Номер пятьсот семнадцать

      Тьямра сидела прямо в ее капитанском кресле.       Женщина, одетая в гражданское, с презрительным и брезгливым выражением на вытянутом лице выглядела на мостике чужеродно и враждебно. Не на своем месте. Стоявший у кресла Йоргун поприветствовал ее формальным коротким поклоном, будто говоря: среди нас тот, кому доверять нельзя.       — Доктор Тьярма! — фальшиво заулыбалась она, стягивая летные перчатки и затыкая их за пояс. — Как жаль, что вы не успели отбыть на свой корабль! Прошу прощения, что доставили вам такие неудобства, надеюсь, в скором времени они закончатся. А теперь, будьте так любезны, покиньте мостик, он не место для гражданских.       Тьямра осклабилась.       — Вы все такая же недалекая хамка, как и в прошлую нашу встречу, капитан Лярша. Жаль, что некоторые вещи не меняются.       — Война не терпит манерности, доктор, — она сощурилась, подойдя к креслу вплотную. — Господин старший помощник передал мне ваше предложение. С большим сожалением я вынуждена отказать вам. Оставьте мое кресло. Если хотите присесть, в комнате отдыха они куда удобнее.       Та поморщилась, будто ей пришлось иметь дело с глупым ребенком.       — Я принимаю командование над вашим кораблем.       Рука дернулась, и задетая перчатка упала на пол. Острые взгляды офицеров разом сошлись на них двоих.       Голос снизился до опасного шипения:       — На каких основаниях, позвольте узнать?       — На основании того пункта вашего Устава, который гласит, что я, чистокровная дочь Империи, стою выше низших. Выше даже вас, капитан, — ядовито выделила она ее звание. — Вы поставили себя в один ряд с ними после того, как замарали себя Пятьсот семнадцатым приказом. Вы и ваша команда обязаны мне подчиняться.       — А не пойти бы вам… — зло зарычала она.       Но ее тут же перебил Йоргун, невозмутимо встречая ее пылающий взгляд:       — В зал совещаний. Давайте все обсудим в зале совещаний. Капитан?       Она глубоко вздохнула, беря себя в руки и выдавливая улыбку, больше похожую на оскал.       — Да. Хорошее предложение. Следуйте за нами, доктор. Кьярла, мостик на вас.       Перчатка так и осталась лежать.       «Горгона» погрузилась до восьмого подпространства — так глубоко, как только могли выдержать двигатели и обшивка. Немногие корабли Империи были теперь способны на такое. Разве что «ласки», спецкорабли разведки, по слухам, могли плавать в десятом. Они пробудут в восьмом час, чтобы оторваться от преследования и вновь подняться до первого. Туда, где корабль продержится дольше. Должен продержаться.       Что делать дальше, она пока не представляла.       Присутствие Тьямры сбивало с толку, заставляя сознание бессмысленно биться в путах ярости. Оставалось лишь выждать, выслушать, что она скажет, чтобы иметь полную картину происходящего перед глазами и получить на руки правила игры.       Она не хотела думать о том, что раз капитан корабля-преследователя нашел их каким-то образом в первый раз, то найдет их снова.       Не хотела.       Но думала — все равно.       Серые панели стен зала совещаний давили так, будто она оказалась здесь впервые.       Тьямра села во главе стола, не дожидаясь приглашения. Туда, где обычно сидела она сама.       Глуша рвущуюся на волю злость, опустилась прямо напротив нее, бросив на стол вторую перчатку.       — Потрудитесь объясниться, доктор, — холодно приказала она.       Тьямра презрительно поджала губы.       — Это вы, капитан, саботируете миссию, руководительницей которой являюсь я, а не вы. Это вам следует объясняться.       — Но это на меня возложена задача сопровождать вас, а не наоборот. Мне решать, как справляться с возникшими проблемами.       И ответ был резким, как пощечина:       — Вы не справляетесь.       Она сжала кулаки, приподнимаясь с места.       В горле заклокотала угроза:       — Доктор…       Но та оборвала ее, не дав договорить:       — Я прибыла сюда, чтобы взять ситуацию под свой контроль.       — Чтобы погубить мой корабль, вы хотели сказать, — выплюнула она.       Та нехорошо посмотрела на нее, словно оценивая.       — Вы истеричная девчонка, не способная понять, что происходит, и правильно расставить приоритеты, — ледяным голосом сказала Тьямра. — Вы ставите под угрозу всю мою миссию, призванную спасти Йистейе.       — Йистейе мертва вот уже почти тридцать зим.       — Йистейе жива, пока живы мы, — отрезала она и поморщилась. — Послушайте. Сколько вам зим, капитан Лярша?       Нахмурилась, сбитая с толку.       