***
Июнь 848 Ночь. Капли дождя, падая в лужи, издают характерный отстукивающий звук. Хотя (а какой толк прислушиваться) из-за шквалистого ветра его всё равно не слышно. На скорости, с которой мчатся лошади, дождь превращается в одну большую массу, обращать на него внимание и оглядываться по сторонам довольно опасно: можно потерять контроль и свалиться с высоты в мерзостную кашу. Потому оба внимательно смотрят вперед, крепче хватаясь за поводья и пытаясь понять, верно ли держат путь или же всё-таки сбились с него. Жеребец начинает тяжело дышать, из ноздрей с каждым выдохом валит пар как из затопленной только что бани; приходится сильно сбавить ход, ведь ещё чуть-чуть и он откинет копыта в прямом смысле. Чтобы не потерять друг друга из поля зрения, второй наездник вынужден затормозить. — У вас и лошади хилые? На мою посмотри, она ещё столько же проедет и глазом не поведёт, — девушка ехидничает и скидывает капюшон, что мешает обзору. Теперь на пешей скорости она по крайней мере находит слабую возможность рассмотреть пейзаж вокруг или то, что отдалённо можно им назвать. Знакомый лес и полянки в ночном свете кажутся чем-то чуждым. Слишком темно, чтобы разглядеть хотя бы начало леса, который являлся их спутником справа уже около четверти пройденного пути. Черные кроны деревьев куполом накрывают, ненадолго спасая от дождя. Свет от луны пытается пробиться сквозь тучи и немного осветить землю, но всё без толку — бледный, тусклый, размытый шар не справляется — лишь лампа в руках мужчины хоть как-то помогает увидеть ближайшие метры. — Молчи, женщина. В полиции лучшие лошади из всех, что я видел в войсках, — блондин с зелёными глазами и заметной родинкой над верхней губой также скидывает накидку, чтобы лучше слышать собеседницу. — А видел я много. — Твоя правда, — хмыкает спутница. — Будь хоть немного вежлив по отношению к временному начальству. А то не посмотрю на то, что происходит между нами, и в следующий раз ты просто поедешь обратно. — Долго ещё? — не извинившись, интересуется мужчина, утомившийся также, как и его конь, чьё дыхание успело условно прийти в норму. — Около получаса. Я и сама устала, Август Флорес, — воздух небольшим облаком выходит изо рта, и она накидывает капюшон обратно, намекая на конец бессмысленного разговора, слегка дергаёт поводья, приказывая тем самым своей лошади перейти с шага на галоп. Но на подъезде к штабу разведки путники всё-таки сбавляют скорость и в полной нагнетающей тишине проходят проверку на посту. Ворота скрипят, солдаты сонно приветствуют прибывших и объясняют, как проехать к конюшне, попутно проверяя их документы — с ними всё в порядке. Она проезжает вперёд, не дожидаясь Августа. Её поведение легко объяснить ссорой перед отъездом, благо обоих к завтрашнему утру должно отпустить. Во избежание новых конфликтов, старается лишний раз не пререкаться с ним — сейчас он раздражает просто своим присутствием. Вместе они доходят до конюшни и слезают с лошадей. Зайдя внутрь, девушка кладёт рюкзак на пол, а затем встряхивает плащ от воды уже прошедшего ливня. Оглядывается в поисках свободных стойл: два рядом и одно около спящего черного жеребца — там можно оставить свою лошадь. Вновь прибывшая заводит кобылу в денник и освобождает от обмундирования, прощается с ней легким поглаживанием гривы. Затем надевает накидку, рюкзак, и, предварительно вытащив оттуда нужную бумагу и подождав несколько минут коллегу, вместе с ним выходит на улицу. — Так, смотри, это общежитие, — показывает мужчине пальцем на здание поодаль и передаёт документ в руки. — Думаю, не раз проходил это и справишься без меня. Дальше сам. — Ты куда? — Есть ещё пару дел, — закатывает глаза девушка, сухо отвечая на вопрос. — Эмм, в такое время? — Август вопросительно смотрит на нее. Она же решает ничего ему не отвечать: лишь разворачивается и уходит в неизвестном для него направлении. Флорес несколько секунд смотрит в спину спутнице, раздумывая, какую колкость можно сказать вслед, но останавливает