Ошейник

Гугл на вопрос “что делать, если мой парень мудак” выдавал тысячу и одну статью, в основном с советами в стиле “поговори с ним и объясни, что он не должен быть мудаком, а если не получится, то срочно его выгони, попроси помочь друзей или родителей”. Беда состояла в том, что у Сережи не имелось ни тех, ни других, а более или менее близких знакомых он о помощи попросить не мог. Ну, просто — как о таком попросить? Даже если опустить их с Олегом весьма нетрадиционные отношения во избежание лишних вопросов, все равно — как? “Привет, у меня тут друг вернулся с войны и начал меня лупить как сидорову козу, помоги объяснить ему, что он неправ” — так, что ли? Еще были ребцентры для жертв домашнего насилия. Сережа — все в режиме инкогнито, конечно — пощелкал сайты, полистал форумы. В страшном сне ему не могло присниться, что он когда-нибудь будет этим заниматься… Ребцентр был неплохим выходом, у них и волонтеры имелись, которые на подобном собаку съели и могли бы подсказать, что да как. Был бы. Сережа набрал номер, дождался ответа и… сбросил звонок, не сумев сказать ни слова. Ему стало мучительно стыдно за все с ним происходящее. За то, что дал Олегу волю. За то, что не смог за себя постоять. За то, что был Сергеем Разумовским, основателем самой популярной соцсети, миллиардером, которого узнавали на улице и которому грех было жаловаться на свою жизнь. За то, что интернет пестрил историями девчонок, сбежавших из абьюза с нулевыми ресурсами, частенько — с детьми на руках и без какой-либо помощи со стороны, а он, при абсолютно других вводных данных, — не мог. Да даже если он обратится за помощью, где гарантия, что все это не станет достоянием общественности? Журналисты всегда на стреме. Только дай намек, только дай повод. Да он лучше прямо сейчас в окно выйдет. — Что делаешь? Работаешь? Сережа успел закрыть вкладку и крышку ноута прежде, чем Олег оказался у него за плечом. — Ничего. Закончил уже. — Тогда пойдем спать, — Олег наклонился и поцеловал Сережу в макушку. Сережу передернуло. "Ненавижу" — искренне подумал он, и когда Олег в постели полез обниматься, не удержался, повернулся к нему спиной и укутался в одеяло. — Что? — Ничего. Ты спать хотел. Спи. — Чего ты отворачиваешься? — Потому что хочу. Тоже нельзя? Добавь в список своих правил. И на стенку повесь, а то их так много, что я запоминать не успеваю. — Серый, тебе что-то не нравится? — Олег приподнялся, потянул Сережу за плечо. Хотел в лицо ему смотреть, считал, что по-другому Сережа только делает вид, что слушает. — Наша песня хороша — начинай сначала? Прям про тебя. — А "бьет, значит любит" — про тебя? Олег вздохнул. — В сотый раз повторяю: я тебя не бью. — Хорошо, — согласился Сережа, потому что спорить у него не было сил. Если он начнет спорить, то разозлится. Если разозлится — выскажет Олегу все, что накипело, потому что станет плевать на последствия. Возможно, полезет драться. Олег примет это за истерику. Разговор будет короткий и неприятный. Бить всерьез, может, не станет, но по щекам отхлестает точно, скрутит, понаставив синяков. Возможно, сунет головой под ледяную воду — разок попробовал, когда Сережа ту папку нашел, и решил, что вот так успокаивать — отличный способ. Сереже стало плохо даже от мыслей об этом. Он снова отвернулся. В горле стоял ком, в глазах защипало. Господи, когда все это закончится? Неужели вся жизнь так пройдет? Бок о бок с этим чудовищем, укравшим лицо и голос единственного близкого человека. В постоянном страхе, в неуспевающих сходить синяках. И насколько долгой будет эта жизнь? Сколько Сережа еще протянет? Может быть, однажды Олег случайно его убьет. Может быть, он убьет себя сам. Сережа зажмурился. Умирать не хотелось, но и жить так — тоже. — Серый, — позвал Олег. — Эй, ну что ты? Сережа с ужасом понял, что плачет и делает это слишком громко, но сдержаться уже не мог. Он уткнулся мокрым лицом в подушку. Сейчас начнется… Почему-то Олег не разозлился, не ударил и вообще не предпринял никаких попыток "успокоить". Казалось, он ждал чего-то. — Я не желаю тебе зла, — тихо сказал он наконец, а потом сбивчиво затараторил, будто его на ускорение поставили. — Ты просто не понимаешь, ты не