Ещё живой

Есть идеи, покрытые пылью,

Есть — одетые в сталь…

Что в них — не так уж важно,

Гораздо важнее — кто за ними встал!

Не говори мне о том, что он добр,

Не говори мне о том, что он любит свободу…

Я видел его друзей — их трудно любить.

А твоя любовь — это страх!

Ты боишься попасть в число неугодных,

Ты знаешь — он может прогнать, он может убить!

Телевизор. Твой папа — фашист

      

Саша Браус

834 — 854

Ты живёшь и будешь жить в сердцах, любящих тебя…

      Микаса смахнула пыль с могильной эпитафии, присела на корточки и положила на свободное место под надгробием букет из маленьких желтых хризантем. Другие цветы, принесённые скорбящими, уже увяли, а чернила на открытках с прощальными словами, что никогда не дойдут до адресата, частично размыло дождём. Внимание Микасы привлекла одна нетипичная для похоронных традиций вещь — маленькая жестяная баночка, судя по яркому оформлению, наполненная чем-то сладким. К ней была приставлена записка: «Надеемся, что там, где ты сейчас, жизнь сладка, как эти конфеты. Любим и помним тебя. Конни и Жан». Обняв колени руками, Микаса сжалась и наклонила голову, спрятав лицо.       Перед входом в старую часовню культа стен Эрен обернулся и посмотрел на свою жену. Толкнув деревянную дверь, он вошёл внутрь.       Часовня больше не функционировала по назначению и использовалась администрацией военного кладбища как подсобное помещение и место для укрытия от дождя, но внутри остались ряды длинных скамей, витражные окна и алтарь подле статуй трёх богинь.       Прямо с порога на него были нацелены ненавистный взгляд карих глаз и дуло пистолета.       — И что дальше, Флок? — поинтересовался Эрен.       — Сейчас ты мне ответишь на один вопрос, и, если мне не понравится ответ, я спущу курок — твои мозги будут размазаны по стенам, — не опуская пистолет, Флок медленно обошёл Эрена, встал у двери и закрыл её на железный шпингалет. — Усёк?       — А если я не захочу отвечать, что, и впрямь выстрелишь? Нехорошо получится, ведь ты должен охранять меня. Такой ведь у тебя приказ? — спокойно, почти скучающе спросил Эрен.       — Ублюдок, — зло прошипел Флок. — Чертов предатель.       — Если хорошенько подумать, ты не меньший предатель, чем я. Ты же не рассказал начальству о нашем разговоре с Еленой?       Флок замер и прищурился.       — Я слышал о твоих успехах. Генерал заметил твои таланты и теперь отдаёт приказы, минуя командора Ханджи. Наверное, он планирует предложить тебе новую должность в главном штабе. Кое-кто считает, что Закклай делает это из чувства благодарности за спасение своей жизни, но думаю, дело не в этом. Полагаю, ты этого достоин, и очень рад за тебя, ведь ты всегда хотел признания, уважения, популярности. Правда?       — Правда, — резко и без заминки ответил Флок. — А ещё я хотел, чтобы наш народ наконец был спасён. Так что, если нужно, я готов пожертвовать всем, что у меня есть. А теперь отвечай, что ты задумал и зачем вернулся?       — Я вернулся, чтобы сделать то, что должен. Элдийцы обретут свободу, и им больше никто не сможет угрожать. Ничего не изменилось, — всё так же спокойно говорил Эрен. — Я лишь на время поддался личным желаниям.       Флок сделал шаг вперёд, и дуло пистолета упёрлось Эрену в лоб. На его лице не дернулся ни один мускул, а прямой взгляд зеленых глаз остался таким же безразличным к недоброму прищуру Флока.       — Верю, — Флок медленно убрал палец с курка и опустил пистолет. — Вот только кое-что всё-таки изменилось. Пока ты развлекался со своей женушкой, я не сидел без дела. Ты же помнишь, что наши союзники с материка имеют нож за пазухой и в любой момент могут использовать его против нас. Мне пришлось принять некоторые меры для нашей безопасности.       — Где мой брат? Я хочу встретиться с ним.       — Он живёт на одной из старых баз Гарнизона и передвигается по острову под конвоем. Встретиться с ним наедине будет сложно.       — Но ты же можешь это устроить?       Флок ухмыльнулся, не скрывая самодовольства.       — Я много чего теперь могу, но я должен быть уверен, что всё, чего я добился, будет использовано во благо элдийцев, — он отошел от двери и, сложив руки за спиной, неспешно направился вглубь часовни. — Слушай, Эрен, а Микаса в курсе, что вышла замуж за потенциального массового убийцу?       — Флок, я ведь тоже могу… — в спокойном голосе Эрена появились угрожающие нотки.       Флок резко повернулся к нему и приложил палец к губам.       — Тсс, не шуми в церкви, — удовлетворившись тем, что сумел хоть немного разозлить Эрена, он вновь отвернулся и продолжил идти к алтарю, минуя аккуратные ряды скамей. — Знаешь, Эрен, уничтожение всего мира — это очень тяжкий грех. Я иногда представляю, как это будет. Плодородные земли и леса превратятся в пустыню, города станут грудой каменной пыли, а люди, жившие в них, превратятся в кровавый мясной бульон. Всё человечество, за исключением людей этого острова, станет одной единой субстанцией. Смерть уравняет всех. Марлийцев, элдийцев, мужчин, женщин, детей, стариков — все они станут ингредиентами для адского супа возмездия. Ужасная, но справедливая участь для всех, кто причинил столько горя нашему народу.       В часовне была хорошая акустика, отчего каждое слово Флока звучало более выразительно. Эрен прошёл до ближайшей скамьи и сел.       — Ты сейчас очень похож на одного из тех культистов-недоумков, что раньше читали здесь проповеди. Переодеть тебя в рясу, повесить на грудь амулет и благослови тебя Роза-заступница на то, что несёшь её слово в массы.       — Смешно, — сухо отозвался Флок. Он дошёл до опустевшего алтаря перед статуями с изображениями святых Марии, Розы и Сины. Повернулся, запрыгнул на алтарь, поудобнее пристраивая на нём задницу, и посмотрел на Эрена со своего возвышения. — Но коль мы заговорили о религии, любой священник скажет, что грешники всегда могут получить искупление. Нужно только преклонить колени и молиться. Молиться со всей искренней горячностью, на которую только способен.       — К чему ты это всё говоришь? — холодно спросил Эрен. — Хочешь поставить наших врагов на колени? Чтобы молили нас о пощаде?       — Почти. Мы немного изменим первоначальный план. Уничтожим наших главных внешних врагов и заодно убьём обманщиков, что называют нас своими друзьями и союзниками. А те, кто всё-таки выживет, сами захотят присоединиться к нам. Сначала из-за страха, а затем уже добровольно.       — Когда мы последний раз говорили об этом, ты считал, что нужно уничтожить всех людей вне острова. Тогда и только тогда мы будем свободны.       — Это ты так считал, Эрен, — поправил Флок. — И я был согласен с тобой на тот момент. Мы ещё мало знали о внешнем мире и не получали поддержки от Хизуру. Это существенно меняет дело. Если кто и помог нам в выживании, то это родственники твоей жены. Кстати, хотел спросить, а на кого больше похож ваш с Микасой сын? На тебя или на неё? — увидев, что Эрен нахмурился и помрачнел, Флок с напускной дружелюбностью продолжил: — Говорят, мальчики часто бывают похожи на своих мам. Мы вот с братишкой просто копии нашей матушки.       — Кто тебе об этом рассказал?       — Кое-кто из числа твоих бывших друзей. Их у тебя осталось немного, так что уж реши сам, кто это был.       — Армин? — с сомнением спросил Эрен.       — Да хоть бы и он. Какая разница, — отмахнулся Флок. — Я это к тому, что, если я правильно всё понял, ты тоже изменил свои взгляды насчёт уничтожения мира. Например, не трогать тех людей, в чьей стране родился твой ребенок. Либо ты считаешь, что Элдии удастся договориться с Марли и остальными державами о мире, и тогда мы все будем жить долго и счастливо.       — Нет. Я в это не верю, но кое в чём ты прав. Хизуру единственные, кто оказался добр к нам, и это их спасёт.       — Доброта и любовь спасёт азиатский народ, — осклабился Флок. — Но я не против, пусть будет так.       — Так я могу рассчитывать, что ты поможешь мне встретиться с Зиком?       Флок спрыгнул с алтаря и направился к Эрену.       — О чём ты собираешься говорить с ним?       — Скажу ему примерно то же самое, что и тебе. Что готов осуществить его план, но только после того, как остров будет в безопасности.       — Думаешь, он поверит тебе?       — Посмотрим.       Флок вплотную подошёл к Эрену и, глядя на него сверху, произнёс:       — Ладно, будет тебе встреча с Зиком, но учти, — он наклонился почти к самому лицу, — если ты снова кинешь меня — обещаю, что все, кто ещё остался тебе дорог, пожалеют, что когда-либо были связаны с тобой.       — Угрожаешь обладателю силы Прародителя? Не боишься за свои мозги? — криво улыбнулся Эрен глядя, как Флок поджал губы, сдерживая гнев.       Кто-то начал дергать входную дверь и стучать.       — Эрен! Ты там? — донесся снаружи голос Микасы.       Флок распрямился, отошёл на шаг назад, посмотрел на дверь, а затем вновь на собеседника, сделал выдох и обнажил зубы в улыбке.       — Сука ты, Эрен, — уже без злости произнёс Флок, как будто озвучил вслух всем известный факт.       — От суки слышу, — с той же интонацией ответил Эрен вставая.       

