Ошейник

Лифт не работал, да и хрен бы с ним, Игорю надо было всего-то на третий этаж. Он поднялся, сверился с адресом в смс и нажал кнопку звонка у нужной двери. Минуту по ту сторону стояла тишина, потом раздались шаги, щелкнул замок, и на пороге появился Разумовский. Он стоял и смотрел на Игоря, вытирая мокрые волосы полотенцем. — Проходи, — пригласил, посторонившись. Кажется, он немного успокоился. Игорь поклялся себе держать язык за зубами по максимуму, а то ведь опять сбежит, ищи его. — А это что, съемная? — спросил Игорь, чтобы как-то завязать разговор. — Почему сюда поехал? — Не съемная. Моя. Через пару лет после выпуска из детдома дали, я же сирота. — Разумовский запер дверь и ушел в комнату, кинул полотенце на спинку старенького дивана. Игорь разулся и отправился за ним. — Я тут жил какое-то время, ну, как жил, — он качнул головой, — ночевал по большей части. Вуз, работа... Потом переехал в офис, что-то вроде квартиры там оборудовал, чтобы время на дорогу не тратить. Сюда редко приезжаю, только когда устаю и хочется, чтобы не дергали. Все подарить думал или продать, деньги в какой-нибудь фонд перечислить, но руки не доходили. Вот, пригодилась. Не думал, что придется здесь прятаться от лучшего друга… — Он улыбнулся. Совсем не весело. Игорь огляделся. Коридор вел из единственной комнаты в кухню. Между ней и прихожей виднелась приоткрытая дверь в ванную. В комнате стоял диван, на который Игорь сел, у дивана — низкий журнальный столик, напротив — шкаф, у окна — стол с открытым потрепанным ноутбуком. Квартира не выглядела обжитой. Возможно, потому что Разумовский здесь давным-давно не жил, а может, потому что ему изначально было нормально и так. — А он знает адрес? Олег. Знает, что ты можешь сюда поехать? — Конечно, — тихо ответил Разумовский и очень осторожно сел рядом с Игорем. — Разве он может что-то обо мне не знать? Я никогда ничего от него не скрывал. Может, зря. Но я же не думал… — Он замолчал. На несколько минут повисла тишина. Разумовский размышлял о чем-то своем, хмурился, потом встряхнул головой и встал. — Хочешь чаю? — Ага, — отозвался Игорь. Он думал. И думал. И думал. О том, что Серега все называл Волкова другом, а для дружеских их отношения были какие-то… не такие. Игоря что-то царапало с самого начала, с момента знакомства. То, как Волков собственнически, привычно клал ладонь Сереге на плечо. Как вчера, в клубе, тащил его к выходу и ругал. Как он смотрел, как влезал в разговор, когда ему что-то не нравилось. Как Серега перепугался, когда Игорь увидел следы от чужих пальцев на его запястьях, потому что камеры все пишут. Разбитый нос, ссадина на лбу, а костяшки целые — Игорь видел, когда сегодня осматривал его руки. Это действительно была не драка. Не драка. "Он мне втащил за то, что я пошел в этот клуб" Волков запрещал уходить из дома и бил… в наказание. Его голос дрожал от ярости, когда Игорь ответил на звонок. Это поведение не друга. Любовника. Поехавшего, скатившегося в тиранию любовника. А Разумовский ни разу не засветился рядом с девушкой так, чтобы можно было заподозрить роман, в сети не было никакой информации о его личной жизни. "Я женат на работе." Игорь мельком видел то интервью, запомнил, потому что сам частенько так отвечал, а Прокопенко вечно пенял ему за это. Только Игорь всегда был один, а Разумовский — нет. У него был Олег Волков. Контролирующий, что и когда говорить. Просто — контролирующий. "Друг твой развлекался?" "Если отвечу — встану и уйду, он меня заставит." "Разве он может что-то обо мне не знать? Я никогда ничего от него не скрывал." Ну конечно. Как Игорь сразу не догадался? А не догадался ли? Или, может, просто не хотел об этом думать, игнорировал? Отмел эту мысль, а все лежало на поверхности. Те истории, что он сегодня припомнил и привел в пример, — разве хоть одна из них рассказывала о дружеских отношениях? Нет. Только о супружеских. — Я забылся и холодной водой