***
Время поджимало. До церемонии оставалось чуть больше получаса, но она так и не вернулась. Эта мысль не давала покоя Карлу. Неопределённость всегда грызёт хуже любого зверя, верно? Мужчина не сводил уставших глаз с моста. Одну за другой он вытягивал сигары и нагонял столько дыма, что Итан стоящий рядом, периодически закашливался, даже несмотря на то, что едкие клубы еле долетали до его носа. Уинтерс тоже ждал её возвращения — они был похожи, стали друзьями по несчастью и неосознанно делились друг с другом крупицами уверенности. Он всё рассуждал: может ли простая человечность быть настолько всемогущей и успокаивающей, и сделал заключение, что всё познаётся в сравнении. Итан уселся на мостовое ограждение, свесив ноги над пропастью и провожал взглядом мерно лавирующие по реке куски льда. Весна начала вступать в свои права, пробуждая ото сна всё прекрасное в этом крае. И пускай сейчас никому из них были невдомёк эти маленькие чудеса, они претворялись в реальность таянием ледового покрова на реках и шапках невысоких гор, журчанием проснувшегося ручья и цветением плодородной земли у самого предгорья Карпат. — Уинтерс, — прокуренный голос окликнул его, — Ты всего лишь гражданский, но так напоминаешь мне меня, когда я рвался в самое пекло, лишь бы скорее закончить всё то дерьмо, начатое немцами. Итан внезапно повернулся, услышав последнюю фразу: — Но ты же, эээ, сам… — Американец немецкого происхождения. Слышал про американский добровольческий союз? Так вот, добровольческим он был лишь на клочке бумаги. Мои отец и мать — коренные немцы, когда-то эмигрировали в Юту и пытались зажить как законопослушные граждане, настругали двоих детей в порыве приступа благодарности стране, но до года дожил только один… Итан, засунь себе в задницу свою жалость, — раздраженно бросил мужчина, когда поймал на себе сочувственный взгляд. — Уже на тот момент у отца поехала крыша и он начал грезить о возвращении на родину, вот только мать была против, за что угодила прямиком в лагерь озлобленных и тупых новобранцев из Айдахо. Можешь себе представить, что они делали с ней? — он запустил кулаки в карманы. — А дальше всё как во сне — переезд в Майнц, моё похищение, обещание Миранды, война, сладкая месть. — Что она пообещала тебе? — Что отец будет в целости и сохранности, пока я не вернусь. Эта мразь не должна была так легко отделаться. Я сулил ему долгосрочный контракт, безоговорочно. — Где он сейчас? — Уинтерс сглотнул. — Это неважно. Важно лишь то, что я никогда не хотел воевать, хотел быть инженером или врачом, иметь большую семью и дом где-нибудь в Пасадене, полный неугомонных отпрысков. Вместо всего этого мне достался не до конца остывший труп конченного папаши, фабрика на задворках Румынии и десятки лет унизительного рабства. А, ну и как я мог забыть — жажда мести, разъедающая во мне всё человеческое. — Это ты верно подметил… — Мда… Сегодня, Итан, величайший день — не забудь отметить его красным в календаре, мы сотрём эту лицемерную сучару в порошок и я, наконец, стану свободным, — он облокотился на изгородь рядом с Уинтерсом и шумно вдохнул чистый горный воздух. — Ну а ты вернешь свою Розу. Итан посчитал слова излишними и спокойно позволил себе промолчать. «Психами не рождаются» — подумал светловолосый и оглядел уверенный профиль Хайзенберга. — Слушай, а куда делись дочери Альсины? — спросил Итан после недолгого затишья. — Бэлу я трахнул, а затем мы на славу подышали свежим воздухом, от которого у неё просто башню снесло. Кассандру и Даниэлу запер на нижних этажах. Думаю Штурм гоняет их там, как