*
— Мои вещи идут тебе больше, чем мне, — подмигивает Арсений, стягивая с себя толстовку и шмыгая носом после долгой прогулки. Мы вдоволь навалялись в сугробах, сыграли в снежки, а потом добирались до дома почти бегом, чтоб не отморозить носы. Здесь, вдалеке от машин и толп людей, зима настолько другая, ощущение, будто попадаешь в настоящую сказку. Хочется сделать подобные поездки доброй традицией. — Врёшь, — спокойно говорю я, растирая замёрзшие ладони. Арс запускает в меня смятой толстовкой, и я смеюсь, ловя его шутливо-злобный взгляд. — Ты невыносимая, — закатывает глаза мужчина и беззлобно улыбается. — Вторая в хит-параде после тебя. Арс? Давай поговорим. — У-у-у, не успело всё наладиться, опять разговоры разговаривать? — Попов явно зря ещё во время просмотра фильма начал пить глинтвейн, теперь с ним невозможно беседовать на серьёзные темы. Я невольно хмыкаю и тут же пытаюсь вернуть себе прежнее выражение лица. — Да блин! Попов! Ты в контракте писал, что секса не будет, только после свадьбы, скажи своей маме: венчаться будем в храме, — я цитирую дурацкую песню «Быдлоцыкла», Арс композицию очевидно не узнаёт, поэтому хихикать начинает не сразу. — Ты его внимательно читала хоть? — Арсений подходит ближе и поднимает бровь, игриво улыбаясь. — Ну, получается, что нет. Блять, как тупо. Что там? — Условие со звёздочкой. Если бы ты не подписала из-за этого конкретного пункта, я бы понял, что тебе от меня что-то нужно помимо сотрудничества, и отказался. Не несёт никакой юридической ценности, так что предлагаю нарушить условие ещё разок, — меня мотает от одного к другому: то ли рассмеяться от абсурдности этого подката, то ли завестись. Выбираю всё-таки второе, окончательно расслабившись.*
— Наконец-то я смог вырвать тебя из рук этого мужика, — смеётся Антон, запрокинув голову, и устраивается поудобнее на подушке, брошенной прямо на ковёр. В этом доме все автоматически становятся тёплыми и уютными, это невозможно не заметить: мягкая бесформенная одежда, растрёпанные волосы, ноль косметики на девушках и мятые от продолжительного сна лица парней. Я с любовью и нежностью смотрю на Антона, который чаще пребывает в весело-возбуждённом рабочем состоянии, чем в таком кошачьем и расслабленном. Арсений уехал в Питер из-за какого-то неотложного дела, но обещал вернуться, если будет возможность. До Петербурга отсюда ехать часов десять, так что я даже не надеюсь на его возвращение и не особо расстраиваюсь, потому что личное пространство друг друга мы тоже ценим и знаем о важности отдыха. Шастун, воспользовавшись ситуацией, пишет на листочке «Не беспокоить» и крепит к ручке двери в мою с Арсом комнату, чтоб наконец обсудить всё произошедшее. Я ни капли не сопротивляюсь, лишь запасаюсь пивом и сидром, включаю приглушённый свет и сажусь, сложив ноги по-турецки. — Да, чудовище он то ещё, — отвечаю я другу и прикладываюсь к стеклянному горлышку. Антон снова смеётся. — Он такой счастливый, мне смотреть на него больно — светится. — Счастливее, чем когда-либо? — Определённо, — серьёзно заявляет Шаст и для верности несколько раз кивает. — А как же Алёна? — вопрос вырывается сам собой, и я жалею, что вообще открыла рот. Ревновать к прошлому также глупо, как к собственным фантазиям, но тревожная по натуре я ищу подвох везде, где только можно. — Ради Алёны он не поехал бы сейчас в Питер на разборки с твоим бывшим мужем, смекаешь? Всякое сделал бы, но это — за гранью даже моего понимания. Тем более ты осознаёшь, насколько неуместна подобная ревность? — я прерываю Шастуна жестом и пытаюсь переварить сказанное, хотя бы первую часть опуса друга. — С кем, блять? — от удивления я проливаю на свои же джинсы немного пива, резко махнув рукой. Антон смотрит на меня как на безнадёжно тупую то ли из-за вопроса, то ли из-за ситуации с пивом, и поднимается за салфетками. — С Даней, с кем. Я представления не имею, что такого он умудрился тебе сделать, ты же не рассказываешь, — в голосе у Шаста столько яда, что я невольно жмурюсь и втягиваю голову в плечи. — Прости, Антон, мне было очень стыдно такое рассказывать. — А Попову не стыдно? — Антон качает головой и подаёт мне упаковку бумажных салфеток. — Я напилась тогда до икоты, правда. Хочешь, и тебе расскажу? Прямо трезвая и осознанная. Я не думала, что для тебя так важно. — Может, я бы с Арсом поехал тогда. А чё? Двое на одного, самое то! — Тем более вы с Арсением в сумме весите почти столько же, сколько Даня, — хмыкаю я и протягиваю бутылку Антону, чтоб чокнуться. Друг неохотно, но соглашается, и молчит, готовый слушать. Мне ничего не остаётся, кроме как начать рассказ. На этот раз история звучит более складно, в ней меньше мата, и я уже почти не хочу сорваться на слёзы. Добавляю подробности с уже прошлогоднего концерта, запивая горечь и смущение пивом. Оказывается, достаточно было просто выговориться, как я всегда всем и советовала. После того, как я завершаю, Шастун долго молчит, не подавая никаких признаков жизни. Мне на минуту даже кажется, что друг разочарован во мне, но он лишь сгребает меня в охапку и долго-крепко обнимает, не шевелясь. За рёбрами у него бешено колотится сердце, моё вторит в том же ритме. После объятий тема закрыта, разговор сам собой перетекает в более отстранённое русло, но я поддерживаю беседу с напряжением, размышляя, что мог удумать Попов. Рука не поднимается взять телефон и позвонить — если Арс что-то решил, это уже окончательно и бесповоротно. Безусловно, подобное проявление заботы мне льстит и очень греет, но во-первых, я надеялась разобраться сама, а во-вторых, если Даня полезет в драку… Это будет полное фиаско по всем фронтам. Антон, поняв моё смешившееся настроение, обещает прийти позже и оставляет меня наедине со своими терзаниями. Недолго подумав, я беру телефон и набираю номер Матвиенко. — Серёж, извини, что поздно, не отвлекаю? — мой голос даже мне кажется каким-то чужим: слишком хриплый и дрожащий. Вспоминаю дурацкую, сказанную в шутку фразу, и морщусь.Вдруг, ты где-нибудь ввязался в драку? Попал в аварию? И я даже не могу на крыльях любви прилететь в палату под присмотром журналистов и целовать твои бледные губы?