***

             «Змея очковая аномальная».              Леви задумчиво потирал подбородок, рассматривая бутылку с заспиртованной черной двухголовой коброй. Рядом с ней на полке разместилось множество бутылок, банок с желтоватой жидкостью, в которых плавали свернувшиеся кольцами змеи, причудливых оттенков скорпионы и корни каких-то растений.       Едва переступив порог лавки со странными настойками, он захотел сразу же уйти, но его женщина шепнула, что, мол, давай хотя бы узнаем, что за скорпионы такие, которыми интересовались Оруо и Гюнтер. Пока Петра общалась с хозяйкой, он осматривал у дальней стены то, что с натяжкой можно было назвать товаром.       — Это для крепкий здоровья, для большой бодрость, а твой лицо всегда молодой-молодой будет, как у меня, — рассказывала на плохом элдийском про свой товар маленькая старушка азиатка.       — Как у вас? — неуверенно спросила Петра, глядя на загорелое морщинистое лицо хозяйки лавки.       — Да-да, — закивала женщина и заулыбалась, продемонстрировав ряд почерненных специальной краской зубов. — А если твой мужчин пить будет, то шляпа стоять будет, как у молодой.       — Шляпа? — Петра подумала, что старушка что-то неверно сказала на элдийском, но хозяйка воспользовалась языком жестов, указав в сторону Леви сначала на его шляпу, а потом на пах.       — Ой, нет, нет! — замахала руками Петра. — Это не для этого мужчины! Это для моего друга!       — Да, да, моя понимать, — ещё сильнее закивала торговка, поманила к себе пальцем Петру, заставляя наклониться, и шепотом сказала: — Когда у меня муж совсем старый стать и никакой настойка не помогать, то моя новый муж иметь, а старый муж другой настойка много выпить и больше не быть мой муж. Моя показать эта настойка…       — Спасибо, не нужно, — Петра бросила короткий взгляд на Леви, снявшего с полки бутылку с аномальной змеей, чтобы рассмотреть экспонат поближе. — Вы знаете, мы, пожалуй, ещё пройдемся и обязательно вернёмся к вам. Отложите парочку для нас вот этих, что дают большой бодрость, — Петра указала на две настойки со скорпионами.       — Это тоже отложите, — Леви подошёл к ним и поставил бутылку с аномальной змеей на прилавок. Петра нахмурилась, увидев этикетку и содержимое.       — Моя сделать большой скидка, если много купить! — на прощание крикнула им старушка.       — И это нас-то ещё называют демонами, — сказал Леви, выходя из «ведьминской лавки». Он взял свою спутницу за руку, попутно скользнул взглядом по толпе прохожих и проверил кошелёк. — Держу пари, у этой старушенции под прилавком спрятаны склянки с кровью девственниц и печень младенцев в собственном соку.       — А мне она показалась очень милой, а то, что нам кажется странным — это просто особенности национальной культуры. Вряд ли этим людям разрешили привозить сюда что-то опасное.       — Ну да, таможенникам же то и полезно, что в карман полезло, — хмыкнул он. — А так неплохая идея для бизнеса. Наловить в лесу всяких гадюк, замариновать и продавать как чудодейственные лекарства для лечения всего, а чем страшнее тварь, тем больше на неё будет спрос. Нужно подсказать идею Ханджи, чтобы было чем заняться на пенсии, если доживёт.       — Та бутылка для неё, да? — поинтересовалась Петра припомнив, как командор преподнесла ему подарочек в виде баночки витаминов, где на этикетке было подчеркнуто, что они способствуют активному росту и развитию малышей.       — Да.       — Нет, — отрезала Петра с серьёзным выражением лица. В самом деле, как можно быть таким злопамятным. Командор Ханджи хоть из необидчивых и они с Леви старые друзья, но порой он уж очень груб с ней.       — А ты и правда решила купить те настойки для бодрости?       — Так ребята же просили, — пожала она плечами и отвела взгляд.       — Петра, нет, — предостерёг Леви зная, как эта хитрая рыжая лиса начнёт подтрунивать над парнями на тему недостатка мужской силы. И если Гюнтер получит вместе с настойкой только парочку колких шуточек, то над Оруо по этому поводу она будет измываться не меньше месяца. Порой его женщина перегибает, сама того не замечая.       Немного поспорив насчёт злополучных настоек, они пришли к компромиссу: их друзья переживут как-нибудь без снадобий с загадочными существами. После чего они отправились гулять по портовому рынку дальше.              Важным условием в пакте о сотрудничестве с Хизуру была помощь Элдии в развитии внешней торговли. Предполагалось, что остров выйдет на мировой рынок после того, как получит международное дипломатическое признание. Пока только с Хизуру велась двусторонняя закрытая торговля.       В мире считали, что остров Парадиз находится под марлийским протекторатом из-за близкого расположения (Марли вообще в одностороннем порядке установили, что остров является частью их государства, но остальные страны это утверждение не признавали, хоть открыто и не оспаривали).       Воды, омывающие Парадиз с востока, считались нейтральными и не принадлежали никому. Да и корабли проплывали там редко: кроме острова, на много миль земель не было, а ещё дальше находилась опасная зона, где из-за блуждающих волн пропадали суда. «Море Дьявола» — так неоригинально называли эти места моряки. Да и как еще может называться море рядом с островом элдийских дьяволов. Благо капитаны флота Хизуру суеверными не были. Они проложили свой маршрут к Парадизу и чувствовали себя в дьявольских водах вполне уверенно. Приходилось делать большой крюк подальше от марлийского берега, но затраты на транспортировку с лихвой окупались выгодой от приобретения природных ресурсов — в разы дешевле мировых рыночных цен.       Развивалась на острове и внутренняя торговля. Стало доступно мясо, которым так мечтали наесться люди стен. Ещё более доступными стали рыба и остальные дары моря, которые постепенно входили в повседневный рацион элдийцев. Удовлетворив внутренний спрос, крупные торговые компании обратились к военному правительству с просьбой разрешить торговлю с Хизуру не только углем, минералами и металлургической продукцией, а ещё и потребительскими товарами. Предложение было интересным, но позицию Хизуру не иначе как «хочется, но колется» было не назвать. Но жажда освоить новые рынки сбыта оказалась слишком искушающей, и стороны стали искать варианты. Тем более острову было что предложить.       Местные сельскохозяйственные культуры впечатляли своей неприхотливостью и стойкостью к изменению климата. Хотя, как выяснилось, уступали по вкусовым качествам таким же культурам с материка. Из-за закрытой экосистемы и многолетних трудов островных селекционеров на Парадизе многие виды животных и растений оказались уникальными и больше нигде в мире не встречались. Взять, к примеру, лошадей, выведенных для разведчиков. Быстрые как молнии, послушные и абсолютно бесстрашные — такие скакуны при правильной дрессировке могли выиграть любые скачки.       Проведя очередные переговоры, страны решили пойти на некий эксперимент: в порту появилась таможня, рынок с экзотическими товарами и локальная валюта. Для приезжих выделили отдельную зону для временного проживания, а военные из Хизуру расположили здесь свою перевалочную базу, одновременно выполняющую функцию посольства. Изначально заключались сделки только по оптовым поставкам, но позже разрешили торговать и в розницу.       Было много бумажной волокиты с разрешениями на въезд, проблемы с элдийской письменностью, факты взяточничества, попытки граждан Хизуру вывезти с острова товары на экспорт из списка ограничений. Получая информацию о каком-либо инциденте, правительство не раз обсуждало вопрос о готовности элдийцев к тесному взаимодействию с иноземцами и не слишком ли все торопят события. Но торговля шла, государственная казна пополнялась за счет сбора пошлин, а недовольство населения ограничивалось бытовыми конфликтами, которые были и будут во все времена в любом уголке мира.              — Простите, господин, но у меня не будет сдачи с такой суммы, — извиняющим тоном произнёс владелец лавки с украшениями. — Быть может, возьмёте ещё что-то?       По жадному блеску в глазах торгаша Леви распознал наглый обман и захотелось подбить ему один из них. Ну или просто покинуть это место, оставив наглеца без прибыли. Чай уже давно не юнец, чтобы сразу кулаками махать, если кто-то ведёт себя с ним неподобающе.       — Ты, кажется, хотел купить сувенир для Ханджи, — мягко напомнила ему Петра, пытаясь сгладить ситуацию. Это по её инициативе они зашли в этот магазин. Примерив множество вариантов, она выбрала кулон с яркой жемчужиной на тонкой серебряной цепочке. Скромно, изящно и подойдёт к любому наряду.       — Здесь для неё ничего нет, — ответил Леви. Ханджи была абсолютно равнодушна ко всем этим побрякушкам и в жизни не стала бы носить ничего подобного.       — А вот и неправда, глянь сюда, — она указала на витрину с яркими камнями. В нетронутых за долгие годы недрах острова было скрыто множество сокровищ, которые только и ждали, когда люди их найдут, извлекут на свет, изучат, оценят полезность и пустят в оборот. Одни из таких сокровищ, называемые жеодами, уже были выставлены на всеобщее обозрение и доступны к продаже. В обычных камнях скрывался богатый внутренний мир из разных видов минералов, сросшихся в абстрактных узорах.       — Такой же удивительный, как наша командор, — сказала Петра, любуясь покупкой. Они выбрали для неё жеоду агата с «сердцем» из горного хрусталя. Хотя, если быть точнее, выбрала Петра. Леви же поворчал про набивание чемодана камнями и выразительно посмотрел на продавца так, что у того не только нашлась сдача, но и сразу же появилось желание сделать скидку. Про себя Леви отметил, что вещица Ханджи действительно понравится и это будет получше алкогольной настойки со змеей.       Совершая променад по рынку, Леви с Петрой накупили по пути разных заморских специй для себя и для папы Петры.       — Решила в этот раз завалить отца подарками? — спросил Леви глядя, как очередной мелкий кулёк с пряностями отправился в его саквояж.       — Лучший подарок для него — наш приезд, а это чтобы он потом меньше скучал, когда мы уедем, — ответила Петра, щурясь от яркого света полуденного солнца.       Про «меньше скучал» — это вряд ли. Леви давно стал желанным гостем в родительском доме Петры и не раз видел, как Гумберт Рал с бурной суетливой радостью встречал любимую дочурку. Дни, проведённые в ожидании возвращения Петры, ему скрашивала работа. Он владел небольшой пекарней в Хлорбе и сам был умелым пекарем.       — Может, посмотрим что-нибудь для тебя? — спросила Петра, когда Леви водрузил ей на голову белую соломенную шляпку с лентой, которую заприметил в одном из павильонов.       — У меня всё есть, — ответил Леви, осматривая её вид: больше не будет хмуриться из-за солнца.       — А чай? Его ведь никогда много не бывает.       Леви хмыкнул. Тут уж не поспоришь.       В той зоне рынка, где торговали иностранцы, они набрели на подходящую лавку. Владелец украсил витрину магазина разными банками и шкатулками с иероглифами, расписными чайниками разных размеров. На черной вывеске красовался большой золотой иероглиф, а рядом с ним, уже по-элдийски, было написано «чай». Однако лавка оказалась закрыта, а на ручке двери торговец повесил табличку с надписью «извините, скоро буду» и шаржем кота, машущего лапой.       Тогда они отправились смотреть товары местных торговцев.       — Ну и что это за херня? — раздраженно спросил Леви, перебирая в пальцах щепотку скрученных чайных листьев, поднёс чай к носу.       — Как грубо, сэр, — уперев руки в бока, возразил продавец. — Это один из лучших купажей с юга Сины!       — Был, — Леви скинул чай обратно в мешок. — Пока его не засыпали дрожжами. Теперь такую кислятину, которой будет отдавать этот ваш якобы лучший купаж, даже свиньи хлебать не станут.       Продавец занервничал и покосился на других клиентов, среди которых были иностранцы.       — А вот это что? — указал Леви на один из мешков. — Почему здесь написано «кипрей», когда это дербенник вперемешку с непонятными сорняками? Хорошо будет, если те, кто станет это пить, проведут полдня в нужнике, а не отправятся на больничную койку.       Несколько человек, услышав комментарии Леви, спешно покинули лавку.       — Пойдём отсюда, Петра, а по пути направим сюда кого-нибудь из полиции, чтобы прикрыли эту лавку для проверки. Если позволять таким кретинам вытворять, что вздумается, то внешняя экономика Элдии рухнет ещё на заре.       Продолжая ворчать про жадных свиней, Леви вместе с Петрой покинули магазин, и уже на улице кто-то окликнул их:       — Господин, постойте! — к ним подошёл человек, ставший свидетелем того, как Леви уличил нечистого на руку торговца. Мужчина был одет в свободный черный костюм, верх которого походил на удлиненный кафтан с воротником-стойкой и прямыми застежками по всей длине. Один из рукавов украшал вышитый золотой дракон. — Здесь неподалёку моя лавка, где я торгую чаем. У меня большой ассортимент. Возможно, вам что-то придётся по вкусу. Я бы хотел пригласить вас с вашей леди на дегустацию. Как вы на это смотрите?       Леви поднял бровь, окинул незнакомца оценивающим взглядом и переглянулся с Петрой.       

