Священное животное

Мать не знала, куда он ушел — знала бы, заперла на семь замков. Люди ошибочно полагали, что морские змеи все свое время проводят в воде, приравнивая их к морским гадам и низшим существам. На самом же деле сирены были таким же народом, как многие другие, что населяли мир от его сотворения Нанайей, хотя и вели полудикий образ жизни, поселившись в неприступных скалах, невидимых обычно человеческому глазу. Такова была природная магия этого места. Иногда о невидимые скалы разбивались корабли, и выжившие моряки оставались жить с сиренами. Какой бы прежде ни была их жизнь, никто еще ни разу не попросился домой: на островах, где они оказывались, росли самые вкусные плоды и рыба ловилась самая жирная. Пресный источник продлевал жизнь, люди тут жили сотни лет, а сирены и вовсе не умирали, сбрасывая в змеином облике старую кожу и перерождаясь вместе с ней. Лоу Нуа еще не менял кожи, в сравнении с большинством сородичей он был очень молод. И очень импульсивен, что беспокоило мать, которая запрещала ему иметь дело с людьми. — Еще хоть раз увижу тебя у берега, и ты не покинешь наш остров уже никогда, — пообещала она, когда Лоу Нуа явился после встречи с Раймондом. Лоу Нуа только фыркнул — что он мог ответить? Мать опасалась не зря, ведь однажды она чуть не потеряла его. Сородичи, всю жизнь прожившие на острове, относились к людям с любопытством и настороженностью, но они не знали, какими те могут быть на самом деле. Лоу Нуа знал — в неволе он прожил целый год, прежде чем у него появился шанс сбежать, когда балаган, передвигаясь по новым землям, остановился слишком близко к Воробьиной вотчине, где обитали людоеды и кое-кто похуже, как он потом слышал. Удивительно, но именно чудовища спасли Лоу Нуа от еще больших чудовищ — людей, и когда началась бойня, он только обрадовался. Они сбежали впятером: сестры Гофски, малыш Тэ, Раймонд и Лоу Нуа. Тэ потом, вместе с сестрами, подобрала по дороге семья крестьян, и Лоу Нуа был уверен, что судьба их сложилась благополучно. Раймонда забрали родители, когда узнали, что их пропавший сын нашелся. На тот момент все знали, что титулованный наследник, маленький граф Хольдин бесследно пропал на прогулке с няней неподалеку от поместья. Няню потом нашли с перерезанной глоткой, а по Раймонду мать выплакала все слезы, не зная, что его продали бродячим комедиантам те же разбойники, что сняли с его няньки янтарные серьги и тонкое золотое кольцо. Там-то, в балагане, Раймонд и познакомился с Лоу Нуа, которого заманили к лодке рыбаки близ его родных берегов, затем продали сначала в караван, идущий к Гредагону, а после маленькую сирену перекупили на рынке для выступлений перед публикой. Диковинные твари всегда приносили отличный доход, и Лоу Нуа очутился в одной компании с чумазыми, тощими и поколоченными человеческими детьми. Его не раз посещала мысль, что он сумел бы сбежать, если бы постарался, только вот что делали бы без него эти дети? Лоу Нуа даже в том возрасте понимал, что нужен им больше, чем они ему. Когда он только появился в балагане, все они были ужасно зашуганные, почти не разговаривали, но постепенно, когда Лоу Нуа, единственный из всех, стал огрызаться, иногда рычать и драться с хозяином, их уверенность, что они выживут и когда-нибудь сбегут отсюда, крепла. Перед представлением их всех отмывали в речке или ручье, где придется, и только Лоу Нуа купали в лохани отдельно. Запрещалось подпускать его к большой воде ближе, чем на дюжину шагов, все знали, что она дает ему силу. То же самое касалось и его волос — их состригали с завидной частотой, поскольку, чем длиннее были его волосы, тем сильнее он становился. Под куполом шатра, где он под восторженные крики и