***
Эдриан
Я сидел на крыльце во двор, выкуривая третью подряд сигарету и не понимая, как такое возможно. Бессилие наполняло каждую клетку, движения рук, мысли. Никогда прежде я не чувствовал себя настолько отчаявшимся, вялым. Опустевшим. Чудо прилегла снизу у ступень, не поднимаясь ко мне из-за дыма. Её тянуло ко мне — соскучилась, как и я, но сил ласкаться у меня не было. Пару минут назад я сидел в машине, завёл её. Поехал за ней следом. За Крис. Хрена с два я оставил бы наши отношения на такой ноте. А потом остановился. — Эдриан, мне надо к дочери. — Мне надо подумать. — Прошёл месяц, столько всего произошло за это время. Остановившись на перекрёстке и видя её силуэт вдали, я вспоминал, что она говорила в таунхаусе, пока меня одолевал страх от слов, которые она могла вот-вот сказать. Но не сказала. Она говорила мне другое. Сожалела о другом. Просила о другом. Мои руки сжали с неистовой силой руль, за спиной загудели автомобили, стали объезжать, водители что-то кричали по пути. Мне было всё равно. Меня накрыло оцепление от ощущения ближайшей ошибки. — Ты лгал мне годами… И… мне тяжело примириться с этим… — И ты хочешь расстаться… Крис, прошу, не руби с плеча. Не делай этого сгоряча. Я всё рассказал. Я всё исправлю. — Я знаю. И не рублю с плеча. Мне надо идти и, пожалуйста, не преследуй меня. Меня ждёт дочь. Мне просто нужно время, чтобы всё обдумать. Глаза прожигала сухость, потому что я боялся моргнуть, а Крис, уходящая дальше по дороге, пропадёт… Навсегда? Нет. Нет. Нет. Я так боялся её потерять после всего, даже не зная, как мы до этого дошли. Неужели мой самый главный страх исполнится? Нет! Потом я вспомнил, в какую девушку был так влюблён. Вспомнил её просьбу и знал, как она изменилась с тех времён, когда я первый раз её потерял. Это уже не та Крис. Я не тот. И наши отношения не те. Я помнил её глаза, выражение лица, мольбу в голосе. — Дай мне подумать, подумай сам, к чему мы пришли. Я не мог. Не мог! Да что не так?! Чем эта ссора отличается от тех, что заканчивались примирением?! Тобой, сука. Это твоя вина! Ты, кретин! Я горько простонал, роняя лицо в руки на руле. А Крис удалялась. Думал, что окажется ошибкой: что остановился или что поеду за ней. На самом деле правильный вариант я знал, он мне не нравился. Я не хотел так поступать. Но должен был в первую очередь подумать, что Крис хотела, чтобы я не ехал за ней. Я, скрипя зубами, вывернул руль на перекрёстке. И вернулся в таунхаус. Так и оказался на крыльце, выкуривая сигареты. Думай, что делать. Третья сигарета должна была оказаться последней, чтобы весь запах окончательно ушёл со двора через два часа. Два часа. Точно. Я сидел, переваривая всё, что мы обсудили и что я узнал. Что произошло за моё отсутствие. А потом как пулей пробило, что я вскочил со ступень, вылетая в дом, а потом и из него. — Четыре дня назад Бульдог ворвался в наш дом, избил Марка и хотел забрать печать. Бобби успел. Я подвернула ногу, травмировала плечо отдачей ружья, когда дала предупреждающий выстрел. Спустила семью в подвал, а сама вышла, чтобы прогнать твоих людей. Мои люди ворвались в наш дом! Я даже не заехал в офис, как вернулся. Только домой помчал сразу после поезда, а там обнаружил собранные вещи, новость о решении Крис переехать ни с того ни с сего в панике заставила меня взять машину Бобби, который был там, в доме. Наш автомобиль оказался сломан. Я рявкнул помощнику, чтобы он отдал мне ключи от своей машины, и полетел в таунхаус. Я проигнорировал, — что было зря, — как Бобби пошёл вслед за мной, с заиканием что-то пытаясь рассказать. Он упомянул Бульдога, а