и я не хочу отнять сердце твое у тех кто без тебя уже не сможет
Игорю не хватало дыхания. В тот момент, когда Олег отбросил нож и замахнулся вдруг в рукопашную, наступили странные ощущения. Резкая перемена сжала грудь тревогой. Животное чутье шепнуло — больше не тренировка. Пришлось тоже сбросить оружие, и теперь привычный дружеский спарринг вдруг оказался почти дракой. Кинув в потоке движений взгляд на напряженного следящего за происходящим Разумовского, Игорь пропустил момент, когда резкая боль схватила в носу. Блять! Злость так внезапно поднялась из глубин груди, что Игорь повалил Олега на грязный снег раньше, чем осознал свои действия. Какого хуя он творит! Волков ударил его по лицу! Чуть нос ему не сломал, а может и не чуть — от адреналина и возбуждения не чувствовалось, лишь тянуло от удара, растекаясь к глазницам. Это не по правилам. Формально правил, конечно, нет — но каждый всегда старался делать удар скорее техническим, чем настоящим. Заломив сильные руки, Игорь пытался всмотреться в лицо Волкова, склонившись чуть ниже, чем нужно для внимательного взгляда. Что это было? Игорь сам не знал, что искал в темных глазах, сталкиваясь будто с огненной стеной, через которую невозможно пройти, не опалившись. В следующий рывок Олег оказался сверху, и Игорь видел — он так хотел ударить его еще раз, по носу словно полоснули лезвием от гневливого взгляда. — Олег! — Сережа окликнул как будто зло. Но Олег даже не обернулся. И теперь Игорь, кажется, понял. — Ну, давай, че ждешь? — хотелось распалить еще сильнее, пусть он покажет ему все — пусть эта гневливая ревность и эта скрипящая на зубах уязвленность разольются между ними. Игорю так хотелось целиком, все. Даже как будто услышать это хотелось, словами. Хотелось столкнуться телами и мозгами, самим сознанием. Влезть к нему в голову через эти глаза, чтобы понять наконец друг друга. Олег молчал, тяжело дышал, и желваки ходили на захваченном болезненной судорогой злости лице. Игорь, вырвав руку, притянул Олега за ворот куртки. Так близко, что носы почти сталкивались. — Давай. — Повторил он, нелепо падая взглядом то на недобритую щетину внизу подбородка, то на глубокую ранку, раскалывающую красную на холоде губу пополам. Дышащий тревожный рот приоткрывал чуть выступающие клыки. — Клыки как у волка, а ведешь себя как псина. Когда раздался хлесткий удар, Сережа почувствовал как внутри тревожное натяжение обрывается. Два дня назад, подходя к красивому дому в глубине переулков, Сережа тревожно дергал Олега за холодные пальцы. — Ты думаешь это хорошая идея? — Охуительная, — довольно кивнул Олег. В кармане у него лежал подарок для Игоря Грома. Идеальный на восемнадцатилетие. — А если он не захочет? Олег посмотрел, приподняв бровь: — Издеваешься? Поздно сомневаться. Сереже было немного волнительно. Это был первый раз в их жизни, когда они шли на настоящий день рождения. Поздравлять друг друга всегда было приятно и каждый раз по-новому. Но кого-то другого — странно. Это четвертый день рождения Игоря Грома, с которым Олег Волков и Сережа Разумовский его поздравляли и первый, когда это был праздник. Утром пятого января Сережа проснулся еще в темноте комнаты. Аккуратно оделся, забрал рюкзак и умчался в туалеты на четвертый этаж. На белом подоконнике он нервно разложил все необходимое и приступил к необычному занятию. Оно было таковым по нескольким причинам: во-первых это был секрет от Олега, во-вторых он никогда раньше не писал писем. До последнего момента это казалось такой наивной идеей, но в ночь решение пришло