Тёмный Лорд Малфой

      Геллерт, как примерный ученик, отсидел все уроки и даже заработал десять баллов для факультета на зельеварении. Впрочем, другие учителя никогда не начисляли ему баллов, за исключением Кэрроу, но они не в счёт.       Незаметно выбравшись из замка, воспользовавшись привилегиями префекта-пожирателя, Геллерт аппарировал в неприметный тупичок, где, кажется совсем недавно, спас от неприятной участи мальчишку Краффта. Как он и рассчитывал, тот был совершенно пуст, однако мерзкие запахи и стеклянное крошево, похрустывающее под ногами, давали понять, что к вечеру тут непременно соберётся компания, и, определённо, не с целью почитать Ницше или Канта.       Парой взмахов руки Геллерт сотворил защитные чары, оградившие это место от посторонних глаз, очистил воздух, не желая вдыхать ароматы помойки, и трансфигурировал низкий диванчик и большое зеркало в позолоченной раме. Применив согревающие чары, Геллерт начал раздеваться.       Ему лишь однажды доводилось перевоплощаться в женщину, и он бы счёл за счастье никогда не повторять подобный опыт, но ничего более стоящего придумать не удалось. Привлекать кого-то со стороны было недальновидно и попросту опасно, а подвергать риску Нарциссу, которая, без сомнения, могла идеально сыграть свою сестру, он не собирался — слишком высоки ставки.       Раздевшись донага, Геллерт натянул женские панталоны и нижнюю рубашку — наблюдать сомнительные прелести Беллатрикс ему отчего-то не хотелось. Ухмыльнувшись своему отражению в столь дурацком наряде, бывший тёмный лорд глотнул оборотного зелья с волосом мадам Лейстрендж.       Его тело начало трансформироваться: волосы стремительно росли, рассыпаясь тёмными кудрями по ставшим вдруг узкими плечам; рост немного уменьшился; ноги и руки стали невероятно тонкими, на запястьях косточки торчали так, будто вот-вот прорвут бледную кожу; бедра расширились; появилась грудь довольно приличного размера; панталоны наконец стали впору, перестав давить на втянувшийся член; лицо ещё больше побледнело; брови, напротив, потемнели; тяжёлые веки нависли над карими глазами; заострились скулы; губы стали пухлыми и темно-розовыми. Из зеркала, состроив презрительную гримасу, на него смотрела Беллатрикс Лейстрендж с распущенными волосами и в нижнем белье.       Вещи Геллерт умыкнул из старого, ещё девичьего, гардероба Нарциссы. Впрочем, Беллатрикс после Азкабана брала одежду там же, так что об этом не стоило переживать. Конечно, можно было бы обойтись трансфигурацией, а не надевать на себя женское бельё, и Геллерт непременно бы так и сделал, если бы речь не шла о настолько серьёзном деле, как ограбление банка Гринготтс. На таких мелочах, как мужские трусы, можно было запросто проколоться. Не то чтобы он собирался кому-то демонстрировать своё исподнее, но стоило отнестись внимательно даже к таким мелочам.       Поэтому, затянув корсет, надев чёрное платье в пол и высокие ботинки на каблуках в два дюйма, он приступил к макияжу и укладке волос. К счастью для Геллерта, после заключения Белла не слишком утруждала себя такими условностями, как приличный внешний вид. Её причёски чаще всего напоминали нечёсанную львиную гриву повышенной лохматости, слегка присобранную на макушке заколками, которые при желании можно было использовать как оружие. А макияж сводился к ярко-красным губам.       Для Геллерта и подобное казалось слишком, но он привык идти до конца. Накинув плащ пожирателя, он немного походил туда-сюда, приспосабливаясь к новому телу и чёртовым каблукам: не могла эта стерва носить брюки и ботинки, как это делала Винда, так нет же, она была воспитана в пуританской Великобритании, где девушки непременно должны носить платья!       