бабочек, жаль только они не в силах заценить его сачок. Ну, если ты понимаешь о чём я, — он нахально подмигнул Итану и громко расхохотался. — Старый чёрт! Тебя послушать, так это просто колония увлеченных натуралистов, а не кровожадных монстров, — Уинтерсу хоть и было неловко, а всё же он не смог сдержать улыбки, зная, что ведьмы получают по заслугам. — Блять. Я пойду за ней. Ты помнишь про план? — Нет, но если что, я в блокноте записал. Карл в отместку за сарказм запустил в Итана окурком кубинской сигары и побрел вдоль моста. К своему дикому разочарованию, ему не довелось пройти и десяти шагов. Хайзенберг резко упал на колени и начал стонать. Невыносимая головная боль, от которой череп так и норовил расколоться пополам, пробуждая в ушах колокольный звон. Где-то между его нотами он различал знакомый голос — холодный, поучительный — он смеялся над ним, сыпал проклятьями и предрекал неудачу. Итан моментально оказался рядом, наблюдая за тем, как Карл сорвал с себя шляпу и очки, полетевшие с моста и впился пальцами в засаленные волосы. Вопя от нескончаемой пытки, он ловил себя на мысли, что даже в такой агонии сдаться Миранде равносильно смерти жалкой псины где-то в зассанной канаве. Его воля, бронированная в года тихой ярости и презрения позволяла ему не прогибаться под её мучительным напором. Когда уши и зеленые глаза заволокло чернотой, Уинтерс в конец растерялся. Краем глаза он уловил движение. Бледная, потрепанная клыками и когтями кожа Итана покрылась россыпью мурашек, когда он разглядел женщину, облачённую в чёрную плотную рясу. Фигура шествовала по мостовой кладке величественно и безмолвно, явно наслаждаясь моментом адских мук своего сына. Оскал её ровных белых зубов в лунном свете выглядел ужасающим и безумным, и чем ближе она подходила, тем сильнее его поглощал замогильный холод. Все конечности разом стали ватными, и ладонь, заботливо накрывшая рукоятку «Дракулы» не придавала ни капли уверенности. Он понял, что это ОНА. Светлые пряди бурно развивались на ветру, делая её похожей на Медузу горгону, от того всё навязчивей становилась идея закрыть глаза. Женщина чуть нагнулась, ласково рассматривая лицо Карла, растирая длинными пальцами плесень по его шрамам и морщинам, так будто получала от этого процесса невероятное удовольствие. Итан видел, как напрягаются руки в потёртых кожаных перчатках, слышал, как хрипло он стонет при каждом её прикосновении. Вдруг матерь прижалась бледными губами к его уху, мягко убрала прядь пепельных волос и шепнула что-то неразборчивое. Пелена сошла также неожиданно, как и появилась. Увидев её перед собой так близко, Карл ни секунды не колебался — десятки железных прутьев зависли в воздухе, словно натянутые на тетиве стрелы. — Даже не думай! — в женском голосе слышится страх. — Уинтерс, обними землю! ПЛИ ахахахах! Каждый раз, когда прутья проходили сквозь плоть, она издавала отчаянный вскрик, а её глаза расширились настолько, что красная сеточка сосудов начала срастаться с глубокой черной. Его металлические стрелы проходили навылет, некоторые застревали внутри, вонзались в органы, переламывали хрупкие кости и заставляли захлебываться в собственной черной крови. По худым рукам, шее и лицу расползались паутинные нити. Карл искренне старался запечатлеть этот момент в памяти. Взмах — пробито легкое… Взмах — кусочки черепа летят в грязь… Ещё взмах — лом вонзается в низ живота, который она тут же обхватывает костлявыми фалангами… Надрывный стон. Железный лучник остановился только тогда, когда от Миранды осталось одно лишь решето. Итан «обнимал землю» до