***

             Человек в черном наряде с драконом представился как Лао Чонглинь. Господин Чонглинь оказался хозяином той самой чайной лавки, в которую Леви с Петрой хотели попасть, но встретили препятствие в виде закрытой двери.       Ассортимент в магазине был действительно огромным. Лао утверждал, что привёз на Парадиз практически все виды чая, что есть в мире.       Рассматривая множество жестяных баночек, коробочек, свертков, прессованных лепешек с туго скрученными чайными листами, большую карту мира на стене с разноцветными флажками в разных точках, Леви изменил скептическое отношение к незнакомцу на интерес.       Усадив гостей за специальный столик для дегустации, Лао поинтересовался их предпочтениями, а после начал творить чайную магию.       Все действия сопровождались объяснениями, а каждое движение рук во время чайной церемонии было уверенным и изящным. Вместо привычного чайника для заваривания чайный мастер использовал чашу с крышкой, а пили чай из маленьких пиалок. Он давал гостям понюхать сухой чай, оценить цвет, рассказывал, в какой стране тот растёт, кивая на карту на стене, какими свойствами обладает, а каждую смену сопровождал красочной историей.       — А этот сорт называется «да хун пао». Если перевести дословно, это значит «большой красный халат», — сказал Лао, разливая очередной ароматный настой по пиалкам.       Бай мудань, дянь хунь, хун та, гуй хуа и ещё десятки названий, что озвучил чайный мастер, запоминать было бесполезно, а некоторые из них вызывали в мозгу у Леви нецензурные ассоциации.       — Он растёт на моей родине высоко в горах на отвесных утёсах, — продолжал рассказывать Лао. — Его корни проникают в небольшие расщелины и трещины скал. Собирать такой чай — тяжелая и опасная работа. Множество людей погибло, оступаясь и падая вниз. Но вкус его был настолько удивительным, что заставлял людей преодолевать страх, вновь и вновь подниматься наверх.       — Эти люди рисковали жизнью ради чая? — спросила Петра, глядя в свою пиалку.       — Хороший чай стоит риска, — уверенно заявил Лао. — Но ваш вопрос очень верный. Однажды монахи, что жили у подножья горы, на которой рос этот удивительный сорт, устали возносить молитвы за упокой погибших и придумали использовать для сборки чайных листьев специально обученных ручных обезьян. У вас на острове есть обезьяны?       — Да, есть одна, — ответил Леви, и Петра еле сдержала смешок. — Её содержат в специальной клетке, чтобы не убежала.       — На этой клетке, должно быть, очень хороший замок, ведь они крайне умные и хитрые животные. Те обезьяны были такие же. Хоть обезьяны хорошо выполняли свою работу, благодаря чему спасли много людей, они часто сбегали в лес и тогда монахи придумали шить для них яркие красные халаты, чтобы их было легче найти в окрестностях и вновь поймать. Так и появилось такое название. Да хун пао, — медленно закончил Лао, вдохнул аромат и с наслаждением сделал глоток.       — А какой чай самый лучший? — спросил Леви. Всё, что предложил Лао, было удивительным и абсолютно не похожим на те сорта, что росли на острове, а ведь он перепробовал их все.       — Хм, я посвятил поиску ответа на этот вопрос больше двадцати лет жизни, — чуть призадумавшись, сказал Лао. — Объездил весь мир в поисках экземпляров для своей коллекции и написал об этом книгу. О, кстати, сейчас вам её покажу! У меня есть экземпляр на элдийском.       Лао подскочил с места и убежал в подсобку. Вернулся он с большим томом, но тут же осознал свой промах.       — Вот ведь! — с досадой воскликнул Лао. — Всё забываю, что у вас на острове письменность совсем другая. Удивительно, но уж очень неудобно.       — Ничего, мы посмотрим иллюстрации, если они есть в вашей книге, — улыбнулась Петра, и Лао просиял в ответ.       Островные элдийцы уже начали потихоньку разбираться в особенностях письменного языка, что был в ходу на материке. Леви с Петрой тоже могли разобрать отдельные слова, некоторые из которых понимали чисто на интуитивном уровне, хоть этого и не хватало для полноценного чтения. По иллюстрациям стало понятно, что книга представляла собой историю о мировой чайной культуре с описанием традиций чаепития в каждой стране.       — Так что же, вы нашли самый лучший чай?       — Нет, но это оказалось не так важно. Сам процесс поиска был увлекательным, а когда я объездил весь свет и приобрёл все виды чая, то оказалось, что мой поиск ещё не закончен. Быть может, он найдётся в ваших краях.       — А вы не боитесь иметь дела с островными дьяволами? — спросил Леви, желая до конца понять намерения этого человека и причину такого теплого приёма у себя пары незнакомых элдийцев.       — Ну, если уж на то пошло, то с дьяволами я имею дело с самого детства, — отставив пиалку и посмотрев на своих гостей, Лао ответил более развёрнуто: — По понятным причинам ваш народ в мире действительно считают демонами и правительства многих стран постоянно внушают своим гражданам, что всё зло, что есть в мире, исключительно от элдийцев. Это выгодно и отвлекает внимание людей от неудобной правды о своих собственных грехах. Да даже ваши союзники такие же. Сорок лет назад Хизуру объявили войну моей родной Чжунго, из которой вышли победителями. Им были нужны новые территории в качестве сырьевого придатка, и выбор пал на мою страну. За восемь лет, что длилась эта война, погибли миллионы людей. Во время одного из сражений, продвигаясь вглубь страны, войска Хизуру встретили серьёзное сопротивление при захвате столицы, но им всё-таки удалось пробить оборону города. Уничтожив без суда всех военнопленных, они принялись жестоко и хладнокровно истреблять мирное население. Чтобы сэкономить на патронах, рубили гражданским головы, закалывали их штыками, травили собаками, выкалывали глаза, вспарывали животы, а тела сбрасывали в реку. Трупов было так много, что они мешали нормально проплыть на лодке. Военные даже устраивали между собой соревнования, кто быстрее убьёт как можно больше безоружных пленных. Грабили дома, устраивали поджоги, насиловали женщин, детей, беременных и даже старух. Это был настоящий геноцид моего народа, но победителей не судят. Когда война закончилась, про все эти преступления замолчали, а в некоторых случаях оправдали. Среди тех, кто сотворил эти зверства, не было ни одного элдийца или титана. Только люди Хизуру.       Леви вспомнилась недавняя грандиозная победа их войск в Либерио и как часть солдат, включая Флока Форстера, подорвали жилые дома. Интересно, будь у них чуть больше времени, что бы ещё они устроили?       — Моему народу пришлось либо бежать, либо принимать новую власть и порядки. Моя семья сделала выбор остаться и чуть позже присоединилась к захватчикам, став гражданами Хизуру. Шли годы, менялась власть, постепенно мой народ перестали притеснять и предоставили права. У меня же появилось любимое дело, которое принесло мне достойный заработок, новые впечатления, друзей, среди которых, кстати, немало хизурцев, чьи предки участвовали в геноциде моего народа. Возможно, я должен ненавидеть их, но ведь это не они творили все те ужасные вещи, случившиеся сорок лет назад. А один из моих клиентов, зная мою страсть к чаю, подсказал, как получить спецразрешение и попасть на Парадиз, чтобы пополнить мою коллекцию. И вот я здесь, — Лао встрепенулся. — Простите меня, я что-то совсем заболтался! Ха-ха! Это всё из-за «да хун пао»! Интересный факт про этот сорт: он обладает опьяняющим эффектом, из-за чего в теле ощущается приятная свобода, радость и возникает желание пообщаться. Но давайте я угощу вас чем-нибудь ещё.       — Даже не знаю. Учитывая, сколько мы уже выпили, сможем ли влить в себя ещё что-то. К тому же, ваша лавка закрыта ради двух клиентов, а это не очень выгодно для бизнеса, — заметил Леви.       — Ерунда! Я здесь не ради денег, а уборная вон за той дверью, — непринуждённо махнул Лао. — Ну так что? Чего желаете попробовать?       Леви посмотрел на Петру, которая с легкой улыбкой пожала плечами, и произнёс:       — Оставляем выбор на вкус чайного мастера.       Когда продавец скрылся в подсобке магазина, Петра шепнула Леви:       — Может, поможешь господину Лао с его чайной коллекцией?       — Он не просил, да и зачем бы.       — Ну чего ты так? Он ведь так старался нам угодить. Почему бы не отблагодарить его?       — На тебя подействовал этот опьяняющий чай или впечатлилась обезьяньими байками, которые он выдумал для эффектности своего выступления, что так хочешь помочь ему?       — Мы же должны показывать иностранцам, что мы действительно никакие не дьяволы и с нами можно иметь дела.       — Ладно, посмотрим.       Чайный мастер вернулся с подносом, на котором стояли уже два приготовленных напитка. Один — в простой металлической кружке, а другой — в невысоком медном стакане.       — Чайное дело схоже с парфюмерным. Самый искусный парфюмер при взгляде на клиента может составить для него индивидуальный неповторимый аромат, который подойдёт только ему. Такой парфюм будет отражать характер носителя, поднимать настроение и пробуждать только самые счастливые воспоминания. С чаем так же, — Лао поставил напротив Петры стакан, а перед Леви — кружку.       Заглянув в свой стакан, Петра порадовалась наличию молока в чае и сделала глоток. Вкус заставил удивиться. Смесь черного чая с сахаром и пряностями, с яркой острой ноткой, которую оттенял нежный вкус молока. Почему-то сразу вспомнилось детство.       В то беззаботное время нагулявшаяся маленькая Петра под вечер прибегала к папе в пекарню перед закрытием и оживленно рассказывала как весело и насыщенно прошёл её день. Дел у неё тогда было много. В компании с соседскими мальчишками нужно было успеть проверить все деревья на прочность, перетискать всех уличных котов и попытаться подружиться с ондатрой, что поселилась в водоёме неподалёку от их улицы. Ондатре был предложен кусочек яблока на палочке, но она угощение не приняла, зашипела и убежала. Папа всегда внимательно слушал, наливал теплого молока и давал специально припасенную для неё сладкую булочку. Однажды он смешал молоко с чем-то странным, но весьма приятным на вкус. Оказалось, что одному важному чиновнику Хлорбы, для которого папа Петры делал выпечку на заказ, так понравились его пирожные, что он подарил ему баночку черного чая.       — Это чай масала. Рецепт родом из страны Бхарат, — пояснил Лао, наблюдая за реакцией Петры. — Очень популярен среди простых рабочих людей. Согревает и помогает восстановить силы. Я добавил чуть больше перца чили для пикантности.       Леви посмотрел в свою кружку. Его напиток имел светло-коньячный цвет, а внутри плавала долька лимона и какая-то специя, похожая на восьмиконечную звездочку. Сделав глоток, Леви явственно ощутил вкус черного чая и алкоголь, но из-за сладости сахара, аромата специй и кислинки лимона такое сочетание оказалось очень приятным. Отчего-то вспомнился бар Большого Тони и конечно Кенни, который часто таскал его туда.       Кенни усаживал его на высокий стул возле стойки, глушил пару стопок и иногда под настроение отправлялся бить морды слишком буйным клиентам бара. Леви же оставался сидеть на месте сторожить шляпу Кенни, которую надевал себе на голову. Большой Тони, посматривая, как Кенни раскидывает стулья и посетителей, флегматично протирал стакан и приговаривал, обращаясь к Леви: «Вот вырастешь такой же большой, как твой батька — сможешь тоже настучать всем в ебач». После чего всегда угощал Леви черным чаем с печеньем. В Подземном городе часто экономили на чистой воде и порой посуда в баре была недостаточно хорошо помыта, отчего чай имел привкус виски. Печенья Тони лепил из чего придется, добавляя в тесто разные ликёры для аромата. Но маленькому Леви тогда всё нравилось. И чай с печеньем, и шляпа Кенни, и нянька в лице большого невозмутимого бармена.       — Это называется «грог». Его придумали логрийские пираты, что в давние времена активно бороздили просторы Южного моря, грабя корабли. У них часто были проблемы с питьевой водой, доступом к свежим фруктам и овощам. Чтобы как-то компенсировать нехватку витаминов, они стали употреблять много рома. Его добавляли в воду, чтобы предотвратить гниение, и во все остальные напитки, в том числе в чай.       — Господин Лао, да вы и впрямь мастер своего дела, — сказала Петра, и Лао расплылся в улыбке.       — Неплохо, — Леви отставил кружку. — Значит, господин Чонглинь, Вы говорите, что коллекционер? Могу я попросить у вас чистую бумагу и ручку?       Позже Леви всерьёз задумался, не купить ли ему в ближайшей лавке третий чемодан, чтобы упаковать всю эту кучу баночек, прессованных лепешек и ворох маленьких шелковых мешочков-пробников.       Ему всегда нравились увлеченные люди, хорошо разбирающиеся в каком-либо деле. Слушать их было интересно, а такому щедрому человеку вроде Лао, с которым у него обнаружилась схожая страсть к чаю, было бы грех не помочь. Леви подробно расписал для него на островном элдийском названия всех местных сортов чая, рассказал, где и у кого их лучше приобрести. Лао тут же сел записывать всю информацию на своих родных каракулях, а в благодарность нагрузил Леви товарами из своей лавки чуть ли не в половину меньше их обычной стоимости.       — Цзюньшань иньчжень, если потянет на прекрасное, бай му дань сохранит молодость, дянь хун поможет от похмелья, — комментировал Лао, наполняя шелковые мешочки.       — Вот его побольше, пожалуйста, — попросил Леви. — А есть что-нибудь для бодрости?       — Чтобы не уснуть или чтобы проснуться?       — Чтобы не уснуть, находясь в обществе прекрасных дам, — глянув на Петру, Леви уточнил: — Это для пары наших друзей.       — Понимаю. Тогда вот шу пуэр с женьшенем. Спать точно никто не будет.       — Думаешь, Оруо с Гюнтером поверят, что чай действует так же, как те настойки? — спросила Петра, когда они покинули лавку Лао, нагруженные покупками и подарками.       — Проблемы с бодростью у них из-за пьянства. Вы что-то все совсем распустились. Как вернусь, лично уничтожу все запасы спиртного в штабе, а то скоро среди солдат будет царить не боевой дух, а дух перегара.       — Как скажете, майор, — покорно ответила Петра, про себя подумав, что планируемая борьба её начальника с пьянством будет затяжной, а под руководством командора примет ещё и оборонительный характер.       