хлопки принимал свое второе обличие и выполнял команды, как дрессированный пес, воды также не имелось, и каждый такой раз выматывал его до полусмерти. Но не сильнее, чем сестер, ходящих по канату, малыша Тэ, веселящего народ вместе с метателем ядра, и Раймонда, который покорял всех нечеловеческой гибкостью. Казалось, его суставы выворачивались, когда его запихивали в прозрачный куб,  кости состояли из желе, но только Лоу Нуа знал, как тяжело ему это дается. Раймонд не был гибким от природы, его поили магической настойкой на костях мертвецов, и после каждого выступления он всю ночь плакал от накатывавшей с опозданием боли во всем теле. Лоу Нуа его было жальче остальных — привыкший к хорошей еде, мягкой постели и ласке родителей, Раймонд страдал больше прочих. А еще он сам был очень ласковым, любил Лоу Нуа как брата, обнимал во сне, когда они спали вповалку на полу передвижного домика, воровал из углей костра, когда отворачивалась тетка, варившая похлебку, печеные клубни, и делился ими с Лоу Нуа, даже когда тот не хотел есть. — Когда-нибудь мы отсюда смотаемся, — говорил Раймонд, обжигая пальцы горячей кожурой. — Я заберу тебя. — Куда? — фыркал Лоу Нуа, поглядывая по сторонам и убеждаясь, что за телегой их никто не видит. — В наш большой дом. Мама тебя тоже будет любить. И папа. Они хорошие. Лоу Нуа вспоминал свою мать — только бы она не сошла с ума от горя. Но Раймонд не дотерпел до момента, когда они стали свободны, сдался в одну из таких ночей, не перенес боли, а Лоу Нуа не смог больше позволить ему страдать, потому сделал то, что сделал, что умели немногие в его роду — подменил души. Как существо, живущее сразу в нескольких мирах, он был способен на это, его предки были сильными колдунами, но не был уверен, что получится. Как и то, что удастся обратить процесс вспять и вернуть душу Раймонда обратно в его тело. Он готовился к этому, советуясь с душой моря на закате и спрашивая у него разрешения. Оно молчало, но когда красное солнце упало в воду под истошные вопли чаек и где-то в глубине, вторя им, запели киты, он понял, что море позволяет ему сделать это. Оно само привело Раймонда в его руки, когда тот сел в лодку и отплыл от берега с толпой суетливых людей. Дальше было совсем просто — утянуть его в воду и притащить к камням, а затем провести обряд обратной подмены. И Лоу Нуа, который на следующий день стоял на том же месте, было неважно, пришел в себя Раймонд или еще нет, в любом случае, у него теперь было много времени, чтобы сделать это. Раймонд показался минута в минуту — Лоу Нуа не ждал другого. Если бы он внушил графу спрыгнуть со скалы, тот бы спрыгнул. Он шел по берегу один, но Лоу Нуа знал, что неподалеку караулят другие, из замка, ждут подходящего момента, чтобы наброситься, к чему он тоже был готов. Сидя на камне, он смотрел на растерянно-решительного Раймонда и лениво отмечал, что из невзрачной серой мыши получился видный парень. Перед таким, наверное, любая придворная дама сочтет за честь задрать юбку. Прожив с людьми довольно долго, Лоу Нуа разбирался в подобных видах взаимоотношений и представлял, как себя может вести взрослый Раймонд, обладая столь самцовой внешностью. Забавно только, что теперь это был настоящий Раймонд, тот, который Лоу Нуа был хорошо знаком. Как только он приблизился на пару шагов, Лоу Нуа поднялся с камня, на котором сидел, и обнял его за шею руками, прижимаясь всем телом. — Обними меня, не стой, как статуя, — произнес рядом с его ухом он. — Мы же па-роч-ка. Постоим так еще немного, и можешь доставать оковы. Когда придем в замок, отведешь меня в комнату рядом со своей и проследишь, чтобы со мной обращались хорошо. Не разрешай никому состригать мои волосы. Никогда. Ладони