Кардамон / Cardamom

      Леви сдержал свое слово. На следующее утро в Скайпе уже было сообщение для Эрвина. Еще одно фото — на этот раз обычной белой чашки и блюдца, стоявших около ноутбука. Определенно, это рабочий стол Леви. Наверное, это у него дома? Или в университете? Кто еще станет пользоваться чашкой с блюдцем? Лежа на кровати, Эрвин пытался представить Леви, сидящего за рабочим столом, хмуро глядящим в экран компьютера из-под черных прядей, нависающих на глаза. Его мозолистые тонкие пальцы, должно быть, сжимают верхний край чашки в странной, присущей лишь Леви манере.       Эрвин все еще помнил нежные, обжигающие прикосновения этих пальцев на своей коже, и то, с каким усилием он остановил руку Леви, не позволяя ей скользнуть ниже, под одеяло.       Доброе утро, Леви. Как дела? — ответил Эрвин. Затем, приняв душ и одевшись, уже сидя за кухонным столом, он отправил Леви еще одно сообщение — фото своей, первой на сегодня, чашки кофе. Ответ пришел только после обеда:       Протри, блядь, стол       Проводить день за перепиской с Леви быстро вошло в привычку. Эрвин всегда держал телефон под рукой, готовый в любой момент — хоть днем, хоть ночью — писать и отвечать. Семичасовая разница во времени между Восточным побережьем США и Иорданией не сильно мешала им. Леви редко спал дольше, чем пару часов за ночь, за что Эрвин постоянно ругал его по утрам.       Леви, который час?       Поздно. рано. чего спрашиваешь?       Тебе завтра, разве, не на работу?       Да       А ты не должен уже идти спать?       Откуда тебе знать? Может, я уже.       Точно?       тебе какое дело       Твою мать, Леви, просто иди уже спать       Их общение текло бурной рекой, ни на мгновение не затихая. Леви никогда не упускал возможности уколоть Эрвина, и тот с радостью ему подставлялся. Им было весело. Это было то веселье, которого Эрвину уже давно не хватало в жизни.       Несмотря на технические ограничения и резкий характер Леви, Эрвин считал, что с ним очень легко общаться. Это не требовало никаких усилий. Эрвину всегда было легко найти общий язык с другими людьми, он всегда был уверен в себе и знал, что умеет убеждать других. Ханджи звала его «скользким ублюдком». Общение легко давалось Эрвину, ведь он никогда не раскрывал своих истинных чувств и мыслей. Однажды, во время сильной ссоры, Мари спросила, есть ли у него вообще сердце. Даже пятнадцать лет спустя Эрвин все еще слышал боль в ее голосе, видел ее искаженное гневом и разочарованием лицо, перемазанное растекшейся от слез тушью.       — Как ты можешь быть таким… таким бесчувственным, Эрвин? Тебя вообще интересует хоть что-нибудь, кроме твоей ебаной работы? Я тебя интересую? Хоть немного? Ты просто… Не знаю… Я никогда не знаю, что у тебя на уме. Чувствуешь ли ты вообще хоть что-нибудь. Что происходит, Эрвин? Объясни, потому что я уже ни хера не понимаю, — рыдая, кричала ему Мари.       Эрвин ушел не потому, что это было правильно, не потому, что ему было плевать — он ушел, поняв, что никогда не сможет дать Мари то, в чем она нуждалась. Он никогда не сможет принадлежать ей.       Но это было давно, целую жизнь назад. Сейчас у него есть Леви — парень, которого он видел лишь раз и, похоже, больше никогда не увидит. Леви, не прикладывая никаких усилий, смог обойти все баррикады, возведенные Эрвином на пути к своему сердцу.       К счастью, Леви этого не знал.       Сейчас, когда они наконец-то наладили контакт, Леви, казалось, был очень доволен возможностью общаться с Эрвином. Не было никаких намеков на то, что он хочет оборвать переписку, но Эрвину все равно было тревожно от мысли, что каждое сообщение может оказаться последним. Он разрывался между восторгом и страхом, одновременно радуясь тому, что Леви был в его жизни, и опасаясь, что он в любой момент может исчезнуть навсегда.       Переписка с Леви заняла все свободное время в жизни Эрвина. Раньше он никогда не замечал, как его много. Эрвин никогда не считал себя одиноким. Только сейчас он осознал, как сильно ему не хватало связи с другим человеком. Конечно, у него были друзья: Майк и его девушка Нанаба, Ханджи, в каком-то смысле Нил — даже несмотря на ту историю с Мари и факт, что Нил тот еще мудак. Но это все не то. Его взаимоотношения с Леви были совершенно другие. Эрвин не знал, как их обозначить. Он понимал, что это уже далеко не дружба, но мысль о том, во что все превратилось, пугала Эрвина, поэтому он решил не задумываться и не усложнять, принимая то, что у них есть, за чистую монету.       