***

             «Интересно, как там Петра? Хотя что уж, отдыхать с мужиком на море — не работать, так что хорошо, наверное. Эх, я бы тоже сейчас хотела оказаться где-нибудь в таком месте», — размышляла Хитч, вращая бокал за ножку, перекатывая вино.       Место, где она находилась, не слишком радовало её.       Большой каменный двухэтажный особняк. Пять спален, библиотека, рабочий кабинет, винный погреб, просторная светлая гостиная с барной стойкой. Снаружи дом окружали сад с многолетними деревьями и высокий кованый забор с острыми пиками, чтобы на территорию не лез всякий сброд. Во дворе жила пара крупных сторожевых собак, а внутри дома хозяева держали ещё и левретку. Из прислуги — повар, дворецкий и две горничных. Владелец особняка — без пяти минут бывший аристократ, владеющий крупными земельными наделами в районе Сины.       Сейчас здесь уже не было ни прислуги, ни собак, а забор с острыми пиками — не препятствие для вооруженных военных. Остались, правда, ещё хозяева дома, но их положению не позавидуешь.       В детстве Хитч часто посещала с родителями подобные дома. Только были они там не в качестве гостей, а в качестве прислуги. Не самая зажиточная аристократия, живущая в районе Розы, иногда нанимала за небольшую плату работников проводить генеральную уборку в их поместьях. Пока папа ровнял кусты и выпалывал сорняки в саду, а мама отмывала на кухне котлы от нагара, Хитч вручали щёточку и отправляли счищать собачью шерсть с мягкой мебели в гостиной. Она никогда не понимала, зачем богачи держат у себя этих противных маленьких собачек, которых всюду таскают с собой, сюсюкаются с ними, целуя в пушистый зад. Ещё и кормили этих псин получше многих людей. Больше всего она ненавидела белых болонок. Они постоянно линяли, и их шерсть белой тенётой липла на декоративные подушки, на которых эти твари любили развалиться. Ещё они раздражающе лаяли. Иногда и на саму Хитч. Она тогда уличала момент, когда хозяева не смотрят, и от души давала пинка мелкой шавке, так что та со скулежом убегала куда-то вглубь дома.       Что в детстве, что сейчас ни собаки, ни уборка ей совсем не нравились. Зато нравились красивые платья, которые графини шили для своих дочек, духи и пудреницы, красующиеся на трюмо в спальнях хозяек, и, конечно, то, что всем этим девочкам и их матерям не приходится заниматься грязной работой. Единственная их работа — быть красивыми и наглаживать болонок. Малышка Хитч всегда говорила родителям, что когда она вырастет, будет жить так же красиво и богато, как все эти люди. Только без собак. Ну и мама с папой тоже будут рядом. Разумеется, с возрастом становится понятно, что если тебе не повезло родиться с золотой ложкой в зубах — придётся тяжело работать. Если не хочешь работать — либо оставайся ни с чем, либо наглаживай самолюбие власть имущих и то, что у них в штанах.       «Надеюсь, Армин не сильно расстроился, что я отказала в свидании. А то ведь надумает себе ерунды и обидится», — думала Хитч, отпивая вино и подпирая рукой лицо от скуки.       Провести время с Армином было бы куда приятнее, чем с теми людьми, в компании которых она скучала. В просторной гостиной собралось десять человек. Кого-то, вроде Флока и членов его отряда: Вина, Луизы, Холгера — она знала давно. Кого-то, вроде Рико Брженской — встречала на военных собраниях в главном штабе. Недавно назначенный генеральский адъютант Симон Зальцман сам постарался, чтобы его узнала чуть ли не вся военная каста Стен. Хотя если бы не Флок, плевать бы все хотели на молоденького выскочку, что торопился поскорее выслужиться.       Было тут ещё двое гражданских, с которыми Хитч познакомилась, начав посещать такие вот вечера встреч настоящих элдийских патриотов. Один, бывший архивариус из центрального отдела Военной полиции, Феликс Штейн, оставшийся не у дел ещё при роспуске своего подразделения во время свержения власти лжемонарха. Основным занятием этого человека теперь были походы в пивные, разговоры о политике и поливание грязью некоторых бывших коллег.       Второй, более занятный, Вацлав Марек — бывший студент королевской академии наук и искусств. Примечателен тем, что открыл в себе талант полиглота. Он быстро освоил язык Хизуру, элдийскую письменность, используемую на материке, и ещё несколько языков, широко распространенных в Марли. Профессия переводчика остро ценилась на острове, и Вацлав обрёл своё призвание, устроившись в бюро переводов, которое выполняло заказы для военных. При этом он бросил учёбу в академии на юриста, не доучившись всего пару семестров. Однако интереса к юриспруденции не утратил, совмещая его со своей новой работой и активно переводя своды законов разных стран, конвенции и международные соглашения. Многое из того, что он узнал, приводило его в негодование, а отношение мировых держав к элдийцам так вообще заставляло закипать всё его нутро праведным гневом и желанием перемен ради будущего своего народа.       — Вацлав, объясни мне ещё раз всё-таки, но только попроще, что такое демократия?       — Это когда все равны в правах и каждый может говорить, что хочет.       — Так если каждый будет говорить, что хочет, то будет хаос. И разве может быть так, что все будут равны? Всегда найдётся кто-то равнее другого.       — Именно, поэтому говорить должны только те, кто действительно знает, о чём говорит. В Марли, например, сторонники такого режима преследуются по закону.       — Ну, тут я, пожалуй, даже с ними согласен. Вот ведь бредятина!       «В следующий раз надену то платье с ришелье. К нему бы ещё серёжки с жемчугом. Хоть бы Петра не забыла мне их привезти. Тогда в воскресенье можно намекнуть Армину, чтобы попросил у командора отгул. О! Под платье нужно надеть шелковое бюстье. Армин такой милый, когда краснеет. Хи-хи», — мысли об Армине вызвали у неё неконтролируемую улыбку.       Таких любовников у неё ещё не было. Были грубые солдафоны из Гарнизона, воняющие пивом и махоркой. Был скучный штабной писарь из канцелярии при правительстве. Была целая охапка парней полицейских разной степени паршивости, которые надоедали через пару месяцев. Был один столичный мажор, совсем некрасивый ни лицом, ни телом, в отличие от натренированных бывших ухажеров-военных, но он был богат и всерьёз звал её замуж. И Хитч почти согласилась, рассудив, что вот он, наконец, — шанс зажить красивой жизнью и ни черта не делать. Вот только в одно утро в его квартиру в Митре ввалились тогда ещё её коллеги и скрутили несостоявшегося жениха. Больше она его не видела. Позже она узнала, что его отца уличили в попытке дать крупную взятку одному из чиновников военного правительства. Заодно аресту подвергли и членов его семьи. В подробности Хитч не вникала и решила, что связываться с аристократией, у которой положение с каждым днём становилось всё хуже и хуже, она больше не будет.       Этот эпизод неудачной личной жизни случился практически одновременно с тем, как по наклонной пошла и её карьера. Новость о роспуске Военной полиции, утрате ею привилегий и предстоящей аттестации заставили почувствовать себя не у дел. Тогда, сбежав из душного зала, где выступил Найл Док перед подчиненными, она зашла в ближайший бар и, сев за стойку, отупело смотрела в свой стакан. На дне мелькали образы перекошенных от негодования физиономий алчных коллег, мрачная мина Дока, похотливые рожи любовников и решительное лицо Марло, которого она когда-то не смогла уговорить не идти в пекло в Шиганшину. Стакан с недопитым спиртным так и остался стоять на стойке в том баре, как и осталась в прошлом прежняя Хитч.       Новая Хитч вступила в Разведкорпус под непосредственное командование одного из героев битвы в Шиганшине — Флока Форстера, стала титаном и сражалась за свободу Элдии в Либерио. Между делом ещё познакомилась поближе с ветеранами Разведкорпуса, среди которых был и Армин. Добрый, нежный, заботливый, умный, забавно краснеющий, когда она лезла к нему целоваться, рассказывающий потрясающие истории и абсолютно не такой, как все. В этом то и была беда. Будь всё как обычно, было бы намного проще.       «А Петра успела сходить в тот салон в Митре на Солнечной улице? Или, может, эта монашка так и не решилась туда зайти, а вместо этого чаи гоняет со своим Аккерманом? Нет чтобы делом заняться».       Как будто услышав мысли девушки, Флок Форстер, развалившись на широком диване в непринужденной позе, выпуская дым вверх и запивая сигарету вином, произнёс:       — Видел тут недавно Аккермана в компании дамы.       — Да ладно? — хмыкнул Холгер. — Ему что, нравятся женщины?       — И кто это согласился лечь под этого коротышку? — презрительно скривил губы Симон.       — Что, Симон, всё ещё злишься, что он навставлял тебе за твой борзой нрав? — подколол его Холгер, и Симон фыркнул. Над инцидентом в кабинете командора Зоэ с участием генеральского адъютанта и Аккермана, которого он не узнал, ещё долго все хихикали и крутили пальцем у виска, когда пострадавший рассказывал о своём животе и кулаке Аккермана.       — Петра Рал, — ответил Флок. — Хорошая девушка. Хороший солдат. Да, Хитч? Ты, кажется, с ней подружилась?       — Да, она и впрямь ничего, — ответила она, бросив короткий взгляд на Флока и прикинув его настрой, ехидно поинтересовалась у собеседников: — А что такого, что она проводит с ним время? Можно подумать, никто из вас ни разу в самоволку не сбегал в приятной компании и при том не только женской.       — Я бы с тобой куда-нибудь сбегал, Хитч, — подмигнул ей Вин, встряв в разговор.       — Только в твоих влажных мечтах.       Флок и остальные поухмылялись, а сам Флок, к облегчению Хитч, не стал продолжать эту беседу.       