VIII
Часть 4
На потолке горела противным оранжевым светом лампочка, раздражая глаза. Она висела на немного скрученном проводе, намереваясь вот-вот упасть и разбиться на миллиард кусочков мутного стекла. Но она все еще свисала с потолка, заставляя гадать, когда же это произойдет. — Здесь все необходимое. — Элизабет вручила подруге сумку на длинном ремешке, заполненную лекарствами, а также сунула в руку листок с подробными инструкциями по их применению, — Будем верить, что скоро она сможет заговорить. Там же я написала рекомендации для Руксэндры. — Спасибо большое, Лиз. Надеюсь, когда я вернусь, Ру полегчает. — она бросила взгляд на сумку, а потом вернула его обратно, — Благодаря тебе мы узнали о Белле много полезной информации. — Надя сделала паузу, видимо пытаясь унять дрожь во всем теле, — И спасибо за все, что ты сделала для меня. Я говорю не только о прощении и помощи с конфликтом, но и за то, что не отвернулась от меня после стольких лет разлуки. Не могу представить, как ты была зла на меня все эти годы… — Я злилась не дольше недели. — перебила её красноволосая, улыбаясь. Она, действительно, злилась всего лишь пару дней, — Но в моем сердце долго таилась обида, которая пробудилась, когда мы были в твоей комнате. — Прости, что доставила тебе столько хлопот. — девушка улыбнулась грустной улыбкой. — Тебе нет нужды просить прощения за ошибки прошлого. Без них ты не стала бы собой, а я — собой. — Бетт положила свою руку ей на плечо и глазами показала на часы, — 11:30 тебе не пора обратно в замок, пока Димитреску не заметила твоего ухода? Ты уже около часа отсутствуешь. — Ты так волнуешься за мою судьбу в замке. Это чертовски приятно… как в старые времена. — Надя бросила взгляд на часы, а потом на подругу. — Конечно, волнуюсь! — воскликнула Элизабет, — Хочешь, чтобы у Димитреску в коллекции была бутылка вина с твоим именем в составе? — иронично спросила девушка, поставив руки в боки. — Вряд-ли моя кровь будет ей по вкусу. — рассмеялась Надя, — Хотя кто её знает. Я уже давно не девственница, но может ей и понравится. — Молюсь, чтобы твоя кровь была самой невкусной! — крикнула красноволосая, улыбаясь широкой улыбкой. — Как скажешь. — ответила брюнетка, бросив листок в наружный карман сумки и сжав ее в руке, — Что ж мне пора возвращаться. — Я провожу тебя до ворот. — сказала девушка, подходя к вешалке, и взяла с крючка плащ. Брюнетка одобрительно улыбнулась, натянула плащ на плечи и вышла за дверь медпункта вслед за Элизабет. Они шли рядом с друг другом, болтая о прошлом о его светлой части. Элизабет действительно сделала для Нади очень много добрых вещей. Она не отвернулась несмотря на долгую размолвку. Да, она была обижена, но осталась верна девушке до самого конца. Она ждала её. Верила, что скоро они встретятся. Такие люди, как Элизабет Хилс, дороже золота. Их встречаешь и задумываешься об этом. А когда бросаешь, то осознаешь: они были единственными, кто мог принять тебя таким какой ты есть. Темный коридор встретил девушку сладкой и отвратительной вонью дешевого алкоголя и мусора. Девушка ступала осторожно. Надя здесь хоть и не впервые, но каждый раз как в первый. Она молилась кому угодно, даже Матери Миранде, чтобы только дойти до несчастной двери в комнату одной из недавних участниц кулачных боев целой и наконец вздохнуть. Возможно это действительно была воля небес, и дверь под номер 24 оказалась буквально в самом начале тлеющего в темноте коридора, наполненного не только мерзким запахом, как казалось ранее, но ещё и омерзительно невыносимым скрежетом старых деревянных полов. Сколько им лет одному Гейзенбергу известно. Девушка не могла взять в толк, почему работники фабрики должны жить в этом…месте? Гейзенберг построил это здание, пятиэтажное строение, именно для тех, кого обидела это жестокая, коварная жизнь. Загнала в угол безработицы и единственный выход из этого порочного круга нищеты было согласится на работу на фабрике, ведь возможность вздохнуть, хоть и затхлый с примесями всего на свете, но все-же воздух, чувствуя крышу над головой, а не ощущая противный дождь на своих плечах и голове, понимая, что возможно прямо сейчас ты утопаешь в пустоте грядущего, не имея возможности открыть глаза, чтобы взглянуть ей прямо в лицо перед мучительной смертью от поступков прошлого… даётся лишь раз. Девушка постучала в дверь и шагнула назад. Она заметила выключатель рядом с дверным косяком и лёгким касанием нажала на его. Загорелась тусклая лампочка, но её света хватило, чтобы заметить, как в её сторону кто-то идёт в противоположном конце коридора. Паника расцвела в её голове, словно одуванчики ранней весной. Сердце стало биться чаще. А на лбу появились капельки холодного пота. Она пыталась всматриваться в глубь коридора, чтобы увидеть лицо человека, но кроме качающегося силуэта в покрове темноты, ничего не было видно. Девушка вновь постучала в дверь уже более настойчиво, как вдруг услышала голос по ту сторону двери. Он был тихим, как будто его хозяин еле-еле мог говорить. — Дверь открыта, идиот… Девушка, осознав сказанное, дернулась и бросила взгляд на круглую ручку двери. Как только она хотела поднести ладонь и повернуть её, боковым зрением заметила, как рядом с ней прошёл этот таинственный незнакомец, одарив её оценивающим взглядом. Лишь на пару секунд девушка смогла рассмотреть его. Рыжая копна волос лежала на его плечах лохматыми прядями. Худой кистью он чесал свою бороду, взглянул на неё молочно-голубыми глазами, после чего скрылся в темноте, удаляясь все дальше и дальше. Девушка дернула ручку и быстро прошла вглубь крохотной комнаты, которая была освещена такой же тусклой лампочкой под потолком, как и в коридоре. Осмотрев помещение она заметила окно, рядом кровать, на которой кто-то лежал, дверь видимо в ванную комнату, стул и стол. — Интересно, если бы я не сказала, что дверь открыта, ты бы сам догадался об этом? — спросил человек на кровати. — Во первых, я девушка. Моё имя… — Мне плевать, девушка ты или парень и тем более какое у тебя там имя. — вставила, как оказалось, девушка. — Элизабет Хилс. А ты наверное та самая девушка, о которой говорил Гейзенберг. Он попросил меня помочь тебе поправится и восстановиться. — она села на стул, запрокинув ногу на ногу, и начала наблюдать за девушкой. — Ясно, медсестра Элизабет Хилс, значит. Он мне тоже о тебе рассказывал. — Как тебя зовут? — Это не важно… — Я назвала свое, теперь ты назови свое. Как ты думаешь я буду лечить тебя, не зная имени? — перебила её Элизабет. — Это уже твоя работа, Лизонька. Не моя. — усмехнулась девушка. — Прошу обращайся ко мне не иначе как Элизабет. Я жду. Как тебя