Крис
— Так это всё ты, малыш… Отражение в зеркале повторяло за мной, гладило свой совсем не появившийся живот, а я поверить не могла в результаты анализов и осмотра. Я разозлилась на себя за то, как была безответственна за последние дни, изводя свой организм переживаниями и тоской, хоть и понимала, что на тот момент ничего ещё не знала. Я не знала, что во мне зарождалась жизнь. От этой новости я будто сошла с ума, повторяя одно и то же в уме. Нет, я в полной мере осознавала и складывала картину из последних месяцев, но последнее никак не получалось. Однако мне уже пора было возвращаться в кабинет. Сделав два шага за спину, я нехотя оторвала руку и зашла в кабинку, справляя нужду из-за которой выбежала из кабинета, как только услышала заключение врачей. Мне надо было поторапливаться и не заставлять ждать тех, кого сорвали с других дел из-за моего срочного появления. Я неслась по коридору обратно, перед выходом из туалета поборов желание снова глянуть в зеркало и убеждая себя, что за эту минуту ничего не изменилось, а отражение не ответит мне на вопросы, почему я даже предположить такое раньше не могла. На них ответят врачи, ожидающие меня в кабинете. Ещё полчаса назад я даже не знала, что врачом, зашедшими ко мне в кабинет после терапевта, окажется мой гинеколог, миссис Чейз. И она же мне представила мужчину, акушера-гинеколога, мистера Келли, вошедшего после неё. Причину его появления здесь я ещё не понимала и даже не догадывалась, словно из меня вместе с анализами выкачали мозг — казалось, он вообще в последние часы отказывался работать и помогать мне в понимании, что происходило вокруг и со мной. Я была рассеяна после произошедшего дома у клумб, доверив всё своё тело специалистам. С мистером Келли мы уже были знакомы, так как именно к нему меня отправили первым делом, когда я обратилась в больницу два года назад. Меня в очередной раз за день попросили раздеться и вдобавок присесть для осмотра на гинекологическое кресло. Терапевт и миссис Чейз сидели за ширмой, обсуждая пришедшие результаты анализов и осмотров предыдущих врачей, пока мистер Келли осматривал меня. — Как давно был последний половой акт? — беспристрастно спросил он, осматривая меня с помощью гинекологического зеркала. — Два дня назад… — ответила я, чувствуя на сердце упавший булыжник, напоминающий причину моего появления здесь. Он опустил зеркало в металлический лоток рядом, разрешая мне опустить ноги и встать. Затем стал осматривать грудь, тихо угукая себе под нос с каждым движением своих пальцев на мне, а женщины за мной сразу стали что-то писать в медицинской книжке. Я далеко не первый раз была на приёме у врача такой специализации. Приходила на плановые осмотры, заботясь о своём уязвимом женском здоровье. Но в этот день слишком много навалилось на меня, что я была как никогда скованна и желала, чтобы врачи уже огорошили меня диагнозом. Я не могла ждать. Естественная нужда от выпитой жидкости, которую меня заставили выпить для забора анализов, давила на моё состояние. Но о ней я позабыла, когда мне озвучили итог. Я беременна. Хоть как-то привыкнув к этой новости, я вернулась в кабинет, где уже два врача ожидали меня без терапевта. Меня пригласили присесть напротив для обсуждения и дополнительных вопросов, пока по пути до стула мои глаза заметили личную медицинскую карту на столе, прикреплённую к здешней регистратуре. Это была карта Эдриана, ведь нас обоих осматривали два года назад. Раскрытая она лежала рядом с моей. Конечно, чтобы сделать правильные выводы о состоянии моей беременности они и его карту изучили на наличие заболеваний. Ведь он отец, что я подтвердила, как только услышала заключение врачей. Первым делом я сразу же спросила о менструации, ибо именно из-за неё я ничего не подозревала. Она была, хоть и короткая и безболезненная, чем отличалась от всех предыдущих. Сомнения о её значении сразу появились в моей голове — кровь не всегда может быть признаком менструального цикла, это мне было предельно ясно, — но озвучил их мистер Келли раньше, чем я открыла рот. Это была не менструация, а