потом закашлялся от выхлопа машины, когда я уже вдавил педаль в пол. То же самое я сделал и в этот раз, добираясь до дома предельно быстро. Джексон и Хосе уже загрузили всё в машину. Битком. Остатки. Увидев это, я ослабел окончательно. Заболела голова — похоже, повысилось давление. — Ты в порядке? — Толчок Джексона в бок отвлёк меня. Наверное, я стоял около минуты, пустым взглядом уткнувшись в машину. Я не мог даже обернуться на дом. — Похоже, всё вышло хреново. — Джексон рядом встряхнул перчатки, смотря вместе со мной на машину. — Похоже… Тогда Джексон перегородил взор, глядя на меня с режущим по моему саднящему сердцу состраданием. — Не знаю, что у вас случилось. Наши женщины с ума посходили, пока тебя не было. Мало ли, что они там надумали. Надеюсь, ты не в обиде на меня, — Крис нуждалась в помощи с этим переездом. Собиралась сделать это в любом случае. Я особо не лез, тут и без того пух и перья летали. Но, если ты хочешь и скажешь, — Джексон кивнул на машину, — я никуда это не повезу. Мне нечего было сказать. Я подвёл Крис и не имел право требовать чего-то. Подвёл так, как не должен был — безоговорочно ужасно. Крис разочарована во мне. — Делай, как попросила Крис, — ответил я, сунув руки в карманы. — В любом случае, я благодарен тебе, что не оставил её в беде. — Ладно. — Кивнул он. — Ты в курсе, что было? — Месяц прошёл. Что именно? — Твои.— Скривился Джексон. — Знаю. — Посмотрел я на Бобби, уже ожидающего меня в стороне. Я предупредил его, что как закончу свои дела, мы поедем в офис. — Твоя жена и дети были в доме. — Вот именно. Бобби сказал, что эти ублюдки учли, что и меня дома не было. В командировку ездил. Три грёбаных дня. Приехал, а жены нет, они с Крис рассорились. Мальчишки только забыли о случившемся. Я должен набить тебе рожу за то, что им пришлось пережить. — Давай. Я заслужил. Это были мои люди, и отвечу за них я. Джексон прицыкнул, оглядев меня с ног до головы. — Не стану. Всё обошлось, не было тебя — был Бобби. Что-то я слышал из разряда «Мои люди — мои руки». Вот же… угораздило связаться с такими… — Намёк на тех, кто терроризировал Джексона из семейки Дюбуа, я расслышал сразу. — Всё решилось. Это тоже под твоей ответственностью. Хотя, считай, что мы рассчитались. Мой долг перед тобой за Кори и Уильяма погашен. Пускай будет так. Слова Джексона для вас могли быть крайне непонятными. Вы, наверное, даже забыли упомянутых персонажей в нашей истории. А***
После разговора с Крис у меня будто внутренности ныли, затем накрыло словно опустошение — я столько сил отдал во время разговора, который не спас положение. Я объяснился перед Крис, но ничего из своих выводов она мне так практически и не озвучила, уходя. После разговора с Джексоном, когда остался только я и Бобби, всё переросло в злость. Ни боль, ни бессилие мне никак не помогли в продуктивности и мотивации, а ярости я нашёл применение — переключил в работу. Спустя месяц Капо Оштена вошёл в свой офис, встречая тех, по кому, не скрою, я тоже скучал. Мои верные парни, пережившие всё дерьмо, которое мне уже рассказал Бобби в пути. Я не задерживался, тратя время за зря. Моё решение и не стоило озвучивать. Каждый, встретивший меня, уже знал, что как только я вернусь, будут казнены все, кто виновен в произошедшем в моём доме. Моя правая рука, мой помощник стал заместителем и прекрасно справился со всеми трудностями, которые пришли в наш город. Он успел приехать в дом, сделал всё возможное, хотя ничего, по сути, не имел на руках, чтобы сделать ещё больше и лучше. Чтобы вовремя предотвратить вторжение в дом, ему не хватало рук и ушей, а это моя