Немного привыкнув (по крайней мере, он не выглядел коровой на льду!), Геллерт собрал все свои вещи и затолкал их в дамскую сумочку с расширенным пространством, Бузинную палочку он спрятал за высокое голенище, а в руку взял копию палочки Беллатрикс. Олливандер сразу опознал её, как сделанную им собственноручно и купленную в одиннадцать лет Беллатрикс тогда ещё Блэк, за что получил усмешку от Гриндевальда и обливиэйт во избежание недоразумений. Геллерт в очередной раз убедился, что не зря сохранил жизнь Грегоровича — тот на самом деле оказался гением.       Палочка пыталась продемонстрировать характер и немного подрагивала в руке; Геллерт усилил напор магии, чтобы не уничтожить её, но дать понять, кто здесь главный. Палочка протестующе заскрипела, но пропустила через себя поток, убирая следы его пребывания и возвращая тупику его прежний, крайне непрезентабельный вид. Геллерт взмахнул ею второй раз, снимая защитные чары и собираясь ещё немного пройтись, прежде чем аппарировать.       Сделав пару шагов в сторону выхода, он услышал приближающиеся голоса, но не придал им значения — его не интересовали магглы.       — Думаю, отсюда уже можно спокойно аппарировать, — произнёс смутно знакомый голос, он звучал ровно, но с едва заметным беспокойством, — но я по-прежнему считаю, что в твоём положении это глупо, и более того, опасно!       — Ремус, перестань, — ещё за секунду до ответной реплики, прозвучавшей немного сердитым женским голосом, Геллерт понял, что впереди маги. Применять дезиллюминационные чары было поздно, его заметили. Розововолосая девушка оборвала себя на середине фразы и попыталась быстро достать палочку, но её рука запуталась в собственных одеждах, вызвав у Геллерта короткий смешок. Зато мужчина не растерялся: он угрожающе направил палочку на Геллерта и встал на полшага впереди девушки, прикрывая её собой.       Грин-де-Вальд обвел их ленивым взглядом, он их узнал — Ремус Люпин почти не изменился за три года, разве что ещё больше постарел и поистрепался, а в девушке его кузину Нимфадору выдавали волосы, которые мгновенно стали ярко-красными, вероятно, выражая её ярость. Она наконец справилась с креплением, и теперь уже две палочки были направлены ему в лицо; Геллерт молчал, чем вызывал их заметное недоумение. Он напомнил себе, что он сейчас не Драко Малфой, проявляющий лояльность светлой стороне, а бешеная Беллатрикс Лейстрендж.       — Круцио, — выкрикнул он любимое заклинание пожирательницы, направив изогнутую палочку из орешника прямо на оборотня. Та поддалась безо всяких сомнений, радуясь потоку тёмной магии. Люпин не мог увернуться, тогда пострадала бы его жена; он упал на колени и стиснул зубы, пытаясь бороться с болью, что ему, как оборотню, довольно неплохо удавалось — другой бы уже корчился в муках и разрывал горло в крике.       Девчонка, опомнившись, начала яростно швырять в него заклинания одно за другим, и куда подевалась её неуклюжесть? Геллерт ставил щиты и уворачивался играючи, как это сделала бы сама Беллатрикс. Он не хотел ранить девчонку, которая, вероятно, была беременна, если принять во внимание слова оборотня и присмотреться к немного округлому животику, видневшемуся под обтягивающей маггловской одеждой.       — Экспеллиармус, ступефай, инкарцеро, — выкрикивала Тонкс, стараясь отвлечь огонь на себя, но Геллерт намеревался вывести из игры оборотня, а её потом мягко обездвижить. Было бы отлично просто стереть им память, но оборотни совершенно не поддаются ментальной коррекции, а значит, у них не должно остаться воспоминаний о сбежавшей с поля боя Беллатрикс. Магический мир слишком мал, чтобы недооценивать силу слухов, вряд ли Волдеморт или сама Лейстрендж оставят подобное без внимания.       Люпин оказался довольно сильным соперником, в паре с девчонкой они, возможно, даже смогли бы одолеть Беллу, но, конечно, не Грин-де-Вальда.       — Дора, прикрой, — крикнул Люпин, и под щитовыми чарами Тонкс начал очередную атаку, — импедимента, ступефай, петрификус тоталус!       