кровянистые выделения, связанные с имплантацией плодного яйца к стенке матки. Значит, с последней моей менструации прошло девять недель, что и стало акушерским сроком беременности на данный момент. По привычке я вычла две недели в своём воображаемом календаре, чтобы найти гестационный срок. Семь недель назад был конец апреля. А первого мая я была в Сугане. Снова не сходилось, но чтобы понять, что не так, мне нужно было вернуться домой и свериться со своим календарём. После ответа мистера Келли и своих подсчётов я ахнула и поддалась вперёд, испуганно спрашивая: — С малышом всё хорошо? В первые недели я пила алкоголь и отравилась! Мой палец указал на записи врача из Сугана о моём отравлении, которые Фиона взяла с собой, прежде чем везти меня с Джексоном в больницу. Как же она была права. Как же я ей благодарна. Мистер Келли успокоил меня хорошими результатами анализов, утверждая, что с тем количеством выпитого, которое я назвала, помня два неполных стакана красного вина за всю неделю Сугана, мне и крошке в моём животе ничего не угрожало. А отравление было, только вовремя оказанная квалифицированная помощь и режим не позволили ему навредить малышу. Именно ранний токсикоз и отторжение красной рыбы, запрещённой при беременности, усугубили моё состояние во время выздоровления. Дома, когда я должна была окончательно поправиться, всё это время меня мучил токсикоз, а не последствия отравления. Каждый позыв тошноты имел совсем другой смысл. Этот мой малыш всеми силами показывал, что теперь он или она с нами. Я подавила слёзы счастья, опуская глаза вновь вниз. На свой живот. На новую жизнь во мне. В голове я пролистнула все знания о стадиях беременности, которые довелось прочитать в мою первую беременность. Когда под сердцем я носила мою Ненси. Мне вновь понадобились эти знания, но уже не для того, чтобы поддерживать старшую сестру. Девять недель. В животе по размерам малыш был примерно, как виноградинка весом около четырёх грамм. Не верилось, что на прошлой неделе он был весом всего лишь с грамм. С врачами мы обсудили причину моего состояния на сегодняшний день, и миссис Чейз меня скромно по-своему отругала за стресс, хоть и признала, что во многом влияло моё гормональное состояние. Оно уже менялось. Миссис Чейз была прекрасным специалистом и доброй женщиной. За эти два года я ни разу не переживала о своём женском здоровье благодаря ней. Приходила на плановые осмотры, не боясь халатного обращения. Даже сегодня, как только вошла в кабинет, она извинилась за долгое ожидание, приобняла меня и сказала, что была на совещании, но как только её медсестра рассказала, что меня привезли и осматривают, миссис Чейз быстро закончила свои дела и поспешила ко мне. В конце нашего разговора, она накрыла мою руку своей, даря свою поддержку, и прямо спросила о моём решении на счёт беременности и как я буду поступать. У меня было два варианта на данном сроке и у меня оставалось время на подумать. Хотя и второй вариант мне не нужен — мой выбор был очевиден, и прямо сейчас. Миссис Чейз кивнула мне и перевела взгляд на мистера Келли, которому она теперь официально доверила меня. Мы начали ведение беременности. Только вместо руки миссис Чейз я бы хотела ощущать, как крепко бы сжимал мою руку отец ребёнка. Мой любимый и единственный мужчина. И пока мистер Келли стал записывать результаты осмотра и показатели на данный срок, я сдерживала не слёзы счастья, а печали от осознания, что узнала о малыше внутри меня без Эдриана. Его не было рядом. Даже выйдя из кабинета, я не смогу рассказать ему главные новости.***
