Расскажи свою правду

      Вечернее солнце освещало узкие обшарпанные улицы. Город на другой стороне берега покрылся розоватыми отблесками заката. Улочки, которые до этого казались обшарпанными и заброшенными, теперь ощущались как произведение искусства. И посреди этого живописного места на лавочке сидел темноволосый мужчина с уставшими глазами. Прошло уже где-то недели три с его пробуждения в больнице. Сегодня сняли последний шов, и уже завтра ему надо будет покинуть безопасное место. Эти мысли удручали мужчину, ведь здесь не надо было думать о жилище, пропитании. В больнице было просто и спокойно, однако теперь это подходит к концу, и куда идти дальше он без понятия… За прошедшее время он ничего не смог вспомнить, сколько не пытался. Максимум возникало чувство дежавю. Оно пропадало так же быстро, как и появлялось, и оставляло за собой горечь сожалений незнамо о чем. Вот так же, как сейчас. Лишь присев на скамейку и взглянув на закат, у него появилось ощущение, что эта сцена уже происходила, однако в ней он был не один. С ним, как и во всех таких случаях, был кто-то. Чутье подсказывало, что именно этот фантом и является ключом ко всему, а как он понял за это время, чутье его не подводит.       Солнце окончательно село, и он всё-таки решил дойти до палаты. За ночь надо решить, что делать дальше, как быть с деньгами, с проживанием, незнанием языка, и ему, вероятно, придется возвращаться в Россию, а как жить уже там? Голова разрывалась от мыслей. Слишком много задач для одной непродолжительной ночи. Посреди решения денежной проблемы он погрузился в сон.       Опять красочные размытые пейзажи, там он лежал на поле, заросшим, вероятно, одуванчиками, с другим мальчиком, они маленькие и счастливые. В ушах - радостный смех рыжеволосого друга, и в момент кадры сменились, и он попал в обшарпанную квартиру. Слышен гул машин за окном, в квартире стояла удушающая атмосфера. За столом сидела тонкая фигура парня. Он не в силах разглядеть лицо, в глаза бросались лишь огненно-рыжие волосы. Стучали батареи, и он ушел, ни сказав ни слова. В след ему - выстраданное «Олег!». Он обернулся, к нему бежал рыжеволосый, и вот он уже собрался ловить объятья, как рыжеволосая фигура раствортилась прямо на глазах, а за ней и вся квартира. Все исчезло, и он проваливается в пустоту…       Изначально красочный сон превратился в итоге во что-то отдаленное. Единственное, что он запомнил после пробуждения, стал уже знакомый рыжий мальчишка. И имя, которое тот выкрикнул в след.       — Олег, значит…

***

За 2,5 недели до…       Разумовский, с момента разговора с врачом, постоянно размышлял о том, как дальше быть. Находиться в заключении ему не нравилось так же, как и постоянно слушать примечания Птицы, а он, по всей видимости, был сильно обижен на Сергея. К выводу, что из тюрьмы надо бежать, он пришел почти сразу же, но оставалось еще два аспекта. Первый — каким образом? Варианты, конечно, имелись, но полностью оценить риски он не мог, не было доступа к информации, а поступать опрометчиво он не собирался. И второй — Птица. Одним словом можно описать всё. Весь катастрофический пиздец. Сергей не знал, чего от него ожидать, как он отреагирует на всё это, и самое страшное, что птица понимал, как думает Разумовский. Он, непосредственно, был в его голове и мог вытеснить в любой момент. В таком случае ни один вариант не сработает.       Из раздумий Разумовского вывел охранник, открывший решетку, призывая его на общую прогулку. Сережа оглянулся на Птицу, сегодня он был особо подозрительно тихим. Это пугало и не предвещало ничего хорошего.       Выйдя на улицу, он ощутил легкое дуновение ветра. Его потоки растрепывали порядком отросшие волосы, их следовало бы отстричь. Слишком много воспоминаний, Он очень любил их. Когда-то давно ему нравилось зарываться в них пальцами, мимолётно касаться, однако это все стало прошлым. Он сам сделал это прошлым. В сердце отдало неприятной болью.       Едва завидев как поник Разумовский, Птица сразу перешел в нападение. Теперь он понимал, как больнее задеть, как получить желаемый контроль и внимание.       «Слюнтяй, неужели ты до сих пор вспоминаешь Волкова? Неужели соскучился? Ты думаешь, мы ему были нужны?» — голос резко проник в сознание. Птица насмехался.       «Да, нужен. Олег верил мне, я был ему нужен, не ты!»       «Ха! Ты сам-то веришь в собственные слова? Ты и «нужен»? Оно и видно, как ты ему нужен, тряпка! Тебя бросили, не задумываясь! Променяли на службу в армии. Ты думаешь, он все семь лет жаждал вернуться?»       «Но он же вернулся, он оставался рядом. Несмотря ни на что! Он видел наше безумие, убийства, знал мотивы, и все равно оставался рядом. А ты!» — злость перемешивалась с горечью, ком встал в горле. Птица знал, как на него воздействовать. Слова били по больному.       «Что я? Убил его? Да. Ты и сам знаешь. Таковы были правила игры. Мы сами проиграли. Ты сам должен понимать, что Волков был с нами лишь из-за денег. Мы его наняли, для него это была лишь работа. Он бы нас и так бросил! Прямо как тогда!» — Птица уже орал, его голос был пронизан обидой.       — Нет, он бы не бросил! Ты! — Разумовский не заметил, как прокричал это в реальности. Однако, его это уже не волновало. Было больно. От самого себя же, от своего поступка. Сережа сел на землю, с паникой зажал уши. — Ты его убил, ты все разрушил. Олег остался бы. Ты видел все собственными глазами, он до последнего верил мне. А я… а я… я убью себя, я прекращу этот ад.       На крики сбежались охранники, немедленно подняли его и скрутили. Разумовского трясло, губа закушена, а из глаз текли слезы. Его грубо закинули в одиночку, параллельно прикрикивая что-то на итальянском. Сам Разумовский забился в угол. Птица достиг своего, однако данная картина его абсолютно не удовлетворяла. Он осторожно присел напротив съёжившегося Сережи и, только было протянул когтистую руку, как Разумовский отшатнулся, максимально вжимаясь в стену.       — Убирайся! Исчезни!       Птица поднялся и отошел, на его лице едва виднелись дорожки кровавых слез. Он исчез. За 1 неделю до…       Разумовский вышел из одиночки спустя день, и его, абсолютно разбитого и опустошенного, повели в камеру. Птица так и не объявлялся, и с того случая прошло полторы недели. Хотя и прошло достаточно времени, ничего толком так и не случилось. Обыденные тесты врача, скучный треп сокамерников, невкусная еда. Тут было невыносимо скучно, последние имеющиеся книги он дочитал уже с пол недели назад. А лежать без дела он просто напросто не мог, не умел. Оставалось только одно. Думать. И он размышлял, прокручивал множество раз в голове случившееся. Разговор с Птицей, и свою истерику, и то, как на это отреагировала его тень. Казалось, мотивы пернатого не совпадали с действиями, по крайней мере, Сергей так считал. Действия Птицы могли обозначать лишь одно — он не хотел доводить Сережу, и, возможно, в итоге хотел помочь. В голове это звучало максимально странно. Птица и помощь. Не разрушить жизнь. Может, даже исправить содеянное. С того раза Птица исчез и ни разу не появился. Раньше такого не происходило, и теперь Сережа даже немного по нему скучает. И Разумовский решается позвать его.       «Хей. Пернатый, поговорить надо. Выходи.» — прошло секунд двадцать и, только после повторного позыва, в углу из тени появился он. Сейчас Птица выглядел не так, как раньше. Не чувствовалось былого азарта, саркастичности, превосходства. Птица был подавлен. Он молчал. — И, если скажешь хоть слово об Олеге, я тебя собственными руками придушу.»       «Но! — в эту же секунду Сережа направил прожигающий взгляд на воспрянувшего Птицу. Тот сразу стушевался, — понял. Почему позвал? Неужели соскучился?»       «Не поверишь, но без тебя уже непривычно и одиноко, так что, в некотором роде да. И есть предложение. Тебе же здесь не нравится? — на что Птица принялся кивать и внимательно слушать. Он был глубоко поражен первыми словами и решил, не комментируя, их слушать дальше, — так вот. Давай сбежим? Я готов полностью довериться тебе в этом, но есть условие.»       «Подожди, что? Ты о чем? Сбежать — идея офигенная, конечно, но что значит довериться? Я тебя не понимаю.»       «Я дам тебе то, чего ты так хочешь — контроля над телом. — Птица раскрыл рот в немом удивлении. — Сейчас у тебя есть неделя на побег, а после, при надобности, буду давать тебе часа 4 в неделю. И давай чтоб без убийств! И вообще, больше не убивай никого. Иначе я передумаю, и опять вернемся к борьбе.»       «Я согласен. — Сразу, не задумываясь, ответил, а немного подождав, добавил. — Я тоже устал от борьбы, давай сосуществовать.»       «Попробуем. А теперь наступает твоя неделя. Ну, что ж, приступай. И помни, сделай все тихо и без убийств.»       