зовут? — повторно спросила светловолосая. -У меня много имен… Одно из таких — Неваляшка. — пробурчала брюнетка, пытаясь встать с кровати. -Приятно познакомится… Неваляшка. — светловолосая закипала от гнева. Все-таки надо было спросить имя этой девушки у Гейзенберга, — Гейзенберг сказал, что тебе сломали обе руки, ключицу и несколько пальцев. Позволь мне осмотреть тебя на наличие еще каких-нибудь травм. — она помогла девушке сесть на край кровати, садясь рядом с ней. — Может быть я не хочу, чтобы меня осматривала незнакомая мне девушка Лиза. Кроме твоего имени мне больше ничего не известно. Как я могу быть уверена, что сейчас ты не достанешь из-за пазухи скальпель и не воткнешь мне его в грудь ради смеха? — озабоченно, недоверчиво вопрошала брюнетка больше даже у самой темноты в комнате, чем у девушки сидящей рядом с ней с изумленным глазами. Такого поворота событий Элизабет никак не могла ожидать от новой знакомой, которая появилась в её жизни буквально пять минут назад. Хлопая ресницами в растерянности, пытаясь разглядеть в потемках выражение лица Неваляшки, светловолосая замешкавшись с ответом буркнула что-то нечленораздельное прежде, чем схватила девушка за руку. — Аааа! — закричала брюнетка в наигранном страхе. От этого крика, больше похожего на вой побитой кошки, Элизабет дернулась, малость вскрикивая от неожиданности, — Убивают! — Неваляшка начала играть среднестатистическую героиню любой мелодрамы, которую схватили и угрожают ножом. Она видела такие в детстве и отрочестве. — Прекрати сейчас же! — воскликнула Элизабет, нащупав во тьме подушку, которую взяла в руки, — Я не собираюсь убивать тебя! А если не замолчишь, то мне придется задушить тебя твоей же подушкой! Неваляшка злилась смехом от такой угрозы, упав на кровать, она стала смеяться ещё сильнее, когда заметила физиономию Элизабет в свете тусклой лампочки. Глаза округлились, они смотрели точно на брюнетку, ноздри то сужались, то расширялись от поглощенного воздуха, губы сжались в тонкую полоску, а грудь с каждым ударом сердца все сильнее вздымалась. — Да, черт с тобой! — бросила от бессилия светловолосая, кинув подушку в сторону лежащей девушки. Она упала точно ей на лицо. Из-за этого Неваляшка ещё сильнее засмеялась, — Тебе смешно?! — Очень! — воскликнула девушка. Элизабет отвернулась от неё, надув губы как пятилетний ребёнок, и твёрдо сказала: — Я хотела помочь тебе, ведь это мой долг как врача… Она не успела договорить, как свои пять копеек вставила её новая знакомая: — Какой же ты врач? Ты мед. работник! — Да, ну тебя! Я тебя сейчас действительно возьму и задушу! И на могильной плите напишу большими буквами «НЕВАЛЯШКА»! — воскликнула девушка, разворачиваясь к брюнетке. — Ладно-ладно! — сдалась девушка, тяжело дыша от смеха, — Ты уж не обижайся, но ты очень похожа на человека, который ради смеха готов вонзить нож в грудь другого. — Не волнуйся, ты будешь первая на ком я это проверю. — усмехнулась Лиза, — А теперь без шуток. Дай мне тебя осмотреть. Брюнетка подчинилась и позволила девушке осмотреть свое тело на предмет ещё каких-нибудь повреждений. Спустя пару минут Элизабет промолвила: — Кроме тех ран, о которых мы уже знаем, я ничего больше не нашла. Я составлю план лечения, а пока можешь отдыхать. Сильно болят? — После моей шутки гораздо меньше, но все ещё чувствую. — Хорошо, тогда вот тебе эти таблетки… — она вынула из кармана плашку белых кругляшков и протянула девушке, — Это обезболивающие. Если будет очень сильно больно, прими одну. Только не злоупотребляй, а то посадишь себе печень. — Как скажешь, док. — ответила Неваляшка, кладя таблетки на стол. — Так и не скажешь мне своего настоящего имени? — вновь спросила Элизабет. В ответ Неваляшка многозначительно промолчала. — Может тогда расскажешь, как так получилось, что девушка решила участвовать в боях? — У тебя что больше дел нет? — бросила девушка. — Не волнуйся об этом. — Ладно. Только она очень долгая… — У нас куча времени. — улыбнулась Элизабет. — Мне очень сильно нужны были деньги. — Я вижу ты не местная. Как ты попала в эту глушь? — Ты поняла это по моему акценту? — светловолосая одобрительно кивнула головой, — Если коротко, то я с 15 лет работала служанкой у одного богатого человека в Санкт-Петербурге, в городе, где я родилась и выросла. Спустя 3 года работы, мне предложили новую работу, более выгодную. Я согласилась, только вот проблемка…мои новые работодатели забрали у меня паспорт и незаконно перевезли в Румынию, через Украину. Так я оказалась в каком-то румынском портовом городке…. — её голос заметно дрогнул, тошнота подступила к горлу. Сглотнув, девушка продолжила, — Около трех лет пыталась выбраться из страны обратно в Россию, но в итоге пришлось залечь на дно. Вот так я оказалась здесь. Элизабет слушала девушка с замиранием сердца. Её бурная фантазия рисовала самые разные картинки у неё в голове от красивых до ужасно страшных. Ей казалось, что девушка что-то недоговаривает… — Надеюсь, ты не сдашь меня полиции. — с какой-то теплотой в голосе спросила девушка. В свете лампочки её голубые глаза блестели белым огоньком. — В этом захолустье полиции и в помине нет. — улыбнулась девушка. — Хорошо, я тебе верю. — Зачем твои работодатели с тобой так поступили? — Я сама не знаю… — хоть она и знала, но Неваляшка вовсе не хотела об этом говорить, — А что насчет тебя? — Насчет меня? Моя история не такая «интересная» как твоя. — она выделила это слово в кавычки, — Я родилась и выросла здесь. Поступила в медицинский колледж в столице. После выхода узнала, что Гейзенберг ищет мед. работников, поэтому я вернулась обратно. — Да, твоя история намного скучнее моей. — улыбнулась девушка. — Ну уж прости. Девушка уже собиралась уходить из комнаты, как вдруг вздрогнула услышав голос брюнетки. Она сказала только одно слово почти шепотом: — Надя. Элизабет повернулась в пол оборота рядом с дверью и таким же тихим голосом ответила: — Твое настоящее имя — Надя? Неваляшка кивнула головой, отворачиваясь к стене и зарываясь в подушку. Выйдя на улицу девушки почувствовали, как их обдал свежий ветер и как на их головы упали холодные капли, скатываясь вниз по коже, падая на землю. Элизабет подняла голову вверх, ощущая, как заламывается шея. Её глаза увидели все те-же огромные бесформенные тучи. Они медленно плыли по серому небу, намереваясь опустошиться в любую секунду. Фыркнув, девушка вернула взгляд на спину подруги, ускоряя шаг. — Вот мы и пришли. — Лиза коснулась рукой плеча брюнетки, чувствуя мокрый плащ кончиками пальцев, — Я надеялась, что погода измениться, но видимо весь день будет вот таким. — она покрутила указательным пальцем