тех пор, пока свист сверху не прекратился. Когда всё кончилось, он подскочил и щелкнув предохранителем, навел прицел на тело, накрытое чёрной рясой, приготовившись завершить начатое. Сердце Итана Уинтерса пропустило удар. «Нет, надо убедиться, не может быть, нет, нет, нет…» — он нелепо отрицал истину, пока склонялся к земле и тянул руки под темную ткань, скрывающую голову. Легкое касание пальцами и он видит шоколадный локон. — Нееет, блять, нет! Что за хуйня?! Это же была не она, не она! — горло сдавило жгутом. Осев коленями на пропитанную кровью землю, и не в силах перестать смотреть на неё, он пытался позвать Карла. — Да, мужик, это ещё не всё, просто передышка. Если бы её было так просто убить, я бы давно это сделал, поверь, — упорно игнорируя просьбы Уинтерса, он медленно поднимался с колен. Проводя рукой по торсу, Хайзенберг ощутил тянущую боль, которая пульсировала под кожей, словно сотни нарывов. Взгляд вниз — и из его рта льется отборный мат, совсем не по-американски: любимый плащ, майка и брюки — всё было насквозь продырявлено, а у ног, словно ядра граната лежали пули двадцатого калибра. — Уинтерс, — Карл наклонился над его плечом, — Что ты там сопли развел? У Итана не было сил говорить, он рвано откинул черную ткань и показал ему лицо, вернее то, что от него осталось. Четвертому лорду хватило одного мгновения, чтобы понять, что произошло. Как только он увидел её размозженное лицо, на котором вместо левого глаза зияла запекшаяся дыра, нос был раскурочен так, что было трудно поверить был ли он там когда-то, а пробитый висок демонстрировал часть свисающего наружу мозга, ему не поплохело, нет. Ему стало несравненно лучше от мысли, что теперь вся его боль выплеснется на Миранду с троекратной силой, а значит ей будет несравненно хуже, чем той, от которой остались одни ошмётки. Все детали, шестеренки, балки и прочий металлический хлам поднялись в воздух, кружа над головами мужчин словно коршуны. Воздух пропитался запахом крови и металла и от этого Итану стало несравнимо худо — он резко выгнулся и сблевал желчью на холодную слякотную землю. — Я ебал тебя в рот, тупая ты сучара! — рёв разносится по всей округе, — Ты слышишь меня, я грохну тебя. Я буду делать это долго и с удовольствием! Ахахаха, даа, дааа! — Карл… — Ненавижу тебя, лицемерная тварь! — он ходил кругами, выкрикивая в воздух, дико желая, чтобы ветер донёс до матери каждое слово. — Карл… Хайзенберг! Хайзенберг оставался глух. Зеленые глаза пристально изучали кровавую массу, которая манила его сейчас ничуть не меньше, чем когда была в своем первозданном виде. Стянув зубами кожаные перчатки, он отбросил их в сторону и коснулся кончиками пальцев черной рясы — плевок в лицо от бледнолицей сучары. «Не знаю, кому в итоге проще — тебе или мне. С тобой всегда всё не по плану. Возможно, если бы я не был гордецом, а ты упертой сучкой, в этот момент я мог бы сжимать твою тёплую ладонь в своей. Я бы узнал…» В следующую секунду лорд резко пошатнулся. Его левое плечо, пробитое горячей пулей сильно заныло. Поток мыслей оказался прерванным, и от того в нём всё сильнее разгоралась злость. Ноздри расширялись от шумных вздохов, а брови угрожающе сдвинулись, когда стрелок стал выходить на свет. — Команда у вас так себе. Или это план такой — кончать своих до начала боя?! — Крис не спускал Карла с прицела. — Что за хуйня? — Хайзенберг говорил сквозь зубы, ощущая жжение в венах. Крис Редфилд спокойно улыбнулся: — Антирегенирационная пуля. Готов сражаться наравне, кусок дерьма? Я не намерен тратить на тебя время. — А на меня и мою