вина, потому что все ждали именно меня, как можно скорее. Бобби был по уши в работе за нас двоих. Чёрт, он должен был готовиться к свадьбе со своей невестой, а не пережить такое. Я не думал, что так задержусь, не давал приказа о ценности слова Бобби наравне с моим. Что каждый его приказ будет от моего лица. Он хоть и помощник, но руки были во внешних делах города связаны, а он использовал всё возможное, не переходя черту даже в экстренных ситуациях, как с договором с другим городом. Из-за моего отсутствия и недоверия со всех сторон, он мог взять на себя слишком много, чего не сделал и что было самым верным решением. Бобби к моему возвращению как раз успел набрать информацию о мотивах Бульдога, о соучастниках. Мой верный друг. Как же я ему был благодарен. Нескончаемый поток из нерешённых и требующих моего внимания сию секунду дел обвалился мне на голову. С каждым шагом за порог я больше и глубже утопал в своей работе. Всё подождёт. Главное — я вернулся. Это уже решило половину. Грант был ещё на Парадизе, стопка отчётов от Бобби уже ждала на его рабочем столе. Сейчас мне не нужно было его «разрешаю» для того, что намеревался я совершить, а именно — вершить судьбы людей Клинка. Хоть я и Капо, но в таком количестве, — когда Глава ещё не был проинформирован о случившемся сговоре в моём городе, — совершать казни я не мог без его согласия. Грант должен узнать, но как? Его не было даже в Марли. Да и мне плевать. Это мой город. Мои люди, позарившиеся на святое, как бы смешно это ни звучало из моих уст. Мне не смешно. Бобби дал список всех соучастников, изложил причины. Я согласился с большинством из его списка, переполняясь в очередной раз гордостью за своего помощника. В Сугане, чего не слышала Крис, я был нахвален сотню раз за успехи собственного города. Грант высказал похвалу в сторону Бобби. Меня ждёт казнь за клятву на крови, которую я не сберёг. Тайна о совершённом на Парадизе. И если уж так, то перед смертью я заберу на тот свет ещё тех, кто угрожал безопасности моим любимым. Сделаю так, чтобы без меня им больше никто и никогда не мог навредить. Из двадцати одного человека, присутствующих у моего дома в тот день, я отправил на казнь одиннадцать. Шестеро из остальных были при Бобби — те, кого он исподтишка пристроил к Бульдогу, чтобы проконтролировать и обезопасить мой дом в случае чего. Двое были шантажированы из-за родственных связей, долга перед Бульдогом за старые дела, когда меня ещё не было на посту Капо. Каждого я знал, каждый был мне верен. Я вызвал их по одному к себе на разговор, что было проще простого, так как все из соучастников Бульдога были посажены в подвал и ожидали решения или Бобби, или моего, если я всё-таки вернусь. А я вернулся. Бобби ждал, верил. Всё они остались под вопросом и заперты в подвале до окончательного решения их судьбы. Последние двое вовсе не знали, на что шли. Ублюдок Бульдог даже не поставил их в курс дела, отдав приказ, а они его послушали из-за репутации старого солдата Клинка. По сути, они ещё были низшими солдатами. Только вошли в дело. Спас тех, кого я ещё не казнил, факт, что они не знали, кто такая Крис. Я опросил — половина сказала, что подумали, будто она вовсе состояла в отношениях с Бульдогом или Бобби, ведь что-то важное, за чем пришёл Бульдог и прихватил остальных, у другой женщины храниться не могло. Некоторые посчитали её должницей Клинка, из которой нужно было выбить этот самый долг. А те, кто знал о Крис и о её важности для меня, отправились на казнь и были в числе первых десятерых.***
