Через песок и море | Through Sand And Sea

Палочка снова в ее руке, и это приносит ей облегчение. Знакомое ощущение теплой гудящей древесины в ее ладони успокаивает. Она отодвигается от Лестрейндж, лезет под мантию, отрывает пуговицу от рубашки и трансфигурирует ее в пузырек, испытывая лёгкое чувство вины. Она не хочет снова накачивать ее наркотиками, но такое количество амортенции слишком ценно, чтобы упустить его в таких обстоятельствах. И если уж ей придется провести больше времени с этой женщиной, эта Беллатрикс лучше, чем Беллатрикс, которая хочет ее убить. Наполнив флакон, она снова повернулась к ведьме и открыла рот, чтобы спросить, где дверь. Ох. Она держится за бок. Гермиона забыла, она... – Беллатрикс, как сильно ты ранена? Ведьма, спотыкаясь, подходит к ней. – Пойдем, любовь моя, дверь здесь. Я покажу тебе. Я сделаю все, что тебе нужно. Это не ответ. Однако Гермиона позволяет тащить себя к двери. Ей не может быть настолько плохо, если она все еще тащит Гермиону за собой. Они дошли до двери, и Гермиона выгравировала руну — на этот раз, с палочкой, это было намного проще. Теперь о крови. Она накладывает Тергео, чтобы очистить себя, так как все еще пропитана амортенцией с ног до головы, а затем прикладывает порезанную руку к двери и тычет в нее, пока не выльется достаточно крови. Дверь не открывается. Хм... Пора проверить ее теорию. Она поворачивается и критически смотрит на Лестрейндж, осматривая ее кожу на предмет порезов. Та раздражающе невредима, по крайней мере, в тех местах, которые видны Гермионе. Как ее кровь попала на дверь в первый раз? – У тебя идет кровь, Беллатрикс? Нам нужна и твоя кровь для двери, но я не хочу резать тебя, если могу помочь. Она хочет. Она бы с удовольствием проткнула ведьму снова. Но делать это под действием наркотиков как-то неправильно. Ведьма улыбается. – Ты не хочешь причинить мне боль? Я тебе небезразлична? Гермиона неохотно кивает, не глядя в глаза. – Ответь на вопрос, Лест... Беллатрикс. Лестрейндж хрипит. – Отлично! У меня идёт кровь. Много. Но она у меня под одеждой, так что если ты не хочешь снять с меня платье... Нет, нет. Нет времени на это! Она смотрит ведьме в глаза, умоляя ее. – Беллатрикс, мы должны поторопиться, это важно. Мне нужна твоя кровь, чтобы открыть дверь, а потом ты должна бежать в комнату с занавесом. Сразу же. Времени нет! Что, если битва закончится? Что, если Волан-де-Морт так и не придет? Что, если Фадж не увидит его? Тогда никто не... Раздается режущий звук, затем шлепок руки о дерево. Дверь со скрипом открывается. И, прежде чем Гермиона успевает понять, что происходит, ее целуют. Довольно тщательно. Ее губы даже начинают отвечать на поцелуй, настолько она удивлена его интенсивностью. Прошло довольно много времени с тех пор, как ее вообще кто-то целовал, тем более так отчаянно. Лестрейндж отстраняется. – Я должна идти. Оставайся в безопасности. Я встречу тебя в коттедже, как ты и сказала. Я сделаю все, что ты сказала, обещаю. И затем она выбегает за дверь и уносится прочь. Гермиона застыла в дверях. Она подносит дрожащую руку к губам. О, это, определённо, самый странный ее день! За всю ее жизнь у нее было несколько странных дней – когда рядом Гарри и Рон, ничего не проходит гладко. Но этот день стал самым странным. Она должна выбраться отсюда. И, очевидно, эта дверь также ведёт к круглому входу. Каким-то образом. Она слышит шаги и почти захлопывает дверь, выглядывая наружу. Орден. Значит, еще не поздно, они только что прибыли. Слава Мерлину. И они не идут к ней, вероятно, зная, что эта дверь всегда запечатана. Она просто молится, чтобы Безумный Глаз не увидел ее через дверь. Члены Ордена расходятся по разным дверям; Безумный Глаз и Тонкс направляются в комнату Мозга, не глядя в ее сторону. Она должна уйти. В конце концов, они все прочешут, к тому же она должна встретиться с Лестрейндж в Коттедже «Ракушка», как и обещала. Ей придется рискнуть с лифтом. Вот идиотка. На всякий случай она накладывает на себя еще одно заклинание скрытности и муффлиато, но не факт, что от этого будет толк, если кто-нибудь ее заметит. Ох. Почему она не подумала о... Она проводит палочкой по волосам, преобразуя их в более темные, прямые и короткие. Ей не очень хочется возиться с глазами, но она