Тёмный Лорд Малфой

      У Геллерта не вышло отправиться в Лутон на следующий день, как он изначально планировал, — в страну вернулся Волдеморт и желал получить подробный отчёт о положении дел в его отсутствие. Геллерт надеялся, что гриффиндорцы не натворят глупостей. Впрочем, до этого они как-то выживали, да и вчера он навесил следилку ещё и на Поттера, так что найти их в случае чего не составит труда.       Судя по раздосадованной роже Волдеморта, поиски Грегоровича не увенчались успехом; Геллерт самодовольно ухмыльнулся — он не оставил ни единой зацепки. Рудольфус был убит болгарскими аврорами, а Рабастан — тяжело ранен. Белла ещё больше похудела и выглядела абсолютно невменяемой.       Геллерт наложил империус на обоих Кэрроу, чтобы они сказали Волдеморту именно то, что тот желает услышать: сторонников среди студентов всё больше, грязнокровки на положенном им месте, исполняют роль учебного пособия по тёмной магии. В благоразумии Снейпа он не сомневался, тот скажет и даже покажет всё, что надо. Из младшего поколения на собрание призвали только Малфоя, поэтому тут не должно было возникнуть проблем. Снейп если и удивился рассказам Кэрроу, то никак этого не выразил, полностью подтвердил их слова, как и Геллерт. Что в очередной раз доказало его лояльность Поттеру.       Старших Малфоев гнев Волдеморта, к счастью, обошёл стороной, чего нельзя было сказать о Яксли. Ему досталось за всё. И за политический скандал, и за бардак в министерстве, и за упущенного Поттера, а ещё больше — за попытку скрыть это. Было крайне неосмотрительно с его стороны надеяться на молчание своих коллег в таком вопросе, когда каждый мечтал отвести гнев Тёмного Лорда от себя. Геллерт сомневался, что Яксли выживет после всех обрушившихся на него пыток.       Досталось и Долохову — он отвечал за патрули на площади Гриммо. А Поттер всё это время действительно был там, но его так и не поймали.       Волдеморт щедрой рукой раздавал круциатусы направо и налево за то, что без него никто ни на что не способен. Даже Геллерту немного перепало; конечно, он не боялся боли, но он запомнил каждое мгновение, чтобы потом вернуть всё сторицей.       Снейп и Кэрроу отправились в Хогвартс сразу после собрания, а Геллерт решил задержаться до вечера с целью пообщаться с родителями, потому как Нарцисса кидала на него до ужаса тоскливые взгляды, а Люциус успокаивающе сжимал её руку под столом. К тому же Геллерту было необходимо уточнить один момент по ментальной магии. Если слухи не лгали, и между Волдемортом с Нагайной и правда имелась ментальная связь, что косвенно подтверждалось наличием крестража, то следовало её как-то блокировать, и он собирался выяснить, как.       Сразу после обеда, вдоволь отведя остатки своей души, пытая и унижая пожирателей, Волдеморт прихватил Нагайну и куда-то аппарировал. Вернулся он вечером один, но в более приподнятом настроении. Очевидно, он поручил змее какое-то важное задание. Или что-то охранять, или кого-то поджидать. Охранять она может один из крестражей, а поджидать, скорее всего — Поттера. В любом случае, было необходимо выяснить, где она сейчас. Отсутствие змеи могло основательно подпортить планы Геллерта. Вероятно, стоило пораньше встретиться с Поттером и попытаться с ним договориться. Однако Грин-де-Вальд не привык сожалеть об упущенных возможностях, он любую ситуацию стремился обернуть себе на пользу. Да и предчувствие говорило, что ещё не время для общения с Нагайной.       Проведя несколько часов в библиотеке, Геллерт выяснил способ сотворить артефакт, блокирующий ментальную связь. У него как раз имелись необходимые материалы, а малышка Веста, без сомнения, согласится влить в него немного своей силы. Заряженный магией истинного легилимента, артефакт должен получиться весьма мощным. На его создание уйдёт не менее двух недель, впрочем, спешить некуда.       