Раймонда несмело легли на его бока, почти не касаясь — вероятно, опыта в делах однополых у него не имелось. — Завтра явится моя мать — ей обязательно донесут. И ты проследишь, чтобы договор о перемирии составили по всем правилам. — Договор, — усмехнулся Раймонд. — Это я точно могу. — Главное условие: наследник Ари выступает гарантом перемирия. Он неприкосновенен, пока находится на землях Омина Второго. Руки Раймонда приятно грели бока, и Лоу Нуа подумалось, что он бы так мог стоять долго, но нужно было пережить последнее препятствие на пути к цели. Он был готов, но когда шеи коснулась полоска кожи, его охватила паника. Сразу вспомнился балаган, шатер, орущая толпа, такие же дети, как он, только стоящие рядом с родителями, чистые и упитанные; он сам, каждый раз превращающийся в морское чудище с гребнем из острых игл и втягивающий беспомощными щелями-жабрами сухой воздух. Вцепившись в ошейник всеми пальцами, Лоу Нуа свалился на песок, заново выучиваясь дышать и видеть. Ему показалось, что кусок выделанной кожи на его шее раскалился как железо в горниле и под ним вздуваются волдыри. Он закричал так громко, что люди, подбежавшие к нему, зажали уши. У кого-то пошла носом кровь — этого он не видел, учуял по запаху. Из бездны ярости и забытья его выдернул все тот же Раймонд, поднимая с песка и подхватывая на руки. Пока шли к замку, Лоу Нуа слушал и считал удары его сердца, пропуская мимо сознания шумиху вокруг, возгласы людей и собачий лай. Вокруг что-то творилось, он явно создал своим появлением большой переполох, но вскоре все равно оказался в комнате один, под пологом массивной кровати, укрытый одеялом. За дверью кто-то топал, бубнил, а потом голос Раймонда раздраженно сказал: — Завтра! Все завтра! Лоу Нуа судорожно вздохнул, глотая подступившие слезы — теперь нужно стать еще сильнее, чтобы довести задуманное до конца. Он же не кто-нибудь, а сын Ее Величества. Мать будет в бешенстве — но все равно сделает так, как нужно. Слишком правдоподобной была эта фантазия. Реми спохватился — фантазия ли? Разве бы он смог придумать мир, где существо, плохое или хорошее, неважно, могло вот так мучиться? Его продрало морозом, когда Лоу Нуа уставился на него стеклянными глазами с дрожащим зрачком, а когда закричал, захотелось бежать, не оглядываясь. Только усилием воли он подавил этот порыв и смог донести это бледное, выломанное истерикой существо, до замка. Перед этим пришлось пройти через площадь, полную народа, и если бы не было Лоу Нуа, то вряд ли бы он решился на такое, скорее, зашел бы, как и в прошлый раз, через задний двор. Но ему было приказано идти через площадь, чтоб все видели, кого он несет, и он шел. — Неужто сирена? — слышалось со всех сторон. — Сирену, сирену поймали! — Нас теперь всех перережут, как свиней!.. — Заткни свою кормушку, пусть только сунутся, я их… Реми отнес Лоу Нуа в комнату, приготовленную заранее, рявкнул на всех любопытствующих, кто крутился рядом, разогнал служанок с таким видом, будто всю жизнь только тем и занимался. Оставшись у закрытой двери, он сел на резную, обитую чем-то мягким скамью, закрыл глаза. Рядом цокнули. — Опять ты, — вздохнул Реми, а кролик Торы, устроившись на спинке скамьи и раззявив пасть, неожиданно произнес прокуренным мужским голосом: — Соберись, ничтожество! Так и будешь позволять всем тебе указывать? Реми от испуга подпрыгнул и отодвинулся: — Ты кто такой вообще? Кролик по-человечьи приложил лапу ко лбу: — Я обычный кролик. Только мозгов у меня больше, чем у любого обычного иномирца. Вы все первое время ходите, как мешком пристукнутые, и вами все крутят, как хотят. Садись, я расскажу тебе, как выжить в нашем мире и не дать при этом себя поиметь.