К чему она клонит?       — Какое это имеет значение?       — Сколько? — требовательно повторила Тьямра.       — Какая разница? Двадцать семь.       Тьямра тонко улыбнулась. Это была улыбка хищника, готового к прыжку.       Доктор поднялась со своего места и принялась расхаживать перед ней и Йоргуном, заложив руки за спину.       — Вы же знаете, капитан. Наша задача, задача ученых — найти для детей Йистейе новую планету, пригодную для жизни. К моему огромному сожалению,       Адмиралтейство не разделяет наши стремления. Они предпочитают решать вопрос войной, закрывая глаза на то, что война медленно убьет всех нас.       Она ухмыльнулась.       — О, да, доктор. Война смертельна, спасибо большое за столь неочевидный факт.       Улыбка Тьямры стала тоньше, жестче.       — Мне нет дела до вас, Лярша. Как и до любого вашего ровесника, до любого из тех, кто младше вас. Меня заботят лишь те, кто родился на Йистейе и еще не вышел из детородного возраста.       — Объясните, — рублено потребовал молчавший все это время Йоргун, и в его глазах стояло что-то, похожее на понимание.       Тьямра кивнула.       — А вы ведь догадались, верно, господин Йоргун? Ну, конечно же. Вы, низшие, иногда не так глупы.       — Что вы имеете ввиду? — потребовала она.       Та скривилась.       — Манерам вам и правда не помешало бы поучиться. Все дело в Земле, капитан Лярша. И в вас, тех, кто на ней родился. Вы дефективны — все, поголовно. Бракованные поколения, рожденные с отклонениями. Генетические уроды, которым нельзя размножаться, — да и вряд ли вы сможете.       В горле отчего-то пересохло.       — Я… — голос сбился. — Я не понимаю.       Но в голове уже звенело знание, которого она боялась касаться.       Потому что этого не может быть.       Не может.       — Радиационный фон Земли губителен для детей Йистейе, — с презрительным снисхождением пояснила Тьямра. — Вы все рождены больными.       Подрагивающими пальцами она неосознанно прикоснулась к виску. Боль на прохладное касание отозвалась прирученным, ласковым зверем.       Нет. Такие вещи ни у кого бы не получилось скрыть. Покойный Император, Адмиралтейство… Они бы не смогли прятать правду так долго. Это невозможно. Ведь есть же врачи, ученые…       «Генетические уроды».       Мама бы знала. Мама ведь врач. Мама бы не стала от нее такое утаивать, мама бы обязательно ей сказала.       Так не бывает.       Голова болела.       Это невозможно.       Они не смогли бы.       Дыхание сбилось, и сделать вдох никак не получалось.       «Генетические уроды».       Пальцы второй руки впились в столешницу.       Ведь не смогли?       Улыбка на лице Тьямры выглядела торжествующей.       — Об этом я и говорю. Приглядитесь к младшим членам своего экипажа, капитан. Вы все больны либо физически, либо душевно.       — Замолчите.       Повернулась к Йоргуну, широко распахнув глаза. Но тот смотрел вовсе не на нее.       Тьямра возмущенно приоткрыла рот.       — Да что вы…       — Замолчите, — повторил он, выглядя так, будто был готов вот-вот ударить ее. — Мы здесь, госпожа доктор, для того, чтобы обсудить текущие проблемы, а не удовлетворить вашу садистскую потребность в психологическом насилии. И я не позволю вам и дальше оскорблять моего капитана или же причинять капитану Лярше боль. Я надеюсь, мои слова достаточно ясны?       Тьямра сощурилась, переоценивая ситуацию.       — Можете не утруждать себя повторением.       — Прекрасно, — чинно кивнул Йоргун. — По словам нашего главного механика, у «Горгоны» в запасе есть двое суток. Прошу вас дать нам это время для того, чтобы найти способ, как избавиться от нашего нежелательного преследователя. Если же по истечению этих двух суток решение не будет найдено, мы последуем вашему приказу.       И положил руку на ее плечо, привлекая внимание:       — Пойдемте, капитан. У нас много дел.       Поднялась на негнущихся ногах и поплелась вслед за Йоргуном, не особенно задумываясь, куда идет.       Мысли путались.       Голова болела.       Летный костюм вдруг стал тесным, душным, и она оттянула тугой ворот, чтобы попытаться сделать свободный вдох. Но горло лишь сдавил новый спазм.       Так не бывает.       Так не должно быть.       Империя бы не поступила так с ними.       Но она вспоминала — против воли, не желая этого. Вспоминала, что через дорогу от их дома жила слепая девочка. Вспоминала, что Рьех всегда был нервным и тревожным, и что война лишь усилила в нем это. Вспоминала графу в личном деле Хето безо всяких пояснений: не прошел летную подготовку по состоянию здоровья. Вспоминала своих однокурсников, одноклассников, отчаянно желая забыть.       