семью у тебя тоже времени не хватит, козёл? — Итан продолжал стоять на коленях и гневно разглядывал Криса, на котором не было ни царапины. Бывший агент BSAA был рад видеть этого парня, грязного, сквернословящего, дурно пахнущего, но главное — живого. Кивок головой: — Итан, не будь ребёнком. Мы здесь ради Розы, Мии и тебя. Я всё расскажу по пути на церемонию. Услышав имя дочери и жены, Итан поостыл и крепко схватился за протянутую Крисом руку. Убедившись, что друг уверенно стоит на ногах, Альфа обернулся, чтобы снисходительно кинуть Хайзенбергу пушку, но того и след простыл. Проходя мимо останков Алисии, Итан бросил на ту прощальный, полный боли взгляд, и неожиданно для себя зацепился взором за серебряный медальон, украшенный подковой. «Если тёмная ткань — это ночное небо, то этот подарок, должно быть — самая яркая его звезда».***
Матерь Миранда запустила худые руки в тёмную, до краёв наполненную густой массой колыбель. Краткий импульс, и она зависает лицом на миллиметр от зеркальной глади. Её притягивает ожидание и скорая встреча с кровью от своей крови. Обхватив ладонями спинку и головку, она вытягивает на поверхность младенца. Девочка ангельски мила в своей розовой распашонке. Её пухлое румяное личико и голубые глаза, полные интереса и спокойствия, изучавшие всё вокруг, наводят женщину на мысль, что в этом крошечном теле нет ни единой черты Евы. Она растерянно бегает по Розмари своими пустыми глазами и ощущает зарождающуюся злость — ещё один ребёнок оказался бесполезным, время потрачено зря. Матерь покрепче прижала к себе дитя и пошла прочь из пещеры. Выйдя на площадь четырёх владык, Миранда ловит на себе знакомый взгляд. ЕГО взгляд. Карл двигался в её сторону уверенно, не переставая смотреть на женщину. Крепко сжатые кулаки, раздутые ноздри и дымящаяся в зубах сигара — таким он предстал перед той, на чей алтарь положил собственную жизнь. Подойдя впритык, он ухмыльнулся и сплюнул прилипший к языку табак на полы её рясы. Миранда одарила его насмешливым, и до противного надменным взором: — Здравствуй, дитя. Моя иллюзия оказалась достаточно искусной, чтобы обмануть твои чувства? Деланная улыбка. Издевается. Знает ответ и всё равно пытается клещами вытянуть доказательство своего превосходства. Он держится с трудом, но давать желаемое не намерен: — Серьезно? Это всё, на что ты способна? — Она ведь была дорога тебе, правда? — Миранда с любопытством изучала его лицо, пытаясь вызвать на эмоции. Тщетно. Он на удивление непроницаем. — Мне тоже, поверь. Я хотела принять её в нашу семью. Впрочем, это уже неважно. Я рада, что ты овладеваешь самоконтролем. Ведь мы остались вдвоём, Карл, моё любимое дитя, я всегда знала, что ты особенный. Я не зря приютила того пятнадцатилетнего юношу, которым ты был когда-то, — она потянулась ладонью к его щеке, но тот резким взмахом остановил её. — Хм… Настолько же своенравен и груб, насколько умён и хорош собой. — Надо же, с лестью ты управляешься гораздо лучше, чем с материнством. Хоть где-то преуспела. — А ты отлично справляешься с ролью палача. Хочу убедиться в том, что мой сын не растерял своего мастерства, — она указала ему на плачущую Розмари. Вместо ответа мужчина подошёл к ней в упор и коснулся пальцем маленькой ладошки Розы. Малышка затихла, удивленно вскинула светлые бровки и приоткрыла беззубый рот, готовясь прогукать ему что-то невразумительное, а затем крепко ухватила палец и не отпускала, пока Карл сам не разжал её кулачок. Всё это время он улыбался и изредка цокал языком, чем вызывал у младенца неосознанную улыбку. Миранда вскинула брови