накладывает Энгорджио на нос. Это может помочь. И она должна помнить, что она на десять лет старше и одета в деловую одежду. Как только Гермиона входит в лифт, она становится просто работником министерства. У нее даже есть бейдж, подтверждающий это. Она медленно открывает дверь. Никого. Хорошо. Вот оно. Она переводит дыхание, а затем спешит к входной двери, прорывается через нее и бежит к лифту. Ни Дамблдора, ни Волан-де-Морта. У нее все получится. Она распахивает двери лифта и нажимает рукой на кнопку уровня, ведущего в атриум. Она должна попасть туда, ведь там находятся все камины. Лифт поднимается вверх. Давай. Быстрее, быстрее, быстрее. Подъем ощущается намного дольше, чем спуск. Двери открываются, и она бросается бежать к ближайшему огню. И тут огонь оживает, становится зелёным, и она врезается прямо в выходящего из него человека. – О, мои извинения. Похоже, вы нуждаетесь в этом камине гораздо больше, чем я. Черт возьми. Дамблдор улыбается ей; его глаза блестят. Она и забыла, как сильно по нему скучала! – Я бы с удовольствием остался поболтать. Уверен, что у Вас есть много интересных историй, которые вы можете рассказать, но я думаю, что нам обоим лучше поспешить по своим делам... Вы согласны? Она тупо кивает ему, и он еще раз одаривает ее знающей улыбкой, прежде чем уйти. Он...? Нет времени разгадывать, что знает Дамблдор, Гермиона, на это может уйти целая жизнь. Она бросает немного порошка в камин и входит. – Коттедж «Ракушка». Вокруг нее кружится огонь, а потом появляется знакомая гостиная, и она облегчённо вздыхает. Она все еще подключена к сети каминов. Гермиона зажигает все лампы в комнате с помощью Люмоса и с тоской смотрит на ближайшее кресло. Ей хочется рухнуть в него, закрыть глаза и притвориться, что все это сон. Она измучена. Грейнджер вздыхает. Пока у нее нет времени на то, чтобы жалеть себя. Пойдем, Гермиона. Пора ставить защитные чары. Или... Сможет ли Лестрейндж проникнуть внутрь, если она поставит защиту? Она подошла к входной двери, толкнула ее, открывая против ветра и защищая глаза от песка. Ей определенно нужна защита. К ней приближается самый известный, самый страшный Пожиратель Смерти. Что делает Гермиона? Разве она не должна быть умной? Это безумие! Она накладывает антиаппарирующую защиту, а затем возвращается в дом, закрывает за собой дверь и с грохотом прислоняется к ней головой. План меняется. Направив палочку на себя, а не на небо, она пробормотала все возможные заклинания, чары и сглазы, защищающие от вреда, на всех языках и вариантах, какие только придут на ум. Она может сделать так, чтобы это место нельзя было отследить, когда прибудет ведьма, но сначала ей нужно убедиться в том, что, что бы ни случилось, она больше никогда не окажется в конце другого распятия. С нее хватило быть плачущей тряпичной куклой ведьмы. Протего тоталум... Сальвио гексиа... Протего хоррибилис... Фианто Дури... Это так рискованно – накладывать на себя такие чары. Она может серьезно повредить собственную магическую целостность – не зря же их обычно накладывают на небо. Но она собирается остаться наедине со своим самым большим страхом, еще и в своем прошлом, что раньше на десять лет. Теперь ее боггарт уж точно не профессор МакГонагалл! И никто даже не знает, что она здесь. Она с содроганием оглядывается по сторонам. Даже спустя столько лет, после того, как она неоднократно навещала Билла и Флер, она не может перестать ассоциировать это место с... С тем, что произошло в Малфой-Мэноре. Память... Боги, память об этом. Кошмары. Флер делала все возможное, заботилась о ней, позволяла ей плакать и разговаривала с ней, но... Она отмахнулась от воспоминаний и пошла на кухню, снова напевая защитные заклинания, и начала рыться в шкафах. Пусто. Просто замечательно. Она надеялась, что там будет хотя бы чай, чтобы успокоиться... Из гостиной доносится звук камина. Гермиона замирает и хватается рукой за шкаф. Шаги. Руки обхватывают ее сзади за талию, и Гермиона испускает дрожащий вздох. Должно быть, приворотное зелье все еще действует. И тут палочка упирается ей в шею. – А теперь, питомец, нам с тобой нужно немного поговорить, тебе не кажется? – хрипит голос. У Гермионы сводит живот, и она опускает глаза. О, нет... Она сглатывает. Оставайся спокойной, Гермиона. Она