Меня отправили домой, завершив осмотр небольшой лекцией о соблюдении режима и исключении стресса, который нам пришлось пережить сегодня. Я спустилась к Фионе и Джексону, скрыв «диагноз» и выдумав другую причину. Первым делом мне пришло в голову то самое отравление и влияние сегодняшнего стресса. Сказала, что врачи подтвердили тот же рецепт для выздоровления после отравления и запретили излишнюю физическую активность. Я лгала в лицо своей сестре, пока Джексон ушёл оплачивать квитанции за осмотры и анализы, и выдумывала, даже упомянув тяжёлую лейку, которую сегодня подняла. Будто из-за неё и головокружения мне стало плохо. Моя старшая сестра была до сих пор перепугана, что подняла руку, угрожая мне затрещиной. Но увидев моё поднявшееся настроение и смешок от её действия, Фиона сменила гнев на милость, выдохнула, нежно поцеловала в лоб и взяла под руку, уводя из больницы, когда Джексон присоединился к нам. Он хотел снова взять меня на руки, но я отказалась. И хотел забрать папку с документами и выписками сегодняшнего осмотра, но я не дала их ему, сразу вырвав его квитанции из рук. Я была уверена, что он даже не читал, ибо их было так много, что он наверняка просто спросил, сколько денег нужно, не желая самому разбираться в заковыристом почерке, похожем на заклинание, и искать строчки с суммами. На выходе из больницы я только поблагодарила их за помощь и пообещала вернуть всё до последней копейки, на что они мне ответили просьбой больше их так не пугать. Мы подъезжали к дому, уже увидев, что нас встречали не только Марк и Хосе, но и Бобби, а детские голоса доносились с детской площадки. Точнее это были голоса Кетрин и Робина, которые пытались успокоить Франки — он очень сильно плакал. Мне стало снова так стыдно, что из-за меня Фионе пришлось бросить своих детей, одного из которых нужно было кормить грудью. Бобби стоял у ворот, держась обеими руками за бока и ходя из стороны в сторону. Он замер на месте, видя, как мы приближались, и я заметила его облегчённый выдох. Марк и Хосе тоже расслабились и уступили место у бордюра, где стояла и машина Бобби. Когда мы проезжали мимо неё, на месте у водительского я увидела девушку, уткнувшуюся в книгу в руках и поправившую свои очки с круглой оправой. Она была на вид моложе меня минимум лет на пять. Я бы дала ей двадцать лет или даже девятнадцать. Она студентка? Это вероятно Джоан. Девушка Бобби. Он подорвался сюда, скорее всего, когда один из телохранителей помчался к нему с донесением, что меня увезли в больницу. Он и её не побоялся привезти? Нет, я не имела ничего против, даже была заинтересована в знакомстве с возлюбленной Бобби. Но он не опасается её показывать в их обществе? Я приняла поданную руку Бобби, как только мы остановились, а дверь с моей стороны открылась. — Здравствуйте, Криста. Как вы? Что случилось? — Обеспокоенно глядел на меня он, почти так же, как и подошедшие Марк и Хосе. Меня быстро завели за ворота, пока девушка осталась читать книгу в машине, не подняв глаз на нас. Джексон и Фиона направились к сыновьям, а Кетрин встала со скамейки, отдала детей родителям и быстро направилась ко мне. — Всё хорошо. Просто переволновалась и наплевательски отнеслась к последствиям отравления, — солгала я и им, улыбаясь Кетрин и приняв её руку, что взяла меня под локоть по пути до дома. — Мне нужен отдых, хорошо? Возможно, это выглядело и звучало со стороны высокомерно. Совесть шептала, что я обязана должным образом объясниться перед всеми, кого сегодня напугала, а не задирать подбородок и вежливо просить всех отстать от меня. Но малыш во мне и тревога о личном покое стали приоритетом хотя бы до конца этого дня. Мужчины оставили меня в покое, отходя к машине Бобби и что-то обсуждая у багажника. Я не была заинтересована в их беседе. Меня поработили мысли о том, чтобы полностью отрезаться от каких-либо переживаний, закончить этот день, готовясь к завтрашней поездке к дочери, по которой я так соскучилась. Моя Ненси, как же я хотела её рядом. Обнять мою дочку, вдыхая её запах, слушать её голос. Мне так не хватало её и того уюта, которым она заполняла наш дом… — Я приготовила для тебя лёгкий супчик, — с материнской теплотой в голосе сказала Кетрин, заходя со мной в дом, — хотя бы бульон, если тебе тяжело переваривать тяжёлую пишу. — Спасибо, Кетрин. Я с радостью его поем. — Голодная? Аппетит вернулся? — В больнице кормили. Но да, я хочу бульон… — Криста, — обратился ко мне Бобби со спины, когда я уже почти прошла на кухню. — Да? — обернулась я. Кетрин воодушевлённо прошла внутрь, чтобы накрыть на стол для