себя, после чего оглядывается по сторонам в поиске общежития — до него рукой подать. Уверенной походкой преодолевает порог, на котором его встречает молодая дежурная с непривычно белесыми волосами, завязанными в два высоких хвоста. Ночной гость отдает ей некоторые документы. Та распределяет его в шестиместную комнату к Оруо и Марку, где остальные четыре койки пустуют уже около года. Марта ещё какое-то время водит Августа по потрёпанным годами коридорам общежития, забирает для него постельное белье, попутно объясняя расположение объектов на территории, а также что находится внутри основного корпуса, где ему предстоит работать ближайшее время. Ну и режим дня — куда уж без него. Еще какое-то время дежурная проводит с ними в комнате, отвечая на вопросы новоприбывшего и иногда поглядывая в сторону Марка, читающего в столь поздний час при тусклом свете какую-то заумную книжку Ванессы. — Ну вот, вроде всё сказала. Устраивайтесь, — Брукс слегка кланяется. — Распорядок дня и карта, висят также на двери, если что-то не запомнили. Доброй ночи. — Спасибо, юная леди, — Флорес, сидя на кровати, осматривает Марту с ног до головы. — Мне кажется, вам бы пошло служить в полиции. — Я не опущусь до их уровня, простите, — кратко отвечает она, ставя руку у сердца, а потом опять наклоняется в знак прощания и на секунду пересекается взглядами с Марком, что слегка кивает в ответ. — Чего это она, а, Адамс? — Август относительно давно его знает: всё-таки они часто пересекались на разных научных встречах. — Зря вы так с ней, — отвечает Флоресу Марк, откладывая книгу в раскрытом состоянии под подушку, чтобы лучше запомнилось. — У неё отец при жизни был разведчиком, им и погиб, а сама она родом из Шиганшины. Три года назад Марта была на втором году кадетского корпуса, когда стена Мария пала. Брат и дедушка с бабушкой умерли от огромного валуна, что упал на их дом, а маме и брату с сестрой удалось выжить только благодаря тому, что они были на рынке. Да и то, когда пытались найти убежище их то и дело шпыняли, младшую сестру вообще изнасиловали сотрудники полиции. Понятно, откуда такое отношение… — Так хорошо её знаешь, — Август запихивает часть своих вещей в прикроватную тумбочку, чтобы разобрать на следующий день, а остальное сваливает на соседнюю пустую кровать. — Глаз положил? Она на тебя явно да. — Да нет, с некоторыми солдатами мы в хороших отношениях, — Адамс чешет затылок. — Да и я явно не в её вкусе. — Мда, помотала её жизнь, — тянет Август, осознавая, что несколько погорячился со своими словами, и укладывается на чистое постельное белье. В мыслях полицейского последние часы некоторый сумбур. Почему же спутница не принимает его авторитет как мужчины? Вероятно, виной тому её сильный характер. Вот только эта черта, во многом, и повлияла на его выбор, по-настоящему зацепила. За этими рассуждениями идут уже опасения, что потолок вот-вот рухнет — большая трещина, отходящая от угла, не дает покоя и всё время практически принуждает устремлять на неё взгляд. Почему нельзя просто провести ремонт? Вот в полиции всё идеально, неужели у разведки настолько мало денег, что злосчастный след износа на потолке заделать не могут. Марк гасит лампу, которая освещала особенно ярко страницы книги, но лишь немного комнату теплым светом, и в попытках отыскать самое идеальное положение укрывается тяжелым одеялом, оставляя за его пределами левую ногу. Свет прекратил падать на потолок и его дальнейшее рассмотрение, слава Сине, прекращается, а то так недалеко и до съехавшей кукушки. Август не имеет ни малейшего понятия, каким образом жить здесь всё отведённое время. Он мрачно мусолит комки из воспоминаний, прогоняет их через себя, пока сей нескончаемый круг не способствует смыканию век.***
