интимности. Разумовский старательно рассматривал веники, стоящие в бочке, но взгляд непроизвольно соскальзывал вправо — на Игоря. Он приоткрыл красивые изогнутые губы, и те теперь тоже слегка блестели. Когда он облизнулся, видимо, от одолевшей жажды, Сережа отвернулся за мгновение до того, как Гром открыл глаза и поднялся. — Сереж, подери меня, а? — поймав рассеянный взгляд, Игорь добавил, кивнув на связки веток, — ну, березкой? — Я не умею, — Сережа, конечно, понимал, о чем речь, но перевозбужденный атмосферой, фантазиями и температурой мозг с непривычки все еще подкидывал самые нелепые интерпретации их диалога. — Да че там уметь, — Игорь подошел к ведрам, доставая веник, простынь, слабо запахнутая на бедре, норовила вот-вот соскользнуть. Сережа понимает, что пропустил все объяснение, пялясь на мокрую грудь и перекатывающиеся мышцы предплечий. — Понял? — Да… Это было…странно. В тишине раздавались только хлесткие звуки ударов и шипение камней. Когда Игорь то ли застонал, то ли замурлыкал, Сережа замер над его спиной. — Нууу… — прозвучало так жалобно и разочарованно, что растерянность Разумовского начала сменяться приходящим ощущением врученной власти. — Что? — Сережа заулыбался, нагибаясь к сырому лицу. Игорь лежал, закрыв глаза. — Давай еще! — Так не пойдет, что за бесплатные услуги банщика? — Когда Разумовский говорил, держа тон между заигрыванием и шуткой, это все еще казалось забавной идеей, слегка щекочущей в желудке. Игорь вдруг резко перевернулся на спину, закидывая руки за голову, белая ткань сбилась, обнажая темную дорожку волос. — Охуел? — улыбаясь, спросил Гром. Разумовский теперь выглядел не таким уверенным и окончательно сырым, рыжие пряди липли ко лбу, несколько выпавших из хвоста — к шее и плечам. — Я тебя щас высеку, такого неблагодарного гостя. Во взгляде Сережа на мгновение ловит вызов, граничащий с обещанием. И отвечает раньше, чем думает. — Ну, попробуй. Когда Игорь Гром хлещет жесткими ветками и мягкими лижущими листами по спине и ногам, по всему телу пробегают странные горячие мурашки, Сережа боится делать вдох ртом, чтобы не подать жалобный писк или стон от пронизывающего удовольствия. Так вот, что такое…баня. После нескольких особенно удачных ударов, Игорь останавливается. — Нормально? Давай по груди немного? В предбаннике Сережа чувствует себя слишком расслабленно и влюбленно. Игорь наставленчески объясняет — сидим полчаса, даем мышцам время, сейчас «пойдет процесс». Накинув на плечи легкий халат, Сережа падает головой на небольшой деревянный стол. И внимательно смотрит, как Гром наконец-то наливает воду. Жажда одолевает еще сильнее, чем было внутри. — Дай ногу. — Чего? — Давай сюда, — Игорь хлопает под столиком себя по коленям, сидя напротив. Сережа недоверчиво протягивает ногу и кладет на голое бедро. В халате Игорю «жарко». Когда сильные руки заскользили по ступне и икре, Сережа почувствовал как передернуло дыхание, словно схватили за что-то в груди, сжав сердце. Неловко столкнувшись взглядами, они погрузились в молчание. На «том самом» чердаке месяц назад было что-то странное — они соприкоснулись ртами, теряя дым. Все казалось забавным, пока Игорь не зацепил своими губами сережины по-настоящему, быстро мазнув языком. Внутри все замерло, Сережа отпрянул, почувствовал взгляд Олега, прожигающий до самых внутренностей. Игорь заулыбался — мол, смотри, напугал тебя, выиграл, будешь знать, как блефовать. На улице Олег молчал. Сережа пытался подобраться к пальцам, укутавшимся в карман своими — приласкать, сплестись, извиниться как будто… Волков посмотрел темным, внимательным взглядом, выискивая в Разумовском свое. А потом быстро огляделся — в темной арке стояла осенняя будничная ночная тишина, и прижался к сережиным губам своими. Восторг и страх прокатились от желудка к горлу, горячий язык облизывал сухие губы. Сережа неловко подался вперед, ощутив, как скрипнули столкнувшиеся зубы. Какой Олег…вкусный, боже. От понимания, что еще несколько минут назад рядом с ними шел Игорь, а час назад он точно также коснулся его языком, все ощущения обострились до предела. Как это было возбуждающе, горячо, ненормально. Слюна смешивалась. Олег немного горчит на корне языка, царапает зажившими ранками. Пройтись языком по горячему небу, острым клыкам, оказаться вот так внутри…блять. Сережа ждал этого всю свою жизнь. Олег резко оторвался, тяжело дыша. В голову снова било, хотя водка уже отпускала. Сережа стоял на холоде с блестящими от слабого света двора губами, выпуская горячий пар. Олег произнес то, что ощущалось в воздухе, возбуждении, во взглядах. — Мы оба думали сейчас не только друг о друге, да? Уже в коридоре детдома, схватив Олега за футболку прямо перед дверью в общую спальню, Сережа прижался раскрытыми губами к уголку его рта, лизнул. Это стало тайной, которой было рано делиться. Поэтому, когда Игорь Гром так старательно разминал мышцы в его ногах, Сережа чувствовал стыд, желание и неловкость. Ничего как будто не происходило — просто спортивный массаж после бани — это полезно, как бубнил себе под нос Игорь, не поднимая взгляд, но на самом деле происходила просьба, как