Номер пятьсот семнадцать

      Все носители информации были уничтожены на следующее же утро. С хмурым лицом она наблюдала, как вынырнувший из подпространства рядом с «Горгоной» «Вендиго» выплюнул металлический контейнер, и как «Горгона» выстрелила по нему, расщепив на атомы. Сидевший за консолью управления орудийными батареями Йоргун едва заметно выдохнул. Корабли никто не заметил, и они нырнули обратно.       Смерть дышала им в затылки. Она это знала.       Со связью начались перебои. Чем дальше они удалялись от территорий Империи, тем сложнее и опаснее становилось передавать сообщения, и она чувствовала себя зверем, запертым в информационной клетке: они остались без новостей. Что происходило на рубежах, как продвигалась война, кто погиб, кто выжил, они не имели ни малейшего представления. Ей хотелось метаться из угла в угол, лишь бы не видеть страницу ошибки на месте новостного портала. О письмах дедушке или матери с Крайшем и говорить не стоило. Границы отрезали их от всего остального мира.       Корабли резали подпространство, медленно двигаясь к планете, которая могла стать их новым домом.       Все было тихо. И тишина эта была страшнее бесшумной канонады взрывов на экране и шума помех. Тишина мирная, напряженная, давала время на размышления.       Она начала забывать лица.       Поняла это внезапно, так, будто кто-то ударил ее по щеке наотмашь. Ее летная группа, те, кого она потеряла в свой последний день на «Гоморре» — как они выглядели? Все летчики, что сражались с ней крыло к крылу — кто они? Ее однокурсники, те, кто погиб на «Аматерасу», тот пилот, что был с ней на мостике, — каковы их имена?       Только образы и смутные тени. Время постепенно вымывало из памяти все самое важное.       И хотелось по-детски обхватить себя руками в объятиях, что так походили бы на мамины, зубами впиться в нижнюю губу, чтобы не разреветься позорно, в полный голос, свернуться калачом и уткнуться в дедово плечо, слушая размеренный успокаивающий папин голос. Услышать, что все, что происходит — лишь предрассветный кошмар, ну, что ты, Лярша, звездочка, все хорошо, ничего не было, иди спать, родная, завтра папа обещал тебя рано утром взять с собой на космодром, помнишь? Спи.       Подлокотники капитанского кресла под пальцами отрезвляли, но и только. И сама не знала, чего хотелось сильнее: отбросить все прочь и идти дальше, очерствев сердцем, или утонуть окончательно. Постучаться к Рьеху вечером, сказать: знаешь, а давай напьемся. Вдрызг и в хлам. Помянем всех, кого знали, но забыли. Лица, имена — ты помнишь их? Я нет. Никто их не вспомнит.       Похороны погибших членов экипажа прошли, и она едва смогла выдавить из себя хоть слово, стоя в храме под всевидящими взглядами ангелов на фресках. От привкуса поминальной трапезы на языке никак не удавалось избавиться, и она изо всех сил старалась забыть, как ее рвало прямо после похорон. Команда «Вендиго» поредела на треть. Они провели на «Цейнаре» больше месяца. Она не представляла, как можно столько времени прожить на том, что оставалось для погребения. Думать об этом тоже было страшно.       Имена и лица.       Мертвые станут частью живых и продолжат жить в них, но какой в этом смысл, если их никто не вспомнит?       Она тоже однажды станет именем и лицом, что сотрутся из чьей-то памяти. И умрет тогда окончательно, навсегда.       — Капитан! — окликнул ее Хето, когда она шла по коридорам в сторону своей каюты.       — Да, лейтенант? — нацепила она на лицо дежурную улыбку, разворачиваясь к нему.       Мальчишка выглядел взбудораженным и чуть ли не подпрыгивал на месте, прижимая к груди терминал.       — Я решил, что вам будет интересно, — протянул он его ей. — Я записал тот сигнал, который отключил…       — Не здесь, — тут же грубо оборвала она, оглядевшись по сторонам.       Хето послушно замолчал.       Вздохнула:       — Пойдемте ко мне. Этот разговор не для лишних ушей.       