Птица закивал в ответ, Разумовский лег на свою постель, если это место можно было назвать таковым. Прикрыл глаза, расслабился, уступая место второму себе. Давно он не делал это добровольно. Сережа уходил постепенно на второй план, однако оставался в сознании, наблюдая за происходящим. Теперь у Разумовского появился план побега, и заключался он в Птице. Побег       Заполучив контроль над телом, Птица впервые за много дней ощутил некую свободу. Он был счастлив и благодарен Разумовскому за это решение. На раздумья о побеге, как бежать, с помощью чего и когда, ушло порядка пол дня. Сергей был гениальным программистом, а Птица, в свою очередь, гениальным преступником. Пока пернатый обдумывал детали, сам Разумовский стоял у стены. Изначально он опасался, что Птица вновь начнет буйствовать, но проследив за ним примерно полдня, он понял, что их связывает одна цель, и ему можно довериться. Значит, у него есть время немного отдохнуть, пусть Птица и дальше готовится. Разумовский ушел в тень.       Птица был поражен доверием со стороны Сережи. В кой-то веке его не отвергали. План почти сразу был придуман и отпущен в итоге на самотек. Сейчас Птица желал пожить немного свободно, самостоятельно. Уже на следующий день во время общей прогулки он начинал разговор почти что со всеми встречающимися на пути заключенными, на сколько позволяли его знания итальянского.       — Ehi. (Хей, ты!) — окрикнул мужик, порядком выше и больше по комплекции. Пернатый изначально прислушался.–Tu, rossa, sembrinuovo. Sdraiatisottodime, nontilasceròindebito. (Да, ты, рыжик, как погляжу ты новенький. Ляг под меня, я в долгу не оставлю.)       –…– Птица задумался, переваривая информацию. Он понял немногое, но основную суть уловил и его колено сразу же устремилось в сторону паха мужика, — Luridobastardo! (Грязный ублюдок!)       Мужик согнулся, и тогда Птица зарядил ногой тому по лицу, и, когда люди начали обращать на них внимание, Птица решил, что сейчас самое время сбежать. Он не должен быть замечен, не сейчас. Тот мужик был далеко не первым, были и еще те, кто всеми силами пытались его опустить, что им сразу же прилетало в лицо и пах. Сережа не церемонился, так почему Птица должен? Главное, что пока дело не доходило до обширных драк и кровопролития, охране было плевать на происходящее.       В одной из таких драк Разумовский подобрал выпавшую из кармана противника ложку. Он не стал на месте разбирать, что это такое. Если она была запрятана, значит пригодится. Только после отбоя у него появилась возможность рассмотреть находку. Едва ложка оказалась в руках, сразу порезала его пальцы. « Заточка…», — мелькнула мысль в голове. Хоть края и были грубо заточены, они все равно были невероятно острыми. Тогда он постарался ее запрятать. Он сделал небольшую дырку в матрасе и пропихнул ложку в поролон.       Сейчас вспомнив этот случай, Птица обрадовался, она-то ему пригодится. Он аккуратно достал ложку и запрятал ее к себе в ботинок. До побега оставались считанные дни, и все складывалось замечательно.       С самого утра Птица взялся за осуществление плана, ему надо было отыграть перед охраной спектакль. Роль была достаточно тяжкой, играть предстояло Сергея Разумовского. Поистине сложно. Сам же Сергей безумно переживал, кусал губы и иногда уж было хотел вернуть тело и, вероятней всего, сдаться. Все это время он из тени наблюдал. Сережу поражало поведение Птицы, он был абсолютно в своем репертуаре: язвил, раздражал и задирал других. Но повернуть время вспять нельзя, нужно продолжать и довести до конца. Ведь начало уже положено.       Выйдя на прогулку, Птица сразу же сник, потупил взгляд и начал что-то бормотать себе под нос. Игра началась. Люди начали верить, и некоторые заключенные в открытую трепались о нем. Вскоре внимание, не только некоторых зеков, но и охранников, было обращено на него. Едва Птица завидел внимание к своей персоне, он моментально осел и начал орать, и биться в конвульсиях. Находившийся рядом надзиратель сразу же скрутил Разумовского, чтоб тот не причинил никому вреда и, уже по знакомой дороге, направился в сторону одиночного карцера. Все шло строго по плану.       