Языковой барьер

      С наступлением осени в Ромашковой долине начинались самые плодотворные деньки — сбор урожая и подготовка к приближающейся зиме. Крош и Ёжик бегали и ловили на вырезанные из фанеры солнышки последние теплые лучики этого года, наполненные жизнью весны и весельем лета. Кар-Карыч и Совунья ходили по лесу, запасаясь зрелыми ягодами, грибами и орехами, которые должны были пойти на варенье, сушку и просто на еду. Лосяш и Нюша с азартом рыбачили на мостках, споря, у кого из них лучше наживка, а Бараш, поставив удочку на колышек, уже начал сочинять стихи о желетеющих листьях, улетающих на юг птицах и грозных тучах, маячащих где-то на горизонте.       Конечно же главным работягой этого сезона был Копатыч, который трудился на любимом огороде, собирая последние плоды, подаренные им природой за ежегодную заботу и любовь. Он нежно выкапывал корнеплоды, отряхивал их от земли, закидывал в ящики и подавал команду унести все в погреб; ловко, несмотря на возраст, он забирался по лестнице к кронам деревьев и собирал сочные яблоки и груши, осторожно укладывал их в корзинку и передавал помощнику снизу, которым в этот раз стал Пин.       Вообще-то изобретатель должен был заниматься сбором урожая на дальних полях, но единственный в их долине трактор вышел из строя, а деталей к нему на свалке, что странно, не оказалось. Конечно он сразу же заказал новые, но они до сих пор не пришли в ближайший пункт выдачи, до которого ему еще предстояло лететь, при хороших условиях, часа два-три.       Узнав об этой неожиданной заминке, их огородник был просто в бешенстве, ведь мало того, что затяжные дожди чуть не попортили им все посевы, так теперь еще и неизвестно, успеют ли они собрать зерно, дать ему дозреть и вовремя засадить поля, чтобы в следующем году урожай был таким же богатым.       Давно у них не было таких проблемных лет, а тут, как на зло, все и сразу навалилось в один год. Но жители долины не привыкли отчаиваться и продолжали радоваться каждому новому дню, запасаясь всем, что сможет прокормить их этой зимой, обещающей быть суровой и долгой.       — Ух… — Копатыч осторожно спустился с лестницы, переставляя ее к деревьям со спелыми грушами, и помял разболевшиеся колени. — Усе, теперь точно перерыв!       — Oh, mein Gott… — с облегчением выдохнул немец, поставив тяжелый ящик на землю и упав прямо рядом с ним. — Я, конечно, не против физический труд… Но, признавайтся, если детали от трактор скоро не прийти, я умру.       — Да мы все тут помрем, если останемся без зерновых культур. Мука, каши, просто запасы пшена! Вот шо мы без них будем делать зимой?       — Не нервничайт, Копатыч. Я через пару дней слетайт и узнавайт, почему задержка. Может, детали уже и пришли, просто оповещений nein.       — Тьфу! Ох уж эти механизмы почты, укуси их пчела… — мужчина достал из кармана платок и вытер со лба пот. — Ладно, не будем о грустном. Расскажи-ка лучше, чаво там у вас с Лосяшем и его фобией? Как спор-то закончился?       — Ну…       — Не помог способ Карыча, да?       — Nein, не помогайт. Он себя этим, как ты выражайтся, изувечил только. Но есть и плюс — Лосяш хотя бы согласился возобновляйт попытки избавиться от страх.       — О, значица, ты в нем разжег интерес. Эт уже хорошо! А чево со способами?       Пин тяжело вздохнул и пожал плечами. Пока что ему в голову ничего толкового не пришло, кроме старого и проверенного способа — простые разговоры. Однако ученому он явно не подходил, что было довольно странно; ведь он так любил общаться, а тут такая прекрасная возможность совместить приятное с полезным. Но на нет и суда нет, как говорилось, так что им оставалось лишь придумать что-то новое и более подходящее. Вот только что придумывать, если многое уже испробовано.       — М-да, — Копатыч почесал затылок, смотря на пролетающих мимо стрекоз. — Есть у меня одна идейка…       — О, nein-nein, не стоит! — изобретатель нервно засмеялся. — Ваши с Карычем способы хорошие, конечно, но слишком… Как бы так сказайт.       — Провокационные? — мужчина усмехнулся, подходя к другу. — Есть такое, не спорю с тобой. Но Лосяша по-другому и не взять! От он однажды заболел из-за приоткрытого холодильника, тык я его закалять начал. Выливал на него ведро холодной воды — без согласия, не слушая никаких уговоров прекратить.       — Oh, mein Gott. И что, помогайт?       — Еще как! Сидели потом и играли в шашки с открытой форточкой при минусовой температуре. Я чуть не окоченел тада. Так шо способ рабочий, а главное — безвредный.       — Звучайт и правда безобидно, — согласился немец, вставая с места. — Но как это устраивайт…       — Ну, эт уже не ко мне вопрос. Ты ж у нас умный, вот и придумай чаво-нибудь, — Копатыч похлопал товарища по плечу. — А пока думаешь — тащи оставшиеся ящики вона в ту тележку. Повезем их к Совунье. Компотик в этом году будет кысленький, ммм!       Тяжело вздохнув, изобретатель посмотрел вверх, щурясь от яркого солнца. День обещал быть жарким и долгим, а им еще столько предстояло сделать… Лишь бы не отбросить до вечера коньки, иначе компот пить будет некому.