Не то чтобы всех и впрямь так интересовала личная жизнь сослуживцев, но иногда полезно знать всякие тайны и даже просто грязные слухи, чтобы в нужный момент умело их использовать. Чистенький во всех смыслах заместитель командора Разведкорпуса не должен быть исключением. Хотя к нему и его командору пока что было меньше всего претензий, в отличие от двух других командоров и их замов.       С кухни в гостиную вышла девушка с большим подносом закусок и стала предлагать гостям угощения. Хитч взяла канапе и отметила, что с каждым днём эта девушка выглядит всё лучше и лучше, нежели в момент их первой встречи.       Когда Хитч вступила в Разведкорпус и её приписали к отряду Флока, она крайне удивилась, получив своё первое задание на новом месте. Совместно с полицией нужно было провести обыск в доме одного арестованного барона, который науськивал рабочих своей фабрики устроить забастовку с требованиями к военному правительству в предоставлении преференций для рабочего класса. На деле самого барона больше беспокоило увеличение налогов на прибыль, установленных тем же правительством.       Обычно подобные дела не входили в юрисдикцию Разведкорпуса. Так и было до личной просьбы генерала Закклая, которую нужно было считать приказом. При разговоре с командором Зое присутствовала ещё и королева, для которой Закклай стал кем-то вроде «серого кардинала». Ханджи хоть была не в восторге, что её подразделению пришлось заниматься несвойственными функциями, но, как и попросил командующий, выделила из числа подчиненных честных, объективных и независимых сотрудников, которым можно было доверять. Таких, чтобы действовали исключительно в интересах Элдии, не брали мзду и предотвращали внутренние конфликты. Истинных патриотов своей страны.       Дальше они приступили непосредственно к работе. Следили за заговорщиками и организаторами забастовок, занимались арестами и обысками в домах оппозиционеров, среди которых в основном были представители дворянства, чьи власть и влияние на общество утекали, как песок из пальцев. Чаще всего борьба таких упрямцев заканчивалась арестом, лишением титулов и конфискацией имущества.       В ходе обысков, кроме обычных вещей типа переписки заговорщиков, поддельных финансовых отчётов, находились предметы и поинтереснее. Например, запрещенная во времена прежнего короля литература времён элдийской империи о мире за стенами, оккультные книги, где описывались ритуалы по принесению человеческих жертв богине Имир путём поедания плоти ещё живой жертвы. Одну из подобных книг Флок подарил командору Ханджи. Командор сперва сказала, что по протоколу это запрещено, но, когда она пролистала несколько страниц и в её глазе блеснула искра азарта, добавила, что в некоторых случаях можно и отступать от установленных правил, они же ведь разведчики. Флок только улыбнулся и кивнул.       Однажды в глубоком подвале одного из особняков обнаружился настоящий могильник с мумифицированными человеческими телами и по большей части детскими. Хозяин дома оказался самым настоящим серийным маньяком. Здесь же обнаружилась парочка живых детей. Дети не разговаривали, а лишь затравленно смотрели по сторонам и издавали нечленораздельные звуки.       Пока Хитч с Луизой пытались как-то помочь детям, Флок, Вин и Холгер прикончили дворецкого, а после забили убийцу, не оставив на том живого места. В процессе они так увлеклись, что не заметили, что уже как минут пять пинали мертвое тело. Первой мыслью было спрятать тела и заявить, что умершие просто сбежали. Но тут подоспели полицейские, которых они заранее вызвали. В кабинете командора Ханджи Флок честно рассказал о случившемся и просил считать себя ответственным за всё. Ханджи, потирая виски, долго молчала, а потом отправила Флока вместе со всем его отрядом в карцер и поехала на приём к генералу с докладом.       Флока и остальных отпустили, историю замяли. А чуть позже генерал в тайне, не поставив в известность Ханджи, вызвал к себе Флока напрямую для беседы. После их разговора число арестов дворян с конфискацией всего имущества увеличилось, как и увеличилось количество несчастных случаев и убийств, что стали часто происходить с «голубой кровью» элдийского общества и их приближёнными. Флок потом не раз обсуждал с товарищами, что генерал так воплощает мечту всей своей жизни — поставить раком напыщенных ублюдков, что сотню лет паразитировали на простом народе.       Когда вновь в один из обысков они нашли в винном погребе очередную живую игрушку, Хитч подумала, что, возможно, генерал по-своему прав. «Игрушкой» в этот раз оказалась девушка с густой копной черных волос, красивой фигурой и потухшим безжизненным взглядом. Зато, когда они вывели её наверх и она увидела своего связанного «хозяина», моментально ожила. Бросилась на него и стала душить. Луиза и Холгер хотели оттащить её, но Флок их остановил. Когда она, наконец, убрала руки с шеи своего мучителя, Флок спросил, как её зовут, знает ли она, куда идти и что будет дальше. Услышав ответ «не знаю» на все три вопроса, включая вопрос об имени, Флок подошёл к ней, попутно отпихнув труп ногой, и сказал: «Тебя теперь зовут Гелла, и ты больше никому не позволишь сделать из себя жертву».       — Гелла, дорогуша, посиди с нами, — Флок похлопал на свободном месте рядом с собой. — Отдохни. Пусть этим займётся «свинья».       Гелла с улыбкой кивнула ему и на время вновь скрылась на кухне, но вскоре вернулась. Вместе с ней, волоча на левой ноге тяжелый металлический шар, тащился, держа в руках поднос, бывший хозяин дома. Толстый маленький мужчина с большим животом был одет в укороченное платье горничной, которое норовило разойтись на нём по швам. Залысину на макушке прикрывал белый чепец. На круглом лице — следы гематом, оба глаза были подбиты и заплыли, а губы густо накрашены карминовой помадой выходя за контур, на лбу было вырезано его новое и последнее имя — «свинья».       Раньше «свинью» звали Баер фон Гайсер и, по всей видимости, он был или очень смелым, или слабоумным человеком. На приёме у Закклая он вздумал заикнуться об очень старой истории, когда генерал, будучи моложе, частенько посещал его дом со своей супругой. На вечерах у Гайсера собиралась вся столичная богема. Гости обменивались свежими новостями, вежливыми улыбками, а в самый разгар вечера ещё и супругами. Эта история очень повеселила Флока и его подчиненных, когда Гайсер захлебываясь слюнями и кровью рассказывал её. К тому же стало понятно, почему генерал настойчиво просил Флока проявить особое усердие при решении вопроса с Гайсером.       От удивления Хитч не донесла до рта канапе и замерла с открытым ртом. Не прикрытые платьем пухлые волосатые лодыжки мужчины в сочетании с его лицом, размалёванным помадой, вызвали тошноту. Остальные же при появлении Баера злорадно заухмылялись. Все, кроме одного человека.       — Вы извращенцы, — не скрывая презрения к большинству присутствовавших, сказала Рико Брженска. Весь вечер она просидела на диване рядом с Хитч и Луизой в закрытой позе. Ничего не ела, не пила и не вела сторонних разговоров. — Это просто отвратительно.       — Рико, ты можешь думать об этом, что хочешь, но приказы генерала надо исполнять, — сказал Флок таким тоном, будто объяснял очевидные вещи. — О чём, по-твоему, я буду докладывать, если он спросит? Кормить это ничтожество дерьмом уже не оригинально, да и воняет нестерпимо. Грязь со всех сапог он вылизал. Бить его тоже скучно, а так хоть какую-то пользу принесёт напоследок. Да, свинья?       «Свинья» тут же получил пинок от Вина, что был к нему ближе всех.       — Может, засунем его в бочку из-под вина? Пусть отдохнёт в ней пару деньков, — предложил Феликс, опустошая уже пятый за этот вечер бокал.       — Мы столько не выпьем, да и гляньте на его пузо. Он же не влезет. Как насчёт поиграть в собачку? Кинем ему пару палок и пусть побегает по заднему двору на четвереньках. Как раз похудеет, — высказал потрясающую идею Симон.       — Фу! Ты чего несёшь? Какие палки? Какой задний двор? Я не такой!       — Да я не то имел в виду!       И вновь громкий наигранный смех и садистские ухмылки. Хитч затошнило сильнее.       — Соберитесь в круг и подрочите на него. Мужеложцы херовы, — Рико глядела на всех, кто вёл эти разговоры, как на дерьмо.       — А говоришь ещё, что мы извращенцы, — отсмеявшись, ответил Флок. — Это твоя нереализованная фантазия, а, Рико?       — Пошёл ты! Главный фантазёр тут у нас ты, Флок. Вот и сочинил бы для Закклая пару сказочек, раз уж без них у этого старого муденя не встаёт на жену. Но на кой всем этим заниматься?       — Каждый должен получить по заслугам. Эта свинья прекрасно знала, в каком положении находится наш народ, но устраивала заговоры, так что пусть хлебнёт дерьма во всех смыслах, — Флок практически дословно повторил слова главнокомандующего.       — Флок, но зачем нам уподобляться ему? Мы-то ведь совсем не такие, правда? — слова Хитч прозвучали слишком робко, она почувствовала себя неловко.              «А слабо было сказать это чуть раньше без группы поддержки?»              Глаза Хитч на миг расширились, но она постаралась не поддаваться панике. Этот чертов голос зазвучал в голове вновь. Очень знакомый голос.       — Ты такая добрая, Хитч, — очень спокойно, почти ласково начал Флок, но на дне его глаз блеснул нехороший огонёк. — Тебя нужно ставить в пример как истинную героиню Элдии. Принесла свою жизнь в жертву ради блага народа, показала себя в бою в Либерио, так ещё и трудовые подвиги совершаешь. К тому же поддерживаешь добрым словом товарищей. Как, кстати, поживает Армин? Он не слишком расстроился, когда узнал все подробности того, как его друзья мило проводили время?       