всех к ужину, пока я осталась в арке. Бобби нёс мне ещё один букет белых роз, два конверта и мягкую игрушку. Мне не нужно было гадать, что значило всё это в руках Бобби. Я знала, от кого это. — От босса. — Вручил он их мне в руки и указал на игрушку в виде белочки, с пришитым орешком меж передних лапок. — Я ведь ничего не напутал? Завтра вы отправляетесь с Хосе и Марком к Ненси? — Да, — ответила я, но нахмурилась, добавляя: — но я поеду с Джексоном и Фионой. — Хм, — смутился Бобби, отводя взгляд в сторону. — Босс поручил, чтобы этой поездкой занялись они, а я проконтролировал. Он прямым текстом попросил, чтобы его заменили парни. — Нет, я не хочу, чтобы они ехали с нами, — настаивала я. — Эдриан, скорее всего, отдал такой приказ, потому что не знал, что Фиона и Джексон переедут ко мне на период его отсутствия. В моих планах было, чтобы они снова остались дома и проконтролировали безопасность Кетрин и детей. Марк умеет ставить уколы Капризу, это нужно сделать по расписанию как раз завтра. Бобби явно был недоволен, что моё решение не совпадало с приказом Эдриана, но мудро отступил, сцепив руки за спиной. — Хорошо. Я решу этот вопрос. — Спасибо, Бобби, — кивнула я, провожая его взглядом до двери, и вошла в кухню, сразу находя вазу для цветов. В спальне розы были ещё свежими, потому этот букет я оставила на кухне, чтобы и здесь ощущать присутствие Эдриана, хотя теперь он точно всегда был рядом, во мне. Я опустила глаза, ощупав пальцами конверты и понимая, что в одном из них точно были деньги. А другая была подписана на имя моей дочери, для которой внутри, скорее всего, было объяснительное письмо о завтрашнем отсутствии Эдриана. И игрушка точно для неё. Мой внимательный. Я не стала читать письмо для Ненси, оставляя печать на письме целой и невредимой. Хоть меня и беспокоили переживания Ненси о тоске по Эдриану — я всё ещё помнила наш разговор о её ревности и опасениях, — я так ничего ему и не рассказала. Это наша маленькая тайна, наш небольшой женский разговор. Если бы Ненси хотела поделиться своими мыслями с ним, она бы это сделала, но пожелала высказаться мне и то не сразу — мне приходилось подбирать слова и практически вытягивать из неё ответы в тот день. Для меня совсем не секрет, что и между Эдрианом с Ненси были свои личные разговоры. Моя дочка иногда приходила за помощью именно к Эдриану, а не ко мне. Я никогда не думала, что это плохо, наоборот, принимала за признаки их связи. Ниточка, что связывала их. Доверие дочери моему избраннику. Как я могу быть неуверенной в происходящем между ними, ведь Эдриан души не чаял в Ненси, любил её всем своим сердцем. Им не обязательно быть родственниками, чтобы стать родными друг другу душами. У них были свои секреты, перешёптывания, странные знаки, игры и шутки, которые понимали только они. Поэтому я снова даже не задумывалась о том, чтобы исподтишка читать письмо. Унесла его наверх с игрушкой, чтобы положить у сумки и не забыть завтра. И вернулась вниз. Пока сидела у островка, а Кетрин ничего мне не разрешила делать самой, я разглядывала букет в вазе перед собой. В нём не было записки. Но сам жест привычен и одновременно приятен. Эдриан уехал, но снова поручил передать мне цветы, не давая моему сердцу забывать и погибать от тоски по его вниманию даже на расстоянии. Пока я оглядывала цветы, рука сама упала вновь на низ живота, что я попыталась скрыть от Кетрин за столешницей, хоть она и стояла ко мне спиной, помешивая содержимое кастрюли. За окном, где-то вдалеке за углом дома, звучал голос Бобби и приказы для Хосе и Марка. Как я поняла, он обсуждал приказ Эдриана и изменения по моему велению. Эдриан окружил себя такими верными людьми, что меня в очередной раз распирала гордость. Когда-то я переживала, что с телохранителями и визитами помощника Эдриана, моя воля будет угасать из-за опасений, назойливого присмотра из-за безопасности. Но моё мнение всё равно уважали с приказами Эдриана или без них. Я не потеряла своей свободы. Я была так счастлива.***