Его заклинания были довольно мощными, но он почему-то ограничивался школьным арсеналом, а Геллерт, согласно заявленной роли, должен был отвечать исключительно круциатусом и авадой, изредка используя флагелло. Однако фантазию бывший Тёмный Лорд имел несколько богаче, чем Белла, а потому, подпустив оборотня поближе, он нацелил палочку ему на ноги и выкрикнул истеричным голосом правой руки Волдеморта:       — Ауферо осса! — это заклинание не мог удержать обычный щит протего, который использовала Тонкс, и грязно-фиолетовый луч с тихим свистом достиг своей цели.       Люпин как подкошенный свалился на пыльный асфальт — в его ногах не осталось ни единой кости, и теперь они более всего походили на разваренные макаронины. Ремус попытался ими пошевелить, но ему это не удалось. Он потянулся за палочкой, выпавшей из его руки, но Геллерт ногой отшвырнул ту в сторону и невербально вырубил оборотня.       Грин-де-Вальд обернулся к Тонкс, которая безуспешно билась о выставленный им усиленный щит, пытаясь добраться до своего мужа. Он оскалился в приветливой улыбке и проговорил тоненьким голоском, подражая сюсюкающей манере Лейстрендж:       — Что моя дорогая племяшка забыла в таком месте? Расскажи тётушке Белле!       — Да пошла ты, тётушка, — издевательски протянула Тонкс, ни на секунду не ослабляя напор, и требовательно добавила:       — Что с моим мужем?! Отвечай!       — У него ликантропия, ты не знала? — притворно-сочувственно улыбнулся Геллерт. Он готов был восхититься её храбростью и внутренней силой: она должна была трястись от страха за мужа и ещё не рождённого ребёнка, но эта девочка не собиралась сдаваться, снова и снова посылая в непробиваемый щит разноцветные лучи заклинаний. Грин-де-Вальд задумался, как скоро она дойдёт до непростительных? Ему казалось, что скоро, но этот цирк пора было заканчивать; он показательно схватился за левую руку.       — К сожалению, у меня совершенно нет времени для семейных посиделок, — рассмеялся он, посылая в Тонкс довольно слабую импедименту; та не ожидала простейшего заклинания от злобной пожирательницы, а потому, пропустив его, так и замерла с поднятой в атаке рукой и приоткрытым ртом, — ещё увидимся, племяшка!       Геллерт оставил их приходить в себя и аппарировал. Он не думал, что его могли выследить и поджидать, судя по их разговору, они просто искали тихое место, как и Геллерт. Вихрь аппарации вынес его в самом начале Косого переулка. Тот не слишком изменился с последнего посещения: вокруг было так же мрачно и серо; каждая третья лавка закрыта, а окна заколочены грубыми досками; прохожих по-прежнему мало, и все предпочитали прятать лица в широких капюшонах своих мантий. Разве что появилось больше попрошаек. Они сидели прямо на голой земле, завернутые в тряпье; их лица были грязны и несчастны, они тянули свои руки к редким прохожим и умоляли подать хоть кнат. Очевидно, режим Волдеморта работал на славу, даже в Лютном в его лучшие годы не было столько нищих.       Геллерт с надменным равнодушием на лице Беллатрикс проходил мимо, не обращая никакого внимания на их плач и стоны. Они же, завидев, кто идёт, пытались сделаться тише и незаметнее. Но вдруг какой-то старик с лицом, покрытым кровавыми язвами, выскочил прямо перед ним и вцепился своими дрожащими руками в его дорогую мантию.       — Где мои дети? — взвыл он страшным голосом. — Что вы с ними сотворили? Ты-то верно это знаешь!       Двое других в страхе кинулись его оттаскивать от известной своим буйным нравом Лейстрендж, умоляя простить сошедшего с ума старика. Белла убила бы его на месте, или хотя бы угостила круциатусом, но Геллерт не мог. Не теперь, когда он узнал, а главное почувствовал, ценность семьи. Этого старика не заботило собственное здоровье и жизнь, только его дети, чем-то не угодившие новой власти. Скорее всего, они просто не вышли чистотой крови. Геллерт подался вперёд и, схватив несчастного за отвороты его драного плаща, угрожающе прорычал:       — Имена, старик!       Тот посмотрел своими мутными старческими глазами будто прямо в душу и тихо выдохнул:       — Майкл и Катарина Элфорд.       