по кругу. — Мне так хотелось выйти и вдохнуть тёплый весенний воздух, а не влажный и противный аромат. — скривилась Надя. — Некоторые люди из фабрики поговаривают, что такая погода продлиться точно не один день. — Будет ужасно, если они окажутся правы. — ответила девушка. — Что ж… — проговорила Элизабет, чувствуя как становиться тоскливо от одной только мысли, что придётся вновь расстаться с человеком, что также с грустью смотрит на неё, — Пора прощаться, мне ещё нужно зайти к Гейзенбергу. — она нервно улыбнулась, — Ему не нравится, что закупаемые мной лекарства слишком дорого обходятся. — Он всегда был жаден до денег, вроде некоторых. — усмехнулась брюнетка, замечая фырканье Элизабет, — Корнелия оплатила твои услуги? — Сразу, как только пришла. Смешно было видеть, как она пытается подкупить меня, чтобы я пришла к вам в такую погоду. И ей удалось! — И сколько же она тебе заплатила? Мне придётся отчитываться перед Димитреску куда утекают деньги из бюджета. — девушка покосилась на мужчину, который стоял далеко от них в чёрном плаще. Он скрывал его лицу, была заметна только папироса, торчащая в его зубах и дым исходящий от неё. — Тысяча лей*. — девушка пожала плечами, как вдруг раздался грохот монет в её карманах. — Дорого. — заключила Надя, шмыгая носом, — Черт с тобой! Еврейка! — вспылила девушка, смеясь. — Ничего личного, Неваляшка. Это всего лишь моя работа. — брюнетка улыбнулась. — Мне тоже нужно иди, док. Брюнетка подошла ближе к Элизабет и крепко обняла ее. В нос ударил давно позабытый запах больницы. Он был таким манящим и сладким. Хотелось вновь услышать его, чтобы приятные воспоминания минувших дней расцвели в её голове с новой силой. Элизабет прижалась к груди подруги, чувствуя, как аромат дорогих сигарет и вина проникает в её лёгкие. Он был не таким приятным как казалось, но все-же родным. Брюнетка удалялась все дальше и дальше, теряясь в очертаниях леса. Теперь только деревья были видны. Они скрыли её, словно уберегая от кого-то.***
Девушка уже давно пропала с поля зрения красноволосой, но почему-то она все ещё стояла, опершись о столб рядом с воротами. По её капюшону в ритме вальса стекали капельки весеннего дождя. Его мелодия завораживала Элизабет и в тоже время дурманила её сознания пачкой старых воспоминаний. Если честно, в этот момент ей не хотелось ни о чем думать и тем более вспоминать. Её голова была занята другим. В ней, как настоящий цветок, расцвела грусть и радость. Это две противоположности, которые почему-то смогли родиться в её сердце и разуме. Стоя на мокрой земле, она гадала как так получилось. Грусть — вызвана новой разлукой, которая, к сожалению, опять произошла. А радость — что человек, которого Элизабет ценит и любит, все это время был рядом… Спустя какое-то время, она повернула голову в сторону и заметила вдалеке, около большого могучего дерева, маленькие плиточки из камня с гравировкой, а чуть дальше огромную почти прямоугольную горку земли с табличкой. Честно именно эта куча земли была куда заметнее, чем какие-то плиточки. Она прекрасно знала, что это было, ведь сама помогла их выбирать. Тяжело вздохнув мокрый аромат дождя, девушка отправилась к дереву. Идя спокойно и ровно, девушка вдруг осознала, что была здесь последний раз на следующий день после трагедии. Зима…холодная и до безумия жестокая. Она вспомнила как повсюду лежал рыхлый снег, который падал с веток на промерзшую землю. Это было до безумия красивая, завораживающая разум картина, которая отпечаталась в её голове. Снег падал медленно, собираясь белой шапкой на плитках, спадал с веток, падая кому-то за шиворот или просто на землю… Очертания имён на плитках стали чётче и понятнее. Теперь на них можно было разглядеть имена погибших в тот день. Элизабет обошла взглядом их всех. Здесь было больше дюжины надгробий. От этой картины у девушки подступили слезы и пересохло горло, противно скрежетал кашель в её гортани. В первом ряду было три из четырех могил, которые были особенными для неё. Они были ухоженными, хоть с них и стекала вода, но это не мешало им быть приятными на вид. Последняя могила была заросшей. Мох стал её вечным спутником. С трудом имя погибшего читалось на нем. — Оливер Джеймс Уайт. Рональд Перси Нормин. Гарольд Николас Харрис. — эти имена она говорила с четко поставленной интонацией. В ней чувствовалось уважение к этим людям и не скрытая любовь, -Не передать словами, как мне жаль, что теперь вы спите вечно… рядом с таким человеком. — она бросила взгляд на последнее надгробие. — Мы оба знаем почему он здесь. — возразил чей-то грубый спокойный голос с хрипотцой. Девушка заметила мужчину в плаще, который вышел из-за дерева. Он держал в зубах папиросу, дым от который вздымался ввысь. — Лорд Гейзе… Простите. Гейзенберг? — изумленно подала голос Элизабет, замечая лицо мужчины из-под капюшона. Оказывается под ним была и шляпа, — Но разве он достоин быть здесь? — не дожидаясь ответа от мужчины, она продолжила, — Оливер Джеймс Уайт — был добрейший души человек, готовый помочь кому угодно! Он помогал и мне, когда я в этом нуждалась! Он помогал и Вам! Рональд Перси Нормин — самый харизматичный из всех кого я знала! Его шутки в тяжёлое для нас время дарили радость! Вы помните его слова? «И даже в тёмные времена нужно не забывать обращаться к свету»?! Гарольд Николас Харрис — человек подаривший нам чудеса игры на скрипки! Вы же сами приходили на его выступления! — от злости она запыхалась. Гейзенберг слушал внимательно, не смея перечить и перебивать, — Разве он не оскверняет их память?! Она замолчала, ожидая яростного протеста от мужчины, который, прикрыв глаза, выпустил облако дыма из лёгких. Но почему-то он молчал. Смотрел на могилы с тоскливой улыбкой, будто встретил давно знакомых людей. Он вытащил папиросу изо рта и тихим спокойным голосом сказал: — Оливер, Рон и Гарольд были моими давними друзьями. Они были обычными людьми в отличии от меня… — он говорил это с досадой и явным презрением к себе, — Я знал их очень много лет, Бетт. С самого основания фабрики. Они были теми, кто помог мне открыть её. — грустная улыбка пробежала по его лицу, — Арчибальд Стивенсон лежит здесь неспроста. Он был редкостным мудаком, я с тобой согласен. Но одной вещи он меня научил. — И какой же? — не удержавшись спросила девушка. — Упорству. — он вдруг замолчал, смотря на развивающие лепестки моха на плитке Стивенсона. Гейзенберг присел на корточки напротив него и одной рукой содрал кустарник с могилы, провел огрубевшими пальцами по выгравированным буквам имени, — Я считал его гением с врожденным талантом, но как же я ошибался. Он любил в своей жизни лишь троих: свою умершую мать, дорогой алкоголь и создавать чертежи новых деталей и выплавлять их собственными руками. Я думал, что у него просто на всего талант к литейном делу, но это не так. — он встал на ноги и смотрел сверху на надгробие, — Он упорно учился чертить детали, сам овладел техникой литья по книгам, которые находил самостоятельно. Мальчишкой он много времени проводил в мастерской на литейном этаже, где тренировался. Спустя время я сам это увидел. — Что же случилось потом? Как он превратился в такое чудовище? — Когда ему исполнилось восемнадцать, я часто звал его к себе, где мы играли в карты и пили дорогой виски или коньяк. Спустя время я узнал, что его мать умерла от рака поджелудочной железы, когда ему стукнуло двадцать. От злости, боли и ненависти к самому себе он начал пить еще сильнее, тратя огромные деньги на алкоголь. — От куда у него были деньги? — Он пробовал антиквариат своего отца… В одну из своих пьянок, он спалил собственный дом. Думаю, ты слышала об этом. — он замолчал, но вскоре продолжил, — Благодаря этому случаю он стал известен на всю деревню. После этого инцидента, он ещё больше начал пить. Он пришёл ко мне и попросил помощи. Я не мог отказать, ведь знал его отца и знал, что он мне пригодится на фабрике. Взамен я попросил лишь об одном, что он не будет пить, не просыхая. Первые годы он, действительно, сдерживал обещание, а потом… ты и сама знаешь. — Что случилось с его отцом? — Он погиб, когда мать Стивенсона была на восьмом месяце, в аварии. Арчибальд не знал, что его отец был моим другом. — Гейзенберг слегка покосился в сторону дальних могильных плит, которые поросли травой, но одна из них стояла, будто возвышаясь над всеми остальными. Он хмыкнул едва слышно. Красноволосая заметила это и попыталась бросить взгляд туда куда смотрел мужчина, но не смогла разглядеть на что именно он глядел, и спрашивать не особо хотелось. Пустыми глазами мужчина осматривал старую часть кладбища, пытаясь найти знакомые очертания. Вот же! Его взгляд задержался на аккуратном гранитном камне прямоугольной формы. Надписи не было видно, но он знал её наизусть: спи хорошо, милый друг Грегори Стивенсон. На минуту он даже снова испытал светлую, щемящую грусть, чего давно не испытвало его чёрствое серце, и это его слегка разозлило. Молчание затянулось, поэтому Лиза решила из интереса задать вопрос, который давно мучил её ум: — Вы описываете Стивенсона как человека, которого сломала суровая и жестокая жизнь, но разве это оправдывает его поступки и действия в сторону собственной дочери? — Я знаю, что нет. — чётко ответил Гейзенберг, — Я не пытался оправдать его. — Тогда зачем Вы мне все это рассказали? — в недоумении вопрошала красноволосая. — Я посчитал, что ты должна знать это. Стивенсон был ужасным человек, который научил меня одной хорошей вещи. За это я ему благодарен, поэтому он здесь. — он посмотрел на девушку и продолжил, — Знаешь, кто привёл пьяного Стивенсона ко мне? — Кто же это был? — спросила Элизабет. — Это был Оливер. — Гейзенберг тоскливо улыбнулся. — Не может быть… — Это правда. Оливер нашел его в кабаке у Марко… — Гейзенберг тяжело вздохнул, — «Не жалей мертвых, Карл. Жалей живых. Особенно тех, кто живет без любви». Эти слова он очень часто повторял мне. — после минутного молчания он сказал, — Пойдём. Нам пора возвращаться. Элизабет молча кивнула и посмотрела на Гейзенберга. Тот вновь улыбнулся ей с тоской на губах. — Спасибо, что рассказали мне. — тихо проговорила девушка. — Не стоит благодарить меня. — ответил мужчина, затянувшись папиросой, — Я вряд-ли этого заслуживаю. — шепотом проронил он, вспоминая маленькую девочку с белыми, словно колосья пшеницы, волосами. Гейзенберг видел ее не часто, но облик светловолосой малышки почему-то впечатался ему в мозг. Её красные от слез глаза и напуганный взгляд смотрящий на него с мольбой…***
Обратная дорога до замка оказалась быстрой, но довольно выматывающей. Мышцы девушку потихоньку начинали ныть, пытаясь ее вразумить, но хозяйка наотрез отрицала какие-либо попытки её тела помешать ей добраться наконец до тёплой кровати, горячего кофе и еды на обед… В её глазах застыло осознание, что еды в замке осталось не так много, как могло показаться на первый взгляд. Выругавшись себе под нос, Надя ещё быстрее побежала к замку, который уже виднелся за голыми деревьями на холме. Она искренне боялась, что в какой-то момент поймёт, что замок вовсе не приближается, а наоборот, отдаляется от неё. Из-за этого девушка из быстрой пробежки перешла в настоящий бег. Ей казалось, что если не добирётся до замка прямо сейчас, он может исчезнуть или она испарится. До деревянной двери, ведущей в подземные коридоры замка, оставалось буквально несколько шагов, но Надя вместо того, чтобы спокойно подойти к ней и зайти, подбежала и с размаху открыла старую дверь, вбегая по крутой лестнице. Дверь чудом осталась висеть на петлях. Как только ветер закрыл дверь, захлопывая её с жутким стуком, в помещении воцарился мрак, пугающий своей тишиной. Девушка резко остановилась, осознав, что стоит в полной темноте. Она оглянулась в поисках свечи или керосиновой лампы, которую оставила где-то здесь в прошлый раз, но вместо этого нащупала коробок спичек у себя в кармане плаща. Судорожно доставая его дрожащими руками, она открыла его. В коробке было пять палочек. — Надеюсь мне этого хватит, чтобы добраться до основного коридора. — девушку буквально готова была молится кому угодно, даже Матери Миранде, чтобы этих пяти спичек ей хватило. Сейчас она находилась на минус втором этаже, а основной коридор, ведущий в комнаты для прислуги, на первом. Поиски свечи или керосиновой лампы улетучились, когда девушка поняла, что это бесполезно, ведь не факт что она найдёт их в этой темноте, даже с пятью спичками. Вытащив одну палочку, Надя быстро провела ею по боковой стороне коробка. Раз. Два. Три. Ничего. В панике, она еще быстрее начала водить серной головкой, как вдруг она зажглась, озаряя все вокруг в радиусе полушага. Маленькие капельки пота со лба девушки скатились вниз. Надя вздрогнула и выставила спичку вперёд, чтобы случайно капля пота не потушила её. Оглядывая место где она оказалась, она смогла догадаться по ужасному затхлому воздуху и по очертания и железных прутьев, что это катакомбы на нижних этажах замка, хотя и так это знала. Когда она проходила здесь с Элизабет, с ней была свечка, но сейчас её и след простыл во тьме коридора. Они обе не смотрели по сторонам и быстро выбежали наружу, так обе до мурашек боялись этих мест. Надя была здесь часто, но каждый раз для неё был, будто первый. Элизабет, слава Матери Миранде, не задавала