не может причинить тебе боль. – Да, полагаю, что да. Я просто хотела выпить чаю, но, кажется... – Инкарцеро! Ничего не происходит. – Петрификус Тоталус! Конфринго! Круцио! Ступефай! Экспеллиармус! – ведьма рычит, становясь все громче. Гермиона вздыхает с облегчением. Защитные чары работают. Ее кожа гудит от магии, но ничего не происходит. Лестрейндж тащит ее к кухонному столу. – Садись. Поговорим. Мое терпение иссякло, грязнокровка. Она толкает Гермиону на стул, встает над ней и опирается на стол, прижимаясь ближе. – Теперь объясни, – выпустила она еще один гневный рык, – что у тебя с лицом?! Отвечай, девчонка! Или мой дорогой кузен будет не единственным, кто умрет сегодня вечером! Сириус мертв? Слава богу! Не то, чтобы она... Она ничего не имеет против этого человека... – Так ты это сделала? Он провалился сквозь завесу? – осторожно спросила Гермиона. – Да, – процедила Лестрейндж. – Благодаря твоим склизким грязнокровным рукам и глупым приказам, идиотский предатель мертв. Не то чтобы меня это волновало. В конце концов, он на твоей стороне. Так что?! Зачем его убивать? Она... Что она должна сказать? Может быть... Это сработает, только если у них будет общая цель. Причина, по которой Лестрейндж будет хранить секреты. Она слишком много раскрыла, показала себя, свои планы, свое убежище. Лестрейндж хочет, чтобы Волан-де-Морт выиграл войну... она хочет защитить свой благородный дом... она хочет победить, восторжествовать. Жить. Беллатрикс умрет. Гермиона чувствует, как ее лицо начинает покалывать, когда трансфигурация ослабевает, ее волосы растут, а нос уменьшается. Лестрейндж может быть совершенно безумной... но она также умна. Когда-то она была самой умной ведьмой своего возраста. Гермиона проверила это. Она не настолько безумна, чтобы шутить со Временем... Не так ли? Она всегда может попытаться отключить ее, если все пойдет не так. Или просто стукнуть ее по голове. – Я... Я полагаю, ты слышала о последствиях путешествия во времени? Рот Лестрейндж раскрывается. А потом захлопывается. А потом она гогочет, вытаскивает стул из-под стола и тяжело опускается на него, смеясь про себя. – Ох. Грязнокровка, что ты наделала? Ты — глупая грязнокровка! Именно поэтому вы не должны ступать в наш мир. Путешествие во времени. Ты... Твое лицо! Гермиона сложила руки и нахмурилась. – Я не планировала этого. Это был несчастный случай. Кто-то толкнул меня! Поверь мне, я была абсолютно счастлива в свое время, я не настолько глупа, чтобы... Ее рот захлопывается. Лестрейндж смотрит на нее, ну, странно. Должно быть, она что-то сказала... О, боже. – Ты счастлива в своем времени? Как? Ты определенно выглядишь старше, на много лет старше. И ты счастлива? Этого не может быть. Никто из вас, грязнокровок, не должен быть счастлив под властью Темного Лорда. Я полагала, что ты отправилась в прошлое, чтобы сражаться за свое проклятое доброе дело. Если ты счастлива... Точно. Пора прибегнуть к последнему средству. – Акцио, пророчество. Оно вылетает из кармана на стол. Гермиона прочищает горло. – Я нашла это сегодня вечером. Точнее, не сегодня. Сегодня в мое время. На нем было мое имя... И твое. Я думаю, ты должна это услышать. Беллатрикс берет его со стола, и оно оживает в ее руках.

Перемешивающийся песок может привести к проседанию фундамента, если кости не останутся погребенными. Битва проиграна, если бы, опьяненные любовью, воображаемые цепи держались крепко. И если эти двое, сквозь песок и море, не разойдутся, то обе, теперь потерянные, будут возвращены, хотя и не без другого.

Голос Фиренце эхом разносится по комнате. И затем тишина. – Оба теперь потеряны, – кричит Лестрейндж. – Это невозможно! Я не потеряна. Темный Лорд не может проиграть. Он слишком силен! Она смотрит на Гермиону. – Это невозможно! Я должна умереть, чтобы продвинуть его дело, вот и все, не так ли? Скажи мне, что произойдет! – рычит она. А в следующую секунду она внезапно успокаивается. Это поразительно. – Подожди, нет, ты бесполезна. Я сама все увижу. Легилименс! Гермиона понимает, что она так тщательно защищала от вреда свое тело, что совсем забыла о своем разуме. Она успевает лишь испуганно вскрикнуть, пытаясь восстановить свои ментальные стены, прежде чем комната исчезает, и она погружается в воспоминания.