Птица специально перестал сопротивляться, чтобы за ними не пошли и другие охранники. Ему нужен был один этот. Надзиратель был примерно одной комплекции с Сережей, и цвет волос, виднеющийся из-под кепки, был весьма схож. Как только они оказались в слепой зоне, Разумовский резко дернул головой назад, попадая прямо в нос противника. Пока надзиратель несколько секунд находился в замешательстве, Птица резким движением выхватил шокер и направил тот в сторону шеи. Тех нескольких секунд хватило, и сейчас Птица быстро и тихо оттаскивал тело охранника в одиночку. Он быстро снял одежду с себя и охранника, и после этого первым делом оторвал от своей тюремной робы оба рукава. Один он пристроил во рту, имитируя тем самым кляп, а другим связывая руки. Уже переодевшись, Птица окинул взглядом свое творение и радостно усмехнулся. Остался последний шаг. Он достал из ботинка припрятанную заточку, на лезвии были засохшие капли собственной крови. Носить заточку в непосредственной близости от кожи было плохой затеей. Нога саднила. Разумовский не простит его за то, что он сейчас собирается сделать, но иначе нельзя. В правую руку он взял заточку, а в левой оказался хвост рыжих волос. Птица хотел одним движением их срезать, но волосы не поддавались. Прошло еще несколько секунд, и они окончательно сдались. На лицо падали криво отрезанные пряди. Когда-то длинные волосы, теперь едва касались подбородка. Рыжий хвост был быстро откинут на бессознательное тело. Собрав остатки волос, он запихнул их под кепку. Теперь надо валить отсюда.       Ему повезло и на пути в раздевалку он никого не встретил. Основной состав надзирателей сейчас был на прогулке, а другие, видимо, на обеде. Самое что ни на есть чудо. Оказавшись в раздевалке, он осмотрел приоткрытые шкафчики и из каждого взял по несколько вещей. Птица быстро удалился в туалет, присоединенный к раздевалке, там переодеваться было безопасней. Мгновенно стянув форму, он принялся за стащенную у работников. Выйдя из туалета, он заглянул в зеркало. Из отражения на него смотрел осунувшийся мужчина, полностью одетый в серые и черные вещи, которые, кстати, были абсолютно не по размеру. Он смахивал на оборванца. Самое то. Пошарив на прощание в карманах оставшейся формы, и, выудив оттуда несколько кошельков, Птица достал немного денег. На первое время хватит.        Уже выйдя из здания, он выбросил карточку работника, которая открывала все в этом злополучном месте. С картой в помойку отправилась и кепка, все это время скрывающая его волосы и лицо, однако сейчас она бы привлекла еще больше, и так ненужного внимания.       Вот она, свобода. У Птицы было еще время, и, за оставшиеся полдня, он должен найти, где затаиться на первое время. Знания о Венеции были не такие уж и большие, но одно он понимал точно, ему надо убраться как можно дальше, по возможности на другую половину города — на другой остров.       Прошло несколько часов, и вот Птица стояла уже на другом острове с занудным названием и глядела на золотой закат. Он абсолютно не знал, что делать и как быть. Единственное, что он смог, это вновь преступить закон. И сейчас, стоя на площади перед собором, он любовался чарующей красотой здания. Это произведение искусства Сережа оценит. Птица впервые за столько лет находится в единении с Сережей. Тот за время, проведенное на площади, проснулся окончательно и вышел из тени. Они стояли бок о бок и не враждовали, а просто наслаждались видом.       «Да… это абсолютная красота, надо сводить тебя на Боттичелли. Точно оценишь!» — уловив ход мыслей Птицы, ответил Разумовский и коснулся своего же плеча, тем самым говоря, что время пришло. Пора.       Птица засыпает, и уже ни о чем не жалеет.       Сережа вновь оказался в своем теле, ощущал ногами землю, ветер в волосах. Он больше не чувствовал прикосновений Олега, они ушли вместе с отсечёнными прядями. От этого горестно и больно, но злиться на Птицу он не может.       Вокруг множество туристов, поток людей огромный. Разнообразные голоса раздавались со всех сторон, и ему казалось, что в этом гомоне он услышал его голос. Разумовский не в силах не обернуться, он вновь желает увидеть этого человека, хоть на секунду. Подсознательно Сергей понимал, что если обернется, то там никого не будет, лишь горесть останется где-то глубоко. Однако он все равно обернулся и увидел Олега, словно живого. Быть того не может. Это отличалось от видений и кошмаров. Почему он такой живой?       — О-Олег? Но как…– с замиранием сердца произнес Сережа. Голос предательски дрожал и ломался от кома в горле.       Олег же в свою очередь завороженно смотрел на Сережу, как на то самое солнце, которое все это время не мог найти. Но все же Волков нашел его в рыжих волосах человека, стоящего напротив.       — …Мы знакомы?.. — его голос хриплый, он так и не пришел в норму. Ответ на вопрос Олег знал и сам. Едва увидев этого парня, Олег понял все. Перед ним тот, кого он искал.       Мир Сергея Разумовского перевернулся еще раз с ног на голову.