от удивления. — Как же замечательно, что это не Ева, ты не достойна иметь детей, — светло-зеленые глаза подметили мелкую дрожь на женских губах. — Убей её. Сейчас. Для меня. Карл просиял, приняв в тёплые руки младенца: — Ты не зря боишься её. Как только Миранда освободилась от своей ноши, она ощутила, как по щекам течёт что-то тёплое и вязкое, оно пахло гнилью и постепенно застилало глаза, прожигая их насквозь. Небо затягивало бурыми тучами. Небесный простор освещался краткими бликами сигнальных огней вертолетов. Шум вращающихся лопастей приближался, а нагоняемый ими ветер настырно развевал шевелюру Хайзенберга. Короткий свист проносится рядом с ухом и летит дальше, пробивая череп светловолосой женщины. Вся её нейронная сеть, покрывающая борозды и расползающаяся нитями по телу выжигается. — Роза! — Итан позабыв обо всём ринулся в сторону Хайзенберга, и лишь прислонив иссохшие губы к гладкому лобику Розмари, поверил, что всё это не сон. Счастливый отец бросил на Карла полный благодарности взгляд, но заметив за его спиной оцепеневшую женщину, инстинктивно прижал Розу ближе к сердцу и медленно отступал назад. Редфилд с Хайзенбергом переглянулись. Минуя все законы физики, Миранда резко прогнулась назад, ломая позвоночник, издавая хруст и не прекращая истошно визжать. Её визг был чирканьем железа по стеклу. Мужчины разом зажали уши, а Итан, жертвуя слухом и ощущая, как вытекает из ушных раковин кровь, укутал плачущую Розмари под парку. Миранда врастала корнями в землю и заставляла расти чёрные нити по всему пространству. Сплетённый из них кокон преградил вход в пещеру. Она застыла, ворочая головой из стороны в сторону, принюхиваясь как голодный зверь. Шипастые щупальца кокона поднимались высоко наверх и выбрасывали черные ленты, обхватывающие вертолётные шасси, которым затем приходилось разбиваться о твердую землю. План оказался похерен ещё на зачаточном исполнении. Карл, понимая, что подмога бесполезна ровно настолько, насколько бесполезен зонт под кислотной рвотой Моро, отдергивает плащ и засовывает пальцы в пулевую рану. Неприятно копошась в собственном плече, он вытаскивает окровавленную пулю и с ненавистью откидывает её в сторону. Слышит, как Крис отдает команды своим бойцам по рации, щелкает перед его носом, не сводя глаз со свисающих вертолетных тросов, по которым спускаются обмундированные бойцы альянса: — Где твои люди? — Ведут наблюдение и стерегут мою задницу. BSAA здесь по твою душу? — он указал пальцем на вертолеты, на что Карл просто кивнул, резко нагибаясь, когда в его сторону протянулись щупальца. — На востоке есть обзорная точка, — он кричал. — С неё будет удобнее всего разнести Миранду. Прикажи своим идти туда. — Что будешь делать? — Снимать штаны и бегать! — Карл направил ладонь в сторону радиовышки, — Люси, дорогая, нажми рычаг на панели управления. Он красненький, не ошибись. И главное — не высовывайся из мастерской. Ни за что. Крис непонимающе оглядел Хайзенберга. — Пора. Резко всё заполнилось белым светом, и все фигуры находящиеся в радиусе километра оказались ослеплены. Со всех сторон слышались выстрелы и хрипение раций военных. В унисон этому по земле расходились вибрации такой силы, которая могла бы разверзнуть землю, заставив валиться в пропасть халупы и памятники деревни теней. Уинтерс бежал со всех ног, пропуская через сердце отчаянный плач Розмари, которая надрывалась вот уже пять минут. Он хотел найти убежище, в котором они смогут переждать осаду. Там и тут на пути ему встречались ликаны, которые хоть и скалили клыки в их сторону, но не рисковали