Волдеморт заперся вместе с Беллой в своих покоях. Геллерт совершенно не хотел знать, чем они занимаются с новоиспечённой вдовой — наверняка строят коварные планы. Потому что представить иное времяпровождение со змеемордым его фантазия отказывалась; хотя Беллатрикс внешность Господина явно не смущала, она смотрела на Волдеморта взглядом течной суки. Геллерта волновало только то, чтобы никто из них не помешал семейному ужину. Он всё больше врастал в эту семью, он всё чаще в мыслях называл Малфоев мамой и отцом. И он сам, по собственному желанию, крепко обнял Нарциссу, как только представилась такая возможность.       Стол был сервирован в малой гостиной хозяйского крыла; домовики расстарались, приготовив все любимые блюда Драко. Геллерт не возражал, он по-прежнему был непривередлив в еде — всё лучше тюремной похлебки. Разве что очень он любил сладости и выпечку, но в этом их с Драко вкусы поразительно совпадали.       Нарцисса смотрела на него так, будто он вырвался к ним всего на минутку из страшной тюрьмы, будто и не ей вовсе он шлёт длинные письма каждую неделю. Люциус вёл себя более сдержанно, хотя он тоже позволил себе короткие объятия с сыном.       — Драко, скажи, — заговорила Нарцисса, едва закончив ужин, — почему ты разорвал помолвку с Паркинсон? Да ещё и так поспешно? Вы же с детства дружили, к тому же и договор был заключён ещё на вашем первом курсе.       — Я ведь говорил отцу, это не выгодно для нас в данный момент. Да и не нравится она мне.       — Милая, мы с Драко не хотели тебя расстраивать, ведь ты дружила с Пенелопой, — пустился в разъяснения Люциус, — и потому ты не знаешь о той грандиозной истерике, что устроил наш сын, узнав об этой помолвке. У него даже случился магический выброс, подчистую уничтоживший весь мой бар в кабинете. Лучший коллекционный виски.       Люциус сокрушенно покачал головой, и все трое рассмеялись, как будто за окном не шла война, как будто в их доме не обосновался психопат с манией величия, как будто это был просто тихий семейный вечер. Люциус оборвал смех и, тихо зашипев, схватился за левое предплечье, Геллерт недоуменно взглянул на собственную руку, но нет, его не вызывали. Люциус взмахом руки привёл себя в идеальный порядок и поднялся из-за стола.       — Мы тебя дождёмся, отец.       Люциус благодарно кивнул и покинул комнату. Нарцисса прижала ладонь ко рту и тихо всхлипнула. Геллерт, поддавшись порыву, опустился перед ней на колени и аккуратно сжал её пальцы своими.       — Мама, не плачь, всё будет хорошо, я тебе обещаю! — его слова шли от самого сердца, он не чувствовал того азарта и желания убедить, что всегда испытывал, стоя перед толпой. Он стремился успокоить душу и вселить надежду в сердце Нарциссы:       — Мы вместе справимся со всем, верь мне! Я не позволю какому-то бездушному уроду испортить вашу с отцом жизнь. Я обещаю, мама!       Нарцисса слабо улыбнулась и ласково погладила его по щеке:       — Мой храбрый мальчик. В чём-то Белла оказалась права.       Геллерт поднял голову и внимательно поглядел на мать. Видя, что она уже взяла себя в руки, он присел рядом, но продолжил касаться её ладони — это обоим дарило странное успокоение. Он вопросительно приподнял бровь.       — Она сказала, что в тебе больше от Блэка, чем от Малфоя. Теперь и я вижу, что в тебе соединились лучшие черты обоих родов. Ты похож на Сириуса в юности, он был таким же порывистым и непримиримым, но в тебе есть рассудительность и изворотливость Малфоев, — Нарцисса нежно улыбнулась, вероятно, подумав о своём супруге.       — На Сириуса? — переспросил Геллерт. Драко практически ничего о нём не знал. Эта была не та тема, которую стали бы обсуждать при капризном и взбалмошном отпрыске.       — Да, на Сириуса, — тоскливо повторила она, — его звезда так ярко горела, а итог… хуже смерти.       — Хуже смерти? Разве тётя Белла его не убила? — спросил он с толикой любопытства. Как правило, «хуже смерти» говорили о поцелуе дементора. Но если бы это было так, то все бы об этом знали, и Драко тоже.       — Она отправила его в Арку Смерти в Отделе Тайн, — шёпотом сообщила Нарцисса.       