разбавил. Ничего? И у меня сахара нет. Ты пьешь без сахара? — Разумовский вернулся в комнату с двумя кружками, поставил их на столик. — Да, — машинально ответил Игорь. — Сойдет. Спасибо. — Он взял кружку. Так же машинально отпил. Разумовский как-то неловко, неудобно примостился в углу дивана, подогнув под себя ногу, потом опустил ее на пол, съехав на край сиденья, снова подогнул. Все вертелся, никак не мог устроиться. Поймав взгляд Игоря, навалился плечом на спинку дивана для равновесия и замер. Ненадолго: снова попытался сменить положение, еле-еле, думал, наверное, что незаметно. Игорь смотрел, и нехорошие догадки все упорнее и упорнее лезли ему в голову, но он не знал, как задать вопрос, крутящийся на языке. Разумовский и так был на взводе. Вроде дышал ровно, глаза не бегали, пил свой чай, но Игоря все равно не оставляло ощущение, что он вот-вот лопнет, как натянутая струна — только тронь или ляпни что-нибудь не то. Игорь понимал — из-за него нервничает. Из-за того, что никак не может усесться, а Игорь это видит. Но почему? Неужели… Домашнее насилие очень часто шло рука об руку с сексуальным. Только последнее в таких делах редко принимали во внимание. Изнасилование — это когда маньяк темной ночью тащит в кусты или в подворотню. А в семейной паре вроде как не считается. Нож к горлу не приставили? Значит и принуждения не было, не выдумывай. Может, Серега поэтому заявление писать отказывается? Боится освидетельствования? Так если он заявит только об избиении, никто проверять и не станет, было или не было. Волков может рассказать в качестве мести, конечно, но кто ему поверит? Всегда можно в психушку заколотить до конца жизни, дать пару грустных интервью о том, как война сломала хорошего человека, а самому жениться по-быстрому и с честными глазами заявить, что просто не хотел афишировать личную жизнь. Напрямую бы спросить, чтобы было от чего плясать, но нужные слова с языка не шли. Игорь всегда говорил, что думал, не умел ходить вокруг да около. По долгу службы разные вопросы задавал: и простые, и грубые, и неудобные, даже жестокие. По большей части — без особых эмоций. Не та работа, чтобы все пропускать через себя, так и чокнуться недолго. Или спиться. Задача следователя — не сочувствовать, а преступников ловить. Но некоторые дела задевали, конечно. Некоторые жертвы. Как Лиза и Леша Макаровы. Бесила несправедливость и беспомощность — Игорь мог приволочь ублюдка за шкирку в отделение и допросить с пристрастием, но меру пресечения выбирал не он. Поэтому старался отгораживаться как мог. Запрещал себе лишние эмоции. Но с Серегой все было по-другому. Он, чтоб его, не явился в отделение полиции, чтобы написать это чертово заявление и уйти. И находились они с Игорем не по разные стороны рабочего, заваленного бумагами стола, среди гула голосов и суеты, а в маленькой тихой квартирке, где Серега спрятался от мудака, который ему врезал не в первый и, очень вероятно, не в последний раз по надуманной причине. Просто потому, что таким, как он, нравилось бить — неважно, за что, они всегда находили повод, всегда себя оправдывали, их всегда провоцировали, бедных-несчастных, а они не хотели. Положа руку на сердце, Серега еще неплохо выглядел, даже хорошо, учитывая ситуацию и наклонности своего не-совсем-друга. Даже нос вон не сломан и зубы на месте. Легко отделался, короче. Или нет, потому что молчал-молчал, терпел-терпел, а потом взял и попросил о встрече человека, которого видел до этого два раза в жизни. Может, Игорь просто единственный по глупой случайности следы побоев на нем спалил? Или единственный обратил на это внимание? Еще и помощь предложил. Но опять же — почему Серега решился именно сейчас? Волков точно сделал что-то необычное, чрезмерное, чего раньше себе не позволял. Ребра вряд ли переломал, двигался Серега вполне свободно. Но сесть нормально не мог, и вот это Игорю не нравилось. Черт, будь Серега рядовым потерпевшим — Игорь в лоб спросил бы, да и все. А здесь и сейчас никак не выходило. — Ты свалишься сейчас, — сказал он наконец, решив зайти издалека. — Сел бы нормально. Стесняешься, что ли? Так это я у тебя дома. Разумовский окаменел. — М-мне удобно. Я хочу сидеть так. Можно? Игорь опешил. В смысле — можно? — Ну, это твое дело. Я просто спросил. Разумовский залпом опрокинул в себя остатки чая. У него на лице было написано "мне б чего покрепче". Игорь его всецело поддерживал. Он отдал Разумовскому пустую кружку, когда тот протянул руку. Мотнул головой на "хочешь еще?". Не хотел он никакого чая, он хотел понять, что за дичь у них творилась, о чем Серега молчал и почему прятал глаза, ерзая по дивану, а еще какого хрена попросил разрешения сидеть так, как ему хотелось. Что это было вообще. Разумовский вернулся в комнату, отошел к окну, стоял и смотрел на улицу, обняв себя за плечи. Игорь рассматривал его — парень как парень. Если бы не рыжие, слишком длинные для мужика, по некоторым общественным меркам, волосы, то из толпы бы он едва ли выделялся. Худой, а плечи широкие. Довольно высокий, только сутулится и голова вечно опущена. Физподготовка скорее всего на нуле, так в этом ничего удивительного, он больше по интеллектуальному труду. Поэтому и не словил Волков до сих пор в обратку, наверное. Ну не полезет в драку человек, который искренне верит в свободу слова и трясется над чужой анонимностью. — Серег, — позвал Игорь. — Что делать-то будем? Тот обернулся. — Что? В смысле? — Ты сказал, он знает адрес. Значит, наверняка сообразит и приедет. Ты не можешь здесь остаться. Разумовский пожал плечами. — Мне больше некуда идти. Можно по съемкам попрыгать или в отель, но какой смысл? Питер не такой большой — это раз. В конце концов он все равно меня найдет. Не переезжать же мне в другой город? Мне этот нравится, я всю жизнь тут прожил. Да даже если бы захотел, у меня в моей башне все — это два. Я сотрудников предупредил, что временно доступен постольку-поскольку. — Он кивнул в сторону ноутбука. — Если вдруг что — подключусь по удаленке, но он толком не потянет все, что нужно. Ему сто лет в обед, я и забирать не стал, когда переезжал, именно поэтому. Не знаю… Не хочу об этом думать пока. Хочу в себя прийти, может, потом смогу поговорить с Олегом спокойно, и он… — Поймет все правильно, тихо соберет вещи и свалит обратно в свою Сирию? — перебил Игорь. — Не свалит. Ты сам это прекрасно понимаешь. Миром и добром не получится. Посадить — да, он даже откупиться не сможет. Точно не от тебя. Отмудохать в подворотне, чтобы отцепился, — тоже да. А уговорить — нет. Или думаешь, ты сейчас побегаешь от него, он все осознает, посыплет голову пеплом и снова станет тебе лучшим другом? Серега, ну ты ведь умный парень. Так не бывает. — Почему не бывает? Потому что люди меняются только в худшую сторону? В хорошую — никак? — тихо спросил Разумовский. — Разве не каждый заслуживает второй шанс? "Интересно, а психиатра на дом вызвать можно?" — подумал Игорь. А вслух спросил: — Когда первый раз случился? Когда он лупить тебя начал? — Как вернулся со службы. Чуть больше года назад. — И сколько вторых шансов ты ему дал за это время? Дай угадаю, сперва он просил прощения, но с оговоркой, что вы оба виноваты. — Да. — В чем? Что ты сделал? — Ну… — Разумовский замялся. — Я к другу на день рождения ушел. А Олег хотел, чтобы я остался. — "Хотел", — передразнил Игорь. — И что? Ты вернулся, а он с кулаками полез? — Да. Вроде того. И да, потом извинился. Сказал, что испугался, потому что меня долго не было или что-то такое, я уж и не помню толком. У него пунктик какой-то. Ему кажется, что со мной что-то случится. За каждым углом опасности, надо дома сидеть и на всякий случай оглядываться. А то мало ли. Было бы смешно, не будь так страшно. — Разумовский тяжело вздохнул, помассировав висок. — Со временем перестал вообще от себя отпускать, по каким-то делам — со