Девушка же молча покидает Августа недалеко от общежития и размеренным шагом идёт к главному корпусу, хлюпая сапогами: их давно пора сменить, раз туда попадает вода. Под козырьком у входа она выливает воду из обуви, затем снова надевает её. Не то чтобы стало лучше, но хоть носки еще больше не промокнут, хотя и так уж пора бы по-хорошему их отжать. Дверь, на удивление, открыта (видимо еще обход не полностью совершили), так что она спокойно заходит внутрь. Половица скрипит, выдавая присутствие, что досадно. В кромешной тьме гостья поднимается на предпоследний этаж и проходит налево по коридору, почти до самого конца. Стараясь не издавать посторонних звуков, она охватывает ручку двери, аккуратно проворачивая. Не снимая капюшона, девушка делает шаг в кабинет Аккермана, который, стоит двери открыться, легким движением закрывает ящик стола и резко переводит взгляд на дверной проём. Приглушённый свет от свечи, освещающей стол и лицо Леви, не даёт нормально разглядеть вошедшего солдата. Вот только будь это чужак, он бы сразу напал. Из-под стола выбегает лис, успевший подрасти за год (вот-вот он станет совсем взрослым), и с опаской подходит к женщине. Она, в свою очередь, снимает рюкзак и присаживается на корточки, протягивая Фарлану открытую ладонь. Тот лишь настороженно подходит, приближаясь мордочкой к руке. Спустя мгновенье, сразу после контакта мокрого носа с кожей, лис набрасывается и начинает радостно облизывать лицо, не забывая чуть вилять хвостом. Из-за такого поступательного движения, девушка немного отклоняется назад, и зеленый капюшон спадает, обнажая отливающие рыжиной мокрые волосы. — Добрый день, капитан. Не желаете последовать примеру и обнять? — спрашивает она, подходя к столу вместе с лисом на руках. — Сейчас ночь, Ванесса, — встаёт Леви, забирая Фарлана и опуская того на пол. Затем снимает с девушки накидку, располагая сушиться на вешалке. — Вся одежда промокла. — Вы всё бухтите. Полтора месяца не было — ничего не изменилось, — хмыкает гостья, доставая из портфеля несколько увесистых мешочков. — Небольшой презент от полиции. — Откуда? — хозяин кабинета искоса смотрит на невинный взгляд исследователя, понимая, что она взяла их без спроса. Ткань чуть щекочет кончик носа, но это никак не мешает вдыхать через неё аромат: по ощущениям очень редкие сорта чая. — Только не говори, что украла. — Их плата за моё пребывание, — Ванесса с невозмутимым видом протягивает ещё один мешочек. — Этот было опасно, но вы обязательно должны попробовать. За него некоторые готовы убить. — После такого подвига я тебя, конечно, начинаю уважать, но больше так не делай, — забирает приданое капитан и раскладывает на полке в шкафу, где хранятся все сорта прекрасного напитка. Для каждого вида у Леви отдельная металлическая коробочка, аккуратно подписанная выведенными буквами, в них он сейчас и складывает то, что привезла с собой Ванесса. — Переоденься лучше в сухое, пока завариваю. Либерман уже собирается выходить, но замечает в руках позади мужчины резной заварочный чайник и гайвань из фарфора, подаренные ею на день рождение капитана. Это греет душу. По пути в свой кабинет она вспоминает, как дарила его. Раньше Леви постоянно возвращался в столовую за новой порцией кипятка, если пил чай в кабинете, потому Несс и решила на праздник подарить ему чайничек, чтобы он не бегал постоянно туда-сюда, а также специальную ёмкость для заваривания, что использовали в основном жившие когда-то на Парадизе азиаты. Ванесса умудрилась раздобыть такой антиквариат по хорошей цене. Несмотря на неприязнь к своему дню рождения, мужчина принял подарок. Конечно, он немного, но облегчает ему существование в этом мире. Почему бы и нет, ведь предметы некой роскоши он собирать всё же любит. В раздумьях она доходит до своего кабинета. Дверь распахивается, и в нос бьёт такой родной запах книжной пыли с нотками свежей земли от пересаженных в новые горшки растений — видимо, это Ханджи потрудилась. Девушка долго стоит в проходе, пытаясь, как бы это странно не звучало, привыкнуть к своим же квадратным метрам. Оглядывает кабинет как в первый день, когда всё вокруг было заставлено коробками и книгами — от этого чувства почти перехватывает дыхание. На время командировки королевская