Геллерт едва не присвистнул от удивления: Арка здесь, в Министерстве. Краффт со своим Аненербе обыскал полмира, а она всё это время находилась в Великобритании, в Отделе Тайн. У Гельмута было с десяток теоретических выкладок, и ни одну он так и не смог проверить на практике. Драко никогда не слышал об Арке, поэтому Геллерт спросил:       — Почему ты так говоришь, разве Арка смерти не названа так, потому что в ней умирают?       — Существует несколько версий, что происходит с человеком, попавшим в неё. По одной из них именно так появляются дементоры. По второй — человек, туда попавший, обращается в ничто вместе с памятью о нём, но раз мы помним о Сириусе, то, вероятно, это не так. Ещё есть теория, что это — что-то наподобие лимбо, безвременная пустота, где скитаются души, без возможности вернуться или найти покой.       — Откуда ты об этом так много знаешь? — поразился Геллерт. У Краффта имелась теория, что человека оттуда можно вывести.       — У Блэков всегда были особые сказки, про некромантов, малефиков, Арку смерти, — криво улыбнулась Нарцисса, — к тому же мой отец полжизни проработал в Отделе Тайн; не на все их исследования наложен гриф секретности, просто у них не принято никому говорить о своей работе. Отец превращал это в страшные сказки. Тебе я читала совсем другие.       — Я буду не против послушать и пару страшилок, когда всё закончится, — улыбнулся Геллерт, коротко обняв мать.       Люциус вернулся спокойный и уверенный, очевидно, Волдеморт всё ещё был в хорошем настроении. Геллерт и Нарцисса вопросительно на него посмотрели. Отец сел в кресло, сделал глоток своего остывшего кофе и шёпотом заговорил, хотя на гостиную лично Геллертом было наложено с десяток заклинаний:       — Он вместе с Беллатрикс отправляется в Европу, не знаю, с какой целью, но он хочет, чтобы все думали, будто они здесь. Наша задача — сообщать всем интересующимся, что Тёмный Лорд чем-то крайне занят в своём кабинете, как и Белла.       Они ещё некоторое время обсуждали этот странный приказ. Геллерт пришёл к выводу, что Волдеморт, возможно, наткнулся на какой-то след Грегоровича или самой Палочки, чего тоже нельзя исключать. Но зачем создавать видимость своего присутствия? Чтобы избежать бардака, который происходил во время его разъездов? Всё возможно.       Он, распрощавшись с родителями, отправился было в свои покои собрать всё необходимое для ментального артефакта, но тут появилась Лаки, следуя его приказу: показываться только когда он один. В тонких ручках она сжимала продолговатый предмет, завернутый в коричневую кожу.       — Мастер Грегорович велел передать, — поклонилась она, протягивая свёрток.       Геллерт медленно его развернул, и его глазам предстала точная копия палочки Беллатрикс Лейстрендж. Он провёл над ней ладонью и почувствовал её неукротимую силу, её характер, её нежелание подчиняться. Геллерт взял её в руку, и она обожгла его, из неё посыпались чёрные и красные искры. Он усмехнулся: кому как не Грин-де-Вальду знать методы укрощения строптивиц.       — Передай мастеру мою благодарность и сообщи ему, что он гений! — сказал Геллерт домовушке. — Впрочем, он и сам это знает.       Отослав эльфа обратно в Альпы, Геллерт задумчиво собирал вещи. Ему показалось добрым знаком такое совпадение — никто не удивится, увидев Беллу в Косом переулке. Значит, более откладывать нельзя. Он прихватил экранирующую шкатулку, надеясь лишь, что Волдеморт не сотворил свой крестраж из какой-нибудь огромной статуи Салазара, и он сможет легко его вынести из хранилища. Геллерт не знал особенностей охраны банка, и у него не было чёткого плана, но Грин-де-Вальд считал себя мастером импровизаций.       Он отправился в Хогвартс — завтрашние уроки никто не отменял, и на них следует появиться, чтобы не вызывать подозрений. Тем более, пропусти он трансфигурацию, и МакГонагалл с него живого не слезет, впрочем, ей для этого не нужен дополнительный повод.