скрипом, а просто так — нет. А я не могу в четырех стенах все время сидеть. Уходил по-тихому. Потом прилетало. Да за все прилетало. Он отпустил, а я задержался. Не ответил на звонок. Не… — Он прикусил язык, спохватившись, что слишком разоткровенничался. — Да н-неважно. Ты не думай, я его не оправдываю. Как я могу? Но раньше он действительно, действительно не был таким. Я знаю его большую часть жизни, мне всего восемь было, когда мы познакомились. Почти двадцать лет, Игорь. Двадцать хороших лет против полутора плохих. Олег мой единственный друг. Моя семья. Как я могу просто взять и отказаться от него? Ты бы на моем месте отказался? — Он повернулся к Игорю, посмотрел ему в глаза. Игорь не нашелся, что ответить. Он находился на своем месте и поставить себя на чужое не мог по одной простой причине: на агрессию он привык отвечать агрессией. Всегда. Начиная с четвертого класса, когда шайке одноклассников показалось, что вот этого, у которого батя мент, затравить хорошая идея. Игорь терпел месяц, потому что мать считала, что надо “быть умнее", договариваться словами или игнорировать. Игорь честно игнорировал, потом ему надоело, и одному обидчику он прописал в челюсть, как отец втихаря учил, во второго кинул стулом — повезло, что не зашиб, — а еще двое сами свалили, чтобы не рисковать. Больше Игоря не трогали, решили, что чокнутый. Мать плакала и причитала. Отец молчал, но выглядел подозрительно довольным. Поэтому нет, Игорь не мог поставить себя на Серегино место. На его месте он поговорил бы с Волковым на понятном тому языке силы и за шкирку отволок кукуху лечить. Вероятно, на этом конфликт бы себя исчерпал. Но Серега так не смог, потому что, ну, был собой. Не все умеют ставить других людей на место, особенно если эти люди — близкие. Сразу не смог. А теперь уже поздно. Игорь поднялся и подошел к совсем погрустневшему Разумовскому. — Неважно, что сделал бы я. Я — это я, а ты — это ты. И говорим мы о тебе. Он тебе дорог, я понимаю. Ты не можешь смириться, что Олег твой взял и из нормального парня превратился в тыкву, но уже все. Обратно не повернешь. Без разницы, какие там у него мотивы, его тараканы — его личное дело, пока он не натравливает их на других. Конкретно — на тебя. Не будет как раньше, никогда. Он прибьет тебя однажды или доведет до умопомешательства, и тогда ты его прибьешь. Он не прекратит, потому что ты ему разрешил. Стой! Не заводись. Это не я так думаю, это агрессоры так думают, когда им не отвечают соразмерно. Раз стерпел, два стерпел — все, зеленый свет, гуляем. Вот принимают некоторые доброту за слабость, и ничего ты с этим не сделаешь. Ладно, об этом часами можно спорить, но проблемы от этого не рассосутся. Башка высохла? — Что? — Разумовский, удивленный внезапной сменой темы, моргнул, не сумев переключиться так быстро. — Волосы, говорю, высохли? — А… — Разумовский пропустил пряди через пальцы. — Да. — Ну тогда бери свой ноут и чего там тебе еще надо, и поехали. — Куда? — У меня перекантуешься пока, а там что-нибудь придумаем. Давай, живее. Разумовский послушно отмер, опустил крышку ноута, сложил вместе с зарядкой в сумку, которую выудил из закутка между столом и стеной, в нее же, пошуршав по полкам шкафа, утрамбовал старую футболку и домашние шорты — видно, остались с тех времен, когда он тут жил. И только в коридоре, зашнуровав кроссовки, спросил: — Зачем тебе все это? "Вечно больше всех надо потому что", — подумал Игорь, но вслух ничего не сказал, только пожал плечами. А Разумовский больше ничего спрашивать не стал — возможно, не хотел оставаться один на один со своими мыслями и проблемами и боялся, что Игорь передумает, если начать копаться в его мотивах. *** Разумовский с порога восхитился окном в квартире Игоря, попытался рассмотреть наклеенные на него материалы, но после короткого “не пялься, секретно" отошел и даже не глядел в ту сторону, пока Игорь все снимал. Не то чтобы он думал, будто