На данный момент.       Эрвин не давил на Леви, позволяя тому самостоятельно выстраивать их общение. Какой-то инстинкт глубоко внутри него подсказывал, что если Эрвин попытается надавить на Леви, как-то форсировать события, поделившись с ним своими надеждами и ожиданиями, то потеряет его навсегда. Их связь выглядела такой непрочной. Маленькая зеленая точка статуса в Скайпе, да лестница слов на светящемся экране — вот и все доказательства существования Леви в его жизни.       Эрвин изо всех сил пытался не позволить своей жизни вращаться лишь вокруг этой зеленой точки, но с каждым новым сообщением он понимал, что падает все глубже, словно рыба на крючке, не способная сопротивляться напору шелковой лески. Каждое полученное сообщение, каким бы тривиальным, язвительным или грубым оно ни было, распаляло искру в груди Эрвина, которая — он был уверен — однажды превратится в пламя, которое его погубит.       Конечно же, ему не удалось сохранить происходящее в тайне.       — А ты оживился! — радостно заявила Ханджи как-то раз, возвращаясь вместе с Эрвином с одного из бесконечных совещаний у Нила.       — Разве? — отозвался Эрвин без энтузиазма. Отрицать очевидное он не собирался, но и вдаваться в детали не хотел. В кои-то веки он был благодарен Ханджи за то, что она не давит на него.       Майк, в свою очередь, был менее сдержан, и это неудивительно: две последние недели Эрвин отказывался встретиться с ним из-за общения с Леви. Когда же, в конце концов, они встретились, Майк сразу же прижал его к стенке:       — Ну, так что там у тебя случилось? — прямо спросил он, пока они устраивались в спортбаре, чтобы посмотреть не интересовавшую Эрвина игру.       — Да, ничего. Работа. Все как обычно. А ты как? Чем занимаешься? Как Нэн? — быстро переменил тему Эрвин.       Его слабая попытка уйти от ответа не сработала.       — Хреновый из тебя лжец, Эрвин Смит, — заметил Майк.       Эрвин мгновенно почувствовал себя виноватым. Он не хотел лгать Майку, прекрасно понимая, что должен объяснить другу, почему уже почти месяц отказывался от встреч.       — Если бы я не был с тобой хорошо знаком, то решил бы, что у тебя кто-то появился, — продолжил Майк, пристально глядя на Эрвина.       Ну, как минимум, на это Эрвин мог ответить честно.       — Я ни с кем не встречаюсь, — улыбаясь, потряс он головой.       — Не, я понимаю, что ты не встречаешься ни с кем, — фыркнув, подчеркнул Майк, — но у тебя точно кто-то есть. Нашел кого-то в интернете? На сайте знакомств или типа того?       Эрвин рассмеялся чуточку громче, чем следовало бы, и, пытаясь скрыть свое смущение, отхлебнул пиво. Майк, черт бы его побрал, всегда был очень проницательным.       — Я ни разу не был на сайтах знакомств. Ну, эй, Майк, я не настолько безнадежен!       — Да не, Эрвин, это здорово, здесь нечего стыдиться. Сейчас многие находят себе пару в таких местах. В любом случае, я рад видеть, что ты счастлив.       Эрвин не решился рассказать Майку о Леви. Нет, он не стеснялся — абсолютно нет, и знал, что эта информация не пойдет дальше Нанабы. Они были старинными приятелями Эрвина, и им он с легкостью готов был доверить свою жизнь. Он просто не знал, как объяснить, что его жизнь перевернулась с ног на голову из-за какого-то парня на другом краю земли, которого он едва знал? Эрвин изо всех сил пытался справиться с этой задачей самостоятельно. Но, как всегда, Майк был прав — действительно прав: Эрвин счастлив, сейчас он счастливее, чем когда бы то ни было, но ему все равно хочется большего. Ему было недостаточно напечатанных слов сообщений. Эрвин безумно желал встретиться с Леви, увидеть, как он хмурит брови, как кривит губы, как криво улыбается, как волосы падают на его серые глаза. Его тоска по Леви была сродни ноющей боли, не дававшей ему покоя. Но больше всего на свете Эрвин мечтал услышать голос Леви.