Потому что так не бывает.       И так быть не должно.       Пришла в себя только тогда, когда Йоргун насильно вручил ей в руки кружку с чем-то горячим.       — Что... что это? — хмуро спросила она, оглядывая незнакомую каюту. Даже не заметила, как оказалась здесь.       — Это чай, — непривычно мягко ответил он. — Я решил, что это лучше, чем алкоголь.       Она горько хмыкнула.       — Спасибо. Но у меня аллергия.       — Простите.       — Все в порядке. Я привыкла.       Взгляд зацепился за единственную знакомую деталь — шахматную доску с расставленными фигурами на столе. Кружка обжигала ладони. Хотелось спрятаться, сжаться в комок, забыть все. Не думать.       «Генетические уроды».       Мама бы ведь сказала ей.       Крайш бы сказал ей. Крайш же адмирал теперь, у него есть доступ ко всем данным. Даже если мама не знала ничего, Крайш не мог не знать. И все равно молчал.       Если бы они не поссорились тогда, после «Аматерасу», то разругались бы сейчас.       Она так старательно гнала от себя все мысли, что, кроме них, в голове не осталось ничего.       Сказала зачем-то:       — Я перчатки забыла.       — Не волнуйтесь. Я потом их заберу.       Руки вновь охватила дрожь, и она осторожно поставила кружку на пол.       Ворот летного костюма душил.       — Радиационный фон, — Йоргун покачал головой. — Не могу поверить.       — Так не верьте, — мрачно ответила она.       Но тот не обратил внимания на яд в ее голосе.       — Муж моей дочери рассказывал, что под воздействием радиации человеческие клетки...       Оборвала:       — Мы не люди.       — Я знаю, — почти улыбнулся Йоргун. — Мне всего лишь хотелось поделиться с вами тем, что я знаю.       Она криво ухмыльнулась.       Быть может, стоило ворваться в медотсек к Юрсе. Припереть ее к стенке, сверкая безумными глазами и размахивая заряженным пистолетом. Приставить дуло к ее лбу и выпросить самокрутку и историю болезни.       Из горла вырвался истеричный смешок.       Йоргун посмотрел на нее со странным выражением.       — Почему вы смеетесь?       Она с трудом заставила себя вновь принять серьезный вид.       — Извините. Я только что поняла, что ни разу в жизни не видела свою медицинскую карту.       Он не ответил.       Наклонившись, Йоргун поднял с пола кружку и перенес ее на стол. Невольно проследив за ним взглядом, успела заметить стоявший на прикроватной тумбочке потрепанный портрет молодой женщины с ребенком на руках и тут же отвернулась. Не ее это дело. Не та душа, в которую стоит лезть.       Отчего-то стало очень зябко, и она обхватила себя руками, пытаясь согреться.       — Но я не понимаю, каким образом...       «Генетические уроды».       Горло сдавило.       Йоргун придвинул стул поближе, оказавшись прямо напротив нее.       — Если Империя решает, кому дышать, а кому нет, то скрыть такое для нее не составило труда. Капитан...       Протянутая к ее плечу рука нерешительно замерла в воздухе.       — Мне не нужна ваша жалость, — огрызнулась она, выпрямляя спину.       — Прошу прощения, если задел вас.       Отвела глаза, чтобы не видеть чужую такую внезапную уязвимость.       Не для нее это.       Нет.       — Вся моя семья осталась на Йистейе, — тихо начал рассказывать Йоргун. — Империя сочла полезными только меня и мою дочь. Мы собрали вещи, вышли из дома, и к нам сразу же пришел отряд чистильщиков. Я не слышал крики. Империя назвала это милосердием, но милосердия в этом столько же, сколько в пуле, пущенной в висок. Здесь, на Земле, моя дочь вышла замуж за человека. И она перестала быть полезной, когда началась война. Ее… мою Яльгу расстреляли. Империя жестока, капитан, ко всем своим детям. И к низшим, и к чистокровным.       Взгляд против воли вновь устремился к женщине с ребенком на портрете.       Дедушка говорил, что вечером после зачистки он сжег свою форму, потому что ее нельзя было отстирать от крови. С тех пор он ненавидел синий цвет.       Правильные слова встали комом, ни проглотить их, ни произнести.       Она никогда не была мастером правильных слов.       Вместо этого она встала, расправляя плечи.       — У нас много дел, господин Йоргун. Мне нужно, чтобы вы через час собрали в зале совещаний лейтенантов Рьеха и Хето и господина Инуша. У нас всего двое суток.       И сказала едва слышно уже у самой двери:       — Спасибо вам.