видел. Люди умирают за секунды. Не исправить… Ничего не сделать… Если я… Если ты… что-то случится... Я боюсь за тебя. Мне страшно. Я не могу тебя потерять. Я не могу… Я… — Олег говорил и говорил, обхватив Сережу руками поперек живота, навалившись на него, будто прятал от кого-то под собой. Сережа толком не улавливал сути. Ему было тяжело и неудобно под весом Олега, а тот сдавливал его в объятьях все крепче. Сережа хотел высвободиться — ему казалось, еще чуть-чуть, и Олег переломает ему ребра. Хотел ответить: ты уже меня потерял, разве не видишь? Но все, что смог, обессилев от рыданий, захлебываясь слезами, — выдохнуть: — Больно! Отпусти! Как часто он это повторял. Как мало Олега это трогало. Но Олег вдруг действительно отпустил, скатился с него и замолчал. Повисла тишина, нарушаемая только всхлипами Сережи. Олег позади него не двигался и, кажется, даже не дышал. А потом, когда Сережа почти решился посмотреть, не уснул ли он, как-то странно, судорожно вздохнул и спросил: — Хочешь, я сейчас уйду? — Х-хочу! — заикаясь, почти выкрикнул Сережа. Он привык к бесконечному насилию, привык, что Олег не считался с его мнением и желаниями. Давил и ломал. Все туже затягивал удавку своего контроля на шее. Это был какой-то фокус, обман, повод снова причинить боль. Но Олег пробормотал "на диване тогда посплю", быстро встал и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. *** Олег долго ворочался на диване. Его раздирало на части. Смотреть, как Сережа плачет, было невыносимо. Не ощущать его присутствие рядом, не слышать тихое дыхание во сне — тоже. Со дня своего возвращения Олег часто просыпался посреди ночи и прислушивался, ему все казалось, что Сережа перестал дышать. Прощупывал пульс на его шее, замирая от ужаса, пару раз даже растормошил, а потом долго прижимал к себе — сонного, ничего не понимающего — и осыпал поцелуями. Потом научился себя сдерживать, чтобы лишний раз не тревожить. Олег любил Сережу больше жизни. Что там, Сережа и был его жизнью, величайшей драгоценностью, и Олег уничтожил бы весь мир, костьми бы лег, лишь бы ему ничто не угрожало. Олег не уставал повторять это, убеждал, но Сережа не слышал и не верил. Откопал чертову папку с чертежами костюма, сам довел себя до ручки и закатил истерику. Олег Сережу никогда таким не видел. Олег перепугался, как бы у него сердце не встало, потому что Сережа потерялся где-то в глубине своего сознания, не слышал и не воспринимал Олега, не реагировал ни на речь, ни на пощечины. Он рыдал в три ручья, выкрикивал что-то бессвязное, рвался из рук. Его трясло, как в припадке. В какой-то момент Сережа с размаху заехал Олегу локтем по голове, тот на секунду выпал из реальности от удара, а когда проморгался, Сережа уже успел вылететь за дверь. Олег поймал его у лифта. Руки предусмотрительно за спину заломил, во избежание. Сережа наивно думал, что физически слаб, просто потому что по жизни дрался редко, а когда дрался — били в основном его. На самом деле, ему не хватало опыта, банальной ловкости и безжалостности: Сережа боялся ударить слишком сильно. Дурачок. Олег не собирался в этом признаваться, но усилия, чтобы удерживать Сережу, когда тот брыкался, ему требовались. К счастью, рассчитывать свои ресурсы Сережа не умел и быстро выдыхался. Но в тот раз в него будто демон вселился. Он чуть не рычал, силясь выбраться из-под Олега, который заволок его в офис и вдавил в диван своим весом. И успокаиваться не собирался. “Связать, что ли…“ — мелькнуло у Олега в голове, а потом Сережа его сбросил. Взял и сбросил. Глянул через плечо, и Олег его не узнал. Вроде тот же Сережа: те же черты, те же взъерошенные рыжие волосы, а взгляд — чужой, колючий, яростный. Его Сережа так не смотрел, даже когда злился, даже когда ненавидел. Но Олегу сейчас было плевать. Ну, поплыл от надуманных страхов, бывает. Он дернулся вперед, перехватил Сережу поперек живота и потащил в ванную. Тот трепыхался, но уже не так активно — устал. И все же Олег с большим трудом сумел его удержать, открывая кран. А потом, перегнув через бортик ванны, сунул башкой под ледяную воду. Сережа судорожно вздохнул, кажется, хотел заорать, но не смог — видно, дыхание перехватило от холода. Он