бросаться и рвать путников в клочья. Наоборот, они следовали туда, откуда Итан только что сбежал, желая спасти свою самую большую драгоценность. Земля тряслась и норовила уйти из-под ног, а весенняя каша на дорогах прибавляла этому забегу экстрима. Иногда местность пролегала через темные участки леса, и Уинтерсу приходилось пробираться наощупь, прислушиваясь к каждому шороху. Наконец, когда дыхание сбилось настолько, что бежать было уже невозможно, Итан заметил на краю леса покосившийся сарай. Одной рукой поддерживая Розу, а второй отворяя крупные ставни, он всё время оглядывался назад. Проникнув внутрь, Итан прижался спиной к двери и положил ладонь на головку дочери, которая к тому времени уже успокоилась и устало смотрела на лицо отца. Лоб ко лбу и можно прикрыть глаза: — Тшш… Моя родная, папа с тобой. Не хватает только нашей мамочки.***
Уже час непрекращающийся ливень хлестал по их лицам словно мокрая плеть, капли попадали в глаза и заставляли упускать момент резких выпадов Миранды, которые стоили жизни насаженным на её черные пики бойцам. Она была озлоблена на всё и всех и в частности на силу, которая оказалась ей неподвластна. Присутствие возрожденной Розы отняло способность повелевать разумом своих слуг и от того унизительней казалась ей собственная участь. Загнана как зверь мальчишкой, которого когда-то воспитала и подарила тому вечную жизнь, и ещё эти полки борцов с нечистью… Солдаты BSAA были повсюду. Карл телеграфировал приказы в датчики, встроенные в их шлемы. Он безжалостно заставлял солдат образовывать кольцо вокруг Миранды, которая одним взмахом своих паучьих лап разрезала тела пополам. Не способная сдвинуться с места, матерь отчаянно желала дотянуться до своего непокорного сына и слить его с продолжением мегамицеллия, но пока он находился в недосягаемости, она со всей жестокостью отыгрывалась на подсылаемом пушечном мясе. — Когда она наконец сдохнет?! — крикнул Редфилд, то и дело перезаряжая свою винтовку. Карл оставил его вопрос без внимания и силой мысли поднял ввысь металлические пластины. Он превратил их в бритвенные лезвия. Взмах. Ещё. Ещё. Теперь отрубленные щупальца дико извиваются у ее тонких лап, медленно распадаясь в пепел. Бренное тело не сдавалось, хоть и конечности, вросшие в спину, сочились плесенью, стекавшей на белобрысую голову и костлявые плечи. — Аааарх, неблагодарный выродок! Как ты смеешь поднимать руку на собственную мать?! — Сама напросилась! — в оба голоса крикнули мужчины. Внезапно, свечи, стоящие у статуй гигантов стали зажигаться, освещая распадающийся кокон. — Редфилд, марш в пещеру, уничтожь эту сучару! — орал Хайзенберг, уклоняясь от острых выпадов твари. Крису, хоть и уязвленному командным тоном деревенского мужика, дважды говорить не пришлось — он проскользнул в круглый проем и скрылся во мраке пещеры. Выйдя из-за угла он запечатлел, пожалуй, одно из самых мерзких созданий, когда-либо встречавшегося в жизни — гриб, походящий на недоразвитый эмбрион, покрытый сеткой черных сосудов, пульсирующий, словно живое сердце. Его свечение обдавало пещерные своды причудливыми червеобразными узорами. Крис Редфилд за долгие годы своей насыщенной работы на альянс противодействия был вынужден побороть инстинкт самосохранения. «Только переступив грань своего страха, можно выжить. Одна секунда сомнений в нашей работе равноценна потере одной жизни, вашей или чужой. Высеките эту пропорцию на своей подкорке» — и он высек, выжег. Брюнет неспешно шёл по каменистому скату и остановился на пиковой точке пещеры, встав ровно перед созданием, положившим начало всему злу, что выплеснулось в этот мир больше сотни лет назад. — Пора с тобой заканчивать, приятель, — Крис вынул из кармана дистанционную бомбу и прицелился аккурат в самый центр первородной твари, которая даже не шелохнулась, когда её оболочку пронзили острые крючкообразные шипы взрывчатки.***