— Да всё в порядке, Рен, я всё равно лежу ебланю, — Матвиенко в привычной манере смеётся, и меня это немного успокаивает. — Какую-то дурь Попов удумал, мне прям неспокойно. Ты же в Питере? — Так. Рассказывай. Я вываливаю почти всё, умолчав некоторые подробности (про контракт в первую очередь, потому что Арсений хочет рассказать всё Серёже сам в подходящий момент), и долго жду вердикта. Серёжа молчит и нервно топает, наверняка измеряет шагами комнату, или где он там вообще находится — не ебу. — Вот получит он от меня по шапке, бля, вот только попадись мне, Сенька, — отвечает на мой сумбурный рассказ Матвиенко, я сдавленно хихикаю. — Разберусь, Регин, всё нормально будет, можешь расслабиться. — Спасибо-спасибо-спасибо! — тараторю я. Серёжа, видимо, не выдержав или решив тут же позвонить Арсу, завершает вызов. Я по-прежнему сижу на полу, обняв колени. С Арсением, блять, не может быть нормально, ещё одна аксиома. Хотя со мной тоже, Антон уже ляпнул пару раз, что мы два сапога пара, но тем не менее. Я долго и медитативно плету косички из бахромы на пледе, успокаивая нервы. В дверь кто-то скребётся, я выдавливаю что-то на грани «Заходите-отвалите», и в комнату заходит Женя. — Рен, мы с Тёмой уезжаем, у него папа заболел, надо лекарства привезти и врача вызвать, он сам с этими колл-центрами не справляется, — девушка тоскливо вздыхает и присаживается рядом со мной на пол на колени. — Конечно, Жень, дяде Юре привет передавайте и скорейшего выздоровления, — я притягиваю подругу к себе и обнимаю. Вместо ответа она лишь кивает и снова тяжело вздыхает. Эти двое, получается, тоже уматывают в Питер, одна я как идиотка в московской области торчу и сгораю в неведении. Я вызываю друзьям такси сразу на вокзал, они грустно обнимают меня и Антона с Ирой на прощание и отправляются восвояси. Праздничная атмосфера в доме умирает окончательно. Я предлагаю друзьям тоже собираться и на завтрашнее утро планировать отъезд в Москву, Шастун едва не прыгает от радости: наверняка истосковался по работе в этой жуткой обители ничегонеделания. Кузнецова реагирует весьма нейтрально, лишь пожимает плечами и уходит собирать вещи. Антон старается меня вообще не трогать, поэтому уходит за девушкой, слабо улыбнувшись мне. — Ну вот обязательно было нажаловаться моему лучшему другу, да? Спасибо хоть не маме позвонила, — с детской обидой в голосе спрашивает Арсений и смешно выпячивает нижнюю губу. — Ну вот обязательно было делать хуйню и не сообщать мне, да? Кстати, дай мне номер своей мамы, — я выключаю свою камеру и бросаю телефон на кровать, собирая вещи. — Туше. Я же сказал, что решу твою проблему с бывшим, вот, я еду её решать. — Я безусловно тронута, Арс, но это не самая лучшая твоя идея. Вот прям ноль из десяти, понимаешь? — Ты в меня не веришь? — я специально бросаю взгляд на экран и вижу то же самое обиженное лицо. Не в силах противостоять этой актёрской игре, смеюсь. — Верю, верю. Но если ты получишь пиздюлей… Нет, серьёзно, от него можно чего угодно ожидать, так что будь осторожен, пожалуйста. У нас план расписан до осени, и в нём не было моего драматичного появления на твоих похоронах. — Судьба — лучший сценарист и режиссёр, — Арс улыбается до ямочек и посмеивается. Я беру в руки смартфон и включаю камеру, чтоб продемонстрировать своё разгневанное выражение лица. Арсений поднимает одну ладонь в сдающемся жесте, второй, видимо, держит телефон. — Шутки шучу, расслабься. Всё будет хорошо. Я коротко киваю и завершаю разговор, пытаясь убедить себя в этом «хорошо».