Даже дня не прошло, как я узнала о своём положении, но всё вокруг меня будто сговорилось, каждый раз напоминая, пока я даже не упускала мыслей из головы об этом. Я постоянно думала о малыше, без конца. Я поужинала вместе со всеми, лишь иногда поддерживая беседу, но мысли были о другом. Уже почти стемнело, когда я вошла в гостиную села на диван возле Каприза и Чудо. Мой старичок-пёсик постоянно спал, что делал и сейчас, пока Чудо грела ему бок и грызла игрушку. Я хотела посидеть в одиночестве, чтобы немного подумать, но забыла, что дома была не одна, а вошедшая сестра будто напомнила мне об этом. — Присмотришь? — протянула она мне Франклина в полотенце. — Осталось Робина искупать, пока вода не остыла. — Да, конечно. Спрашиваешь ещё… — Он уже может уснуть. — Поторопилась она обратно в коридор, приговаривая напоследок: — Кетрин сказала, что днём так и не спал. — Я пригляжу, не переживай. Малыш причмокивал, посасывая пустышку и глядя на меня своими большими глазами. Аромат ребёнка я вдохнула полной грудью, неторопливо покачивая и мыча ему придуманную песенку. Франки ещё года не было, но наступила та самая пора, когда у него формировался цвет глаз и волос. Он родился со светлыми волосами, которые сливались с кожей, будто их вовсе не было. Серо-голубые глаза, как и у всех детей при рождении, становились более светлыми, что не было чем-то удивительным — родители Франклина оба были голубоглазыми. Но всей семьёй мы гадали, какого цвета будут его волосы. Я приподняла полотенце с его головы, в тёплом освещении вечера оглядывая медные жидкие волоски. Казалось, его волосы меняли цвет каждый месяц, и собирались это делать ещё очень долго. — И тебя коснулся сильный рыжий ген, да? — Улыбнулась я ему, оставив поцелуй на нежнейшей щёчке. Джексон и Эдриан ставили на то, что и младшего сына Вилсон обойдёт доминантный ген, как было с Робином, который унаследовал русые волосы Джексона. Но мы с Фионой верили, что Франклин будет рыжим. — Хотя, ещё всё может измениться, — хмыкнула я, — ты же ещё совсем маленький. Франклин ответил мне вялой попыткой от сонливости достать до моей свисающей прядки волос. Он уже засыпал, но пытался противостоять медленно опускающимся векам. Я баюкала его, на мгновение опустил глаза на Даму. Она прошла мимо моей ноги, обтёрлась об неё и прошла на лежанку к собакам, еле уместив половину тела на край. Казалось, всё было хорошо. Но мне снова стало грустно, ведь для хорошего настроения и успешного завершения дня я бы предпочла поцеловать свою дочку на ночь, а после уснуть в постели с любимым. Но всё, что мне оставалось, это отнести крепко уснувшего Франклина спать, перед этим шепнув животным пожелание о доброй ночи. То же самое я пожелала телохранителям, Вилсон и Кетрин. И отправилась в свою спальню, наконец-то находя уединение. И оставшись со своими мыслями. Мыслями о ещё одном моём ребёнке. Дня не прошло, а я уже сосчитать не могла, сколько раз погладила свой живот. Он не изменился от обычного состояния — срок ещё маленький. Даже врачи не озвучивали свой итог до последнего, пока не посовещались и пока акушер меня не осмотрел, подтверждая результаты анализов. Стоя в одной ночной рубашке и бережно расчёсывая волосы, я не смотрела на свои движения в зеркале. Взгляд был прикован к животу, а головой я была только в размышлениях о беременности. И вспомнила, что так хотела сделать и почему ждала момента для одиночества. Я присела за туалетный столик, рукой сразу нащупывая выдвижной ящик посередине. Там были некоторые мои записки, старые дневники, планеры полива и ухода за растениями, книги. Но вещички, которую искала, там я не нашла. Тогда перебежала к прикроватной тумбочке Эдриана, открывая один из сложно поддающихся ящиков. Его секрет был в том, что ручку нужно было не потянуть, как все остальные, а прокрутить. Тогда он с лёгкостью поддавался. Там мы хранили от глаз Ненси — если этот хитрый нос даже решится залезть к нам исподтишка в комнату, — нетронутые презервативы, смазку и атласную ленту для связывания. Там же и нашли своё место два хвостика, аккуратно уложенных вдоль бортика. А дно прикрывал мой женский дневник — я же взрослая