Стемнело к тому времени, как я закончил с разговорами и приступил к действиям. От всего услышанного у меня внутри кипело, бурлило и рвалось наружу. Обо мне редко кто слышал, как о кровожадном убийце, потрошителе. Гранта знали, как жестокого, грозного и хитрого Главу. Мартина знали, как верного и безумного головореза Клинка. Ли славился своей безбашенностью. Мой облик не был точным, а моим действиям никогда не могли дать определённого описания, как упомянутым выше. Я предпочитал оставаться в тени. Слишком много обо мне говорили, и одного отличалось от другого. Слухи об изнасиловании следовали за мной с давних лет, не красили. Ко всему можно добавить разговоры о сестре, её поведении, слухи о том, что Ян рождён не от Гранта. Это тоже связано с моей фамилией, как ни крути. Мрачности облику добавлял с недавних лет и мой пост Капо. Кто-то связывал родственные связи с Грантом. Его я просил в это не ввязываться и защищал собственную репутацию делом. Быстро тема с Грантом улеглась. Не скрою, что путь Капо начинался с требовательности, жёсткости — мне достался почти разрушенный город. А обычно доводят до такого состояния сами люди этого города. Их рядом уже нет. Пиздабол Бульдог — исключение, которое скоро тоже исчезнет. Мой авторитет к этому времени уже сложился. Я добр к тем, кто верен мне. Я жесток с теми, кто идёт против меня. Я справедлив. Но особенно — беспощаден, а пример тому — этот вечер. Хосе прибыл в офис, рассказав мне наедине, что закончил с перевозкой вещей. Джексон остался помогать Фионе и Крис. Ни слова обо мне в доме не было сказано. Одно упоминание Крис подогрело во мне жгучую боль, а за ней вновь пришло напоминание о произошедшем. Мы выехали за город, за железнодорожные пути, к лесу. Бобби, Хосе, сестра Марка, лежавшего в больнице, его пятнадцатилетний сын Юнас — они были рядом. Когда я рассказывал Джексону, что будет с Бульдогом, к нам подошла Кетрин. Она не задавала мне вопросов, не осуждала за произошедшее дома за месяц. Они встретила меня с улыбкой и объятиями, чего не сделала от удивления в первый раз, как мы встретились, а потом я уехал в таунхаус. Кетрин услышала мой план и ошарашила меня просьбой, когда спросила, могу ли я взять её с собой. Мы обговорили всё до деталей, сошлись на общем. Я не отказал ей, поэтому она стояла в этот вечер с нами под охраной Хосе. Возбуждение толпы моих людей вдохновляло меня. Они все были рады моему возвращению. Я словно ощущал с ними духовное родство. Как же я скучал по своим людям, по своему городу. Оштен мой. И я здесь власть. По пути мы проехали патрулирующую город полицию. Бобби, пока я беседовал с пленёнными, съездил, договорился. Ничего за городом этой ночью не произошло. Вы тому свидетели, ведь так? Нас только предупредили, чтобы много людей не брали. Я и не собирался брать всех. При мне был лишь узкий круг подчинённых, высших солдат. Тридцать человек. Мы вышли из машин, перед этим окружив ими небольшую равнину и осветив её заготовленными фонарями. Мы не собирались тянуть — собрались ненадолго, по делу. Одиннадцать человек, включая Бульдога, вывели в середину, поставив в шеренгу на колени. Они не хныкали, но тряслись. Кто-то выпячивал гордость, некоторые опустили головы, остальные не прятали ненависти, обиды. Я вышел в середину, размяв плечи. Толпа затихла. — Я не стану говорить много лишнего, — заговорил я твёрдым, как сталь голосом. — Середина июня — начало событий, ставших причиной, по которой сегодня мы с вами здесь. Каждый из вас знает: по слову Главы я был вызван в Кайлас, что вылилось в неопределённый срок. Я был вынужден оставить Оштен в руках моих солдат и был уверен в них. Уверен, как в самом себе. Этот срок в