само собой, что-то как будто подсказывало — если не сделать сейчас, то не получится никогда. Выводя аккуратные буквы на обратной стороне своего личного подарка, Разумовский вдруг замер. Стало так стыдно. Что это за хуйня такая? Олег не заслужил никаких секретов тем более…тех, которые касались Игоря. Но странная неловкость сжимала грудь каждый раз, когда Сережа порывался рассказать о своей идее. Как будто сейчас его откатят прохладной похвалой, за которой будет стоять разочарование и обида. Все-таки Олегу он портреты никогда не дарил, сколько бы не рисовал. Стоя у двери парадной, Разумовский дал себе последний шанс на признание и покаяние в своем гнусном утаивании, но Олег вдруг повернулся с нежной улыбкой и быстро, как-то совсем по-детски доверчиво коснулся его губ своими, чуть лизнув. — Вряд ли получится так сделать в ближайшие часы. Сережа тревожно ощупал в кармане небольшой конверт. — Да… Олег уже проскочил в темноту дверей и лестниц, и Сережа, глубоко вдохнув, заглушил странную тревогу. Когда распахнулась входная дверь, за ней появился вовсе не Игорь Гром. Высокий, улыбчивый и…рыжий парень в клетчатой рубашке чуть отошел, пропуская внутрь. — Привет! Леша! — он быстро протянул руку и продолжил, не дав ответить. — Я про вас столько слышал! Особенно про тебя, Олег! — Сережа недоумевающе взглянул на Волкова, встретив такой же взгляд. — Боюсь представить, что, — скидывая куртку, усмехнулся Олег. — А ты не бойся, — подмигнул Леша, — короче, заваливайтесь, — и скрылся в тусклом свете комнат. Сережа с интересом осмотрелся. Эта квартира ему нравилась, бывая здесь мельком, взгляд всегда притягивал фактурный и широкий гобелен в коридоре, похожий на копию фрагмента одного из полотен серии Битвы при Павии… А по Федору Ивановичу и не скажешь. После многозначительного переглядывания в коридоре, прорвало на нелепый смех. — Игорь не говорил, что он рыжий! — шепнул Сережа, не удержавшись, пытаясь поправить прилизанные после шапки волосы. Наэлектризованные пряди тянулись к Олегу как змейки, тот снова засмеялся. — Это проблема? — Нет, но… — Сережа забавно фыркнул, сдерживая смех, — не знаю! Чувствую конкуренцию! Игорь Гром нашелся в просторной кухне, сидя на корточках перед духовкой, неотрывно смотря в кидающее на его лицо желтые отблески стекло. Услышав шаги почти первых гостей, он обернулся, расплываясь в улыбке. — С днем рождения! — Олег улыбнулся, раскидывая руки. Игорь в объятиях как будто даже помурчал благодарность, сжимая Волкова так крепко, что ощущались проступившие от натяжения ребра. — Да, Игорь…с днем рождения, — Сережа очаровательно повел плечами, протягивая руку для объятья. Игорь пах так вкусно, теплой едой, каким-то уютом. Пальцы на мгновение скользнули со спины вверх по теплой шее, коротким волосам на загривке. — Только давай подарок попозже, — Олег загадочно сверкнул взглядом. Игорь подошел вплотную, склоняясь к их лицам, и заговорщицки проговорил: — Понял. Интимный процесс? — и, подмигнув, вернулся к духовке. Леша многозначительно молчал, с интересом рассматривая знаменитых друзей Грома на расстоянии, из столовой. Олег выглядел…легко. Своим пацаном. У него были умные глаза и приятная улыбка, это располагало. Точно как описывал Игорь. Сергей же был…странным. Трудно было ответить, что именно в нем было не таким — прическа, движения (слишком отрывистые, птичьи), хищный (никак не вяжущийся с выражением лица) нос или может…какая-то особая энергия. Леша закатил глаза сам на себя…«энергия». Это просто нескрываемая педиковатость. Но Игорь же с ним