***

      Конец лета и начало осени были самыми нелюбимыми промежутками года Пина. Мало того, что ему приходилось отвлекаться от работы на всякие повседневные дела (а не делать этого он никак не мог. Помощь друзьям всегда стояла для него на первом месте), так еще и на улице творилось непонятно что. То срывался дождь, то дул холодный ветер, то термометр неожиданно показывал рекордно высокую температуру — и все это могло произойти за одни сутки! Его организм, и без того плохо переносивший летнюю жару, просто сходил с ума от таких непостоянств погоды.       В этот злосчастный период адаптации его жутко штормило: появлялись головокружение, озноб и тошнота. Нередко доходило до того, что он просто падал в обморок в собственном доме и мог очнуться лишь под вечер, когда палящее солнце уходило прочь, а на улице поднимался легкий прохладный ветерок. Изобретатель даже не мог отвлечься работой, потому что на нее не было ни сил, ни желания. Хотелось просто лечь, закрыть глаза и дать закопать себя живьем, лишь бы все это поскорее закончилось.       Но, конечно же, не всегда все проходило так ужасно. Бывали года, когда он чувствовал себя очень даже хорошо. Мог спокойно работать, помогать друзьям и даже наслаждаться жаркими деньками, сидя на горячем песке и слушая шум моря. Его все равно немного мутило, но по сравнению с тем, что иногда творилось, это было сущими пустяками.       Эта осень проходила для Пина как нельзя лучше. Несмотря на духоту и стабильную тридцатиградусную жару, он чувствовал себя на твердую четверочку. Голова, конечно, работала с перерывами, но, на самом деле, страдал не только он. Например, Совунья жаловалась на жуткую мигрень, от которой ей ничего не помогало, а Кар-Карыч говорил, что у него ломит спину. Даже Лосяш, обычно хорошо переносивший смену сезонов, в последнее время не мог нормально сосредоточиться на работе, сетуя на сонливость.       Однако позволить себе расслабиться никто из них не мог. Ну, разве что немного. Один денечек ведь ничего не испортит, тем более, в составленном на общем собрании графике у них планировался выходной. Копатыч, конечно, ворчал, что у них будет для отдыха целых три месяца зимы, но под натиском согласился на поблажку. Что скрывать, он и сам изрядно устал за этот год и в глубине души даже был рад маленькой передышке.       В тот день выдалась на редкость замечательная погода. На улице было в меру тепло: когда уже не жарко и воздух свежий, но еще не холодно и можно ходить в легкой одежде. Слабый ветерок играл с поредевшими кронами деревьев, собирая с них желто-красную листву и нежно опуская ее на землю. Солнце потускнело, но все еще нагревало море, в котором можно было в последний раз искупаться перед наступлением холодов. Перелетные птицы уже давно начали покидать свои гнезда, из-за чего в лесу стало тихо и даже как-то тоскливо.       Обо всем этом и еще о многом другом воодушевленно рассказывал другу ученый, сидя за обеденным столом и крутя в руке сточенный карандаш. Он все говорил и говорил, а его голос растворялся в рабочем шуме, из-за чего Пин слышал лишь обрывки фраз и ничего не понимал, но все равно кивал и даже поддакивал для приличия. На самом деле ему было не очень интересно слушать о том, что происходило там, за стенами дома. Ну летели птички, ну падали листочки и увядали цветочки, что в этом необычного? Это ведь происходило каждый год, так чем этот раз отличался от прошлого?       Он не понимал, как можно наслаждаться одним и тем же из года в год. В работе всегда был прогресс: новые идеи, инструменты, материалы. А что нового появлялось в природе? Ничего.       — Слушай, а давай сходим куда-нибудь, раз у нас выходной, — услышал он предложение Лосяша перед тем, как зашумела болгарка.       Немец уже собирался сделать вид, что ничего не расслышал и начать шлифовку, но громкий оклик ясно дал ему понять, что в покое его не оставят. Вздохнув и выключив инструмент, он снял рабочие очки и повернулся к другу.       — Ну что ты от меня хотейт?       — Вы не желаете прогуляться? Такая замечательная погода — тепло, солнечно, листопад. Красота же!       — Я работайт. И мне не нравятся листья.       — Друг мой работящий, не превращайте отдых в еще больший труд. У нас впереди еще два долгих месяца сбора урожая, — астроном встал с места, подошел к товарищу и положил ладони на его плечи, начиная массажировать их. — Вам нужно расслабиться!       — Oh, mein Gott! — вскричал тот, чувствуя неприятную боль в теле. — Хватит! Оставить меня в покое и не мешайт!       — Спокойно… Я же просто пытаюсь помочь Вам. Вы слишком напряжены и сосредоточены. Вам нужен отдых, как и всем живым существам.       — Мой отдых — мой работа. И мне не нужно ничего другого.       — Но…       — Alles! Ich höre und verstehe dich nicht! (Все, я тебя не слышу и не понимаю!) — Пин демонстративно отвернулся от него, надевая защитные очки и вновь включая болгарку.       — Не понимаете? — ученый удивленно посмотрел на заговорившего на родном языке изобретателя. — А! Это Ваш новый способ вынудить меня говорить на немецком, да? Очень оригинально, — с явным сарказмом прокричал он, пытаясь заглушить шлифмашинку. — Вы сами это придумали или…       Громкий стук в дверь прервал их диалог, а влетевший в помещение Крош даже заставил немца вновь отвлечься от работы и спрятать в ящик все колющие и режущие предметы. Это было уже отработанным действием, так что мальчишка даже не успел заметить блестящие сверла дрели и интересные полировочные диски.       — Айда в прятки! Мы всех уже собрали! — весело прокричал он, переводя взгляд с Пина на стоящего рядом с ним Лосяша. — О, и ты тут. А мы тебя заискались, елки-иголки! Думали, ты уже начал играть без нас.       — Это было бы самым лучшим решением в моей жизни… — прошептал тот, хватаясь за разболевшуюся голову. — Всех — это кого?       — Всех — это всех! — воскликнула вошедшая следом Нюша. — Даже Копатыча уговорили.       — Ага! Совунья так на него посмотрела, когда он нас прогнать собрался. Так что отказ не принимается!       — Ну, почему бы и не сыграйт, — после недолгого размышления ответил изобретатель, снимая рабочие перчатки. — Ведь всем живым существам нужен отдых! — проговорил он противным голосом.       — Ах вот так?! А значит, когда я тебя приглашаю прогуляться, ты отказываешься! — ученый злобно посмотрел на прошедшего мимо друга.       — Jetzt verstehe ich dich nicht (Я все еще не понимаю тебя), — ответил тот, усмехаясь.       «Провокатор», — подумал астроном и улыбнулся. Что ж, этот способ для борьбы с фобией был чем-то новым и даже интересным. Но у него все еще были сомнения насчет того, что Пин сам это придумал. Он слишком давно его знал, чтобы просто закрыть глаза на такие странные для него методы. Совершенно не его стиль. Впрочем, у каждого ведь есть темная сторона…       Задумавшись, он даже не заметил, как остался в комнате один. Кажется, перед тем, как убежать с остальными, Нюша что-то сказала ему, но он даже не слушал ее, хотя это было важно. Что-то про прятки, воду и сцену в лесу. Как это вообще все связано?       Ах да, точно! Кто последний добежать до сцены — тот и будет водить!       Посмотрев на приоткрытую входную дверь, Лосяш рванул к ней, выбегая на улицу и неловко спускаясь с пружинистого лифта. Он уже давно отстал от друзей и не надеялся догнать их, но самоотверженно бежал по пыльной тропинке, не желая слишком задерживать остальных.       К сожалению, у него всегда были проблемы со временем. То он приходил слишком рано, то поздно, иногда вообще забывал о назначенной встрече и просто не являлся. Все уже давно привыкли к этому и даже не сердились, каждый раз терпеливо ожидая его.       В этот раз им пришлось ждать не так уж и долго. Мужчина добрался до места встречи всего за десять минут, успев по дороге пару раз споткнуться и выполнить свою годовую норму бега.       — А я говорила, что тебе нужно чаще заниматься спортом! — недовольно проворчала Совунья, подходя к наконец прибежавшему ученому и проверяя его пульс. — Но кто же будет слушать меня? Мы же умнее какого-то доктора, да?       — Вот давайте… Без Ваших нравоучений… Уважаемая, — с одышкой ответил тот. — Я в хорошей форме, просто бежал слишком быстро.       — А, так это было быстро, — Бараш добродушно улыбнулся. — Не переживай, Лосяш, меня тоже все долго ждали.       — Если бы ты не отвлекался на всякую ерунду... — начала было Нюша, раздражённо смотря на друга.       — Друзья, раз мы все в сборе, то самое время начать игру! — громко провозгласил Кар-Карыч, прерывая все споры и склоки. — Лосяш, ты уже отдышался? — получив утвердительный кивок, он улыбнулся. — Тогда закрывай глаза и считай до…       — Ста! — предложил Крош, прыгая от нетерпения на месте. — За опоздание!       — Ну… Да, давай до ста, — согласился Карыч. — Итак, приготовились… И. Начали!       Астроном хотел было возразить, что цифра уж очень большая и ему придется искать их по всей долине если не сутки, то до вечера точно, но его никто даже слушать не собирался. Только он хотел что-то сказать, как кто-то быстро и ловко надел ему на глаза повязку, а после ободрительно хлопнул по спине, да так, что весь воздух мигом вышел из легких и никак не хотел возвращаться обратно. В этом ударе сразу чувствовалась вся поддержка Копатыча (а его неумение сдерживать силу особенно).       Кое-как отдышавшись уже во второй раз за день и с трудом выпрямившись, Лосяш тихо ойкнул от неприятной боли в спине. Кажется, он снова остался наедине с собой. Все наверняка уже давно выбрали, где спрятаться, и были на полпути до укрытий, так что ему совсем необязательно было считать и стоять на месте в полной темноте. Но для достоверности он все же досчитал до ста, пропуская энное количество счетов, и только тогда стянул с глаз красный шелковый платок, щурясь от яркого света.       Все было в точности, как он и рассказывал Пину: приятно греющее воздух солнышко, теплый ветерок и тысячи желтых листьев, успокаивающе шуршащих под ногами. Замечательная погода для размеренной прогулки, а не суматошных игр и тем более работы. Как вообще в такой замечательный день можно отказываться от свидания в пользу каких-то железяк? Может, друг просто не понял его слишком тонких намеков, вот и был таким черствым? Впрочем, это уже все равно не важно. Раз ему выпала возможность в одиночку походить по их долине и внимательно осмотреть каждый уголок — так тому и быть.       Спрятав нежную на ощупь ткань в широкий карман, ученый покрутился пару раз вокруг собственной оси и наугад выбрал направление, начиная медленно двигаться вглубь онемевшего леса.       Скрип сухих веток, хруст листвы и крики улетающих вдаль птиц — это была музыка осени, которую так любил Лосяш. Вообще-то, он любил все времена года, но предпочитал не вспоминать о них до их непосредственного наступления, чтобы не тосковать, например, по зимнему хрусту снега или летнему жужжанию жуков. Всему было свое время, поэтому никогда не стоило переживать из-за таких глупостей. После дождя всегда выходило солнце, после зимы наступала весна, после ночи приходило утро — так было всегда, а даже если что-то и изменилось бы, они бы уже об этом не узнали, покинув этот мир намного раньше.       Внимательно осматривая укромные местечки в кустах и за деревьями, астроном медленно шел вперед, прислушиваясь к окружающим звукам, чтобы точно не пропустить чей-то несдержанный смешок или подозрительный хруст. Он прекрасно понимал, что друзья вряд ли бы стали прятаться в столь очевидном месте, однако некоторые из них могли спокойно понадеяться на его рассеянность. Только они не учли, что иногда он был очень бдительным. Особенно когда хотел этого.       