И, только заперев двери каюты капитанским кодом, посмотрела на мальчишку и попросила:       — Рассказывайте, Хето.       Он коротко кивнул и вывел на большой виртуальный экран график бегущей волны.       — Это, — смущенно откашлялся он, — электромагнитный сигнал, который вывел из строя наши системы коммуникаций на «Цейнаре». Я успел его записать. Хотел разобраться на досуге, что он такое. Но сегодня на похоронах я подумал, может, это не просто сигнал? Ну, я имею в виду… — он замялся. — Наверное, это глупо, но я слушал песни Отца-Огня и думал, может, стоит перевести его тоже в звуковую волну? И, капитан, вы мне не поверите, что получилось.       И он запустил звуковую дорожку.       Шерсть вдоль хребта встала дыбом.       Она была готова поклясться, что слышит голос и слова, складывающиеся в осмысленную фразу. Эту фразу тварь — а не было сомнений в том, кто это говорил — повторяла снова и снова.       Пересилив парализующий ужас, она выключила запись.       — Вы определили язык? — спросила она.       Хето качнул головой.       — Нет. Я скармливал это нескольким программам-переводчикам, но пока ничего. Капитан, я… что это?       И на лице его читался тот же страх перед неизвестным, что и ощущала она сама.       Сделав над собой усилие, она улыбнулась.       — Вы молодец, Хето. Я не знаю, что вы раскопали, но это точно что-то очень важное. Никому пока не говорите.       — Так точно, — слабо улыбнулся в ответ он.       — И еще, — она задумчиво побарабанила пальцами по столу, но все же решила сказать. — Попробуйте задействовать древние языки до смерти Создателя и человеческие примерно того же периода. Возможно, тогда вам что-нибудь удастся найти.       Он улыбнулся чуть шире.       — Спасибо, капитан. Вы… — он отвел глаза, беря в руки терминал. — Как вы думаете, они же… эти существа, они же не те, на кого они так похожи?       Она достала сигарету и закурила.       — Нет, Хето, — солгала она. — Конечно, нет.       Эхо фразы на неизвестном языке все еще звучало в ушах.       Голос, который не мог принадлежать ни дитя Йистейе, ни человеку. Голос, описать который не смогло бы ни одно слово из тех, что были ей известны.       Хотели ли твари что-то сказать им?       Твари хотели что-то сказать?       Электромагнитный сигнал — поэтому? Потому что из-за вакуума нужен был другой способ, чтобы связаться с ними?       Нет, слишком сложно. Это что-то иное. Быть может, находка Хето — лишь случайное совпадение ряда обстоятельств? И ничего больше?       Все вновь вернулось на свои места. Были вопросы, и не было ответов, так, как и должно быть все устроено. Вопросы без ответов игнорировать легче во много раз.       Голова разболелась, и она привычно выдавила из блистера две таблетки.       Звонок Юрсы вырвал ее из размышлений, заставив подскочить на стуле.       — Капитан, он очнулся. Если хотите, можете поговорить.       Не сразу поняла, о чем та говорила. Но, как только до утомленного сознания дошел смысл ее слов, она сорвалась с места.       Тейун в порядке.       Он пережил операцию.       И эта маленькая победа — пусть даже и не ее собственная — почему-то воодушевляла.       — Вечер добрый, — угрюмо поприветствовала ее Юрса, не потрудившись оторваться от экранчика терминала. — Ваш штурмовик в общей палате, сами знаете, где. Не волнуйте его слишком сильно.       Кивнула, забыв, что та все равно не видит, и стремительно прошагала к дверям.       Но ее остановил голос Юрсы:       — И да, капитан, — та подняла на нее взгляд. — Большая просьба. Постарайтесь по возможности больше не калечить экипаж. Я ненавижу работать.       Она криво улыбнулась в ответ.       Лазарет в это время пустовал, и она не встретила даже дежурного врача, но знала, что по тревоге здесь будет весь медперсонал. Приглушенный свет наконец-то не раздражал усталые глаза. Где-то на далекой Земле начинался вечер, все возвращались домой со смен. На кораблях работа всегда кипела. Корабли не спали никогда.       