обмяк, перестал дергаться. Олег выключил воду и помог ему подняться. — Успокоился? Или повторим? Сережа замотал головой, с его волос полетели брызги. Олег вгляделся ему в лицо. Сережа как Сережа. Мокрый и взъерошенный, все еще напуганный, кажется, но Сережа. Черт знает, что это было… Олег сам вытер ему волосы. Они долго разговаривали. Вернее, говорил в основном Олег, убеждал — все в порядке. Тебе нечего бояться. Тебе ничего не угрожает. Сережа отвечал ему: ты меня обманул. Ты сжег людей живьем. Ты убийца. Убийца. Интересный такой. Олег стал "убийцей" очень давно. Что, по мнению Сережи, он делал во время службы? Переговоры вел? Там, на войне, он убивал по приказу и для того, чтобы не убили его самого. Сейчас — просто убирал мусор, отравляющий их город. Это не убийства. Он ведь не трогал невинных. Никогда. Олег напомнил: Сережа, ты сам этого хотел. Помнишь, что ты сказал мне после презентации? "Этот кошмар повторится". А я тебе пообещал — нет. Я сдержал обещание. Чем ты опять недоволен? Что не так? У меня есть план. Дай мне закончить. Ты же хочешь, чтобы я отпускал тебя шататься, где и когда заблагорассудится? Не мешай мне. Потерпи. Я вычищу город, и все наладится. Ты всегда мне верил, поверь и сейчас. Скажи, что веришь. Сережа сказал. Повторил, как эхо, не глядя в глаза. Солгал, очевидно же, и Олега это взбесило. Он бросил Сережу в комнате одного, так же, как сегодня, — побоялся, что не удержится, а у Сережи и без того до сих пор горели щеки. Да и не заслужил он. Чего Олег мог от него ждать и требовать? Сережа никогда не признавал радикальных методов решения проблемы, лелеял свой пацифизм и мечтал, что светлое будущее наступит, но как-нибудь само, мирно, без крови и грязи. Олег знал: так не бывает. Но убеждать в этом не хотел — какой смысл? Сережа сам все увидит и поймет. Со временем. Или нет?.. Уже закрывая за собой дверь, Олег услышал — Сережа выдохнул с облегчением. И от этого у него сжалось сердце. *** Быстро стало понятно: Сережа мириться с Чумным Доктором не намерен. Через пару дней заявилась доблестная полиция: сначала один чертов мент пришел, потом второй, и если с первым Сережа был просто вежлив и в меру холоден, то второго аж провожать поскакал. Олег вообще не понял, что это было. На камерах не особо что разобрал (Олег не шпионил, Олег просто переживал), но то, что мент принялся Сережу за руки хватать, — это он хорошо разглядел. А Сережа и против не был, судя по всему. Ну, ничего. Они это обсудят. Олег поинтересовался, когда Сережа поднялся в свой офис, какого черта там, в холле, произошло. Думал, тот станет отнекиваться и оправдываться, но Сережа посмотрел в глаза и ответил честно: Игорь увидел синяки. Доигрался? Доволен? И глаза у него стали чужие, недобрые. А потом развернулся и ушел. Бродить по коридорам "Вместе", наверное, он часто так делал. "Обнаглел, — со злостью подумал Олег. — Я доигрался? Ты нарываешься, поганец, вынуждаешь силу к тебе применять, нарочно выводишь, но доигрался я?” Олег плевать хотел, что там майор увидел, но его кольнуло ревностью и еще сильнее — беспокойством. Не сболтнул ли Сережа чего-то лишнего, такого, что спутает Олегу все карты? Поэтому Олег за ним не пошел, хотя стоило бы догнать и наподдать как следует, чтобы за языком следил. Но это терпит. Из "Вместе" все равно никуда не денется, не посмеет, пусть погуляет. Даже хорошо, что ушел, — Олегу требовалось подготовиться. Придется ускоряться. Очередь Зильченко наступит завтра ночью. *** Сережа метался по офису как ужаленный. Предъявлял Олегу претензии, которых тот не понимал и не заслуживал. Зачем он сжег всю семью? Потому что зажравшиеся ублюдки должны платить. Мусорщик этот — зажравшийся ублюдок. Баба его — тоже. Ей же удобно было шмотки свои и отдых оплачивать на грязные деньги мужа? Виновата. Щенок их… Таким же вырос бы, как пить дать, получил бы в наследство бизнес отца и продолжил травить их город. Царскую семью тоже целиком расстреляли, ровно из таких же соображений. Почему Сережа не понимал? Умный ведь парень. По-другому не получится. — По-другому не получится. — Олег, остановись. Или я тебя остановлю. — И что же ты сделаешь? Олег усмехнулся. Лишу поддержки, отключу сервера, закрою