лишних вопросов, даже когда они вышли на улицу. Надя помнила, что ей нужно подняться дальше по лестнице и повернуть направо к двери, которая вела к еще одной лестнице. Держа спичку от себя на расстоянии вытянутой руки, девушка пошла вверх по лестнице. Дойдя до двери, она обнаружила, что спичка вот-вот потухнет, поэтому с силой попыталась открыть дверь. — Какого черта?! — воскликнула девушка, осознавая что дверь заперта, а ключа к сожалению у неё с собой не оказалось так, как в прошлый раз она была открыта, — Что за идиотка заперла эту дверь?! Не ужели Корнелия?!.. — она умолкла, когда огонек спички полностью исчез, позволяя тьме окутать девушку. Руки брюнетки ещё сильнее задолжали. Она боялась этого места. Лихорадочно пытаясь достать новую спичку и поджечь её, девушка старалась изо всех сил отмахиваться от воспоминаний, которые обрушились на нее, как водопад. Она тонула в них. Хотелось кричать, звать на помощь, но единственная здравая мысль, что здесь её пугливый крик никто не услышит, ещё сильнее давила на горло, вызывая приступ тошноты. Спичка предательски не хотела поджигаться, поэтому нервный разум девушки вдруг подкинул ей одно из давних воспоминаний, когда она впервые вместе с Госпожой приходила сюда, чтобы помочь Димитреску с одним дельцем — подготовить молодую ещё тёплую девушку к процедуре по откачке ее вкусной крови… Это был её первый раз, когда она ступила на безобразный каменный пол, держа в руках подставку вместе с большой свечой, которая горела ярким пламенем, позволяя видеть очертания каждой камеры — металлические ржавые прутья, а также фигуру, которая шла впереди и на много быстрее брюнетки. На тарелочке собирался отвратительный серый воск, застывая бесформенным озером. Этот некто был одет в чёрное платье до самого пола и черную широкополую шляпу. Надя так сильно переживала, когда замечала, как низ платья её хозяйки цепляет всю грязь с пола. Дергаясь от каждого шума в этом месте, девушка кусала внутреннюю сторону щек, чтобы хоть как-нибудь справиться с удушающим приступов страха. Капли воды падали с потолка, оглушая брюнетку, внушая ей, что где-то здесь бродит ещё кто-то… Димитреску шла ровно, будто не замечала ничего вокруг, изредка подгоняя новоиспеченного дворецкого, имя которого так и не могла запомнить. Она была немного взвинчена тем, что ей приходиться показываться все самой и вести девушку в катакомбы, чтобы та наконец поняла какая работа её ждёт в этом замке. — Изабелла, что ты там все время плетешься сзади? — грозно процедила Альсина, не повернувшись к девушке, — Хочешь, чтобы твоя Госпожа шла по коридору на ощупь в этих потемках?! — выкрикнула она напоследок, даже не замедляя шаг. — Простите меня, Госпожа. — незамедлительно ответила брюнетка, чуть не уронив свечку от злобного голоса хозяйки, — Может быть стоит провести нормальное освещение в катакомбы?.. — тихо предложила девушка и в конце добавила, — И меня зовут — Надя… — шепотом уточнила она, ускоряя шаг и наконец сравнявшись с Димитреску. Она не осмеливалась поднять голову, чтобы взглянуть на женщину, вместо этого уставилась себе под ноги, замечая боковым зрением на полу лужи запекшейся крови. — Отличная идея, Кэйтлин! — саркастично обрадовалась женщина, — И мне плевать как тебя зовут, милочка! — крикнула женщина, бросив недовольный взгляд на макушку девушки, — Вместо того, чтобы отдыхать у себя в покоях и пить вино, я должна возиться тут с тобой! — Простите, но я же не виновата, что Вивиян, главная служанка, умерла. — ответила девушку, поражаясь собственной храбростью. — По твоему в этом виновата я?! — настроение Госпожи заметно портилось прямо на глазах. — Во все нет, Госпожа. Я имела в виду, что Вивиян умерла, потому что была уже глубоко стара. В этом нет вашей вины. — страх почему-то потихоньку улетучивался, хотя как только она бросала взгляд на клетки, у неё вновь образовался ком в горле. — Я это и без тебя знаю! — буркнула Димитреску, смотря по сторонам, ища нужную клетку. Надя умолкла, понимая, что если скажет лишнего, то точно получит на орехи по самые не балуй. В этом месте гулял пронизывающий до самых костей ветер. Холод обволакивал тело девушки, мерзко трогая ее своими ледяными ладонями, обжигая морозным дыханием у самого горла, оставляя омерзительные поцелуи на мягкой коже. Дрожа не только от страха, но и от холода, Надя молилась, чтобы эта пытка как можно быстрее закончилась. Наконец-таки Димитреску остановилась около одной клетки с такими же оранжевыми от ржавчины прутьями и лужей запекшейся крови на полу. Дверь не была заперта, поэтому женщина с лёгкостью открыла её, входя внутрь. За ней зашла и девушка. Застряв где-то в самом начале, она поставила свечу на выступ и заметила, что в этой клетки стоят несколько деревянных бочек в самом углу, какие-то шланги и резиновые трубки, которые валялись на полу, но самое главное девушку заметила не сразу. Она подняла свои голубые глаза на стену, около которой стояла хозяйка… Резкий приступ тошноты заставил девушку опустошить желудок в ближайшую пустую ёмкость, ей оказалась одна из бочек, которая стояла к ней ближе всех. — Какая мерзость… — молвила Димитреску, смотря на побледневшее лицо девушки, по щекам которой катились горячие слезы страха. Она пыталась, что-то сказать открыв рот, но вместо слов, Надя издала тихий пронизывающий стон, вытирая струйку слюны с подбородка. Подняв голову на Госпожу, брюнетка умоляюще посмотрела в её золотые горящие ярким пламенем глаза в полумрак клетки. Альсина никак не ответила на молящий взор голубых глаз дворецкого, вместо этого указала на стену за собой, демонстрируя висящую на цепях, заключенную в кандалы, тело девушки, которое безжизненно свисало вниз. -Что ж, после такого интересного начала, следует начать наш урок…- Димитреску бросила злобный взгляд на девушку, которая, кое-как, преодолевая боль во всем теле, выпрямилась и отпрянула от бочки. — Прошу прощения, моя Госпожа. Такое больше не повториться, я Вам обещаю. — с трудом смогла произнести Надя, смотря в глаза женщине. В отличие от других девушек, которые делали точно так же при виде висящего трупа на стене, она сказала эти слова с чётко поставленной интонацией. В них не было слышно даже доли страха, как, например, у её приспешниц, которые мямлили извинения, боясь поднять голову. Димитреску усмехнулась и вновь продолжила: — Я тебе верю. — Альсина отметила для себя, что эта девушка хоть и испугалась, но не стала пресмыкаться перед ней и просить не убивать её или что-то подобное, как делали другие служанки, и не побоялась искупить свою вину, гордо смотря ей в глаза, — Для начала подойди ко мне. — Надя собралась