почему-то дружил…Значит было нечто, что с лихвой компенсировало это. Через три часа многочисленные гости медленно расползались по пространству, покидая стол, пьянея, танцуя, посмеиваясь. Перед тем, как выйти на небольшой открытый балкон в гостиной, Игорь плотно задвигает шторы перед дверью и уже затем проскальзывает в нее вслед за своими друзьями. Макс намешал ему какой-то адский именинный коктейль, теперь все немного плыло чуть раньше, чем он планировал. На морозе дышалось легче. Щелкнула щеколда на двери. Олег с Сережей чуть-чуть отливали неоном от вывесок внизу улицы, на их лицах бросали теплый свет фары проезжающих машин. Поддавшись странному накатившему чувству, Игорь бросился обниматься раньше, чем получил свой подарок. — Да стой ты, — Олег, смеясь, отпихнул Грома. Он был горячий, пьяный, немного раскрасневшийся, источающий жаркий пар. — В общем, — бросив проверяющий веселый взгляд на Сережу, Волков продолжил, — ничто не может быть чудесней первого раза… — В кругу прекрасных людей, — закончил за него Разумовский, посмеиваясь и опираясь об игорево плечо. На морозе его продувало, а тело Игоря в одной лишь футболке было горячим. — Да, — важно кивнул Олег, — поэтому наш подарок…короче, дарим впечатления. Под плотным крафтом скрывался красивый портсигар. Тут же открыв его, Гром удивленно вскинул брови. Внутри лежало три сигареты. Охуительные впечатления. Игорь, стоя в ванной, всматривался в собственное лицо. Раскуривая подарок на холодном балконе час назад, он даже не представлял, что это вот так — звуки словно исходили не снаружи, а из собственной головы, было слышно капли, падающие с мокрого лица, будто этот звук был громче раздающейся за дверью музыки. Пальцы, схватившиеся за борт раковины чувствовали фактуру, это больше не просто керамика. Игорь опустил внимательный, какой-то сверхчувствительный взгляд на собственные руки. Охуенные руки, улыбка от этого чувства сама поползла на лицо. Во рту снова пересохло, он вывернул кран, припадая к воде. Она билась об десна, даже как будто приобрела новый вкус. С такого ракурса вся ванная комната выглядела по-новому — торчащая мочалка была похожа на…типа на медузу? На несколько медуз… Дверь резко распахнулась — Сережа Разумовский тут же зашел внутрь. Стоять друг напротив друга в молчании оказалось невыносимо смешно. Все длилось так медленно, словно между этим смехом и щелчком замка на двери прошли долгие минуты. — Игорь, — Сережа еще смеялся, и этот смех вырывался странными выдохами. Гром поймал блестящий взгляд — краснющие глаза, такие странные...вдруг впервые стали видны обрамляющие их светлые ресницы, такие длинные, и, боже, у него несколько веснушек еще осталось прям на веках… — Игорь, я…у меня для тебя подарок. — Давай, — решительно произнес Гром, чувствуя, что лицо все еще плавится от улыбки. Сережа молча протянул небольшой конверт. Все было каким-то замедленным, рука Игоря так долго и растянуто открывала конверт и разворачивала лист. — Охуеть! — Игорь сжимал бумагу так сильно, что Сережа видел появляющиеся на щеке нарисованного Грома заломы. В лампах ванной выглядело не так, как в белом свете окна в туалете детдома на подоконнике. Сережа чувствовал, как медленно Игорь Гром приблизился, навис как будто слишком сверху, хотя разница в росте никогда не казалось большой, лицо блестело от влаги, а зеленоватые глаза водили по нему. Он ощущал взгляд на бровях, носу, губах. Сладковатое дыхание как будто окутывало. От света ламп вся фигура Грома словно светилась. — Спасибо, — проговорил Игорь в лицо, припав на