полиция предоставляла условия куда лучше, чем может позволить себе разведка, но именно в этих стенах Несс чувствует себя как дома. Но обжиться заново успеется. Ей предстоит еще один разговор, а значит нужно переодеться. Именно этим девушка и начинает заниматься: нерасторопно скидывает с себя насквозь промокшую рабочую одежду и обувь, сразу складывая их на тумбочке около кровати вместе с вещами, которые вытаскивает из рюкзака, дабы утром отнести на общую стирку. Попутно одевается в большеразмерный свитер отца, цвета земли, и штаны, что обычно использует при возне в теплице. Обувается в мокасины и полностью залетает на обширный подоконник. Спешить некуда. Ванесса предугадывает, что Аккерман решит провести достаточно времени за ритуалом заваривания редкого сорта, что она стащила у полиции. Девушка не прогадала: он пока зажигает лампы в столовой. А она наблюдает за расслабленным лицом, погруженным в довольно успокаивающее занятие. Несколько секунд смотрит заворожённо, как капитан занимается, наверное, одним из любимых дел, по мнению учёной. Поднимает вместе с головой, что теперь упирается об стену, глаза, всматриваясь в до сих пор не проясняющееся небо. Делает глубокий вдох, размышляя о том, что так же увлечённо, как Леви сейчас смотрится на кухне, выглядит и Ханджи, смотрящая на титана, Эрвин при составлении нового плана построения, Марта Брукс, играющая на гитаре, да и сама она — Ванесса, пока сидит в своем кабинете-комнате в окружении огромного количества открытых книг или такого же числа склянок в лаборатории. У людей такие разные увлечения, но почти у всех горят глаза и у всех общая цель: сделать так, чтобы когда-нибудь человечество забыло о нынешнем ужасе. Леви же расставляет на столе чайничек и гайвань, попутно вспоминая, как готовить этот сорт. Обычно он так не заморачивается и заваривает чай, как получится, но иногда, когда в руки попадают не самые распространенные виды, ему совесть не позволяет просто залить это всё кипятком и ждать. В каком-то роде это тоже некое искусство, и голова это прекрасно понимает. Вода уже поставлена, потому мужчина закидывает пару дров и разжигает трут спичкой. Вооружившись жидкостным термометром и весами с грузиками, что всегда лежат на уже изученном за несколько лет месте, он отмеряет ровно 8 граммов крупнолистового чая, излучающего цветочный аромат с нотами только что распустившейся сирени, а затем кладёт их в гайвань. Пока ждет воду, Аккерман облокачивается на стоящий сзади стол, скрестив руки, и смотрит на огонь, изучая каждый язычок пламени. Да, некоторые явления неиссякаемы. Такие, как течёт вода, как горит огонь, как долго тянется момент, когда тебя начинает жрать титан, бесцеремонно кроша твои кости огромными зубами, и ими же откусывая конечности, дробит череп, размазывая между дёснами остатки мозгов. Всё это тянется, думает капитан, даже больше чем вечность. Такой исход ещё хорош, в отличии от полного проглатывания пока что живого человека, превращающегося в очередную часть бульона из людских тел. Под температурой титана человек медленно плавится заживо, чувствуя приближение смерти и понимая: он ничего не может сделать, он там, откуда не возвращаются. Звук закипевшей воды выводит из раздумий, зрение вновь фокусируется на огне, будучи буквально миг назад затуманенным. Леви встряхивает головой, чтобы отогнать дурные мысли. Экспедиция через месяц, а его подсознание уже рисует картины с жертвами титанов. Он их не боится. Его гнетет лишь потеря сослуживцев, за чью гибель Леви чувствует ответственность. Ради которых он и находит в себе силы продолжать этот тернистый путь. Отставляет и ждет, пока вода остынет до 95 градусов и заливает в гайвань, ставя чайник с горячей водой опять на огонь. Леви сливает первую заварку — это для раскрытия чайного листа — проверяет температуру ещё раз и заливает, оставляя на минуту (за которую успевает всё прибрать), переливает это в резной металлический чайничек; проделывает процедуру несколько раз, дабы чайник стал