Ещё как расстроился. Если и было в Армине что-то раздражающее Хитч, так это его желание искать во всех людях исключительно хорошее и постоянно их оправдывать. Выслушав целую череду его рассуждений о поступках друзей, которые не иначе как нытьём она назвать не могла, Хитч сделала две вещи. Во-первых, искренне порадовалась, что изливать душу он пришёл именно к ней. Во-вторых, прочитала ему свою нотацию.       «Армин, с такими друзьями, как были у тебя, и врагов не надо. Может, в детстве они были другими, но мне кажется, что эти двое всегда были махровыми эгоистами и в критический момент просто показали свою истинную натуру. Если они тебе такие близкие друзья, то почему они не взяли тебя с собой, когда сбежали? Только не смей говорить, что это с тобой что-то не так! Их все считали смелыми и сильными, возлагали на них надежды, но почему-то только ты из вашей троицы не спасовал перед трудностями. Ты столько работал все эти годы, тебя ценит и уважает начальство, тебя ценят твои товарищи. Вот только воспользуйся уже своими умными мозгами и пойми наконец одну вещь: люди не станут лучше от того, что ты так хочешь. Ни одна просьба, ни один твой здравый довод не дойдёт до цели, если человек сам не захочет измениться. Эти двое решили послать тебя к чёрту, так почему ты опять пытаешься их оправдать? У тебя есть гордость и яйца, в конце-то концов?!» — гневно возмущалась Хитч, но Армин заткнул ей рот поцелуем. Оторвавшись от её губ, с теплотой посмотрел и ответил: «Да, и гордость, и яйца у меня есть». И нисколько при этом не покраснел.       — Всё нормально. Он говорил, что разочарован в них и ему больше нет до них никакого дела.       «Какая же ты врушка, Хитч. Кстати, а ты сказала Армину, что ещё при первой беседе с командором Разведкорпуса рассказала ей, что он приходил ко мне?»       «А ну заткнись! Тебя нет! Ты подохла!» — обратилась Хитч к голосу.       «А ты не думаешь, что он стал встречаться с тобой из-за того, что я всё ещё здесь? По-сути, какая разница, с кем разговаривать — с куском камня или с бревном, вроде тебя».       — Ты как-то побледнела. Что с тобой? — Флок поднял бровь.       «Не боишься, что адъютант командора Разведкорпуса начнёт подозревать, что заинтересовал тебя не только из-за красивых глаз?»       «Я тебя сожрала, тварь! Съела, переварила и высрала! От тебя даже духа не осталось!»       «Уверена?»       — Борюсь с приступом тошноты, — почти честно ответила Хитч. — Серьёзно, Флок, мне его не жаль, но на это и вправду мерзко смотреть.       — Ладно. Свали, свинья, ты расстроил девочек, — махнул ему Флок. Рико тут же прокомментировала, что девочками он пусть называет бордельных шлюх, а не офицеров, но Флок не обратил внимание и продолжал: — И прихорошись. Сегодня у тебя фотосессия. Генералу стало мало обычных сказочек. Да и, к тому же, к нам сегодня придёт новенький.       Под удаляющийся скребущий звук металлического шара о паркет, Хитч прислушивалась к шуму из собственной головы и ощущениям в желудке.       Новенький, о котором говорил Флок, не заставил себя долго ждать, и, увидев его, Хитч стало не менее тошно, чем от всех этих садистских игр.       — Я рад, что ты пришёл, Жан, — Флок лично открыл двери, чтобы проводить гостя, положив ему руку на плечо. Гость выглядел задумчиво и несколько напряженно. — Проходи, не стесняйся. Хочешь вина?       Жан сначала мотнул головой, но тут же утвердительно кивнул. Флок взял у Геллы подготовленный бокал с вином и передал его Жану. Усевшись обратно на своё место, обвёл рукой присутствующих:       — Как видишь, здесь много знакомых тебе лиц, но это далеко не все наши братья и сестры элдийцы, что хотят перемен во благо будущего страны.       Когда Жан отпил пару глотков вина и удобнее устроился в кресле, к нему подошла Гелла и протянула какую-то бумагу и ручку. Флок, внимательно наблюдая за ним, произнёс:       — Жан, в нашем небольшом патриотическом кружке есть маленькая традиция составлять послание в будущее. Своего рода напоминание себе, что жизнь не стоит на месте и нужно стремиться к лучшему. Я слышал, ты когда-то хотел служить в военной полиции, быть может, пришло время вспомнить о забытой мечте. Как на счёт должности заместителя командора?       — А твоя мечта, Флок… — Жан пробежался взглядом по документу, удивленно поднимая бровь, видя многие знакомые фамилии напротив должностей высшего военного командования. — Начальник службы государственной безопасности Элдии? Разве есть такое ведомство?       — Кто знает, что будет в будущем и где мы все окажемся, — улыбаясь, пожал плечами Флок и, чуть прищурив глаза, добавил: — Ещё у нас принято делать групповые фото при вступлении в наше сообщество. На долгую память.       Жан пристально посмотрел на собеседника, а после, опустил взгляд на бумагу, написал своё имя. Чуть подумав, жирно зачеркнул «заместитель командора» и написал сверху «командор Военной полиции».       Спустя время бывший дом Баера посетил последний званый гость на этот вечер.       — Салют отважным героям Парадиза! — в гостиную вошёл долговязый парень, держа под мышкой фотоаппарат с переносной вспышкой. На лице парня красовался синяк под глазом, была разбита губа, но, несмотря на помятый вид, он был бодр и весел.       — Гляжу, наш «воин слова» прошёл боевое крещение? Так держать! — поприветствовал Флок.       «Воина слова» звали Виктор Циммерман, он был главным репортером стремительно набирающей популярность газеты «Элдийская правда». Хитч знала, что этот человек познакомился с Флоком в одной излюбленной гарнизоновскими военными пивной, в которую наведывался в поисках материала для статей и чтобы уловить настроение аудитории. Ещё этот человек был из числа обедневшей в первые годы после переворота аристократии и ранее носил фамилию фон Гайгер.       Подчёркивать своё благородное происхождение стало не модно, а в некоторых случаях даже очень опасно. Моду в этом плане диктовал главнокомандующий, как никогда влиявший на всю политическую и социальную обстановку на острове. Пожалуй, лишь прагматичный военный ум и умение расставлять приоритеты не позволяли старому генералу избавиться от всей прослойки знати на острове за раз. Крестьянам, что работали на землях дворян, нужно было предложить альтернативу взамен утраченных рабочих мест, не допустить паники среди народа из-за изменения привычного образа жизни, дать время населению привыкнуть и перенаправить их внимание в нужную сторону.       Та аристократия, какой жизнь и здоровье были дороже титула, быстро превращалась в честных предпринимателей, либо в интеллигенцию, зарабатывая на жизнь своим трудом и талантами.       — Надеюсь, план выгорит, а то боюсь, что в следующий раз не обойдусь так легко, — Виктор указал на своё лицо. — Не подумай, что я не готов пойти на жертвы, но пользы от меня живого будет больше, чем наоборот.       — Не переживай. Скоро у тебя будет новый материал о суде над командором Военной полиции. Ладно, раз все в сборе, давайте начнём. Хитч, ты куда?       — Попудрить носик, — на ходу ответила она. — Я быстро, начинайте без меня.       — Гм, ну, ладно. Сегодня я собрал вас всех, чтобы обсудить ситуацию с Эреном Йегером…       Хитч прижалась спиной к двери уборной и сделала несколько глубоких вздохов.       Такого быть не может. Неужели с ней и вправду говорила Энни? Может, Оруо был прав, когда предположил, что Энни может завладеть её разумом? Всё-таки они не всё знали о силе и способностях титанов.              «Док, конечно, руководитель так себе, но ведь за то преступление, в котором его хотят обвинить, его ждёт расстрел. Тебе его не жалко? Его жена станет вдовой, а дети —сиротами, так, вдобавок к этому, ещё превратятся в изгоев общества. Не представляю, как они всё это переживут».              Она подошла к умывальнику и включила воду в попытке хоть как-то заглушить посторонний голос, который с каждым словом становился всё громче. Быстро ополоснув лицо холодной водой, она оперлась руками по краям раковины и посмотрела на своё отражение в зеркале. Может, спросить у Армина, случалось ли с ним что-то подобное? Может, он тоже слышал голос Бертольда?              «Шмотки, мальчики, вино… Пытаешься делать вид, что всё происходящее правильно, а если и нет, то тебя это не касается. Такая у тебя позиция?»              А вдруг Армин расскажет об этом командору и она решит, что Хитч и впрямь может попасть под влияние врага? Тогда её глупая жизнь закончится ещё быстрее, чем срок титана-носителя.              «Такие, как ты, стелются под любого в обмен на благополучие и теплое местечко под хозяйским сапогом. Вчера ты прикрывала преступления полицейских, а сегодня участвуешь в заговорах против властей. Завтра, если тебя сильно припрут, будешь вовсю участвовать в этих игрищах, что устраивает Флок, прикрываясь бравадой о свободе и справедливости. А потом они с побратимами пустят и тебя по кругу».              Родись она в другом месте мира, можно было бы сбежать в другую страну, если бы жизнь начала сильно давить. Сбежать на далёкий теплый остров, где нет никаких проблем. А куда сбежать, если ты уже на далёком теплом острове и родилась элдийкой, которой нигде, кроме этого острова, не рады?              «Решила стать титаном в попытке сделаться кем-то более важным? Ха! Ты даже дурака Марло не смогла убедить ни в чём. Так с чего ты решила, что тебе по зубам вступить в борьбу, ведь ты просто…»              Она смотрела в собственное отражение, с лица стекала вода. Голос в голове становился громче и чётче. Моргнув, Хитч увидела в зеркале второе отражение.       Энни.       