В общей палате тоже никого не было, кроме единственного пациента. Тейун, увидев ее, приподнялся на локтях и сел, опираясь о подушки.       — Капитан, — сипло поприветствовал ее он, сделав попытку улыбнуться. — Доктор Юрса говорила, что вы захотите зайти.       — А еще доктор Юрса говорила, чтобы я не тревожила вас лишний раз, так что пощадите меня и лягте обратно.       Но с его плеча соскользнуло больничное одеяло, и в свете ламп блеснул металл.       Невольно сделала шаг назад.       Рука… О, Создатель.       Сказала неожиданно хрипло, неотрывно глядя на его левую руку:       — Вы спасли мою жизнь. Дорогой ценой.       Тейун выпростал протез из-под одеяла и, взглянув на металлическую ладонь, пошевелил пальцами.       — А вы мою. И цена не столь высока, как вы думаете, капитан. Я знал, на что шел, — он поднял на нее глаза, и в них был тот же стальной блеск несгибаемой воли, что и тогда в челноке перед самой высадкой. — Я ни о чем не жалею. Ваша жизнь куда важнее моей.       Привкус поминальной трапезы во рту вдруг вновь стал слишком сильным.       Принимать потери. Еще одна вещь, которую она не умела делать. Еще одна вещь, которой, по словам Йоргуна, ей не хватало, чтобы стать хорошим капитаном.       — А если верить запрещенным проповедям посвященных, то в глазах Создателя меж Его детей нет разницы.       Его глаза стали очень серьезными:       — Вы верите в это?       И от этого взгляда внезапно захотелось поежиться, будто она ступила на неизвестную ей до этого землю.       — Мне всего лишь нравилось читать запрещенную литературу, потому что это могло вывести из себя моего приемного отца, — честно ответила она. — Ничего более.       Тейун смотрел на нее напряженно какую-то секунду, но потом то новое, непонятное, погасло в его глазах.       Он склонил голову:       — Прошу прощения, капитан. Вам не стоит за меня беспокоиться, я скоро восстановлюсь и вернусь в строй.       — Отдыхайте, — улыбнулась она и покинула палату.       Но от четкого ощущения, что ее выпроводил ее же собственный рядовой штурмовик, отделаться никак не получалось.       Что это был за вопрос?       Что он означал на самом деле?       Зачем она вообще вспомнила эти проповеди, что передавались в академии из рук в руки тайно, потому что им, юным курсантам, так нравилось ощущать это — свободу бунта и неподчинения? Да, они не были крамольными трудами гуманистов двухсотлетней давности, и достать их было легче всего, потому они и читали их всей академией. Но вспоминать о них спустя столько времени ей понадобилось зачем?       Империя победила в войне больше ста лет назад, наконец подчинив себе низшие народы и избавив Йистейе от их варварского влияния. Когда Йистейе гибла, Империя смогла спасти лишь своих чистокровных детей и тех из низших, кто мог быть ей полезен. Остальным милосердное избавление подарили многочисленные отряды чистильщиков. Дедушка рассказывал об этом, она помнила. О том, как белый снег Йистейе окрасился в синий по его приказам, как словно сама планета кровоточила, когда в небо поднялся последний корабль с беженцами.       Но был ли смысл теперь делить всех по чистоте крови?       В своей потере дома они все равны.       Тряхнула головой, понимая, что заходит на территорию опасных мыслей.       Но это глупо. Приказ пятьсот семнадцать стал последним событием, окончательно стершим все различия. Неужели она ничем не лучше адмиралов?       Думать о таком было нельзя.       Нужно было что-то, чтобы не думать.       Но в каюте ее ждала лишь пустота с черными цифрами, и оставаться там было еще страшнее. Но физические нагрузки Юрса ей на время запретила, и сбросить напряжение в тире или спортзале она тоже не могла.       Она мельком глянула на часы в коридоре.       