Две трети

Сережа стоял напротив Паши, внимательно вглядывался в его лицо, но совершенно не мог понять, что происходит в его голове. Паша смотрел пристально, цеплялся взглядом, словно пытался залезть Сереже в мысли, разгадать, что именно тот хочет сделать. Сереже хотелось нервно сглотнуть, но он лишь продолжал стоять, выдерживая Пашин взгляд. Сейчас он не имел права на слабость или ошибку, хотя тело в этой игре было явно против него. Руки слегка дрожали, а в ногах была дикая слабость. Туман в голове более-менее рассеялся, но думать все равно удавалось с трудом. Паша знал это, не мог не знать, ведь сам же накачал Сережу какой-то дрянью. — Ты считаешь, что я идиот и должен поверить тебе на слово? — Паша усмехнулся и лишь сильнее сжал рукоять ножа. — А ты считаешь, что я смогу применить нож против тебя в таком состоянии? — парировал Сережа. И в его словах была истина. Паша всегда был куда сильнее физически, а сейчас и вовсе с легкостью справился бы с Сережей с ножом или без него. Эти мысли хаотично носились в Сережиной голове, показывая, что выхода у него действительно нет. За его спиной лежал Олег, которого Сережа любил, но он не знал, как сделать так, чтобы его спасти. — А хватит ли у тебя сил, чтобы убить его? Зачем тебе это, Сереж, ведь ты так его любишь? — Паша оскалился и сделал шаг вперед, но тут же замер. В его глазах Сережа отчетливо видел злость, ярость и ревность. Да, Паша определенно ревновал его к Олегу, словно тот и правда пытался забрать Сережу, оставив Пашу в одиночестве. — Ты же бросил меня ради него. — Он страдает. Я страдаю, и ты страдаешь, Паш, — Сережа говорил тихо, — и я знаю, что ничем хорошим это не закончится. Ты не отпустишь нас живыми. Ты уже подписал Олегу смертный приговор, но это не значит, что все кончено и для нас. — Сережа сделал шаг вперед, сокращая расстояние между ним и Пашей. — Для нас? И с каким пор снова стали «мы»? Ты бросил меня, переметнулся к нему, а ведь я все делал для тебя. Я любил тебя, Сережа. — И ненавидел тоже. Ведь так? Ты всегда ненавидел меня за то, что отец любил. Любил меня, а не тебя. Ставил меня в пример, а от тебя отмахивался. Теперь я это понимаю. Сережа заметил, как Паша дернулся после этих слов. Его глаза потемнели. Сережа понял, что попал в точку. И удивился, что не понимал и не замечал этого раньше. Ему казалось, что в их семье все в порядке. Что Паша счастлив. Он всегда занимался тем, чем хотел. Тусовки, хобби, девушки. У Паши было все, а Сережа всегда хотел лишь заниматься компанией да разбираться в компьютерах. Он тянулся к отцу с самых ранних лет, но не потому что хотел затмить Пашу, а потому, что действительно этого хотел. Они всегда были разными, но Сережа никогда и подумать не мог, что Паша ему завидует, ревнует. И сейчас это осознание причинило боль. Если бы он вовремя это заметил, если бы показал Паше, что все на самом деле не так. Что отец его любит — просто иначе. Чувство вины накрыло с новой силой. В том, что они сейчас в этой комнате, виноват только Сережа и никто другой. Ты не можешь брать ответственность за поступки других людей на себя. Слова Олега четко всплыли в памяти. — Он любил тебя и никогда — меня. Я был для него пустым местом. Изгой в собственной семье! Тень прекрасного Сережи Разумовского. — Ты никогда не был тенью! Отец любил тебя. Просто ты был другим, но разве это плохо? — Сережа сделал еще несколько шагов, приблизился к Паше и коснулся пальцами его щеки. — Почему ты просто не сказал ничего раньше? — Чтобы выглядеть слабаком? Ну уж нет — этого от меня никто не дождется, — усмехнулся Паша и вдруг накрыл свободной рукой пальцы Сережи, прижимая их сильнее к щеке. — Чтобы выглядеть человеком. Я же твой брат и приму тебя любым. — Он тоже должен был любить меня. Меня, а не тебя, — ответил Паша, а его глазах промелькнула самая настоящая боль. — Он должен был любить нас обоих одинаково, но это его ошибки и он за них ответил. Но я здесь, с тобой и я люблю тебя, Паш, по-прежнему люблю. Сережа не кривил душой, потому что разлюбить брата он просто не мог, даже после всего того, что он сделал с ним и Олегом. Паша оставался частью Сережиной жизни, семьи, частью его самого. Недаром говорят, что между близнецами существует невидимая связь. Та, что куда сильнее обычных кровных уз. Сейчас Сережа четко ощущал Пашину боль, как собственную. Вся горечь, скопившаяся в Паше за годы, обрушилась на Сережу с невероятной силой. Казалось, ему душу и сердце рвут в клочья. Как он мог быть так слеп? Как не замечал того, что Паша страдает? Как верил всем тем маскам и бесконечной браваде? Чем он лучше фальшивых Пашиных друзей? Он и сам, получается, фальшивый. — Больше, чем его? — Паши кивнул на Олега. — Больше всего на свете. Мы же одно целое, Паш. Помнишь, ты сам говорил, что мы всегда должны быть вместе? Только ты и я. Паша смотрел на Сережу с недоверием, это очень остро ощущалось, как и то, что он отчаянно хотел поверить. Сейчас Сереже казалось, что он чувствует Пашу, как никогда раньше. И если бы он только понял и почувствовал все раньше, если бы заметил, как сильно Паша в нем нуждается, то, скорее всего, они сейчас не находились бы в этой комнате. — Я никому не готов тебя отдать. — Паша снял Сережину руку с щеки и поцеловал ладонь. — Тебе и не нужно. Просто отдай мне нож, Паша, мы все закончим и поедем домой. Вместе. Мы все, что осталось от нашей семьи. И мы должны быть вместе. Паша лишь кивнул, отошел на один шаг и протянул руку, разжимая пальцы. Нож остался лежать на раскрытой ладони Паши: — Я доверяю тебе, Сережа, я всегда хотел, чтобы ты был только моим. Сперва мне мешали родители, потом наш дядя, теперь Олег. А ты должен был быть только моим, всегда моим. Сережа почувствовал, что его затрясло от Пашиных слов. — Неужели?.. — договорить Сережа просто не мог. — А ты правда считал, что это случайность? Нет, Сереж, они все заплатили мне то, что были должны. Пришла пора заплатить и Олегу. Я жду. Сережа протянул руку и взял нож. Он знал, что отступать ему некуда.