Геллерт едва заметно кивнул, а затем, следуя образу, грубо оттолкнул от себя старика так, что тот повалился на землю. Он окинул всех презрительным взглядом и чётко произнёс:       — Ваше счастье, что я спешу. Но на обратном пути я непременно уделю вам пару минут!       Попрошайки повскакивали со своих мест и кинулись врассыпную, радуясь, что легко отделались. Никто не жаждал испытать силу круциатуса бешеной Лейстрендж.       — Все разбежались от железной Беллы, — раздался голос почти над самым ухом, и изогнутая палочка Беллатрикс в тот же миг уперлась в шею глупцу, посмевшему незаметно подойти к бывшему Тёмному Лорду в женском обличии. Долохов громко сглотнул и примирительно поднял руки:       — Спокойно, Белла, это всего лишь я. Вернулась вчера и даже не зашла поздороваться.       Геллерт нехотя опустил палочку и уставился на Долохова вопросительным взглядом, тот просто смотрел в ответ и улыбался, отчего его лицо, перетянутое жгутом шрама, стало ещё более искривлённым.       — Что тебе надо, Долохов? — не выдержал Геллерт; он и так потратил слишком много времени, придётся пить дополнительную порцию оборотного прямо в банке.       — Обожаю твои колючки, — пробормотал Антонин и попытался заправить Белле за ухо выбившуюся прядь, за что и получил по своей лапе. Впрочем, это его вовсе не огорчило, а скорее даже наоборот, он довольно ухмыльнулся и протянул:       — Снова играем в неприступную леди? Ты же знаешь, как меня это заводит?!       Геллерт был по-настоящему шокирован, не ожидал он подобного от Беллатрикс. Ему казалось, что она стелется исключительно под Волдеморта, а тут такое! Нет, Геллерт, конечно, надел женское бельё для правдоподобности, но не предполагал, что найдутся желающие на него посмотреть, а тем более на то, что под ним. Но он ошибался: похотливый взгляд Долохова говорил об этом громче всяких слов. Геллерт едва не рассмеялся от абсурдности ситуации, но надо было как-то избавиться от навязчивого поклонника.       — Ты что несёшь, Долохов? Остатков разума лишился? — прошипел Грин-де-Вальд, в глубине души надеясь, что Белла никогда не отвечала ему взаимностью. Довольно достоверно исполненный гнев Беллатрикс также не возымел должного эффекта.       — Понял, понял, — закивал Антонин, как китайский болванчик, — место не подходящее и время, да? Тогда давай вечером, как обычно, а?       — Я спешу, Долохов, — Геллерт уверенно двинулся в сторону банка, однако Антонин не отставал. Он пошёл рядом, галантно предложив:       — Позвольте сопроводить вас, леди?       Грин-де-Вальд окинул его оценивающим взглядом, отчего тот выпятил грудь, и не ответив ни слова, пошёл вперёд. У дверей банка стояли двое охранников-людей, заменивших гоблинов — очередной удар по гордости зеленошкурых. Они проверяли всех входящих тонким золотым прутком — Детектором лжи — который, как знал Геллерт, распознавал все маскирующие чары и зелья. Поэтому ему не оставалось ничего иного, как приложить обоих беспалочковым конфундусом, а заодно и Долохова, чтобы не начал задавать ненужных вопросов.       Спокойно пройдя мимо пришибленных охранников и за руку проведя Антонина, который уже почти пришёл в себя, Геллерт оказался в главном зале банка. Тот был величественный и пафосный, впрочем, как и всё, за что брались гоблины и куда хотели вложить душу — взять хотя бы их оружие гоблинской стали. Несмотря на новый режим, в банке мало что изменилось: было ещё несколько человек, дежуривших в зале, но дальше их не пускали. Гоблины всё так же взвешивали драгоценные камни на старинных весах и что-то писали в своих гроссбухах.       Долохов окончательно оклемался и теперь с подозрением осматривался вокруг, не понимая, как оказался в банке. Геллерт наклонился поближе к нему и прошипел:       — Продолжишь распускать руки — одним конфундусом не отделаешься!       