полным. А затем тушит везде огонь и покидает кухню. Ванесса, видя, как свет в столовой пропадает, выходит из кабинета, закрывая его на ключ. — Я немного растрёпанная, — говорит она, проходя и присаживаясь в кресло напротив, пока Леви, не обращающий внимания на её слова, пододвигает чашку чая, который успел приготовить за время отсутствия Ванессы. — Капитан, вы же знаете, я сразу не пью — горячо. — Знаю, твой налил раньше, он успел остыть, — Леви взглядом наблюдает за лисом, что забирается на колени Несс и сразу ластится. — Хочу, чтобы мы начинали пить одновременно, так что согревайся. Не хватало ещё тратить лекарства из лазарета на тебя. — Не я сплю с настежь открытым зимой окном и голым торсом, чтобы заболеть и тратить лекарства лазарета, — язвит девушка в ответ. — Я так больше не делаю, — капитан немного щурится, отпивая чай со сладковатым, освежающим вкусом. — Конечно, думала скопытитесь, если бы я тогда за Фарланом не зашла, — продолжает она в том же духе. — Скажите спасибо, что простыли на пару дней, а не пневмонию подхватили. — Спасибо, Ванесса, — Леви уставший, потому действительно благодарит её за заботу во времена его небольшой болезни. Да и, признаться, сейчас он не особо хочет цепляться с ней языками, как бы он не любил это занятие. — Тебя кто укусил? — В лабораторию доставила сотрудника из полиции. Давно знакомы, хороший работник, но бывает выводит из себя, — исследователь понимает, что возможно действительно переборщила со словами. — Тебя разве можно вывести? Не думал, что такое возможно, никогда не видел тебя действительно злой. Может новую цель себе поставить? — слегка приподнимает уголки губ, буквально шепча последнюю фразу, параллельно доливая себе чай. Ванесса заостряет своё внимание в этот момент на лице капитана, всё остальное же вокруг будто исчезает. Непростительно долго смотрит и пытается запечатлеть своими блеснувшими на миг глазами в памяти эти мимолетные секунды, что сейчас тянутся, как вечность или же как мягкая яблочная патока. Впервые, почти за год после знакомства, она увидела эту эмоцию, так редко встречающуюся в жестокой поднебесной. Можно ли считать это чем-то настолько интимным, раз он удостоил её такой чести? Замирает, ненадолго задерживая дыхание. Но всё же переводит взгляд на лиса, что устроился на её коленях и мило фырчит, явно досматривая уже не первый сон. — Август, коллега со студенческих времен, постоянно кичится работой в полиции, — Ванесса охватывает чашку двумя руками, чтобы быстрее согреться. — Будто разведка отребье общества. Понимаю, что у них финансирования больше, но мозгов не хватает на совсем элементарные вещи. — Помниться, в документах Эрвина написано, что он несколько недель здесь будет, — Леви вспоминает, как подписывал за Смита бумаги с именем этого человека. — Да, это обмен опытом среди кадров. Сначала я к ним ездила, теперь они к нам. Сама должна была 3 недели всего там быть, но вот задержали. — Так потерпи его. Не вижу здесь никакой проблемы, — капитан приподнимает слегка брови, ощущая на языке необычайно длительное послевкусие. — Проблема, что мы в отношениях, вроде как, — поясняет девушка, оставляя недопитую чашку на стол. — Ясно, — тихо проговаривает Аккерман, доливая горячий напиток подруге. А что ему ещё сказать? Он не понимает, как можно быть с тем, с кем часто возникают конфликты. — А что у вас происходило, пока меня не было? — пытается закрыть, как ей показалось, неловкую паузу Ванесса. — Новенькие вроде должны были уже приехать? — Да. Некоторые совсем конченные. Прошлый набор просто душки, по сравнению с ними, — Леви расслабляется, облокотившись на кресло всем телом. — Никакой дисциплины. — Ой, как будто сами таким не были в их годы, — Несс, зевая, вспоминает, как они с Зое резвились, попадая иногда в опасные передряги. — Не был, — встает Акерман с кресла, опираясь на подлокотники, и идёт к окну проверить, не начинает ли дождь опять моросить. — Нужно было выживать, а не в игры играть. Ты согрелась? — Да, — девушка