с силами и быстро прошла вглубь комнаты, останавливаясь рядом с Госпожой, — Я показываю один единственный раз, дорогуша. Повторять не собираюсь. — брюнетка кивнула, готовясь к следующим указанием хозяйки. Димитреску закатала рукава своего чёрного платья, оголяя белоснежную кожу, словно у фарфоровой куклы, чтобы было удобнее показывать, но перчатки снимать не стала, взяла в одну руку нож, который лежал на бочке, коснулась лезвием кожи висящей девушки около запястья. Бросив нож в сторону, она поскорее взяла шланг с узким переходником и вставила его в рану на руке девушки, из которой уже успели скатиться несколько больших капель крови. Вытерев кожу рядом с переходником, женщина облизнула палец в кожаной перчатке, причмокивая губами в наслаждении. Обратный конец шланга, она бросила в бочку, из которого уже потекла среднем напором кровь, заливая днище. — Прекрасный образец. — добавила Димитреску, ощущая на языке привкус девственной крови, — Тебе осталось сделать тоже самое с оставшимися рукой и ногами. Надя сглотнула вновь образовавшийся ком в горле, но сильно зажмурив глаза, так что вот-вот пойдут слезы, подошла к девушке на стене. Взяв холодный нож, она схватила левое запястье висящей, как вдруг почувствовала, тепло исходящие от кожи. Она замешкалась. — Что-то не так? — нежно, но с ощутимыми злобными нотками в голосе, спросила женщина у самого уха девушки. — Вовсе нет, Госпожа. — ответила брюнетка, вновь чувствуя ком в горле. — Тогда почему ты остановилась? Неужели ты не смотрела как это делаю я? Или может твоя Госпожа зря назначила тебя дворецким, Надя? Девушка дернулась и покрылась заметными мурашками, когда услышала свое имя. Чувствуя холодок, который пробежал по ее коже, она откашлялась, пытаясь утихомирить приступ страха и паники одновременно. Кажется, что сейчас она снова броситься к бочке, но вместо этого сжала ещё сильнее нож в руке и почти беззвучно проговорила: — Вы не ошиблись… — Я не слышу. Скажи внятно и чётко. Помни с кем разговариваешь. — усмехнулась зловеще хозяйка замка. — Вы не ошиблись на мой счет, когда назначили меня своим дворецким. — уже громче молвила девушка, касаясь лезвием запястья висевшей, — Я вас не подведу, моя Госпожа. — с запястья полилась кровь. Оставив нож где-то в стороне, Надя схватила другой шланг с насадкой и с силой воткнула его в рану. Заметив, как с другого конца уже потекла кровь, она впопыхах бросила его в ту же бочку. Смотря на свои окровавленные ладони, с которых капала бордовая жидкость, девушка вновь ощутила, как тошнота потихоньку подкрадывается к её горлу, поэтому сжала кулаки и опустила руки вниз, стараясь не провоцировать себя. Закончив с остальными двумя конечностями, Надя повернулась к Димитреску, которая пристально следила за действиями девушки. Альсина улыбнулась, оскалив клыки, и смотря на проделанную работу произнесла: — Для первого раза ты справилась достойно. — в её голосе сложно было распознать радость, но брюнетка почувствовала, как сердце подпрыгнуло в груди, услышав от Госпожи что-то похожее на похвалу. Она взглянула в её глаза заметила в них что-то схожее с гордостью, — Придешь сюда вновь через 4 часа**, чтобы закончить процедуру. А сейчас нам нужно возвращаться. После того как женщина отдала приказ, девушка схватила тарелочку со свечой и быстрым шагом направилась прочь отсюда вслед за хозяйкой. Еще долгое время пока они обе шли по коридорам, Надя слышала, как звук капающей и журчащей крови становится все тише и тише. — Простите мне мою дерзость, Госпожа… — начала девушка, — Но разве нам не в другую сторону? Женщина непроизвольно рассмеялась с этого глупого вопроса и, бросив взгляд на девушку, сказала: — Мы идём другой дорогой, глупышка. — эта кличка прозвучала очень мило и совершенно не свойственно хозяйке, хотя щеки Нади все равно порозовели. Она надеялась, что Госпожа этого не заметит, — Хочу зайти в библиотеку прежде чем вернуться в свои покои. Этот путь самый коротки, чтобы добраться до нее. — Спасибо за Ваше терпение, моя Госпожа. — незамедлительно ответила брюнетка, показывая этим свою благодарность. Сердце девушки билось как бешеное в этом отвратительном вальсе из страха, паники и неминуемого чувства ужаса, которые проникало в её мозг, будто горячий нож в сливочное масло. С её лба реками капал пот, скатываясь по щекам и горлу, сворачиваясь в одежде. Глаза моргали без остановки, пытаясь заметить, что четвертая спичка наконец-то зажжется, освещая все вокруг своим маленьким, теплым, милым светом, но вместо этого наблюдали лишь мрак, пугающую тишину, в которой растворились звуки чирканья серной головки о бок коробка. Девушка чувствовала как уже немеют пальцы рук, судорожно пытаясь зажечь спичку, как прилипли мокрые волосы ко лбу, как безумно бьется её сердце, разгоняя кровь по всему телу. — Ебаный тебя в рот! Нахуй, блять! Сука ебланы конченные!.. — спустя несколько десятков ругательств Надя осознала, что страх вытеснил гнев, который медленно, но верно заставлял её мозг орать ещё громче, срывая глотку. Понимая, что крики тут вообще не помогут, она тихо, по крайней мере лично ей так казалось, произнесла, — Успокойся, блять… Надя вздохнула полной грудью затхлый, противный, холодный воздух, опуская руки вниз и подняв голову вверх. В эту секунду полной тишины, она услышала… Дернувшись, точнее сказать, подпрыгнув на месте, девушка отчётливо слышала что-то похожее на шаги. Мысль что здесь может быть ещё кто-то сначала вселила в неё надежду на спасение, но вскоре полный ужас, что это может быть кто угодно, даже сама Димитреску. Мгновением дальше брюнетка не заметила, как провела спичкой по боковой поверхности коробка, поджигая серную головку. Её испуганное, бледное лицо с прилипшими прядями волос на лбу озарилось приятным светом огонька, который прыгал на головке спички. — Блять… — проговорила тихо Надя, отводя от себя спичку, спускаясь вниз по лестнице и заворачивая в сторону длинного коридора, отдаляясь от запертой двери, — Матерь Миранда, неужели в скором времени я уверую в Вас?.. — этот вопрос растворился в звуке падающих капель воды где-то вдалеке. Завернув в коридор, девушка сразу узнала его. Этот тот самый коридор, по которому в первый раз шли она и её Госпожа. Звуки шагов уже не так сильно пугали брюнетку, так как она воистину решила, что это капли падающей воды создают иллюзию шагов. Она смотрела по сторонам, наверное, пытаясь понять точно ли это тот самый коридор, хоть решётки и клетки были все одинаковые, но одна въелась в ее память чуть ли не в подкорку черепной коробки. Надя чувствовала как её обдувал холодный ветер, целующий кожу и царапающий лёгкие своим морозным