бы приглашение. Взглянув на Сережу, опуская на пол его расслабленные длинные и красивые ноги, Гром говорил своими искренними серьезными глазами — это не было просто игрой. Оба вздрогнули от громкого стука в окно. За стеклом и отодвинутой Игорем занавеской стоял Олег, смотря на двоих строгим взглядом родителя…или воспитателя. В общем, укоризненно. Сережа замахал руками, начиная показывать пальцами шагающих человечков — мы выходим! мы сейчас! В доме Федор Иванович разливал чай, демонстрируя возможности самовара, который, по его же словам, был куплен еще его прадедом. — На новогодних приедем, попарим тебя! — Игорь толкнул локтем Олега. Волков, в отличие от остальных, провел этот час с лишним, не отдыхая в бане, а выгребая снег с заднего двора в компании Прокопенко. — Господии, — пренебрежительно вздохнул Прокопенко, — и чего вот, оно того стоило что ли? Потом ж не возьмут никуда с этой твоей… Еще и в бане не попариться, веником не побиться… — Это на несколько дней… — неуверенно протянул Олег. Первая татуировка Олега Волкова была бесплатной и, со слов Игоря Грома, до очарования тупой — то есть волком. Сережа нарисовал симпатично — красивая морда в профиль с острыми зубами, но Игорь, когда увидел, нещадно ржал. — Олег? — Волков на его призывы в тот день уже не обращал внимание. — Ну, Олег. Ты че обижаешься? — Игоря снова пробило на смех, но, подмигнув старающемуся сдержать улыбку Сереже, вложив в голос всю поддельную нежность, он повторил обращение, зная, чем подкупить. — Олеж?.. — Ну? — Ауф!!! — Пошел нахер. — Да я ж шучу. Хочешь, я себе молнию набью?! У Иннокентия в комнате было жарко до духоты, щель приоткрытого окна слабо помогала проветриванию. Стоял запах кожи, клея, краски и еще какой-то неприятный — как у врачей. — Так, если будет больно — говори, я тормозну, а то я тут типа…пока не ювелир, — Кеша выразительно осмотрел присутствующих и, натянув перчатки, стал распаковывать иглу. Олег молча кивнул и, поворачиваясь спиной, уперся голой грудью в спинку кресла. Сережа отвел взгляд от блестящего острия и тревожно обернулся на Игоря. Тот, казалось, ничем не был смущен — развалился на диване и лениво постукивал по какому-то странному барабану. Поймав обеспокоенные глаза, Гром подмигнул, толкаясь коленом. У Сережи мокрая шея, и он неловко убирает волосы с одного плеча на другое. — Грива, — коротко откомментировал Игорь, протягивая из кармана штанов растянутую черную резинку для волос, и добавил, столкнувшись с удивлением на сережином лице, — чего? Ты забыл, я забрал. С хвостом было куда лучше. Зажужжала игла, опустившись на напряженную спину, к левой лопатке. Олег прислушался к себе. Ощущения были…странные, но терпимые. Когда ломал руку, неудачно свалившись с забора, было куда больнее, или когда проткнул стопу стеклом насквозь, кроссовок кровью залил, еще и подошву пробил. Сережа с интересом следил за скользящей по коже иглой, переводя взгляд на лицо Олега. Разливалась черная краска, которую Кеша торопливо стирал, обнажая первые немного дрожащие линии. — Ты старайся, чтоб без партачков! — Игорь с силой выбил на барабане нечто, похожее на начало одной из песен Квин. — Да не пизди ты тут! Под руку! — Кеша следил сощуренным взглядом из-под тонких светлых бровей за своей рукой, на предплечье которой красовался, видимо, самолично набитый символ анархистов. Отвлекшись от своего дела, он попытался грозно посмотреть на Игоря, но, не выдержав располагающей и веселой улыбки напротив, заулыбался и сам. — Бесишь меня, змей. — Да я-то че? Все в руке мастера. Оторвавшись от образующегося рисунка на коже Олега, Сережа стал без стеснения рассматривать Кешу, погруженного в работу. Трудно было сказать, сколько лет Иннокентию. Он искал бесплатных моделей для своего нового занятия, выглядел немного дико, но крайне органично в своей среде. Сереже здесь даже нравилось. Комната, которую Кеша снимал, была интересная — всюду какие-то плакаты, много книг и куча непонятных кожаных лоскутов и вещей — Игорь говорил, предыдущим увлечением Кеши было производство кожаных сумок ручной работы. В центре комнаты импровизированное тату-кресло и такой же столик со всеми материалами — то есть табуретка. Не прошло недели, как Игорь Гром спешно объявил в наступившую пятницу — едем на дачку! И теперь, лежа на животе в маленькой комнате на втором этаже на узкой железной кровати, Олег специально повернул голову так, чтобы видеть Сережу, лежащего почти на полу, в прогнувшейся как гамак раскладушке. — Помажешь мне спину? — протянул Олег, почти засыпая. Лучше все-таки блюсти рекомендации «мастера». Сережа мягко водил пальцами по заживающей коже, кладя тонкий слой чуть прохладного геля. Как хорошо, что тату на спине — у Волкова мурашки бежали от этих прикосновений. Разумовский, как всегда, точно почувствовал его и, вдохнув вкусный олеговский запах, прижался губами к плечу. Волосы потом пришлось поднимать из мази, в которую они влипли. И все заново класть. Олег улыбался, закрывая глаза.все, что видишь за ветвями – все не я это не моя дубрава сонная это не моя тоска собачья поиграем давай с тобою? прячься! кем будешь? я - буду волчком