месяц обнажил сущность тех, кто стоит в эту ночь на коленях перед всеми нами. Некоторые, слушая меня, как и все остальные в оба уха, опустили одновременно глаза на предателей. Другие проигнорировали их на данный момент, предвкушая полный рассказ всего произошедшего. — Бобби, — я посмотрел на своего помощника рядом, — мой заместитель. Тот, кто говорил за меня, действовал от моего лица. И делал он это по совести, чести. Если бы не он, половина из вас здесь бы уже не стояла. Бобби за этот месяц предотвратил три покушения, невыгодную нам с вами сделку о торговом обороте с соседним городом. Ещё больше! Бобби без моего присутствия провёл работу с «Заводом металлических изделий», который теперь по праву принадлежит нам в чистом виде. Толпа с восхищением зааплодировала сразу после мною сказано, так как все они знали, что от этого завода многое зависело. — В нём история этого города, ведь основан он был на небольшой пристройке зданий для рабочих этого завода, который когда-то поставили на водохранилище, — продолжил я, напоминая им важность этого завода. — Компания множество раз с крахом разваливалась, её обворовывали, завод пережил нападки со стороны других городов, перестраивался, переезжал и возвращался на «родину». Завод видел забастовки рабочих, которые месяцами не получали зарплат, эти же люди сами ремонтировали склады и цехи. Это верные люди, начавшие здесь жить и стоить семьи. Некоторые из вас даже являются родственниками этих героев Оштена. Так и появился Оштен, на бюджете этого завода он и рос. Кризис и конкуренция почти добили наш завод к нынешним годам. Проблему можно было решить финансированием. Все вы, каждый из вас присутствовал на совещаниях, когда мы обдумывали судьбу завода. К сожалению, в этом году на Совете Клинка, который прошёл в мае, мы не смогли выиграть грант от Клинка. Это было важно для нас. Я, Бобби и все вы были в Сугане в те дни. Это была одна из целей нашего присутствия на Совете. В такие подробности праздников в Сугане я Крис не посвящал. Только загорелся возможностью увидеться, пригласил. Это были прекрасные дни, хоть и я отдавал себя во многом работе. С Крис мы тоже отлично провели время. Я никогда эту неделю не забуду. Улыбка тронула мои губы. Крис. Чёрт. Я прокашлялся, сбросив размышления о личной жизни. — Но мы с вами не отчаялись. Весь май и начало июня мы не забывали о заводе. Прямо перед своим отъездом я последний раз переговорил с Бобби и принял решение. Бобби закончил дело. Завод профинансирован из казны Клинка в Оштене без существенных потерь для остального бизнеса по городу. Без гранта от Совета! Это наши с вами заработанные деньги. Это наша гордость. В данный момент завод уже открыл вакансии и запросил нужное оборудование из Скил-Брума, который находится под управлением Лоуренса Фаеррома. Именно на Совете в Сугане я начал с ним обсуждать будущее завода и возможную покупку оборудования у них. Всё прошло успешно. Но люди, стоящие прямо перед нами сейчас, были против, до последнего, как жалкие трусы, не выговаривая это мне или Бобби. Они скрывали причины, но Бобби смог их найти не без вашего участия, собрал всё в единое целое, по кускам, которые принесли ему вы. Как оказалось, Бульдог — зачинщик «бунта», был обозлён на Бобби. Наша с вами удача в том, что сам Бульдог не был проинформирован, что мой заместитель уже имел моё добро на финансирование завода. Всё уже было оговорено. Бульдог вместе со своим сватом хотел более выгодной сделки с другим городом, что не было выгодно самому Оштену. Чёрные деньги вошли бы в карманы их семейки, на которые они уже планировали строить