дыханием. Огонек спички прыгал и умолкал из-за ветра, поэтому девушке пришлось идти медленно и держать руку рядом с огнём, защищая пламя. Через пару тройку клеток, почти на середине пути, брюнетка резко остановилась и уставилась внутрь тюрьмы. На стене висел иссохший труп, руки и ноги которого под действием ветра шевелились, скребя камень под собой. Цепи также издавали шум. Видимо весь этот букет звуков Надя и приняла за чьи-то шаги. Она не стала трогать висящего на стене, а только взглянула на него взглядом полного сожаления и скорби. С её глаз потекли слезы, которые у неё не было сил стереть, вместо этого она смотрела на труп. Его кожа обволакивала кости и мышцы, будто пищевая плёнка, которая при любом удобном случае порвется, демонстрируя живность населявшую тело человека, который уже давно попрощался с жизнью. Волосы висевшей девушки были средней длины, они, словно занавес, прикрывали её лицо, ведь голова была опущена. Надя стояла у прутьев двери, а света спички хватало, чтобы рассмотреть весь этот ужас. Руки и ноги трупа, были заключены в кандалы на стене, но казалось, что вот-вот тонкие конечности выскользнут из них с грохотом упадут вниз… Не успев закончить мысль, девушка закричала от ужаса, когда увидела, как труп девственницы со скрежетом падает на каменный, запачканный её собственной кровью, пол. Часть ног, на которых висели кандалы, оторвались от тела и валялись отдельно, словно обглоданные ножки курицы. Ужасный крик застыл где-то в ушах, но девушка искренне не понимала, что этот крик был её собственный. Глаза будто ослепли, не желая смотреть на это больше ни секунды. В горле, будто начали скрести кошки, оставляя глубокие царапины на слизистой, с которых ручьями бежала алая кровь, заливаясь в лёгкие и желудок, переполняя их. Задыхаясь от этих мыслей и видений, Надя почувствовала, как в гортани, будто камень, образовался огромный ком, который давил на связки, заставляя ощутить удушающий приступ кашля. Крик на удивление прекратился, но память о нем все ещё была у неё в голове. Резким движением она кинулась к ближайшей бочке. Отбросив деревянную крышку, она без колебаний опустошила свой желудок в неё. Слава Матери Миранде, она была пуста. На днище деревянной бочки осталась лишь жидкость болото-изумрудного цвета с вкраплениями розовых, красных, коричневых тонов. С её глаз все еще падали слезы точно на днище, как и слюни, которые, словно сок спелого нарезанного яблока, образовались во рту. Спичка уже давно упала то ли в бочку, то ли на пол, в любом случае, ее огонек потух. В этой тишине девушка была одна наедине с трупом, который любезно разлегся на каменном настиле. Она все ещё стояла, уперевшись руками в бочку, не способная отойти от такого чуда представления. Слезы текли, не переставая, спина дрожала, запястье и пальцы немели. Взвыв от боли и страха, девушка вовсе забыла, что находиться в мертвой тишине мрака. Сейчас ей не нужно было быть сильной, подавляя свой страх перед Димитреску, поэтому и дала волю эмоциям, расплакавшись прямо в этой клетке. Девушка упала на грязный пол, рядом с дверью. Сжимая в кулаках свою одежду, брюнетка рыдала навзничь, пытаясь не смотреть на труп, чьё лицо открылось из-под занавеса от падения. Хоть тьма и обволакивала это место, но глаза Нади к ней привыкли и теперь, как бы она не хотела, ей пришлось рассмотреть черты лица трупа, который будто внимательный собеседник, слушал её всхлипы. Впалые щеки, открытый рот с засохшими губами, которые потрескались, глубокого посаженные глазницы с почерневшими глазами и белыми червями смотрели прямо на нее. От этого она ещё сильнее расплакалась, чувствуя, что опять придётся тянуться к бочке. Уже готовая вставать, она подняла голову и в этой черноте вдруг остановилась, прекращая всхлипывать и рыдать. Её будто осенило, но вместо этого девушка заметила маленькую свечку на тарелочке с коротким фитилем, которая стояла рядом с той самой бочкой. Забыв про труп, про личинки в нем и свою истерику, девушка подорвалась с каменного пола, хватая свечу. Взяв третью спичку девушка лихорадочно пыталась поджечь её, но та под слишком большой силой сломалась пополам и упала на грязный настил. Выругавшись как следует, Надя достала вторую спичку, которая на ее удивление была без серной головки! — КАКОГО ЕБАНОГО ХУЯ БЛЯТЬ??!!?! Крик и ругань была вполне оправдана. В такой нелегкой ситуации нахождение брака, ой как вымораживает. У неё осталась последняя спичка, которая должна была решить её дальнейшую судьбу. Вздохнул поглубже, девушка взяла её в руки и аккуратно провела по черкашу коробка. Выставив горящую спичку в перед, и, поднеся её к фитилю, зажигая свечу, девушка взяла тарелку в руки и, благодаря про себя всех богов, которых она только знала, произнесла чуть дыша: — Я готова поверить в твою силу Матерь Миранда… — успокаиваясь, девушка последний раз взглянула на труп, не дольше секунды и выскочила из клетки, пытаясь забыть об этой сцене. Девушка вытерла рукой слезы и поспешила убраться отсюда. Она прошла оставшийся коридор довольно быстро, хотя защищала ладонью пламя свечи. Вот и перед ней показалась лестница ведущая наверх, а именно на минус первый этаж. Лестница была довольно крутой и длиной. Медленно шагая по ступенькам, девушка старалась, как можно быстрее найти проход, который вел в коридор верхнего этажа. Через мгновение спустя свет свечи осветил углубление в правой части лестничного подъема, куда и завернула наша героиня, надеясь, что новые приключение её уже не могут ждать. В это месте, как и этажом ниже располагались тюремные камеры с ржавыми прутьями, грязными полами от бордовой крови. Единственным спутником девушки оказался уже знакомый ей сквозняк, гуляющий по этому коридору, как по своим владения. Он трогал ее за руки и за щиколотки ног. Надя это вовсе не доставляло удовольствия, поэтому она ускорила шаг, стараясь не замечать прикосновения ветра и клетки вокруг неё. На удивление минус первый этаж был пуст. Ни одного висящего трупа на стене. Хоть Надя и пыталась абстрагироваться от тюремных решёток, но все-же поглядывала в на них, чтобы убедиться, что находиться здесь, действительно, в полном одиночестве. Компания даже из одной такой девушки ей не к чему. Свеча потихоньку таяла под теплом огня на фитиле. Пламя все время прыгало и скакало, намереваясь потухнуть от дуновения морозного сквозняка, но девушка упорно не позволяя ему этого сделать. На тарелочке образовывался новый слой горячего парафина, который спустя пару секунд начал капать через край прямо на одежду брюнетки, а также на её открытую кожу. Дернувшись, а после этого и выругавшись как следует, Надя