мгновение лбом. Сережа так вкусно пах — травой, сладкими газировками, шампанским… Где-то на фоне Гром слышал сам себя — ты делаешь что-то совсем не то, ты заходишь туда, откуда не сможешь выйти. Перед глазами уже прокручивался бесконечный калейдоскоп тех самых ощущений — эти сигаретные губы на ноябрьском чердаке, эти ноги у него на коленях, голая спина, мокрая всегда от жары шея…за дверью заиграл Сплин. Орбит без сахара. — Ты…не прочитал, — Сережа улыбнулся, не сводя глаз с приоткрытых, краснеющий по краям губ, поблескивающих от слюны и воды. Как вишневые. Так захотелось чего-то вишневого и сладкого. — Там было письмо. — А я знаю, что в нем было. Когда Игорь прижал Сережу к стене, лопатки обожгла ледяная плитка. Под ноги сверху свалились какие-то полотенца, стекая по плечу, Разумовский чувствовал ступнями как начинает протаптывать мягкий мохер. Игорь целовался так медленно — во рту становилось вязко как от хурмы, совсем…не-по-олеговски. Язык обводил острые зубы, губы мазали и по щеке и по подбородку… Сережа распахнул глаза, как будто все еще не понимая — вот он, настоящий Игорь Гром целует его сейчас, у него трепещут ресницы, смутно мелькают краснеющие скулы…или это у Разумовского в глазах мелькают цветные пятна. Он почувствовал, как сильная рука вплетается в волосы на затылке, прижимая еще сильнее, до неловкого столкновения носами в попытке извернуться. Странное тянущее возбуждение как будто пронзало все тело — покалывало пальцы, дрожь пробегала где-то под коленками, стягивало все внутри, вот-вот сердце сведет удары к нулю. Когда живот обожгли пылающие ладони, что-то словно проснулось в глубине сознания, разгоняя туман. Сережа испуганно отпрянул, насколько это было возможно. Игорь водил руками под его кофтой и тяжело дышал, опаляя щеку и мочку. — Блять…у меня встал. — Он потерся лицом, путая волосы, прижимаясь губами к скуле. — Игорь, — Разумовский ушел от нового поцелуя. Гром непонимающе замер, опуская руки, возбуждение било в виски, еще несколько таких поцелуев и будет потрясывать пальцы. — Я… — слова не складывались, эйфория сменялась накатывающей тоской, — мы не можем… Игорь посмотрел прямо в глаза, пронзительно и весело, как будто не понимал, что все изменилось. — Не можем без него? От нахлынувшего осознания, что именно сказал Игорь Гром, накатил такой стыд, такая мерзость, блять… Сережа отступил в сторону, приближаясь к двери, желтый свет так раздражал глаза. — Не надо сейчас, — как-то совсем поникнув, проговорил Разумовский, — мы…ненормально себя чувствуем. Олег Волков был там же, где его оставлял Сережа — на диване, откинувшись на спинку, запрокинув голову. Только теперь рядом сидел Леша Капустин. Завидев в темноте дверного проема Разумовского, он тут же заговорил: — Пиздец! Вы где накуриться успели? Игорь где? — В ванной… Олег приподнял голову, открывая глаза. Все мерцало. Блестели рыжие волосы. Настоящие рыжие, а не те, что мелькали перед глазами последние десять минут, какая-то пресная подделка. Сережа опустился рядом, кладя голову на крепкое плечо. — Бля, а торт еще есть? — проговорил Олег в потолок, не двигаясь. — Не знаю. — Сережа чувствовал, как влага собирается на ресницах. Стоит моргнуть, и плечо под щекой обожгут соленые капли. — Не понимаю…мне хуево…или нет. — Мне да. Леша Капустин воздержался от комментариев. Когда утром, поспав несколько мучительных часов на неразложенном диване, Сережа столкнулся у ванной с Игорем, тишину ничто не нарушило. На следующий день Разумовский сказал все как на духу, носить скопившуюся в сердце