собственный бизнес за пределами Оштена. Бульдогу нужны были эти деньги, потому он был готов на всё. Без моего разрешения и против слова Бобби он снова запросил переговоры. Бобби опять это предотвратил. Что же происходит, когда человек вновь и вновь потерпел неудачу? Когда понимает, что стоит на опасном пути, утонул в рисках, уже предал своих людей — либо всё, либо ничего? Из него сочится гниль, а честь забывается. Этот человек подставил своих подчинённых, собирался шантажировать некоторых из вас, с другими он это сделать успел — на данный момент их судьба ещё не решена. Я созову вас ещё раз, посоветуюсь с Главой, тогда мы решим окончательно. Пауза стала сменой темы. — Я упомянул три покушения. Три покушения собирался совершить Бульдог. Первое из них — семья Гринн — хозяева завода. Второй — Стивен Арчибальд. — Я нашёл мужчину, который в отцы мне годился, в толпе глазами. — Один из верных водителей Клинка Оштена. Бульдог хотел шантажировать его личной информацией, которую называть здесь не стану из уважения к нашему товарищу. Я уважительно склонил голову в сторону своего подчинённого, чья жена была больна. Я не знал об этом до последнего, но теперь собирался выдать ему премию, чтобы он смог оплатить лечение и счета за дом. У него ведь и внук недавно родился. Откуда у мужчины, отдающего последнее на лечение больной жены, хотя бы деньги, чтобы побаловать внуков? В мыслях я сделал себе заметку узнать больше, и если нужно будет — помочь. Стивен ответил мне благодарной улыбкой и склонился ниже моего, почти сгибаясь пополам. — Третью семью я называть не буду, так как их нет среди нас. У Бульдога есть среди них родственник, через которого он хотел манипулировать. Это близкая мне семья. Невеста Бобби. Её кузина была женой погибшего сына Бульдога. Девушка мягкотелая, до сих пор винящая себя в смерти покойного мужа. Она страдает. Бульдог при любом удобном случае пользовался родственными связями и влезал в жизнь моего помощника. Копал под него. Пора было заканчивать с речью, но я ещё не упомянул то, что хотел и на что решался. Люди заметили мои изменившиеся эмоции в лице. Я выпрямился, раздувая ноздри от злобы. — Я сказал, что Бульдог готовил покушение против наших людей. Но есть то покушение, которое он совершил. Это затрагивает моё личное. Если уж я что-то не упоминал, ведь не имел на это право, так как меня это близко, по-семейному не касалось, то своё я расскажу вам. Я расскажу, но перед этим каждый из вас, мои верные люди, должен поклясться, что никогда и ни при каких условиях это знание не передастся из ваших уст в чужие. Это моя тайна, важная для меня часть жизни. И поделюсь ею с вами взамен на вашу клятву. Я не стал искать Кетрин в толпе глазами, чтобы не привлекать к ней внимание остальных, кто глядел на меня и мог проследить за направлением моего вздора. Не сомневался в людях, окруживших меня, так как каждый из них без сомнений поклялся, накрывая брошь на груди ладонью. — Клянусь! — Клянусь! — Клянусь! Поклялись все до единого. Я вздохнул, решаясь. — Четыре дня назад в мой дом ворвался Бульдог вместе с толпой из двадцати человек. Бульдог не знал, что среди них есть шестеро, которые пошли за ним не ради цели, установленной им, а ради того, чтобы остановить непоправимое вовремя. К сожалению, хоть они и пытались, им не удалось предотвратить нападение на одного из нас. Марк в одиночку пытался выпроводить их, напомнить правила, установленные мной. В итоге он был жестоко изувечен и на данный момент находится в больнице. Его сын и сестра сейчас с нами, чтобы увидеть и дать мне разрешение на наказание тех, кто это