«Лгунья…»

«Шлюха…»

«Обманщица…»

«Подстилка…»

«Слабачка…»

«Крыса…»

             Каждое слово обжигало, как удар плети. Каждое слово точно в цель, как удар под дых. Как её удар.              «Тебе понравилась ощущать эту силу? Чувствовать, как под твоими ногами вместе с плотью разрывается на части чужая жизнь? Тебе понравилось убивать людей в Либерио?»              Хитч, не отрываясь, наблюдала в зеркале, как Энни подошла сзади вплотную и взяла её руку, направляя к полочке над раковиной, где блестело лезвие для бритья.              «Зачем тебе это всё? Не проще ли найти самый лёгкий путь? Вы ведь всё равно все умрёте. Вы как экипаж заблудившегося в море корабля, где на борту давно закончилась еда и вода. А чтобы протянуть подольше, вы решили тянуть жребий, чтобы выбрать, кого сожрать ради выживания. Но корабль так и не достигнет берега, а все на борту погибнут. Так зачем цепляться за ложную надежду выжить и что-то изменить?»              На лице Энни проступили метки титана после трансформации. Она направила руку Хитч с лезвием поближе к её горлу.              «Закончи это всё…»              — Нет! — Хитч резко дёрнула рукой, и лезвие отлетело в сторону, звякнув о кафель. — Нет! Нет! Нет! Борись с этим! Борись! — она отошла от раковины, зажмурилась, схватилась за голову. Она сжала зубы и с ненавистью уставилась в отражение Энни за своей спиной. Быть такого не могло. Энни умерла! Её нет!       «Как смеет убийца и предательница судить меня? Ты убила куда больше людей, чем я, и получала от этого удовольствие! Помнишь того солдата, которого ты мотала на проводах от привода, пока от него отлетали куски? Куча свидетелей видели твою мерзкую улыбочку! Ты жестокая садистка и мразь! Это вы на пару с дружками разрушили Марию и обманом проникли в наши ряды! Всё это началось из-за вас! Вы и только вы виноваты во всём, что сейчас происходит! А теперь проваливай из моей головы, тварь!»       «О чём это ты? Меня же нет», — прозвучал голос Энни.       «О чём это ты? Меня же нет», — повторил собственный внутренний голос.       — О чём это ты? Меня же нет, — прошептали собственные губы.       В зеркале отражалось только её собственное растерянное лицо.       