Смена Инуша уже закончилась, но, зная его, вряд ли он отправился отдыхать.       Игравшие в машинном отделении в карты Йах и Чано сказали, что Инуш ушел в ангар, вняв жалобам лейтенанта Цириха. Пожав плечами, она лишь поудобнее перехватила кейс с инструментами и отправилась туда.       После закончившейся основной смены коридоры не стремились пустеть, и из столовой и комнаты отдыха доносились шум и вспышки смеха. Против собственной воли она улыбалась, чувствуя, как зарастает дыра в груди. Ее экипаж жив. Ее корабль в порядке. И пусть впереди, где-то там, их поджидает смерть, сегодня они продолжают дышать.       На первый взгляд в ангаре не было ни души.       Слыша, как гулким эхом отдавались ее шаги, она прошла к истребителям, но все равно никого не увидела.       — Эй, Инуш! — позвала она, но так и не получила ответа.       Машины выглядели спящими в логове огнедышащими драконами. Совсем как в человеческих сказках, которые читала ей на ночь мама.       — Лярша, ты, что ли?       От неожиданности она вздрогнула и едва не замахнулась кейсом.       Инуш, выглянувший откуда-то из-под истребителя, раздраженно провел рукой по лбу, оставив над левой бровью черный след:       — Твоя очередь еще не подошла, иди, погуляй пока где-нибудь!       Вскинула непонимающе брови, ставя кейс с инструментами на пол:       — Прошу прощения?       — Ты вежливой-то не притворяйся, все равно не поверю, — главный механик с кряхтением выполз на свет и, морщась, поднялся. — Говорю, потом подходи, занят я. Мне сейчас Йоргун на тебя жалуется, а не ты на него, что непонятного?       — Я не…       Инуш глубоко вздохнул, с тоской оглядев ангарный отсек.       — Ладненько, — он тщетно попытался вытереть ладони о штаны. — Постой тут пока, если хочешь. Я вернусь сейчас. Пойду проверю, как мои идиоты проводят диагностику двигателей. Йоргун, закончи с малышкой сам.       И ушел.       Молча проводила его нескладную фигуру взглядом, чувствуя, как губы сами собой расползались в длинной ухмылке.       Ничего не понимала, но отчетливо чувствовала грядущее веселье.       Сунула руки в карманы рабочего комбинезона:       — Господин старший помощник?       За истребителем что-то громко упало.       Она с трудом подавила смешок.       — Господин старший помощник, — голос едва не сорвался на ехидные интонации, — господин старший механик сдал вас со всеми потрохами.       Ни разу в жизни не слышала, чтобы Йоргун нецензурно выражался, но была готова поклясться, что это вот-вот произойдет.       Он вышел из-за истребителя медленно, так, будто шел на казнь за предательство Империи, и нет, нет, она не настолько безжалостна, чтобы хохотать во всю глотку, видя его застывшее невозмутимой маской лицо.       — Капитан, — церемонно склонил голову он.       Весь его привычный чопорный облик портила грязная полоса на щеке и старый рваный комбинезон.       Ухмылку, расползшуюся еще шире, контролировать не получалось.       — Неожиданно встретить вас в таком месте, да еще и после окончания смены.       — Кажется, проведение личным составом свободного времени до сих пор еще не было строго зарегламентировано, — холодно отозвался Йоргун. — И то же самое я могу сказать вам, капитан. Неожиданно вас здесь встретить.       Она коротко рассмеялась.       — Что, думали, я все время вне службы посвящаю утехам?       Сухой ответ:       — Ваше поведение слишком сложно спрогнозировать.       Хотела уже было что-то съязвить в ответ, но осеклась, останавливаясь. Это не выход. Дело в чем-то другом. Совсем другом.       Дело было в том, что Йоргун тоже пришел сюда не просто так.       Будто тоже бежал от чего-то.       Вздохнула:       — Давайте оставим все наши препирательства для мостика. Ну, — спросила преувеличенно-бодро, уперев руки в бока и поворачиваясь к истребителю, — каков диагноз?       Йоргун застыл на секунду, внимательно глядя на нее, но потом в его лице что-то неуловимо изменилось.       