В глазах внезапного поклонника с новой силой разгорелся огонь страсти, оставалось только вздохнуть поглубже и побыстрее со всем разобраться, чтобы избавиться от навязчивого общества:       — Вообще-то, Долохов, ты можешь уже идти!       — Нет-нет, моя дорогая леди, — страстным, как ему казалось, голосом прошептал Антонин, — я вас непременно дождусь!       — Ты хочешь познать силу моего гнева? — использовал Геллерт последний аргумент.       — Я мечтаю об этом, — с придыханием ответил этот ненормальный. Оставалось смириться и надеяться, что он отвлечёт часть внимания на себя. Грин-де-Вальд принял самое надменное выражение лица и горделивой походкой двинулся к старому гоблину, который сидел в дальнем конце мраморного зала за самым высоким столом. Он выглядел невероятно древним: его сморщенную, как изюм, голову обрамляли редкие седые волосы, но взгляд за прямоугольными стёклами очков был ясным и цепким.       — Проводите меня в моё хранилище! — побольше властности и самомнения.       Лицо гоблина на долю секунды искривилось от презрения и ненависти, но он тут же вернул раболепную маску:       — Мадам Лейстрендж, позвольте вашу палочку.       Геллерт протянул ему ореховую палочку — это было стандартной процедурой при посещении древних хранилищ, для которых не требовался ключ. Гоблин поднёс её к длинному золотому пруту и кивнул. Творение Грегоровича с успехом прошло и эту проверку. Гоблин с крайне недовольным видом вернул палочку и прохрипел:       — Всё в порядке, мадам Лейстрендж.       Он хлопнул в ладоши, и к нему подбежал молодой сородич.       — Принеси звякалки, — приказал старший гоблин, спрыгивая с высокого стула. Младший сотрудник вернулся через минуту с кожаным мешком в руке, в котором лязгало что-то металлическое, и подал его старшему.       — Пойдёмте, мадам Лейстрендж, — сказал гоблин и засеменил впереди, бодро гремя мешком; Геллерт двинулся следом.       Они беспрепятственно подошли к одной из многочисленных дверей, выходивших в зал, Антонин шёл по пятам. Геллерт обернулся, ткнул палочкой ему в грудь и прошипел:       — Оставайся здесь, Долохов! Тебе нечего делать в моём хранилище!       — Я дождусь, моя леди, — кивнул тот и, отойдя чуть в сторону, скучающе оперся о стену, приготовившись к долгому ожиданию. Геллерт поклялся себе, что если в следующий раз он решит кого-то изображать, то непременно разузнает всю его подноготную. Но кто же мог подумать, что Белла скрывает такое?       Они ступили в коридор, грубо вырубленный в скале и освещённый факелами. Старый гоблин свистнул, и тут же из темноты, громыхая по рельсам, подкатила тележка. Как только они в неё забрались, тележка дёрнулась и покатилась вперёд, набирая скорость.       Они неслись всё время вниз через лабиринт запутанных ходов и ответвлений, уходя под землю глубже и глубже; ветер трепал тёмные волосы Беллатрикс, гоблин сидел с абсолютно безмятежным лицом. Тележка, не сбавляя хода, завернула за угол, и перед ними возник водопад, обрушивавшийся прямо на рельсы. Гоблин сразу весь подобрался и посмотрел на Геллерта с подозрением и неприязнью. Вагонетка на огромной скорости прошла прямо сквозь водопад; вода заливалась в рот и глаза, одежда мгновенно намокла. Тележка перевернулась, и Геллерт вместе с гоблином полетел вниз, за пару футов до земли успев применить амортизирующие чары.       Гоблин вскочил и готов был поднять панику, Геллерт взмахнул рукой, и беспалочковый ступефай заставил его спутника рухнуть на каменный пол. Драко знал о «Гибели воров», но почему-то считал, что его включают сами гоблины, когда кто-то вызывает подозрение. Однако Грин-де-Вальд не думал, что его могли в чем-то заподозрить, а значит, где-то по дороге стоял встроенный Детектор лжи, как у охранников на входе. Он логично предположил, что тут может иметься и индикатор непростительных заклинаний, а значит, империуса применять нельзя.       