соцсеть… В полицию, говорит, позвоню, ну надо же. Боже, это просто смешно. Олег повернулся, когда Сережа подлетел к нему, и влепил пощечину. Ну а как он должен был эту истерику прекратить? Сережа по-другому не понимал. И что с ним делать? — Посиди-ка дома, — мягко предложил Олег. — Недельку-другую. Там посмотрим. В себя придешь — может быть, разрешу выйти. Услышал? — У меня интервью через два дня! Ладно ты просто так меня на улицу не выпускаешь, теперь и по делам нельзя? — Пока нельзя. Перенесешь. Или сюда можешь пригласить, я не против. Что? Хочешь что-то сказать? Давай. Сережа сжал зубы. Злился. Ничего, пусть позлится. Зато научится рот на замке держать. Нельзя, чтобы он все испортил. Только не сейчас, когда до кульминации совсем недолго осталось. — Ты не можешь меня запереть, — выпалил Сережа, видимо, собравшись с духом. Олег глаза закатил. Пошло-поехало. Неугомонный. А Сережа продолжал: — Думаешь, я твоя собственность и ты можешь делать что хочешь? Запрещать что хочешь? Ч-ч-черта с два! Заикается. Моргает как заведенный. Нервный тик его этот… Не доходит, значит, по-хорошему. Ну, как обычно. Олег привык. “Не можешь”, ишь ты. Олег тяжело вздохнул и принялся расстегивать ремень. Надоело — сил нет. Никакого покоя. — Раздевайся. Сережа попятился. — Не буду. Ты меня не тронешь больше, не позволю. Понабрался смелости, что ли? Ладно. — Ладно, — пожал плечами Олег и сложил руки на груди, звякнув пряжкой ремня. — Хочешь повоевать? Хорошо. Мы это проходили. Не раз и не два, правда? Лишних синяков нахватаешь — ты ж брыкаешься, будто я тебя убиваю. Орешь, а потом болит горло. Не так? Ну что ты на дверь смотришь? Ты в пижаме. Куда собрался-то? Олег улыбнулся. Он говорил и глядел мягко, даже ласково, втолковывал, будто маленькому ребенку. Застыл, не пытаясь приблизиться. Чтобы не спугнуть. — И что? Моя башня, могу себе позволить. — Сережа обхватил себя руками за плечи. Вообще-то, ему дури на такое вполне могло хватить, с беспокойством подумал Олег. Только он не собирался позволять ничего, за что Сережу снова пришлось бы наказывать. Тот мог думать все что угодно, но Олегу это никакого удовольствия не доставляло. Обошелся бы без рукоприкладства, если б мог. Если б Сережа вел себя нормально и не напрашивался. Надо бдительность его усыпить, потихоньку. Не гоняться же за ним по всем этажам потом. — Можешь, конечно. — Олег устало махнул рукой в сторону двери, от чего Сережа вздрогнул. Он вообще от любого движения почему-то вздрагивал. — Иди, Сереж, давай. Но ты все равно сюда вернешься, так или иначе. И мне все равно придется тебя наказать, только крепче, потому что провинностей у тебя накопится больше. Ни тебе, ни мне это не нравится. И ради чего этот бунт? Тебе пятнадцать или двадцать восемь? Взрослый человек. Пойми, ты не можешь держать себя в руках без моей помощи. Никогда не мог. Разве это моя вина? Я ведь пытался решать все миром и словами. Много лет пытался. Ну что мне делать, если ты не понимаешь? Олег вдруг бросился вперед. Сережа только сдавленно всхлипнул, когда он сгреб его в охапку и зажал рот ладонью. — Тшш, — шепнул Олег ему в ухо, прижимая к себе. — Попался. Все. Уймись, ну. Не надо создавать нам лишних проблем, прошу тебя. — Он чувствовал, как Сережу колотит в его руках, и это было очень… обидно. Олег помнил, что когда-то, не так давно, его объятия наоборот успокаивали. До Сирии. И совсем недолго — после возвращения из нее. Что с ними стало… Олег проглотил комок, вставший в горле. Заставить голос не дрожать стоило ему титанических усилий. — Так что, по-хорошему или по-плохому? — По-хорошему… — едва слышно ответил Сережа и потянул с себя одежду, когда Олег его отпустил. “Только бы не орал, — подумал Олег, зная, что орать Сережа все равно будет как резанный. — Быстрее бы это все закончилось”. В глубине души он знал, что это не закончится никогда. Контроль, который он сомкнул на шее Сережи, как ошейник, дарил ему покой. Сними — и Сережа выскользнет из рук, исчезнет, оставив внутри выжженную пустыню. Олег запер бы его в это высокой башне навсегда. Приковал и не отпускал бы ни шаг, ни на миг. Да, в глубине души он уже это знал. Но ни за что бы себе в этом не признался.