Он принял правила игры.       Хмыкнул, усмехнувшись:       — Кьярла.       — О, — на сей раз улыбка получилась почти без яда. — Звучит серьезно.       — Еще бы. Все, что делает наш пилот, абсолютно серьезно и зачастую непоправимо.       И залез под истребитель, где ковырялся до этого Инуш. Так просто и легко. Будто всю жизнь только этим и занимался, да еще и ее в помощницы взял.       — Повредила шасси, когда заходила на посадку после разведки с летной группой перед тем, как мы вынырнули, — кивнула она. — Знаю. Инуш часто говорит, что у Кьярлы слишком тяжелая рука.       Под истребителем что-то звякнуло.       Подумав, она села прямо на пол, скрестив ноги. Йоргун бросил на нее короткий взгляд, но ничего не сказал.       Согласился только:       — Не без этого. Она слишком привыкла к управлению «Горгоной», но очень скучает по легким машинам. Поэтому я и просил отпустить ее на разведку. «Гварти-суу» не «стилет», — Йоргун с неожиданной нежностью погладил матовый черный бок истребителя и вдруг улыбнулся. — Я летал на таких когда-то давно. Лучшие в своем роде.       Еще бы.       Старые истребители Йистейе. Из ее металлов, из ее сплавов, сделанные на ее заводах. В небо поднимавшиеся с ее аэродромов, с ее орбиты. Древние, как их носитель, «Третья звезда», «гварти-суу», подледная рыба, чье новое имя — «Горгона».       С трепетом внутри прикоснулась к черному боку. Он был теплым.       — Я летала только на «режущих», — почему-то очень тихо сказала она.       Йоргун скривился.       — Груда переплавленного из обломков металлолома. Неудивительно, что…       Истребитель дернулся на подвесах. Йоргун под ним приглушенно выругался.       — Заело. Проклятье. Потребуется ваша помощь, капитан.       Губы вновь растянулись в улыбке.       — Что ж, господин старший помощник, если вы так просите.       Вдвоем они там еле поместились.       Йоргун показал рукой в перчатке на днище истребителя:       — Видите? Вот здесь погнулась ось. Не могу ее снять. Кьярла на славу постаралась.       — Разберемся, — ответила она с легкой ухмылкой. — Лишь бы Инуш нам потом головы не оторвал.       — Сам он это делать не станет. Сперва Инуш заручится поддержкой лейтенанта Цириха.       — Как думаете, у меня есть шанс, что наш командир летной группы пощадит меня по старому шапочному знакомству?       — Не думаю.       — Весьма досадно. Придется кораблю существовать без командного состава.       — Не велика беда, капитан. Я точно знаю, кого это устроит.       — И кого же?       — Доктора Тьямру, разумеется.       Она засмеялась. Йоргун кашлянул, пряча за кашлем смех.       Пол ангарного отсека холодил лопатки даже сквозь плотный комбинезон.       Так странно это было. Они так долго не могли даже поговорить нормально, а теперь лежали на полу под сломанным «стилетом» и, изо всех сил пытаясь казаться серьезными, обсуждали, какие коварные планы по захвату «Горгоны» может изобрести так не понравившаяся им доктор.       Сдула с лица лезшую в глаза короткую челку.       — Вы начали что-то говорить…       — Говорить? — Йоргун нахмурился, поворачивая к ней голову.       — Да, — ответила твердо. — По поводу «режущих».       Он смолк.       — Вы сказали, что неудивительно, что… Что неудивительно?       Йоргун помрачнел еще сильнее.       Черные глаза цепко вглядывались в ее лицо, будто что-то искали. И находили. Она смотрела в ответ, не моргая.       Йоргун тяжело вздохнул.       — Я хотел сказать, что неудивительно, что ваше поколение совсем не боится смерти, — медленно проговорил он, продолжая неотрывно глядеть ей в глаза. С почти суеверным ужасом поняла вдруг, что он и правда уже совсем старик. — Вы учились летать в своих наскоро построенных академиях на наскоро собранных машинах для смертников. Не протестированных надлежащим образом, построенных из обломков не подлежащих восстановлению истребителей. Вы сами себе были летчиками-испытателями, механиками, медиками. Вас называли надеждой погибшей Йистейе, но... — он наконец отвел взгляд и печально улыбнулся. — Но вы же и так все знаете, Лярша. Меня воспитали иначе. Я не понимаю и опасаюсь таких, как вы. Вы совсем другие.       