постаралась исправить положение с вытекшим парафином, но не успела и опомниться от его горячего прикосновения, как подпрыгнуло на месте, услышав в конце коридора шорох, который все увеличивался и увеличивался, приближаясь к ней. — Что это за… — пробормотала она потирая обожженную кожу на запястье. Замерев на месте, девушка вцепилась в подставку со свечой, забыв о парафине. Она ждала, когда звук наконец-то доберется до нее. Смотря во тьму коридора, брюнетка мысленно представляя кем или чем может оказаться носитель этих шорохов. Могло показаться, что это шаги или, даже сказать, шарканье ног проносится по этому помещению, но в тоже время этот звук напоминал и скрежет чьих-то зубов или скреб цепей о каменную стену. Гадать долго не пришлось. Девушка встала по уверение и выставила свечу ещё дальше, когда поняла, что шорох уже вот-вот окажется прямо перед ней. Она думала, что встретит кого-то, может быть служанку, а может быть и саму леди Димитреску. От этой мысли стало не по себе и Надя покрылась мурашками с ног до головы, предчувствуя как Госпожа уже готова расправится с ней. Она зажмурила глаза, настолько сильно, что потеряла очертания огня под веками, ожидая как тяжелая рука хозяйка сомкнется на её тонкой шеи… Но вместо этого под её ногами что-то ещё сильнее зашуршало, заставляя девушку открыть глаза и посмотреть вниз. Это были обычные мыши, бегущие куда-то. Возможно громкие выкрики Нади напугали их. Девушка на удивление даже не дернулась. Страх перед мышами был никчемно мал, чем перед её Госпожой в плохом настроении, поэтому она лишь качнула головой от усталости и побрела дальше по коридору, слушая вдалеке шорохи грызунов. — Мне кажется или я что-то проебала… — было не понятно понимает ли Надя, что именно потеряла или она даже это забыла в приступе паники. Она смотрела во тьму перед собой пытаясь вспомнить, но мысль ускользнула от неё, когда что-то коснулось её в районе бёдер. Одной рукой она вцепилась в это нечто и опустила глаза. Наблюдая за этим нечто девушка опомнилась, что именно о сумке с лекарствами она и забыла. Все это время она была с ней, вися на плече. — Блять… ребёнок. — Надя наконец вспомнила о самом важном. Коридор закончился, открывая еще одну лестницу ведущую вверх. Девушка подняла по ней уверенными шагами, чувствуя знакомые запахи основных этажей замка. Поднявшись по ступенькам, Надя увидела перед собой три пути, которые вели в разные направления: вперед, влево, вправо. Вспомнив, как она давным-давно шла по этому пути с хозяйкой, а также представляя карту катакомб и нижних этажей перед глазами, девушка задумалась, уставившись на лежащий фонарь с разбитым стеклом рядом с лестницей. — Неужели я настолько тупая? — спросив, видимо, у пустоты тюремных катакомб, девушка тяжело вздохнула. Она смотрела в уходящие пути и понятия не имела в какую сторону ей идти. Она безусловно здесь бывала и очень часто, но все же катакомбы знать как свои пять пальцев ей не приходилось, если дверь срезающая путь открыта, — Корнелия, если это твоих рук дела, я тебя прибью. — пустая угроза исчезла эхом, улетая в один из туннелей. Она простояла какое-то время, пока не приняла решение пойти влево. Туннель был чистым. В нем также гулял ветер. Запах становился куда приятнее, и в воздухе были привычные ароматы. Путь был давно извилистым. Временами казалось, что он движется по кругу. Девушка старательно отрицала это, пытаясь найти другое объяснение, почему туннель все время поворачивает вправо. Не успела Надя придумать причину как вдруг поняла, что она, действительно, обошла круг, ведь вышла на туже маленькую площадь из трех путей. Она поняла это, увидев на полу около лестницы разбитый старый фонарь. — Что ж… — рассуждение брюнетки были до безобразия разумными, — Остаётся только этот. — она махнула в сторону туннеля впереди себя, стоя спиной к лестнице. Она шла быстро так, как ей уже надоело слоняться по этим этажам, надеясь, что никакая дрянь не вылезти из клетки, кусая за шею, прокусывая вену острыми желтыми зубами. От этой мысли её передернуло. Желание выбраться из катакомб нарастало с каждым лестничным полётом на её пути. Свечка уже почти догорала. Девушка молилась, чтобы парафина хватило, что добраться до коридоров прислуги. Поднимаясь по очередному пролёту с серыми и грязными ступеньками из камня, Надя заметила, что запах, который она ощутила в самом начале стал ещё сильнее. Пахло книгами… Перед ней показалась дверь с металлической ручкой. Открыв её девушка оказалась в маленькой комнате, в которой хранились какие-то вещи в коробках. Она оглянулась, чтобы понять куда именно попала. Открыв коробку, Надя заметила старые, точнее сказать, дряхлые, рассыпающиеся на глазах книги, которые видимо хранились здесь, чтобы возможно пригодится Госпоже. Бросив коробку на пол, брюнетка поняла, что туннель вывел её в библиотеку. Повернув голову, она заметила маленькую неприметную дверь. За ней была сама библиотека. Огромная комната с витражными окнами через которые лил серый свет, заполняя её полностью, казалось, что даже вытесняя воздух. Здесь он был наполнен ароматом книжной пыли. Весь периметр был уставлен длинными высокими шкафа и набитыми книгами до самого отвалу. Возможно из-за отсутствия места ту маленькую каморку использовали, как шкаф. Посередине стояло деревянное сооружение похожее на беседку с куполом из стекла под самым потолком, открывая вид на серые бесформенным тучи. Девушка прошла вглубь библиотеки, касаясь деревянного основания беседки, смотря вверх. На стекло капали маленькие капельки дождя. Они скатывались вниз, собираясь у основания. Брюнетка обернулась, смотря на стеллажи рядом с одним из витражных окон. Она подошла к нему, чувства как с него дует сквозняк холодного воздуха. Проводя рукой по книгами в шкафу, девушка коснулась пальцами одну из них. Взяв её, она прочитала название. «Грозовой Перевал. Эмили Бронте». — Читала тебя, когда была в школе. — бросила Надя возвращаясь книгу на место, — Кэтрин Линтон была моей любимицей, а вот Хитклиф… — она не закончила, переключаясь на соседний стеллаж, замечая на одной из полок книгу с яркой обложкой. — Румынские народные сказки и легенды. — так звучало название книги. Девушка открыла первую страницу, замечая содержание, — Богатырь, Была у зверей грамота, Иляна Косынзян, Лекарь Тодераш, Лиса и еж, Октав Панку-яшь. Мое мнение и мнение Крокодила-папы одинаково, Петру-пепел, Рилэ-Йепурилэ и жучок с золотыми крылышками, Сапожки борзой собаки. — она замолчала на пару секунд, видимо обдумывая прочитанное. Бросив её в сумку, она быстро вышла из библиотеки, заметив часы на стене. Их стрелки показывали почти 13:00.