аккуратно убирает лиса с колен и подходит к книжному стеллажу подле окна, перебирая подушечками пальцев, как пианино, верхние срезы книжных блоков, останавливаясь неслышным стуком по корешку на том, что читала в последний раз до своего отъезда. — Закончили её, пока меня не было? — Нет, ждал возвращения, — чувствует облегчение Леви оттого, что удалось соскочить с темы своего прошлого. — Прочтёшь? — А вы не любите изменять традициям, — лёгким движением руки достаёт художественную литературу с полки и приземляется на диван, пока Аккерман возвращается в кресло. Кто же мог подумать, что капитан испытывает страсть к историям, отображенным на бумаге. В них он погружается в мир, где нет всепоглощающего хаоса и лицемерия, приправленного толикой жестокости. За несколько месяцев отсутствия Ванессы, Леви успел соскучиться по её альтовому голосу и чтению книг вслух. Да и не читал он вовсе что-то кроме технических записок. Слышать истории из уст девушки уже вошло у него в привычку, да и сам он читает медленнее. Леви просто закрывает глаза и рисует в своём разуме движущиеся картины мира, у героев которого всё идет своим чередом. Ничего бы и этого не случилось, если бы однажды Несс не захотелось одолжить у Аккермана книгу, после чего он установил жёсткий ультиматум: его книги читаются только в его кабинете. Но девушка привыкла читать вслух и принципиально начала это делать при Леви, надеясь доконать капитана и получить разрешение всё-таки забрать книгу с собой. Однако план провалился, и он сам стал просить её проводить такие сеансы после того, как услышал хорошо поставленный голос. С Леви хоть можно обсудить произведение: а то Ханджи такое не по душе, у Эрвина и так дел полно — явно не до книг, Петра с малой вероятностью поймёт всю глубину в силу юного возраста. А Леви, пусть он не особо многословен, зато подмечает очень дельные мысли, которые хочет передать писатель. Из-за желания Ванессы услышать его личное мнение, часть её собственной коллекции за год успела перекочевать в кабинет капитана. Стоит Леви удобно устроиться и облокотить голову об спинку, как Несс начинает свой рассказ о мире, где нет титанов, а героя заботят совершенно другие проблемы: как найти себя в этом мире и обрести гармонию с другими людьми, понять тайны мироздания и обеспечить счастливое будущее. Хотя определенная схожесть с реальностью всё же есть. После каждой книги разведчики устраивают довольно-таки продолжительные обсуждения, но не в этот раз. Вымотанная за ночь Ванесса засыпает с книгой в руках всего-то через 15 страниц. Аккерман думает, что она специально делает выразительную паузу, но, когда та явно затягивается больше обычного, приходится нехотя открыть глаза, смывая с морганием картины, созданные воображением. Учёная лежит на правом боку, рука с книгой под силой тяжести выпрямилась и свисает за пределами дивана, вторая же подпирает щеку. Леви плавно встаёт (не дай Сина кресло скрипнет) и, присаживаясь на корточки, медленно снимает очки с лица, кладя их на свой стол, забирая книгу. Ставит её на законное место, предварительно положив закладку, и краем глаза замечает, как Несс поджимает ноги под себя и наклоняет голову вниз — видимо, замерзает. Аккерман берёт за края одеяло с кровати, где сам не помнит, когда последний раз спал, встряхивает и накрывает одним движением Ванессу, успевшую разве что пробубнеть «спасибо» и укутаться в одеяло, оставляя только нос и глаза за его пределами. Впереди ещё вся ночь, Леви возвращается за стол и решает почитать что-то своё перед тем, как заполнить документы Эрвина на кадетов, решивших связать свою жизнь с разведкой. Лишь под утро он ненадолго засыпает в кресле, скрещивая руки на груди.***