Разумовский как-то использует их против него, просто после Пчелкиной осадочек остался. Попутно Игорь вспомнил, что в холодильнике мышь повесилась, а за шавухой не зашли. Он посетовал об этом вслух, и Разумовский сказал, что может сходить и за шавухой, и заодно в ближайший “МТС”, который видел по дороге, за зарядкой для смартфона, и вообще куда угодно. И зачем-то поинтересовался, не против ли Игорь. Игорь машинально ответил “ага”, потому что любовно собирал вырезки и фотографии в папку, и смысл вопроса до него дошел, только когда входная дверь хлопнула. — Это прикол какой-то, что ли? — пробормотал он, пряча папку. Время шло, вопросы все множились и множились, а Разумовский не спешил возвращаться. До палатки с шавухой было два шага, до “МТС” — чуть дальше, но за полтора часа можно было туда-обратно раз пять сгонять, с учетом стояния в очереди. До него там Волков не достучался, часом? Игорь понятия не имел, что нужно наговорить человеку, чтобы тот добровольно вернулся прямо в лапы к своему насильнику, но люди даже из кризисных центров, бывало, сбегали, никакие психологи не останавливали — тираны, оставшиеся без любимой жертвы, пускались во все тяжкие, угрожали, ныли, играли в раскаяние, словом, манипулировали, как в последний раз. Игорь начал нервничать и злиться из-за того, что нервничал. У него что, своих проблем нет? С работы турнули, по городу маньяк гуляет, что делать, как жить дальше — непонятно. Головной боли хватало с лихвой, еще за Разумовским бегать? Свалил и свалил, его проблемы. Игорь пересек комнату от стены до стены и обратно, потом ругнулся сквозь зубы, упал на диван, достал телефон из кармана и уже открыл журнал исходящих, но позвонить не успел: дверь открылась с тихим скрипом, пропуская Разумовского в прихожую. В одной руке он держал прозрачный пакет с шавухой, во второй свой смартфон, от которого тянулся проводок наушников. Улыбался, вглядываясь в экран. Потом поднял глаза. — Ты заблудился, что ли? — спросил Игорь. Возможно, слишком резко, потому что улыбка с лица Разумовского как-то разом стекла. А когда Игорь поднялся, он шарахнулся и влетел спиной в дверь. — Я решил обойти район и… п-про время забыл. Извини... — Ты чего? — удивленно спросил Игорь. И только потом до него дошло, что Разумовский, привыкший чуть что получать по лицу, расценил его вопрос и тон как агрессию. Твою же мать, не человек, а минное поле. Не туда наступишь — и все, пиздец, размажет. В первую очередь — его самого. Сложно-то как. — Нормально все. Я просто спросил, без наезда. Забыл и забыл. — Игорь поднял руки, не нападаю, мол, на тебя, подошел и забрал у Разумовского пакет. Тот глаза прятал — видно, неловко стало за свою реакцию. Игорь решил сделать вид, что ничего не было. Припомнил какую-то глупую историю из жизни и начал рассказывать, подогревая чайник и рассыпая растворимый кофе по кружкам. За весь этот день незаданных вопросов Игорь так ни разу не вспомнил о самом насущном — о контракте Разумовского с оружейной компанией, про который говорила Юля. *** Игорь сам не сразу понял, почему вдруг проснулся посреди ночи. Обычно он достаточно выматывал себя за день, чтобы вырубиться в секунду и проснуться только по будильнику, но обычно он спал один в полной тишине и темноте, а сейчас рядом с ним ворочались и подозрительно хлюпали носом. Игорь глянул на часы на тумбочке. Он улегся всего-то неполные два часа часа назад, и либо Разумовский успел разжиться простудой с насморком за это время, либо просто-напросто поливал свою подушку слезами. Игорь, когда кидал эту самую подушку на вторую половину кровати, к такому не готовился. Он вообще сначала хотел отправить Разумовского спать на диван, но потом прикинул и понял, что без шансов, он там просто не поместится. У Игоря тех самых шансов было еще меньше, поэтому он решил, что и на одной кровати поспят, ширина позволяла. Пока за окнами темнело, Разумовский шатался из одного угла квартиры