***

      Проснувшись на следующий день, Гарри не сразу вспомнил, что случилось вчера. Потом в нём шевельнулась детская надежда, что Рон никуда не уходил, что к ним не являлся Малфой и не рассказывал ужасную правду о смерти директора, что Гермиона не оглушала его заклинанием, что они по-прежнему втроём в своей холодной, сырой, тесной, самой уютной палатке. Гарри открыл глаза, и вместе с дневным светом, проникающим в большое окно, его настигло осознание: всё правда, Рон ушёл и не вернётся, просто не сможет их найти, а они в доме Малфоя.       Гарри осмотрелся — он лежал на широкой мягкой кровати, пахнущей морской свежестью, на нём была чистая пижама. Комната была небольшая, но светлая и как будто воздушная: бежевые обои с цветочным узором, газовые шторы на высоком окне, чайный столик на витых ножках; не вписывалось в эту атмосферу лишь массивное мягкое кресло, на котором, завернувшись в шерстяной плед, дремала Гермиона. Её пышные волосы рассыпалась по спинке кресла, а под глазами залегли глубокие тени.       Гарри подумал, что, вероятно, она просидела с ним всю ночь, и его сердце сжалось от благодарности и нежности; но потом он вспомнил, как она на него напала вчера, и нахмурился. Мог ли Малфой её околдовать, чтобы завладеть крестражем? И сам себе ответил: конечно, мог. Чего ещё ждать от подлых слизеринцев? Наверняка и рассказ про Дамблдора был просто спектаклем, разыгранным для двух наивных гриффиндорцев. А они, даже не узнав, как он их нашёл, сами добровольно пошли в его логово! Гарри подскочил с кровати — надо скорее вернуть крестраж!       Гермиона встрепенулась, заслышав его возню: она открыла совершенно не сонные покрасневшие глаза и взглянула на него с беспокойством и заботой.       — Гарри, — вскрикнула она и кинулась его обнимать, — как ты себя чувствуешь? Я так перепугалась. Ты не приходил в сознание, но чары показывали, что ты просто спишь. Уже давно за полдень, Микки обед приготовил.       Она тараторила, как делала всегда в минуты волнения. Гарри обнял её в ответ и уткнулся носом в её волосы. Но тут же отстранился.       — Гермиона, где крестраж? Малфой забрал его, да?       — Что? Нет, Гарри, он здесь, в сейфе, я покажу. Он в защитной шкатулке, и теперь не сможет на нас влиять. Что ты помнишь последнее? — спросила она, поглядывая на него с подозрением.       — То, как ты меня оглушила, — с обвинением в голосе проговорил Гарри и целую секунду наслаждался виноватым лицом Гермионы.       — Крестраж пытался захватить твоё сознание, насколько я поняла, — протянула она немного неуверенно.       — Это Малфой сказал? — сразу вскинулся Гарри — ему было неприятно думать, что он, сумев противостоять самому Волдеморту, мог поддаться жалкому огрызку его души. А если это — версия Малфоя, то, скорее всего, это ложь, как и всё остальное.       — Нет, — покачала головой Гермиона, — он ничего не говорил, это моё предположение. Когда эльф принёс экранирующую шкатулку, ты вцепился в крестраж мёртвой хваткой, а твои глаза… Я никогда не видела в твоих глазах столько ярости и ненависти, — её передернуло от воспоминаний о вчерашнем вечере. — Я думаю, крестраж почувствовал угрозу для себя и начал сильнее на тебя влиять. Ты знаешь, что тебе оставался всего шаг до магического истощения? Он вытянул из тебя почти все силы, цепочка впилась в твою шею, а медальон будто прирос к груди и накалился. Даже футболку прожёг.       Гарри машинально провёл рукой по шее и груди — там, и правда, кожа была какая-то бугристая, словно от старых шрамов. Он расстегнул рубашку и увидел на груди отвратительное красное пятно.       — Следы от тёмной магии нельзя полностью убрать, — Гермиона с сочувствием посмотрела на его новый шрам, ещё более уродливый, чем все прочие.       — Но ведь у Малфоя не осталось следов от сектумсемпры! — возразил Гарри просто из духа противоречия.       — Значит, это было не тёмное заклинание, — она вскинула руку, видя протест в его глазах. — Да, Гарри, не всё, что призвано причинить вред, является порождением тёмной магии. Я читала об этом.       Гарри закатил глаза: если здесь ещё и библиотека есть, то вряд ли ему удастся убедить Гермиону вернуться в палатку.       — Ну или Снейп использовал невероятно мощное целительское заклинание, о котором больше никто не знает, — предположила Гермиона. Гарри невольно улыбнулся — она обожала всяческие теории.       — Так Малфой не забрал медальон? — вновь возвратился он к волнующему его вопросу. Гермиона опять покачала головой. — Тогда что ему нужно?!       — Не знаю, Гарри. Он сказал, что вернётся, как только сможет, и всё объяснит.       — Может, нам лучше уйти отсюда? — предложил Гарри. — Кто знает, что у него на уме? Ты уверена, что он не способен обойти эту клятву?       — Нет! — на его взгляд, Гермиона запротестовала чересчур яростно. — Это очень древняя клятва, её нельзя обойти. Он поклялся не только не причинять нам вреда, а защищать нас, пока мы в его доме. Поэтому я тебя вчера оглушила, прости. Здесь мы в безопасности! Здесь тепло, и Микки чудесно готовит.       — Микки? — переспросил Гарри — она уже дважды упоминала это имя.       — Микки — домовой эльф, — пояснила Гермиона, — и знаешь, поговорив с ним, я начала думать, что и Добби, и Кричер сошли с ума от долгого контакта с крестражами.       — Гермиона, ты хоть спала? Когда ты только успела и книги перечитать, и с эльфом пообщаться? — изумился Гарри.       — Мне не спалось, — буркнула она, — приводи себя в порядок и спускайся.       Гарри стало совестно: пока он спал, отходя от действия крестража, Гермиона переживала за него и из-за ухода Рона. Наверное, даже плакала — у неё глаза опухли. А он накинулся на неё сразу со своими обидами. Гарри нервно взъерошил и без того ужасно растрёпанные волосы и пошёл искать ванну, прихватив со стула свою кем-то бережно очищенную одежду.       Приняв горячий душ и одевшись в чистые вещи, Гарри спустился вниз. Гермиона сидела в гостиной возле так и не убранного Омута памяти, обложившись десятком книг. Минимум половина из них была написана рунами. Она делала какие-то пометки на листке пергамента, который пестрел разноцветными линиями. Гарри пришлось трижды её позвать, прежде чем она обратила на него внимание. Его поразило, что она, видимо, и правда чувствует себя здесь в безопасности, раз позволила себе так увлечься.       — Гарри, я разобралась в диагностике Дамблдора, — она подняла голову и поглядела на него с сочувствием.       — И что там? Малфой солгал? — спросил Гарри с надеждой, хотя подсознательно уже знал ответ.       — Нет, он сказал правду. О зелье я нашла лишь краткое упоминание, но оно соответствует описанию. Мне жаль, Гарри.       Он опустился на диван и обхватил голову руками, его захлестнуло чувство вины, тесно смешавшись с обидой на директора. Сколько всего он скрыл от Гарри: Годрикова впадина, дружба с Грин-де-Вальдом, его скорая смерть, действие зелья, которым он заставил Гарри его поить. Ещё и пророчество, о котором он и не собирался говорить, пока Сириус не погиб. И сколько ещё лжи и утаек он унёс с собой в могилу?       Гарри усилием воли загнал все переживания вглубь сознания; он надеялся, что у него ещё будет время всё обдумать.       — Гермиона, по-моему, ты говорила что-то про обед, — Гарри попытался улыбнуться, — я ужасно голодный.       Она в ответ немного приподняла уголки губ:       — Пойдём, познакомлю тебя с Микки. Он прекрасный повар, не то что я.