Отвернулась, уставившись невидящими глазами в днище истребителя.       Хотелось курить. Или накуриться. Или напиться. Да что угодно.       Мысли отключить хотелось. Вынуть из раскроенного черепа мозг и достать из развороченной грудной клетки сердце.       Перестать думать и чувствовать.       Перестать существовать тоже было бы неплохо.       Зубы обнажились в ухмылке лихой и ехидной.       — Так, значит, вы приходите сюда и жалуетесь на меня?       Йоргун непонимающе нахмурился. Но потом в который раз за это время вздохнул.       — Инуш слишком прямолинеен, — поморщился он. — Но я могу задать вам тот же самый вопрос. Еще раз.       Пожала плечами.       — Мне нравится копаться здесь. Это успокаивает.       — Меня тоже.       Погнутая ось смотрела на них с немым укором.       Курить хотелось все сильнее.       — Вы же понимаете, что мы все здесь обречены? — как-то мягко спросил Йоргун.       Моргнула.       — Простите?       — Мы команда смертников, не более. Всего лишь кучка неугодных из сотен таких же, адмиральские расходники. И я, и вы. Нам никуда не уйти отсюда.       Лихая ухмылка превратилась в кривую. Хищную и злую, как змея, свернувшаяся у нее в душе. На Йистейе не было змей. Змеи — дети Земли.       Она читала технические характеристики корабля. Она видела личные дела всех членов экипажа.       «Горгона» — космический могильник.       Ее ухмылка холоднее остывших звезд.       — Я и не хочу уходить, господин старший помощник.       Он промолчал.       Где-то под ними мерно билось механическое сердце их нового общего дома. Двигатели работали исправно. Они выгрызли у жизни еще один день, и будут выгрызать его снова и снова, пока не погаснут звезды.       Она обещает себе это.       — Если вы думаете, — раздался над ними недовольный голос Инуша, и она, дернувшись от неожиданности, чуть не ударилась лбом о дно истребителя, — что спрятались от меня, то спешу вас разочаровать. У вас ноги торчат. Вы болтать пришли или помогать, я не понимаю?       Нервно посмеиваясь, выползла из-под «стилета» на свет.       Инуш стоял, уперев руки в бока, но в глазах его плескалось веселье.       — Напугал, — без обиняков сообщила она ему, с наслаждением потянувшись. — И да, я, считай, поболтать зашла.       Машинально вытащила из кармана комбинезона помятую сигарету и щелкнула зажигалкой.       Спохватилась:       — Я закурю, вы не против?       Инуш лишь махнул рукой.       — Против, — мрачно отозвался из-под «стилета» Йоргун.       Хмыкнув, она сделала первую затяжку.       Прошлое казалось подобным сигаретному дыму. Капитан Нийс, «Гоморра», бой на передовой и гибнущие истребители, трибунал и новое назначение. Она не могла сказать самой себе, что чувствовала себя на своем месте, но было в этом что-то более правдивое, более свободное: корабль, которому не лгали, что они лишь пешка в войне, которую вели адмиралы.       Статус космического могильника парадоксальным образом развязывал руки, пусть она и не могла пока понять, для чего.       — Но знаете, что? — скажет ей чуть позже Йоргун, перемазанный с ног до головы в машинной смазке и странным образом счастливый. — Держу пари, что адмиралы тоже боятся вас.       Она в ответ лишь ухмыльнется той самой змеиной ухмылкой.       Возможно, в Адмиралтействе и правда совершили ошибку, не казнив ее, а дав пятьсот семнадцатый корабль.       Возможно, она только тешит свое самолюбие.       Но одно, что тревожно подтачивало подсознание изнутри. Те кошмары, что снились ей перед их прилетом на «Цейнаре». Она поняла, что видела в них, что за образы скрывались в огне.       Она видела тварей.

Конец первой части