Но, похоже, в этот раз его оценили по достоинству и решили не рисковать.       Увлекшись поисками, мужчина даже не заметил, как вышел на опушку, к домику Карыча. Тоже довольно примитивное место для пряток, но он все же решил проверить и его, так, для собственного спокойствия. Иногда в этом месте можно было не только обнаружить что-то интересное из прошлого, но и потерять самого себя из настоящего. А найтись среди тысячи диковин (по рассказам хозяина обладавших магическими свойствами) было ох как не просто, без помощи не обойтись.       Осторожно отодвинув синие занавески, он заглянул в чужую хижину и окинул ее внимательным взглядом. С виду все было в порядке: сувениры и различные ценности стояли на своих местах, а на покрытом тонким слоем пыли полу не было никаких следов. Его смутил лишь нотный лист, почему-то висящий на люстре, но, в принципе, даже это не сильно выбивалось из общего хаоса. Здесь определенно никого не было с самого утра, так что он решил оставить это место в покое.       Лосяш быстро спустился по лестнице обратно на тропинку и задумчиво осмотрелся, вновь выбирая, куда ему пойти. Его внимание неожиданно привлекла старая высокая сосна, росшая неподалеку. На одной из ее веток явно было что-то необычное и даже издалека очень похожее на человека. Неужели кто-то из его друзей все же научился летать?       «А вот и наш следующий вода!» — он радостно усмехнулся и неспеша направился в сторону неказистого дерева.       Ученый до сих пор не мог понять сей феномен, но почему-то это совершенно некрасивое растение привлекало к себе влюбленных романтиков, словно пламя мотыльков. Погрустить из-за неразделенной любви — к сосне, встретиться перед свиданием — к сосне, думать о смысле отношений и всем таком — все туда же. Это дерево словно было приманкой для идеалистов и непринятых обществом одиночек.       И он даже не удивился, когда увидел на ветке не абы кого, а Бараша. Только зачем же он так высокого забрался, зная о своей фобии?       — Туки-туки, друг мой, эм… возвышенный. Вы что, побороли свой страх высоты? — громко спросил он, смотря на обнимающегося с дряхлым стволом юношу. — Поделитесь способом? Так, для диссертации по психологии.       — А-а? — тот с трудом отвел взгляд от шероховатой коры и посмотрел вниз, тут же закрывая глаза. — Л-Лосяш? Помоги-и-и!       — Успокойтесь, прошу Вас. Что случилось?       — Я застрял здесь. Н-не могу спуститься. Б-б-боюсь!       — Прости за столь бестактный вопрос, но зачем же ты тогда залез наверх?       — Х-хотел спрятаться получше, подумал, что н-никто не станет искать меня на д-д-дереве. А когда залез, вспомнил, что боюсь в-высоты! Спусти меня, прошу-у-у-у, — поэт заблеял и мелко задрожал, впиваясь в ствол сосны пальцами так сильно, что те заболели.       — О Боже… — астроном нервно сглотнул и посмотрел на мелкие хлипкие веточки, хаотично разбросанные по нижней части дерева. Некоторые из них были надломаны, некоторые медленно отсыхали. В общем, вряд ли они выдержали бы вес взрослого человека, который совсем не умел лазить по деревьям.       Нет, он вовсе не струсил. Лосяш был готов на многое ради друзей, но иногда бывали ситуации, когда он ну никак не мог повлиять на их положение, не ухудшив его. Барашу ведь явно не стало бы легче, если бы в результате они оба застряли на этом несчастном дереве и ждали, когда остальные догадаются, что что-то не так.       — Слушайте, я в одиночку вряд ли смогу Вам чем-то помочь, — наконец сказал он. — Я быстро найду кого-то еще и вернусь, хорошо?! Ждите! — последние слова ученый выкрикивал уже набегу, направляясь к полям. Наверняка кто-то решил спрятаться в свежем стоге.       — Ч-что?! Нет! Лосяш, н-н-н-не бросай меня! — поэт уже собирался по инерции побежать за удаляющимся другом, но через пару секунд закричал от страха и снова уткнулся лбом в дерево. Ему оставалось лишь ждать и надеяться, что тот быстро вернется с подмогой.