женщина, следящая за циклом и имеющая половую жизнь. Я вытащила его, уходя обратно за стол и находя ляссе, оттягивая его вместе со страницами. Оглядела каждый день и пометки. Последняя «менструация», помеченные дни, в которые мы с Эдрианом занимались любовью, расчёты длительности цикла. Сбоку двумя неделями ранее я столбиком пересчитывала сбившийся цикл, как подумала, из-за отравления и лечения. Но глянула в дневник я ради других пометок. Овуляция. Я путалась в строках. — О чём ты думала, когда писала это всё? Что за каракули? — ругала я себя шёпотом, пытаясь понять заметки, и какая из них что обозначала. Причина, заставившая меня рассмеяться от собственной глупости, была на дальних страницах. — Боже… — посмеялась я, накрывая лоб ладонью. — Как у тебя, дурочка, вышел в феврале тридцать один день?.. Я совсем не о том думала, пока заполняла дневник на следующие месяцы ещё в январе. Моя вина, что я вела этот дневник и всё равно не предвидела вероятность беременности была в том, что в этом году я, проще говоря, немного забросила свои записи… Эдриан с зимы появлялся дома редко, что мне нечего было записывать, я часто выматывалась из-за подготовительной школы дочери, животных, Клои и лавочки. Забывала записывать свои расчёты, физическое состояние и признаки пришедшей овуляции. Да и заметила, что менструация была по записям не тех сроков, что были на самом деле. Я забросила всё, и вот что вышло — не предвидела такой исход. Я глянула на апрель, видя, что и менструацию того месяца записывала только два дня. Сколько она длилась, я уже и не вспомню. Прибавляя к этому тридцать один день в феврале, я поняла свою ошибку. Пересчитала цикл хотя бы из того, что помнила и подытожила, что примерно овуляция приходила как раз таки на конец апреля и первые пару дней мая. Наконец-то результаты врачей и мои расчёты начали сходиться. Апрель… Май. Эта беременность была предначертана. Ведь мой организм не работает по расписанию, в нём нет строгой системы. У него нет своего календаря. Цикл может сбиться от чего угодно. И начал он это делать ещё с начала года, когда я множество раз не справлялась со стрессом — он ведь тоже может повлиять. Я забросила свои сбитые записи и не подумала о риске забеременеть, когда ехала к Эдриану окрылённая возможностью увидеться. Даже попытавшись посчитать, сколько раз мы занимались любовью, я не могла найти точное количество. Были все шансы забеременеть. Только дело было в том, что по всем признакам к концу недели в Сугане я уже была беременна. Я забеременела в Сугане в первые дни, если ещё не в Барбадесе. Барбадес… Точно! Я перебрала все признаки. Я плохо спала от жара, ворочалась, волнуя и свой сон, и Эдриана. Аппетит то был слишком диким, то пропадал вовсе. И овуляция в те дни не давала мне покоя, раззадорив либидо. Выпив вино, у меня появилась сильная изжога, которую я еле смогла подавить… Меня постоянно тошнило, пока мой организм принимал незнакомца внутри. Даже до отравления на меня часто нападала резкая усталость. Тогда бы врачи ещё ничего не нашли, срок был маленький для определения беременности, но достаточный, чтобы я чувствовала себя… по-другому. Когда мы вернулись домой, я уже и не ждала приближающиеся месячные, потому что понимала, что они могли сбиться от отравления и смены климата — это и стало для меня объяснением всего происходящего с организмом. Но они пришли, оказавшись самозванцами. А ведь сколько случаев я вычитала из статистики старой книги о беременности, что именно после отпусков многие женщины путают своё положение с последствиями отдыха в других непривычных местах для организма. Ещё одни воспоминания вспыхнули в моей голове. Когда мы занимались любовью с Эдрианом, моя грудь была излишне чувствительной. Сама из себя я представляла комок нервов, до которого дотронься — и меня бросало в дрожь. Я постоянно это замечала и не придавала никакого значения. Я закрыла дневник, с этого дня решив, что останется туда записывать только своё состояние во время беременности. Теперь всё сошлось. У меня было столько деталей, чтобы понять всё намного