Аккерман отдергивает шторы, впуская в кабинет утренний солнечный свет. Он уже успел потренироваться, попутно выгуливая лиса, и принять душ. Сейчас капитан в одних штанах вытирает мокрые, свисающие отдельными прямыми прядками, словно сосульки, волосы. Открывает шкаф с небольшим скрипом, от которого Ванесса распахивает глаза и сразу принимает сидячее положение, дабы не уснуть снова, но всё равно закутывается в мягкое одеяло. — Капитан, хоть иногда спите? — немного сонно, с полуоткрытыми из-за яркого солнца глазами она следит за действиями Аккермана. — Да, пару часов, — Леви накидывает рубашку, пока собирает документы на столе в одну стопку, после чего подходит к зеркалу и пуговица за пуговицей начинает застегивать. Видит в зеркале клюющую носом Либерман. — Собирайся, завтрак через семь минут, очки на столе. — У меня форма вряд ли высохла, я её сложила, а не развесила, — девушка начинает понимать всю нелогичность своего поступка. — С командировки не прислали мои вещи ещё, — скидывает она одеяло, осматривая свой неподобающий для солдата вид, подходит к рабочему месту мужчины и надевает очки (хотя обычно находится в них только во время работы, чтения и практики на УПМ и носит с собой футляр на всякий случай). — Не пойду. Леви достает из шкафа аккуратно сложенный запасной комплект своей формы, кладёт на боковину дивана, после чего захватывает документы со стола и выходит из кабинета, наказав его закрыть.***
— Командир, я вернулась с командировки, — с кулаком у сердца Несс стоит около своего места в столовой. — Как прошло? — одобрительно кивает Смит, давая тем самым разрешения сесть. — Август уже обустроился? — Да, не думаю, что у него с этим были проблемы, — стоит ей приземлиться, как Ханджи и Мик с двух сторон одновременно начинают принюхиваться к Ванессе и синхронно отклоняются назад, шушукаясь за её спиной, постоянно переводя взгляд на Леви. — А вам обоим нормально так? — Несси, — оба солдата максимально приближаются к Либерман. — Это коротышкина форма? — Чего? — Либерман искренне не понимает, почему их это вообще волнует. — Она явно не твоя. А ещё от тебя пахнет мылом, — шепчет Зое, искоса смотря на Аккермана, который сидит невозмутимо. — Я бы сказал, что несёт мылом с лёгкими цветочными нотками, — также шепотом говорит Закариас, считая это очень важным добавлением и переглядываясь с Ханджи. — Моя форма ночью промокла насквозь, так что размечтались, — улыбается она, примерно понимая, о чем они оба подумали. — Ну и больно-то хотелось, — Зое резко переводит тему. — Как съездила? Мы думали ты раньше вернёшься. — Впустую, — бросает девушка, завязывая резинкой на руке распущенные волосы в низкий пучок. — По идее они должны были показывать мне, какая полиция крутая и сколько она умеет, а в итоге обосрались. Пришлось задержаться почти на месяц и учить их многому, поэтому и послали со мной Августа. — Ничего необычного, — хмыкает Зое. — Дорогуша, у нас через месяц экспедиция. Ты едешь со мной и Моблитом, безоговорочно. Я надеюсь поймать какого-нибудь небольшого титанчика, — последнее предложение она говорит шепотом на ухо. — Я всё слышал, Ханджи, — Эрвин поднимает недовольный взгляд. — Нет, ты не будешь рисковать жизнями других ради поимки. Я еще допускаю подачки от гарнизона, но не на вылазке. В экспедициях это скорее исключение, чем правило. — Ну Эрвин, — тянет Зое, сразу меняясь в лице. — Почему нет? Эта такая возможность для их изучения, человечество уже давно не получало нормальных новых сведений о титанах. Разве не наша задача искать их слабости? — Я своё мнение не изменю, — разговор уже, похоже, близок к небольшому конфликту. — Если гарнизон соглашается ловить и доставлять до нас — пожалуйста, наших людей не приплетай. — Хорошо, поняла, — всё-таки Зое ссориться не хочет, потому возвращается к диалогу с Ванессой. — Старайся при Августе не проводить свои личные исследования особо. Да, мы пытаемся наладить отношения с полицией, но лучше им не знать, что мы делаем. Мы и так были на грани расформирования. Ванессу эту просьба, как бы она не понимала, почему Ханджи советует осторожничать, расстраивает. Это же надо либо делать все втихую, либо не делать вовсе. Хотя в теплице можно найти какое-нибудь оправдание в выращивании ядовитых растений — мол просто так, для себя, для красоты.