тяжесть было невозможно. Все соседи ушли на лыжах, кататься в «горах», то есть в овраге в дальнем лесу. Олег лежал на кровати в пустой комнате, лениво листая сережины тетради с уже прорешанной домашкой на каникулы по алгебре. — Игорь меня поцеловал, — получилось все равно слишком быстро и только шепотом. Это, конечно, была ложь. Правда звучала бы как «мы с Игорем целовались». Но даже от такого все лицо начало пылать. Сережа сам не понимал, чего стыдился. Они как будто не обещали друг другу ничего, не ставили условий. Но все это было…таким неправильным. Без Олега все было не таким. Олег повернулся, на лице застыло такое ровное холодное выражение, словно вот и все — отныне он не будет никогда ничего к нему чувствовать. — Это бы все равно когда-то произошло, — слова давались с трудом, схватило где-то у самого горла. Олег глубоко вдохнул носом, отгоняя поднимающийся ком. Олег сказал себе несколькими минутами позже в туалете, запершись в единственной работающей кабинке — прекрати. Забудь. Поднимающаяся обида, гнев, ненависть тонули во всепоглощающей тоске. Теперь игра не казалась такой веселой. Олег в бесконечном потоке собственных чувств перестал понимать их источник. Что его злило так, что сердце сжимало судорогой? То, что Игорь целовал его? то, что Игорь целовал не его? то, что они целовались без него?...где-то было начало, но найти его было уже невозможно. Через несколько дней, завидев у стадиона Игоря Грома, улыбчивого и спокойного, Олег запретил себе хоть что-то делать, хоть как-то выдавать себя. Он искренне верил, что простая тренировка не станет ничем большим. Что это обычная игровая борьба, даже не полноценная, не до поражения противника… Почему он сидел теперь на почти задыхающемся Игоре, прижимая его к морозной грязной заснеженной земле — он не знал. — Клыки как у волка, а ведешь себя как псина. Последний удар пришелся по носу — второй раз. Игорь схватился за лицо, кровь хлынула, пачкая руку, затекая под ворот. Обалдев от самого себя, Волков вскочил. Друзья так не поступают... — Блять… Игорь, — Олег тут же протянул руку. С последним ударом словно вылилась последняя ненависть, и внутри теперь было пусто, исчезло что-то, заполняющее до упора, врезающееся острыми краями. Гром взялся за протянутую ладонь, поднимаясь. — Сууука… - с неясной интонацией между удовлетворением и порицаем проговорил тот, - ты же мне нос сломал. Олег не знал, что сказать, даже как будто шокированный. — А ты че? — Игорь рявкнул, поворачиваясь к белому Разумовскому. — Из-за тебя все, блять. Право выигрыша отнимаю пожизненно! — И вдруг рассмеялся, закашлявшись. Он аккуратно ощупал собственный нос. — Есть смещение? Волков подошел снова вплотную. Размазанная кровь мешала понять, нос начал опухать. Он аккуратно повернул лицо в профиль, касаясь подбородка пальцами, которыми недавно пытался по нему заехать. От стресса и выплеснутого адреналина пробило на глупый смех, и Олег, не удержавшись, прыснул. — Че ты там?! — дернул головой Игорь. — Да нормально все. Кровь вон останавливается. Трудно дышать? — Ой, заботливый-то какой! Когда Игорь повернулся, они встретились взглядами. Олег вдруг ярко испытал неловкость и вину, взглянув в знакомые, близкие глаза. Идиот. Он обернулся на Сережу. Тот стоял молча, не понимая, безопасна ли происходящая сцена, и каким именно смыслом она наделяется сейчас. — Ну что, девчата? Теперь по расписанию сосемся? Через мгновение тишины смех разлился над стадионом.я буду беречь тебя чаще, буду беречь тебя дольше думай лишь о настоящем и не пытайся о прошлом