раньше. У меня ведь есть ребёнок, я много читала. Но никогда не знаешь, как будет протекать следующая беременность. И эта отличалась от того периода, когда я носила Ненси. Вроде бы теперь моя душа должна была успокоиться. Но легче не стало, ведь я задумалась о ещё одной теме, которую хранила до уединения и дневника, чтобы не выдать волнения при всех домашних. Эдриан. Весь этот день я пережила без него. Я была одинока, услышав новость. И оставалось только гадать, как он отнесётся. Именно это меня и пугало — гадать. И злило тоже. Злило и пугало, потому что мы любили всё обсуждать. Сколько часов мы проводили в обсуждении чего угодно, что могло нас затронуть, волновать или хотя бы окружать. Мы обсуждали воспитание Ненси, людей вокруг — взрослых и маленьких, — решали конфликты в разговорах. Мы обсуждали будущее, но никогда не говорили о пополнении. Или хотя бы прямо никто из нас этого не упоминал, хотя вероятно оба принимали факт, что наша семья не закончится на нас двоих и единственной дочери, в десятке окружающих домашних животных. Когда я обратилась к врачу два года назад, и мне запретили презервативы, Эдриан уверенно кивнул, услышав наставления миссис Чейз. Он не спрашивал, негодуя, кивнув на меня: «А что, если она забеременеет?». У меня взрослый, умный мужчина, который понимал риски отсутствия контрацепции (я не принимаю прерванный половой акт за контрацепцию). Он даже в наши первые отношения думал о планах на будущее. Эдриан ко всему, что касалось меня, относился с серьёзностью. Он всегда искренне называл меня любовью всей его жизни, единственной дамой сердца до конца. Воспитывая Ненси, как настоящий отец, Эдриан не скрывал, что думал и в этих отношениях о нашем будущем. Сколько всего я услышала от него, зная, что в голове он распланировал не один десяток лет наперёд. Он не спешил, приехав ко мне несколько лет назад за объяснениями тех самых писем. Мы привыкали, узнавали знакомых незнакомцев друг перед другом. Он узнал мою дочь, уже получив ключи от её сердца. И когда он понял, что хотел бы большего, дал понять прямо, поцеловав и на следующий день изложив условия наших отношений при его деятельности. Его вещи только нашли своё место в нашей будущей общей спальне в таунхаусе, как он уже планировал покупку участка и возведение дома. Вручая мне ключи и объясняя произошедшее, он уверенно, со всей серьёзностью сказал, что хотел бы простора для нашей большой семьи, у которой есть все возможности к расширению… А что подразумевалось под этим расширением? Уж точно Эдриан не планировал завести ещё несколько пород кошек, согласиться с Ненси на лошадку и сдаться перед её упрашиванием купить аквариум. Это всё звучит очень уверено, правда? Я бы тоже даже не сомневалась в отношении Эдриана к новостям, которые его ждут дома, если бы не одно «но», полностью перевешивающее мои догадки на весах этого вопроса. Слова всегда сильнее догадок. Когда мы вернулись домой из Сугана и встретили гостей на приёме, наш спор о Клои был решён. Мы с Эдрианом вернулись за стол, всё равно разбредаясь на женскую компанию и мужскую. Я краем уха слышала, как Ли весь вечер подначивал мужчин вокруг на тему каких-то женихов для дочерей. Конечно, у Ли чёрный пояс по мастерству издевательства над нервами людей вокруг. Он часто упоминал, что везение, как и пачка презервативов в кармане — за это громко сказанное слово при детях, в паре метрах от них, он получил подзатыльник, — его никогда не покидали, потому у него не было детей. И слава богу — такие были его слова — дочерей у него тем более не было. Герман был уязвим для нападок Ли, не зная его характер, как знали мы, и уже краснел от гнева. Наш друг додумался сменить цель, чтобы не начать конфликт, переключившись на Эдриана. Тогда я сидела и томилась в ожидании Клои, переживая за неё, но всё равно подслушивала мужчин, часто слыша слова, как «дети», «дочки», «женихи» и «Ненси». Подумала, что Эдриан до сих пор огнём дышит, вспоминая букет соседского мальчика. Он сказал, что не переживает, что Ненси вырастет и найдёт плохого парня, не соответствующего ожиданиям