Карл чувствовал, как Миранда пытается пробиться сквозь его ментальный блок. Это ощущалось так, словно кто-то большой и сильный взял твою голову в свои ладони и стал раскручивать её словно пестрящий дискошар. Тебя тянет блевать, тянет упасть ниц к матушке-земле и забыться, но ты не можешь — ведь на кону твоя никчемная жизнь. «Последние сорок лет я жил только ради этого момента. И это, блять, будет самый охеренный момент в моей жизни, мамка» — прилив энергии охватил его с ног до головы. Уверенность активно накатывала волнами, когда он услышал позади крышесносный рёв мотора и ощутил тепло работающего реактора. Посмотрев через плечо, Хайзенберг запечатлел плоды своих трудов и неуемных амбиций — его армия, его ликаны, его солдаты, модифицированные и жаждущие плоти и крови, все были здесь. Он прикрыл глаза и расставил руки в легком исступлении. — Я сейчас обкончаюсь от восторга! Мать вашу, у меня член в штанах шевелиться! — он засмеялся и начал отправлять ментальные команды своей дикой армии. Все, от самых хилых и неповоротливых до самых свирепых и молниеносных огромной гурьбой понеслись на Матерь Миранду. Штурм влетел в её черные корни и лопастями резал их всё глубже и глубже. Остальные протыкали её борами, кто-то вгрызался в корни и плоть, до которой можно было достать. В её голову летели пули снайперской винтовки, и с каждым пробитием она становилась всё больше похожа на ту, которая лежала сейчас у порога его фабрики. — Ты чувствуешь это, а? Нравится? — в его глазах плясал черный огонь, а с губ не слетала упоительная улыбка. Матерь слышала его издевки, но не могла отреагировать на них, занятая защитой собственной чести и остатков тела. Она всё реже откидывала противников и всё чаще кричала, когда её плоть разрывалась под зубами монстров. Когда последний корень был рассечён, а паучьи лапы обгрызаны до основания, Миранда рухнула в кровавую кашу и опираясь на хрупкие локти, мотала головой из стороны в сторону. Тяжелое дыхание и сжимающиеся конечности выдавали в ней первобытный страх. Карл никогда прежде не видел её такой, и сейчас, под гнётом пуль и яростью кровожадных солдат, он продолжал желать лжематери медленной и мучительной смерти, радуясь каждому снаряду, дырявящему её никчемное тело. — Карл, останови это. Я больше не выдержу. Помоги. Я же твоя Сия, — зелёные глаза умоляюще смотрели на него из-под спадающих поверх кудрей, у её разбитых губ собралась струйка черной крови, а вся тонкая шея была усыпана гноящимися струпьями. На секунду он оторопел, но лишь на секунду. Его накрыл новый порыв злости. «Как смела эта тварь подумать о том, что трюк сработает?» Иллюзии стали для четвертого лорда самым ненавистным в жизни явлением. Он вперил взгляд в спину Штурма, который согнувшись стоял рядом с ним, заглушив свой замызганный черной кровью пропеллер. — Твой последний бой, vater*. Я аннулирую контракт, — Карл сочувственно хлопнул его по обрубленному плечу и тот молниеносно помчался на женщину. Она разлеталась на части, её скальп теперь украшал невзрачное каменное лицо исполинской статуи, разрубленное на куски туловище как снежные хлопья ложилось на горы трупов из монстров и людей. Когда от Миранды остался только кровавый бульон, генератор Штурма загорелся и через минуту одарил осколками