Он осмотрел себя: мокрое платье облепляло подтянутую фигуру Драко Малфоя. Он невольно усмехнулся, представив, как бы на такие метаморфозы отреагировал любвеобильный Долохов. Применив высушивающие чары к себе и гоблину и выпив новую порцию оборотного зелья, Беллатрикс во всём своём постазкабанском великолепии была готова к дальнейшим приключениям.       — Фините, обливиэйт, — поспешил он обработать едва пришедшего в себя гоблина, — мы только что приехали на тележке, сейчас идём в хранилище Лейстренджей.       Его проводник зачаровано кивнул, подхватил выпавший мешок со звякалками и пошёл вперёд. Там послышалось лязганье цепей; они свернули за угол и увидели прикованного к скале дракона, охраняющего несколько дверей. Его чешуя была бледной и шелушащейся, молочно-розовые глаза слепо смотрели вперёд, но острый нюх чуял людей: дракон грозно заревел, сотрясая каменные стены, и выпустил в их сторону струю огня. Геллерт, ухватив ещё немного заторможенного гоблина за шиворот, резво отскочил за угол.       — Ты убить меня задумал, гоблин? — воскликнул он, весьма удачно пародируя истеричность Беллы.       — Нет-нет, мадам Лейстрендж, — залепетал тот, пятясь от нацеленной на него палочки, — сейчас, сейчас. Вот, Звякалки! — он достал из мешка металлическую трещотку и начал ей трясти; она издавала режущие слух звуки, будто тысячи молоточков стучат по наковальне, от которых огромный дракон вжался в самую дальнюю стену, весь дрожа. Его долгое время приучали, что за звоном следует боль.       Гоблин приложил свою длиннопалую руку к деревянной панели, и металлическая дверь растворилась в воздухе, являя вырубленную в скале пещеру, наполненную сокровищами. Едва они вошли внутрь, как дверь с тихим шипением появилась снова, оставляя их в полной темноте. Геллерт махнул рукой, зажигая факелы; в свете огня богатств казалось ещё больше — здесь были груды золотых и серебряных монет, кубки, доспехи, клинки. Выделяясь на фоне всего прочего, огненными рубинами сверкал меч Гриффиндора. Геллерт подошёл к мечу и позвал гоблина:       — Скажи мне правду, гоблин, это настоящий меч или подделка?       Тот внимательно осмотрел меч, даже провёл над ним рукой и отступил на шаг. Он глядел на стоящую перед ним волшебницу снизу вверх, но весь его вид выражал превосходство. Он сложил руки на груди и спросил своим скрипучим голосом:       — Что вызывает у вас сомнения в подлинности меча?       Геллерт задумчиво сощурился и чуть насмешливо проговорил:       — Сияет слишком ярко. А гоблинский меч должен разить, а не сиять.       Его собеседник выглядел оскорбленным, он даже отвернулся и недовольно проскрипел:       — Гоблинское оружие прекрасно и по форме, и по содержанию, но эта подделка и правда слишком уж яркая, сразу видно, что сделана человеком.       — Да, действительно, — довольно протянул Геллерт, — но тебе об этом следует забыть, как и о том, что я возьму в своём сейфе!       — Гоблины не выдают тайны своих клиентов, — отрезал он.       — Даже под пытками? — вкрадчиво спросил Гриндевальд. Гоблин едва уловимо вздрогнул и отступил ещё на шаг. Он оценивающе взглянул на поддельный меч и на изогнутую палочку в руке волшебницы, и, что-то для себя решив, поднял правую ладонь вверх и произнёс:       — Клянусь никому, никогда и ни при каких условиях не выдавать информацию о содержимом хранилища семьи Лейстрендж, кроме его законных владельцев. — Сверкнула голубая вспышка, клятва была принята.       Геллерт невольно поморщился, он не этого хотел добиться. Теперь оставалось надеяться, что Беллатрикс не станет расспрашивать именно этого гоблина, или же можно попросту убить его. Очевидно, что-то отразилось в его глазах, поскольку гоблин попятился и вскрикнул:       — Я поклялся, мадам!       Геллерт кивнул и стал всматриваться в груды сокровищ, отыскивая крестраж, который сразу же почувствовал, едва зайдя в хранилище. Его взгляд упал на костяной нож в пятнах крови, украшенный сапфиром; он провел над ним палочкой, но нет, просто клинок некромантов для жертвоприношений, возможно, душа последней жертвы зацепилась за него — редкая мерзость.       