совершил. Мы выслушаем их, как только я закончу. Марк и его семья получат денежную выплату, его детям будет оплачено обучение, а сам он выйдет на оплачиваемую пенсию за героизм. — Я сглотнул, глядя в глаза сыну, так похожему на Марка. — Марк для меня герой. Герой потому что сделал всё возможное, чтобы защитить мою семью. Я оглядел толпу, заметил удивление и появившийся ужас от сострадания. — В доме была моя семья. Няня, подруга семьи, родственники. Моя дочь и любимая женщина. В доме была моя тайна, которую я скрывал до последнего. Они поспешили, Марк дал им время спастись. Мою любимую зовут Криста Хилл. Многие из вас видели её, как гостью нашего офиса. Я безмерно благодарен, что ни один из вас не задавал вопросов, почитая правила, установленные Главой о неприкосновенности личной жизни. Криста отвела всех, кто был в доме, в безопасное место, а сама с винтовкой в руках вышла в одиночку к двадцати мужчинам, чтобы выгнать их из нашего дома. Бульдог пытался шантажировать её, но мать моего ребёнка — удивительно верная и храбрая женщина. Стоя перед ним и предателями Клинка, она послала Бульдога куда подальше, хотя под угрозой нашей семье, нашей семилетней дочери могла сделать то, что он просил, лишь бы ушёл. Бульдог пришёл за этим. Я вытащил из кармана коробку с печатью, вытянув её над головой. — Ради моей заверяющей бумаги печати, Бульдог ворвался в мой дом, угрожая моей женщине, безопасности моей дочери и членов семьи. Криста не отдала её Бульдогу. Вторая печать в моей руке, а первая — вот — на пальце. Я поднял свою вторую руку, показывая перстень с печаткой. — Криста дождалась подмоги, перед этим травмировав плечо отдачей винтовки — она выстрелила в небо, предупреждая. Она ещё в доме бежала к детям из-за шума у ворот, когда Марка уже избивали. Она была напугана, подвернула ногу! Бобби подоспел вовремя, но мне, как отцу, страшно представить, на что, после всего сказанного о планах Бульдога, он был способен ради своей цели. Что бы стало, если бы Бобби не приставил тайно к людям Бульдога своих? Криста бы их, как и Марк, не смогла сдержать. Что бы он сделал с моей любимой? Бульдог ворвался бы внутрь, к гостям моего дома, к племянникам, к моей дочери. Что ждало бы их?! У меня дрогнул голос. Все, как один посмотрели на предателей с отвращением. — Перед тем, как мы начнём казнь, я добавлю к ней один из пунктов наказания. Наконец-то я спрятал печати в карманы, сбросил пиджак, оголяя нагрудные кобуры. Клинок в моей руке блеснул в свете фонарей. — Бульдог знал, к кому обращался, когда вошёл в мой дом. Моя любимая выслушала всю грязь, которую Бульдог извергал на неё перед всеми, наплевав на честь. — Я говорил громко, озлобленно, почти кривясь от ярости. Хосе в уголке моего глаза стал уводить Кетрин как раз вовремя. — Он запятнал своим языком имя моей женщины, назвав её прилюдно шлюхой. Люди вокруг меня сразу поняли, что ждёт Бульдога. Я подошёл к Бульдогу, он только хмыкнул, когда я взял его за шкирку и вытянул из строя, снова роняя на колени и возвышаясь над ним. Хотя бы что-то путёвое в нём от службы Клинку осталось — принимал своё наказание. Я крепче обхватил рукоять клинка, созданного для мести. Вытянутое и изогнутое с небольшим ограничителем орудие имело имя моей покойной сестры. — Клинок в моей руке называется Пенелопой, — громко озвучил я, касаясь острием щёки Бульдога, — после наказания того, кто осмелился когда-то в первый раз запятнать её честь, обозвав шлюхой и назвав моего тогда ещё не родившегося племянника бастардом. Я чуть склонил голову на бок, глядя на Бульдога глазами, в которых наверняка плескалось