запчастей всех стоящих неподалеку монстров, жадно поглощающих останки своей матери. Они полегли разом, как будто сеть питания резко оказалась обесточена. Лорд Хайзенберг стоял в полном одиночестве на площади четырех владык, покрытого ошметками пепла и праха, и с нехарактерным для него спокойствием оглядывался вокруг, словно воспитатель в детском саду, сумевший уложить шаловливых детей в тихий час. Его плащ, штаны, сапоги мало того, что были дырявыми, вдобавок замарались плесенью, кровью и кишками. Светло-зеленые глаза ярко контрастируют с тёмными разводами от вытекающей плесени и глубокими тенями нижних век. Всё, чего сейчас ему хотелось — прийти в мастерскую и упасть в жесткие, но такие знакомые объятия постели. Ступая ближе, он с упоением отмечал, что она сдохла, теперь не могло быть сомнений, с таким не живут, даже она. Вдруг в сознании всплыл образ кудрявой девушки и он машинально опустил взгляд — с тем, что случилось с Алисией тоже не живут, нет. Он харкнул на серый силуэт фигуры приёмной матери. — Эй, Хайзенберг, скоро здесь всё взлетит на воздух. Если хочешь выжить, пора убираться отсюда! — голос Редфилда подействовал на Карла как гром среди ясного неба. — Где Златовласка со своим чудо-ребенком? — Мои ребята перехватили их, мы готовы к вылету. — Отлично, сваливайте, я разберусь сам, у меня есть ещё одно дело, — он запустил в волосы пятерню и стал двигаться в сторону фабрики. — Выбор за тобой. Эй, Хайзенберг! Не показывайся мне на глаза, никогда, — только и сказал Крис, прежде чем с омерзением оглядеть округу и пойти к вертолёту. Карл так и не дошёл до фабрики. На половине пути он ощутил укол в шею и с каждой долей секунды всё больше терял контроль над собственным телом. Последнее, что запечатлелось в его памяти — униформа солдата BSAA.***
Густая безмолвная темнота и полная невесомость. Один лишь тихий шепот неизвестного нарушает покой этого места. Опять… — Нет, снова. Снова мне приходится вытаскивать твою задницу с того света. Ничего сама не можешь, ахх, — голос причитал очень нарочито и неприятно. — Моя Люси… — Да-да, представляешь, она там одна, в опасности, и если сейчас откинешься — считай, подпишешь ей смертный приговор. Может хватит жертв? Отдайся. Отдайся. Отдайся. Алисия молчала, сейчас груз ответственности давил на неё нечеловечески, а потому сделать выбор было гораздо сложнее. — Что на этот раз, заберешь вторую половину моей души? — с нескрываемым раздражением. — Не бойся, тебе понравится. Да, и к твоему сведению: этот самоуверенный Хайзенберг сделал из тебя решето, — оно отчеканило последнее слово по слогам. — Представляешь? Тут уж хочешь не хочешь, а душу придется отдать. Такова цена, моя душка. — В здравом уме он бы не допустил этого. Миранда приложила руку. Эй, почему тебе так важен контроль, что ты сделаешь, если получишь меня полностью? — Свободу. Мы все здесь хотим свободы, не так ли? О, и да, ты не забыла, зачем приезжала сюда, неужели упустишь шанс узнать, что случилось с твоей милой мамочкой? — уж слишком по-издевательски было произнесено слово «милой». — Закрой пасть! — не выдержав крикнула Алисия. — Ты ничто и никто, у тебя нет облика, нет имени, ты не существуешь, пустое место. Я справлюсь без твоей никчемной помощи, ведь я уже справлялась с подобным. Свой счастливый билет в жизнь я просрала, ты ничего не изменишь. Прочь из моей головы! Пространство вновь окутала тишина. Она молчала очень долго, потеряв счёт времени. Разум пробудился лишь при звуке мерных шагов и обрывках фраз, эхо которых окутывало небытие. — …регенерирует…вертолёт…пять минут…