Эдриана, потому что у неё есть перед носом хороший пример правильного отношения мужчины к женщине. »…И она не поведётся на лапшу, которую ей может повесить какой-то ублюдок. Моя Ненси даже не глянет в сторону мерзавца, чуя его за километр без моего вмешательства в её личную жизнь», — так закончил Эдриан. Фиона в тот момент ткнула меня локтем, подтверждая, что слышала это и улыбалась со мной. Моя сестра обожала Эдриана и всегда со стороны радовалась за нас. Я тоже была счастлива и гордилась в тот момент, пока Ли не ответил ему, что Ненси может быть не единственной в нашем доме, намекая на будущих, других детей. Ему нужно было найти, за что ухватиться. — А я не планирую других, — безразлично брызнул ядом Эдриан в сторону Ли и шумно отставил бокал на ближайших стол, заканчивая тему и уходя к Ненси, ибо она его позвала на помощь. Только этот яд попал не в Ли, а прямо на моё сердце, прожигая насквозь. — Ох, если бы ты только знал, Эдриан… — прошептала я, проходя в размышлениях к семейной общей фотографии, стоявшей в рамке в серванте напротив кровати. Я, Ненси и Эдриан. Фотография с выпускного из садика. Его слова в тот день звучали так уверенно, что я не могла поверить. Как будто слух меня предал. Но Ли, ответил вслед, чем полностью подтвердил услышанное: — Хах!.. да, точно. Я забыл… Значит, они уже когда-то в своей компании обсуждали тему детей. И Эдриан не впервой высказал позицию, которая не изменилась спустя время после той беседы. Он всё обдумал и стоял на своём, снова показывая порой мелькающий в нём эгоизм, когда дело доходит до планов на будущее: решал всё сам, без меня. Он часто так делал, а я постоянно его ругала за это. И вот снова… он решил без меня, не спросил мнения, хотя будущие дети — общая для нас тема. Размышления о серьёзности наших отношений были единственными предлогами для моего спокойствия и предположений, что Эдриан будет рад, когда он узнает, что благодаря нашей любви на свет появится ещё одна жизнь… А что теперь?.. Как мне оставаться в спокойствии, без опаски ждать встречи, чтобы приготовить сюрприз, красиво преподнося новость? Мне снова оставалось только ждать. Ждать и молиться, что он поступит… правильно. Я специально никому не рассказывала о своём положении, считая, что следующим человеком после меня, который должен узнать главные новости, станет Эдриан. Только он, а потом мы вместе решим, как преподнесём эту информацию Ненси, и кто об этом имеет право узнать. Он отец ребёнка во мне. Но это не меняет факта, что теперь вопрос о расширении нашей семьи встал ребром. И требовал решения, без отступлений и замалчивания. Я принимала вероятность того, что Эдриан может не принять новость, как я бы хотела — не буду наивной. В тот же момент и наша семья встанет под вопросом. И наше будущее. Потому что от этого ребёнка я не откажусь. Никогда. Ни за что на свете. Я узнала о нём и уже любила самой крепкой и безграничной любовью, которую может дать мать. Я хотела плакать от счастья каждый раз за день, когда думала о нём, кем бы он ни был — мальчиком или девочкой. Когда-то я не была рада беременности, но родилась Ненси, став плодом только моей любви, хоть и носила фамилию своего биологического отца. Она моя. Вся моя. Моя плоть и кровь. Моя дочь и свет в самые тяжёлые периоды жизни, чёрные полосы судьбы. И этот ребёнок во мне тоже мой, потому я и решаю, появится он на свет или нет. Не Эдриану это решать, какого бы мнения о будущих детях он ни придерживался. Я села на кровать, накрывая ладонью его подушку и вытаскивая записку из первого букета, который стоял на тумбочке. Уложила её на подушку, перед этим снова прочитав содержание. «Моё сердце я оставил в твоих руках. Прости, что так ушёл. Невыносимо с тобой прощаться». — Возвращайся домой… — прошептала я, опускаясь на свою подушку лицом к записке. Рука снова нашла себе место внизу живота. Малыш был крошечным, но я уже хотела с ним поговорить. Верила, что услышит. — Мамочка любит тебя, малыш… Очень сильно… Завтра поедем к твоей сестрёнке. Не терпится рассказать ей о тебе. Но первый в очереди папа… Папа…