безумие. — И что я сделал с этим человеком? Бульдог изменился в лице, пропала гордость. Взял его за волосы, запрокидывая голову. Сделал шаг вперёд, наступив ему на пальцы рук, которыми он зарывался в траву, чтобы не упасть назад. Бульдог умоляющие простонал и замер, наблюдая, как «Пенелопа» в моих руках острием примкнула к его губам. — Что я сделал с языком, с которого сорвались его последние слова? Все слышали эту историю… Я его вырезал и вырежу твой за оскорбление моей женщины. Крик Бульдога прогремел на всю округу, как я без промедлений резанул его губу. Насквозь и вниз, задевая дёсны. Он завертелся, Бобби подошёл ко мне, но не встревал. Я справлялся сам, начав прорывать себе путь к языку. Кожа легко поддавалась наточенному, заготовленному лезвию. Бульдог заныл, заскулил. Я встал на его руки сильнее, оттянул голову выше. Бобби коленом надавил ему на спину, не давая завалиться назад. Бульдог зажмурился, заорал сквозь стиснутую челюсть. — Если кто-то коснётся или даже нацелится на моё сокровище, будет иметь дело со мной. Я ни капли не пожалею, убивая за содеянное собственными руками. Кровь струйками потекла по изуродованным губам к подбородку, ушам от запрокинутой головы. Я приставил лезвие к уголку губы, просунув поглубже, меж кривых зубов. И дёрнул в сторону, разрезая плоть. Бульдог почти вырвался, забился в моей хватке, сильнее завопил. Кто-то отвернулся, кто-то продолжал смотреть за наказанием Бульдога. Сидящие рядом предатели опустили ниже головы, некоторые наконец-то зарыдали. Я же продолжал резать себе путь к языку, который высказал столько оскорблений в сторону Крис, угрожал ей. Другая щека поддалась так же легко, до связок. Бобби перехватил Бульдога за голову. — Дай сюда, — прорычал я, без брезгливости сунув пару пальцев в кровавый рот. Оттянул со всей силы ниже челюсть, раскрывая. Поток крови заливал всё: лицо Бульдога, мои руки, его и мою одежду. Мне застилало глаза жаждой мщения. Я впился ногтями в язык, в свою цель. Другой рукой наконец-то сунул острие, язык задвигался, Бульдог закашлял от рвотного рефлекса. Наплевать. Бульдог — слабак, трус. Я наносил по его языку колотые ранения, он визжал, как свинья. Я видел, как трясутся его гланды, двигается носоглотка. Я дорезал его язык и наслаждался процессом. Месиво в его рту с чвакающим звуком душило его. Бульдог терял сознание от болевого шока, как я сделал последний надрез, рывком извлекая кусок языка и вытянув его над головой. Бобби пнул Бульдога в спину, роняя на живот. Брюки мне и остальным предателям забрызгало, но мне и на это было наплевать. Толпа взревела, как я продемонстрировал им язык. Сестра и сын Марка дали разрешение на казнь. И она началась. Мне вынесли топор, которым я в ту ночь казнил всех предателей, нанося точные удары в шею, отсекая головы. Всех, кто осмелился войти в мой дом. — Сговор был против моего слова и руки, кем был Бобби! Тот, кто угрожает моему помощнику, воюет со мной! Тот, кто воюет со мной, совершает преступление против нашего города, против Клинка! К рассвету, весь в крови и грязи, я вместе со своими парнями зачерпнул последний кусок земли лопатой, закинув его в братскую могилу предателей. Этих ублюдков я даже не собирался отправлять на кремацию. Не вспомню, когда последний раз был настолько безумен. Я не пожалею ни одного, кто будет угрожать жизни моим лисичкам и членам нашей семьи: Кетрин, семья Вилсон, нашим домашним животным. Да вплоть до дорого Крис какого-нибудь горшка с кактусом. Так будет всегда, даже если Крис решил, что между нами всё кончено. Я буду оберегать её всегда, даже если она не будет этого знать.