Две трети

В себя Сережа пришел с трудом. В первую секунду ему хотелось верить, что все произошедшее — только сон, игра воображения. Он настолько погряз в страхе, что Паша может причинить вред Олегу, что это воплотилось в кошмар. Всего лишь сон. Сережа крепче зажмурил глаза, а когда открыл, понял, что все это ни черта не сон. Перед ним потолок подвального помещения, так похожего на то, где часто запирал его Паша. Запирал, чтобы оградить от внешнего мира, защитить, не позволить наделать ошибок и глупостей. Сережа стонет сквозь сжатые челюсти, чувство вины накрыло с головой. Это он виновен в том, что они с Олегом здесь. Он слишком долго закрывал глаза на то, что Паша нездоров, опасен. Сереже было легче игнорировать эти сигналы, позволять поступать с ним, как Паше заблагорассудится, чем потерять его. Одиночество слишком сильно пугало, а боль после смерти родителей была настолько сильной, что он был готов на все, лишь бы она не повторилась. После смерти дяди этот страх стал настолько навязчивым, что Сережа даже мысли допустить не мог, что останется еще и без Паши. А сейчас из-за его страхов он мог потерять не только Пашу, но и Олега. Главное, что он мог потерять Олега. Мысль об Олеге заставила сесть, чтобы оглядеться по сторонам. Сережа надеялся, что найдет Олега в этой же «камере». Тот действительно лежал на соседней кровати, а рядом на полу валялась аптечка. Сережа облегченно выдохнул, встал, но чуть не упал обратно. Его пошатывало, в голове царил легкий туман, а в горле застыла тошнота. Помимо аптечки Сережа заметил поднос с графином с водой, а еще тарелку с фруктами. Ну хоть голодная смерть не грозила, хотя мысли о том, какие еще испытания приберег Паша, пугала больше голода. Такая доброта не случайна, а только призвана продлить агонию. Он хотел сполна насладиться их страданиями, добиться того, что нужно ему. Сережа обернулся, посмотрел в дальний угол, где виднелась камера. Он был уверен, что Паша наблюдал, поэтому поднял руку и показал ему неприличный жест. По-детски, слишком глупо, но хотелось сделать хоть что-то. Сережа отвернулся, снова бросил взгляд на Олега. Тот спал или в отключке, потому что Сережа не знал точно, что Паша делал с ним. Тому хватило бы мозгов снова накачать Олега какой-нибудь дрянью. Сережа подошел ближе, чтобы рассмотреть, насколько сильно пострадал Олег. Синяки ярко выделялись даже на слегка смуглой коже Олега, но удивительно, что крови практически не было. Судя по всему, Паша остановил ее и даже промыл раны. Простыни под Олегом лежали чистые, а значит, сделано это было до того, как Паша притащил Олега сюда. Сережа присел на корточки, рассмотрел порез, про себя отметил, что не глубокий. Он открыл аптечку: бинты, перекись, заживляющая мазь, а еще «Спасатель». От последнего на губах появляется усмешка, ведь именно им в детстве смазывала синяки мама, а после стал и Паша. Те синяки, что сам поставил Сереже. Тюбик хотелось сжать, потому что это светлое воспоминание о родных и любимых руках Паша уничтожил. Теперь это ассоциировалось не с нежным маминым «Все заживет», а с постоянным Пашиным «Прости». Лживым, лицемерным, никчемным «Прости», на которое Сережа все равно велся раз за разом. Принимал желание сломать и контролировать за заботу. Действительно «никчемный» — правильно о нем говорил Паша, ведь даже любимого человека защитить оказался не в силах, позволил растоптать. Позволил Паше сломать и это светлое, за которое впервые был готов бороться так отчаянно. Олег слегка застонал, попытался перевернуться, но не удалось. Скорее всего его тело сейчас отзывалось болью даже на элементарное движение. Сережа замер, размышлял, стоит ли разбудить Олега сейчас, чтобы обработать раны или дать ему еще немного поспать. Мама всегда говорила, что сон лечит. Принять решение так и не удалось, потому что Олег открыл глаза и даже попытался сесть, но лишь со стоном упал обратно на подушку. — Лежи, тебе не стоит вставать. — Сережа мягко коснулся руки Олега. — А я пока обработаю раны. — Он достал из аптечки и бинты. — Мне кажется, что Паша уже об этом позаботился, — криво усмехнулся Олег, но все же слегка зашипел, когда перекись полилась на раны. — Я сделаю это лучше. — Сережа промокнул порезы ватными тампонами, тщательно смазал синяки, а потом помог Олегу сесть, чтобы все-таки его перебинтовать. — Думаю, это уже лишнее, ведь ты не собираешься превращать меня в мумию? — Ничего не лишнее. Не хочу, чтобы ты подцепил заражение крови, — возмутился Сережа, — все-таки местечко здесь не самое чистое и приятное. — Всяко лучше, чем за дверью. — Олег взял протянутые стакан с водой и таблетки. — Прости. — Сережа опустил взгляд, потому что смотреть на Олега стало невыносимо. Его буквально рвало на кусочки от чувства вины. Одно дело обрабатывать раны, но другое смотреть на них сейчас и понимать, что единственная причина, по которой они появились на теле Олега — он. — Тебе точно не за что просить прощения. — Олег отставил стакан в сторону и коснулся руки Сережи. — Тебе тоже досталось от этого придурка. — Но не так, как тебе, — возразил Сережа, но все-таки поднял взгляд. — Это был один раз, а тебя он третировал годами. — Но я сам был в этом виноват, а теперь страдаешь и ты. Лучше бы мы вовсе не встречались. — Поверь, я точно ни о чем не жалею. — Олег крепче сжал руку Сережи. — Но это не значит, что нам не нужно придумать план. — Если честно, у меня нет ни одной мысли, — признался Сережа. — У меня тоже, но если у нас не будет выхода, то ты должен будешь сделать то, что он просит. — Ты шутишь? Я не стану убивать тебя. Мы выберемся вместе, Олег. — Сережа коснулся щеки Олега. — Я хочу в это верить, но если станет невыносимо… Сереж, я не смогу убить тебя, а даже если я сделаю это, он не отпустит меня живым. Или выставит убийцей, и я сгнию в тюрьме. — Олег взял Сережу за руки и посмотрел ему в глаза. — Я обещаю, что постараюсь нас вытащить, но если не выйдет, то ты должен мне пообещать. — Я не могу. Не могу. — Но ты должен. Сережа лишь уткнулся Олегу в плечо. Он не хотел верить, что вариант Олега единственный, а еще точно знал, что не сможет его убить. Но сможет ли смотреть на его мучения?