в другой, изредка присаживаясь кое-как, молчал почти весь вечер, а если и отвечал, то односложно, и поминутно заглядывал в свой смартфон, который постоянно подавал сигналы. На мозг здорово давило. И мельтешение его, и этот чертов писк, слишком громкий и никак не умолкающий. Кажется, в какой-то момент Игорь не удержался и закатил глаза с тихим "твою мать". Не вовремя, потому что Разумовский как раз отирался рядом, увидел и услышал. Остаток вечера он провел в углу дивана, сидел, подобрав под себя ноги, и не поднимал глаз от экрана своей лопаты. Звук отключил, видимо, потому что раздражающее пиликанье стихло. К этому моменту Игорь уже бросил попытки вытянуть из Разумовского что-то большее, чем "да", "нет", "хорошо", "извини" и подобного в этом духе. Извиняться, к слову, Разумовскому было не за что, но он, кажется, опасался, что Игорь его выставит в ночь холодную, если что-то будет не так. Переубеждать Игорь смысла не видел, решил просто оставить в покое, пусть в себя немного придет, как и хотел, а там видно будет. Единственное — позвал в прикрученный напротив кровати телек повтыкать. Разумовский кивнул и молча лег в кровать, к стене. Так же молча и без особого интереса глядел в экран. Потом отвернулся. Выключая телек — около часа ночи глаза начали слипаться — Игорь был уверен, что Разумовский уже спит. Может, он действительно уснул, а потом проснулся от паршивого сна, может, притворялся изначально, чтобы не пришлось разговаривать, — Игорь не знал. Как бы то ни было, сейчас, в третьем часу ночи, попутно влипая в смартфон — с его стороны шел слабый свет — Разумовский ревел и успокаиваться явно не собирался. Игорь ждал минут пятнадцать, потом вздохнул и позвал: — Серег? Тот перестал всхлипывать и дыхание задержал. — Да не спишь ты, не притворяйся. Чего ноешь? — Я н-не… — Да ладно. Я же слышу. Ну чего ты? Болит что-то? Он не только по лицу тебя бил? — Игорь тронул Разумовского за плечо, а потом потянул, хотел на спину повернуть, в лицо посмотреть. — Эй. — Не надо, — попросил Разумовский. — Можно я не буду поворачиваться? — Да можно, можно, — Игорь убрал руку. Его это напрягало. Почему он вечно разрешения просит? — Ты только скажи — болит что-то? — Ну так. — Но где — ты не скажешь, конечно? Разумовский тяжело вздохнул и заблокировал смартфон — свет рядом погас. — Ты там не с Олегом своим переписываешься в ночи, случайно? — Нет. Он пишет, но я не отвечаю. Не хочу. — Почему? Послал бы его. Через телефон он тебе ничего не сделает. Что пишет-то? — Что волнуется. И просит вернуться. Все в этом роде. — У вас какие-то странные отношения. Еще один вздох. — Я знаю. Надо спросить сейчас, решил Игорь. В темноте Разумовского толком и видно не было, он лежал к Игорю спиной. Обычно Игорь предпочитал зрительный контакт, так информация вытягивалась проще, но это обычно. Не сейчас. Сейчас вопрос, который жег язык весь день, он сумел задать только едва различимому в темноте затылку Разумовского. — Олег твой... Он тебе не просто друг. Вы с ним, типа… парочка? Разумовский рядом вмиг затихарился. Игорь слышал, как он редко, рвано втягивает воздух. Не шевелится. Отстать бы от него, не лезть в душу — вот что в такой ситуации правильно, но Игорь не мог. Хотелось расставить точки над ё. Прямо сейчас — недосказанность выводила. — Серег, сядь. Давай поговорим? — Игорь секунду подумал и быстро добавил: — Если хочешь. Не хочешь — не надо. Но Разумовский сел, поморщившись. На Игоря не смотрел, даром что темно. Крутил в руках смартфон. Наконец сказал — нет, скорее выдавил сквозь зубы: — Допустим. — И он, ну… Он тебя… — Игорь замялся. И разозлился на себя — стесняется, как институтка Смольного. — Он меня — что? — Изнасиловал. — Нет! — Игорь не сумел толком интерпретировать эмоции, которые Разумовский вложил в одно это слово. Возмущение? Удивление? Обида даже? Все сразу. — Ты уверен? — уточнил он на всякий случай. — Уверен. Чего-чего, а такого