Тут он увидел её — маленькая золотая чаша с двумя ручками и изображением барсука. Вещь, принадлежавшая Пенелопе Пуффендуй, стояла на самом верху. Похоже, Волдеморт тоже собирал реликвии, но другие. Сейчас Геллерт почти уверился в том, что медальон принадлежал Слизерину. Было бы логично поискать что-то от Когтевран и Гриффиндора.       Геллерт трансфигурировал из воздуха небольшую лестницу и поднялся за чашей; он даже не прикоснулся к ней, а уже почувствовал сильнейшее давление на свои окклюментивные щиты и услышал вкрадчивый голос на периферии сознания.       — Я знаю, чего ты желаешь. Я помогу тебе достичь величия. Я открою тебе секрет бессмертия, — нашептывал голос, но Геллерт отмахнулся от него, как от назойливой мухи; он достал экранирующую шкатулку и перчатки из драконьей кожи. Пока он натягивал их, не заметил, что голос умолк, зато почувствовал дополнительный вес на лестнице — старый гоблин с ожесточённым лицом карабкался наверх, явно желая завладеть чашей; Геллерт взмахом руки отбросил его на груду золотых монет. Гоблин с неожиданной для его возраста прытью вскочил на ноги и снова ринулся к лестнице. Гриндевальд поспешил упаковать крестраж в шкатулку. Как только он закрыл крышку, гоблин замер на ступеньке с донельзя глупым лицом: он осоловело хлопал глазами и открывал рот, как рыба, выброшенная на берег.       — Что это было? — сумел наконец выговорить он.       Геллерт спрятал шкатулку в карман мантии, оставив на месте чаши её копию, которая, конечно, продержится довольно долго, но при ближайшем рассмотрении вряд ли кого-то обманет, и вслед за гоблином спустился вниз. Он убрал лестницу и только потом взглянул на своего проводника, прикидывая, сможет ли он выбраться отсюда без его помощи, и сам же себе ответил, что нет.       — Это то, о чём тебе совершенно точно не следует помнить, — проговорил он, направляя палочку на отшатнувшегося гоблина.       — Я же поклялся! — проскрипел он.       — Этого недостаточно, — горько усмехнулся Геллерт, — обливиэйт. Я взяла золото и драгоценные камни. Мы можем идти.       Гоблин кивнул и приложил руку к двери, та растаяла, открывая им вид на рычащего дракона. Геллерт надеялся, что мозги гоблина способны выдержать два обливиэйта подряд. Он не стал стирать только воспоминание о клятве, чтобы тот случайно не самоубился, сболтнув лишнего, остальное заменил картинкой Беллатрикс, перебирающей драгоценности.       Несмотря на все опасения Геллерта насчёт встроенного детектора лжи и Гибели воров, они безо всяких происшествий добрались до мраморного зала, и он спокойно покинул Гринготтс в сопровождении дождавшегося его Долохова. Если бы не Антонин, Геллерт бы посчитал, что ему кто-то за обедом подлил Феликс Фелицис — настолько гладко прошла эта авантюра, при неудаче грозившая серьёзнейшими неприятностями.       — Долохов, мне больше не требуется сопровождение, — строго сказал Геллерт, — так что советую наконец отправиться по своим делам! А мне необходимо выполнить одно поручение Тёмного Лорда!       Антонин показательно вздохнул, попытался облобызать ручку, получил по морде (пришлось по-женски дать пощёчину) и бодро пошагал в другую сторону. Геллерт же намеревался аппарировать куда-нибудь в маггловский Лондон — действия оборотного оставалось ещё минут на двадцать — но тут из канцелярского магазина прямо перед его носом вышла женщина лет тридцати пяти с белыми, явно крашеными волосами и ярким макияжем. Он видел её лишь в воспоминаниях, но узнал мгновенно. Она что-то заталкивала в свою ужасную крокодиловую сумочку и ничего не замечала вокруг. Геллерт незаметно подошёл поближе и ухватил её за локоть.       — Какая неожиданная встреча, мисс Скитер! — он оскалился самой мерзкой улыбочкой Беллы. — Не составите мне компанию за чашечкой кофе?       — Б-б-белатрикс Лейстрендж? — заикаясь, успела пробормотать Рита перед тем, как её подхватил вихрь парной аппарации.