никогда не было. Он меня не принуждал. Это все, что ты хотел узнать? Игорь не успел ответить, потому что Разумовскому ответ и не был нужен. Он судорожно вздохнул и продолжил: — Только давай без этого всего, ладно? Без мордобоя, пидоров, заднеприводных и шуточек про мыло. Я просто уйду, если это проблема. Руку мне можешь не п-пожимать. Да что ж это такое. Игорь потянулся и включил бра, подумав, что так им обоим будет проще: Разумовский увидит, что Игорь не агрится, Игорь не пропустит его кулак в лицо, если тот вдруг решит, что нападение — лучшая защита. Но Разумовский в драку лезть не собирался. Зато нервничал, барабанил пальцами по колену, моргал, кусал губу — короче, откатывал свою обычную программу. Игорь наблюдал и думал, как бы ответить так, чтобы точно не получилось истолковать альтернативно. Серега явно ждал от него подвоха. Не доверял совсем, да и с чего бы, собственно, знакомы же без году неделя. У него на лбу было написано, что вне зависимости от ответа (потому что у себя в голове уже все придумал и решил) он готов сбежать, как только Игорь зазевается. А Игоря этот вариант вообще не устраивал. Лови его потом по всему Питеру... — Я не сказал, что это проблема. И не сказал, что тебе надо уйти. Бить я тебя тоже не собираюсь, — ответил Игорь наконец, медленно подбирая слова. — Я людей за… э… их предпочтения не бью, чужая постель вообще не мое дело. Я просто спросил, без негатива и чего-то такого, потому что ты весь день сидишь как на иголках. Я и подумал. Понял? Мне показалось, что он что-то с тобой сделал. Нет — и хорошо. Но без пидоров не получится, потому что Олег твой самый настоящий пидор и есть, безотносительно ориентации. Серега фыркнул, не удержался, но губу тут же прикусил, пытаясь подавить смех. — То есть, — уточнил он спустя пару минут молчания, справившись с собой, — я пока могу остаться? — Можешь. Уточнять, что остаться насовсем не выйдет (не потому, что Игорь против, а потому что все оборудование из здания “Вместе” в его квартиру физически не поместится, а значит вернуться и разбираться с Олегом все равно придется), он не стал. Пусть Серега успокоится сначала. — А почему у тебя телефон кнопочный? — после короткого молчания вдруг спросил Разумовский. — Неудобно же. Вот ей-богу, человек-загадка. Пять минут назад ревел белугой и сваливать готовился, а теперь вообще на другое переключился. — Ну… — почесав в затылке, отозвался Игорь. — Как сказать... Вообще-то, и к лопате привыкнуть можно было бы, ее функционал, если уж по-честному, Игоря устраивал куда больше. Там и диктофон, и камера, и любую нужную информацию скинуть или принять проще, чем звонить и записывать под диктовку. Но уж больно смартфоны хрупкими оказались. Неудачно упал на него во время очередной потасовки, уронил… Игорь задолбался ходить в магазины с техникой. Он столько не зарабатывал. Последний вот разлетелся о голову какого-то придурка. Но Сереге об этом знать было не обязательно. — Да мне с кнопочным удобнее… Это неважно вообще. Ты как, успокоился? — Успокоился. Извини, что разбудил. — Да ладно. Бывает. — Игорь погасил свет и лег. И уже когда Разумовский последовал его примеру, спросил: — Может, ты все-таки скажешь, где болит? Я и первую помощь оказывать умею. Он не ожидал, что Разумовский тихо засмеется. — Для первой уже поздновато спустя сутки. Если это так важно, то хорошо, я скажу. Только не сейчас, пожалуйста. Сейчас я не хочу и не могу. Договорились? — Договорились. Игорь какое-то время лежал и рассматривал белеющий в темноте потолок, потом закрыл глаза, прокручивая в голове весь прошедший день. И очень надеялся, что вся эта история не выйдет ему боком, как было с Юлей. Юля. Игорь резко открыл глаза. Контракт с оружейной компанией. Как же ее… Что она говорила? "Разумовский? Он не герой. Чего только стоит его контракт с HOLT International Игорь приподнялся на локте и посмотрел на Разумовского. Тот тихо и ровно дышал во сне.