***

             Леви сидел на балконе гостиничного номера и смотрел, как захваченный марлийский крейсер рассекал вдали морскую гладь. На его взгляд, корабль портил весь вид.       Отщипнув пару виноградин и закинув в рот, Леви недовольно вздохнул.       Вид на море, легкий морской бриз, фрукты, два вида вина — белое из местного виноградника и редкий сорт марлийского красного, презентованный от администрации в качестве извинения за причиненные неудобства, словом всё то, что считается романтикой и радует большинство женщин, было на месте, кроме самой женщины, для которой эти радости предназначались. Прошло уже больше получаса, как она заперлась в ванной и не выходила оттуда.       «Петра, я старый солдат и не знаю слов любви, но с тобой я почувствовал себя утомленным путником, который на склоне жизненного пути узрел на озарённом солнцем поле… Нет, херня какая-то…»              Взяв со столика бутылку марлийского вина, он покрутил её в руках, рассматривая надписи на этикетке, которые всё равно не мог прочитать. Кажется, такое вино полюбила заказывать в марлийских ресторанах военная верхушка и даже Ханджи упоминала о нём, когда вернулась с одного из приёмов, нахваливая вкусный ужин, к которому его подавали.              «А может, бросить кольцо в бокал или запихать его в пирожное? Нет, так делают только полные придурки. Она же может случайно сломать зубы или подавиться».              Пленка снялась с горлышка бутылки как-то слишком легко. Он ввернул штопор в пробку, потянул, небольшой щелчок — и бутылка открыта. Потянувшись за бокалом, он вдруг подскочил с места.       — Пошла вон! Кыш! — на перила балкона приземлилась наглая толстая чайка, но увидев, что ей тут не рады, поспешила ретироваться.       Усевшись обратно, Леви наполнил бокал рубиновой жидкостью буквально на пару глотков.              «Лучше прямо задать ей этот вопрос. Ты выйдешь за меня? Нет, не так, зачем спрашивать очевидное. Ты выйдешь за меня — и точка. Или слишком просто? Вроде, в таких случаях положено говорить что-то особенное… Черт, как сложно…»              — Тьфу, блядь! — вкус вина оказался настолько неприятным, что, сделав глоток, он тут же сплюнул его обратно в бокал. На губах остался гадкий металлический привкус. Он взял чистый бокал, плеснул чистой воды и стал полоскать рот, смывая гадкий привкус. Закончив, выплеснул за балкон грязную воду и вновь наполнил бокал чистой, запивая неприятное послевкусие. Взяв бутылку, понюхал содержимое. Вино не пахло ничем испорченным, но почему тогда на вкус, как какая-то отрава? Он хоть и равнодушен к алкоголю, но за свою жизнь умудрился попробовать много разной горючей дряни, и, видят Стены, даже самогон, который гнали в Подземном городе из всякого мусора, был получше, чем этот якобы элитный редкий сорт благородного напитка.              «Ну, скоро там Петра? Почему так долго? Может, у неё несварение? Говорил же, что тот суп с креветками выглядит странно и лучше взять обычную рыбу. Хорошо хоть вино попробовал раньше неё. Всё. Больше никакого алкоголя, тем более у нас есть чай. Надо пойти вниз заказать новую посуду и кипяток, а эту бутылку…»              — Возьму с собой и запихну консьержу поглубже прямо в… — он взял бутылку, встал с места и услышал позади женский голос.       — Леви…       

***

             Давно Петра так тщательно не прихорашивалась перед зеркалом, да ещё и сделала легкий макияж. Кроме коробочки с тушью и старых румян, у неё особо ничего не было. Хорошо хоть Хитч выручила с помадой, которой у неё было аж сразу несколько оттенков, за что ей большое спасибо, но особенная благодарность за то, что рассказала про столичный магазинчик, где торговали женским бельём и другими похабными вещами, вгонявшими щеки в такую краску, что никаких румян не нужно. Пришлось немножко обмануть Леви, когда они гуляли с ним по столице, чтобы уличить момент и сбегать прикупить наряд, который понравится ему куда больше голубого платья.       Петра оглядела себя со всех сторон, насколько это позволял обзор зеркала над раковиной. Поправила верх корсажа, провела ладонями по поясу для чулок и поправила сами чулки. Всё бельё белое, практически белоснежное, а по краям аккуратное кружево. Сшито ручками столичных мастериц по выкройкам из марлийских журналов мод.       «Пока мы столько лет боролись за выживание, кто-то в мире заботился о красоте исподнего», — всплыла в мозгу неподходящая случаю мысль, которую она тут же отогнала.       Трусы тоже были в комплекте, такие же белые и кружевные, они хорошо смотрелись на упругих ягодицах, но она заранее их сняла. Их она покажет Леви в другой раз. Ему понравится их снимать.       Она как-то устраивала ему подобный приятный сюрприз, встретив после одного из скучнейших совещаний в его кабинете, усевшись в рабочее кресло. Только тогда одежды на ней было поменьше. Буквально один единственный платок, с которого начались их близкие отношения.       Выйдя из ванной, она направилась к балкону, где он наверняка уже заждался её, и услышала, как он разговаривает сам с собой и почему-то ругается. Ох уж эти его новые причуды. Прямо не знаешь, чего ожидать. Это всё от нервного напряжения. Ему просто не хватает немного бодрости. Сейчас поправим.       — Леви… — позвала она.       

***

             Когда Петра медленно подошла к нему, Леви на мгновение забыл, как дышать. Пропустив пару вздохов, отставив бутылку, которую чуть не выронил из рук, с трудом всё-таки вспомнил, что легким требуется воздух, и заодно решил, что в таком виде ей лучше не показываться на балконе. И не важно, что с той стороны, куда выходили окна их номера, единственными, кто мог подсмотреть за их страстью, были только солнце, небо, кусочек моря и толстые чайки, пролетающие мимо. Делить ни с кем такую красоту, что предстала перед ним, не хотелось.       Вырвать бы себе веки, чтобы ни на секунду не отрываться от неё. Смотреть, как стройные ноги плотно обтягивают белые полупрозрачные чулки. Как соблазнительно выглядят бедра в охвате полоски кружевной ткани. Как вызывающе смотрится неприкрытая ничем промежность с полоской мягких светлых волос на лобке.              «Чертовка!»              Смотреть, как её тело обнимает зефирно-белый корсаж.       Наверное, она очень довольна тем, что смогла спрятать свои шрамы на ребрах и под грудью. Сколько бы он ни целовал каждый сантиметр мягкой кожи и каждый шрам, она всё равно не верила, что в ней нет ничего некрасивого.              «Глупая».              Его взгляд змеей скользил выше по ключицам, шее, подбородку. Задержался на непривычно ярко-алых от помады, чуть приоткрытых губах и поднялся выше мимо аккуратного носика. Светло-карие глаза стали выразительнее в обрамлении подкрашенных длинных ресниц. Сам её взгляд игривый и почти победный. Ещё бы. Мало кому под силу заставить лучшего воина человечества замереть как истукану. Даром что глаза горят восхищением и похотью.       Она медленно подошла к нему, поцеловала в щеку, оставляя после себя яркий след, и одновременно стала расстёгивать пуговицы его рубашки. С томительным предвкушением, отдающим спазмами внизу живота, с хрипотцой спросила:       — Неплохо, да?              «Охуенно».              Оказавшись прижатой к ближайшей стене и смотря, как Леви опускается на колени, дыхание пришлось задержать уже ей.       — Ты прекрасна, — сгибая, он приподнял её правую ногу так, что ступня оказалась на его плече, начал целовать от щиколотки и выше прямо через тонкую материю, одновременно по всей длине поглаживая другую её ногу.       Когда он добрался до границы, где оканчивается чулок и начинается теплая кожа, губы сменил язык. Петра чуть выгнулась грудью вперёд, положив одну руку ему на голову, а второй скребя ноготками по стене.       Облизывая местечко чуть над клитором, Леви подумал, что мог бы сейчас сравнить свою женщину с дорогими пирожными, что выставляют на витрину в столичных кондитерских. Хрупкое воздушное безе с нежным белым кремом, украшенное сочными ягодами. Такое красивое, что на него только любоваться и пускать слюну, если нет денег на покупку. А если ты бандит из Подземного города — разбить витрину, украсть сладость и, не сдерживаясь, съесть, пачкая губы в креме. Но Леви больше не бандит и к сладкому равнодушен, а вот к своей женщине — совсем нет.       Она очень мокрая, и чем дольше он вылизывал её, тем ярче становился вкус. Он то едва касался кончиком языка, то давил сильнее, слизывая соки. Скользил глубже к горячей щёлке, вжимаясь носом в лобок, втягивая запах. Пальцы Петры в его волосах сжимались, она хныкала, сбивчиво постанывала. Леви раскрыл её бедро ещё чуть вбок и плашмя скользнул языком по наружным розовым складкам, сжал губами клитор. Петра, тая от ласк, стала ещё более влажной, пачкая смазкой его лицо.       Наконец он встал и, обнимая её одной рукой за талию, прижал к себе, а второй ловко расстегнул ремень. За те долгие секунды, что потребовались, чтобы спустить брюки, он не отрывал от неё взгляда. Как хищный зверь не спускает глаз с выбранной цели, так и он не хотел ни на секунду потерять её из вида, хоть она закрыла ему обзор, обнимая за шею. Он подхватил её под бедро и оторвал от пола. Петра крепко сжала его ногами и скрестила сзади лодыжки. Ещё пара секунд, чтобы подстроиться, и она с наслаждением застонала, когда её накрыло чувство заполненности.       Вес Петры не имел значения, когда он держал её на руках и насаживал на член. Она для него как легкая белая пушинка. Толкаясь, Леви мокро поцеловал ложбинку между грудей и подцепил зубами верхний край корсажа, туго прилегающий к телу.       В потоке девичьих стонов и собственного хриплого дыхания он слышал своё имя в сочетании со словами «люби меня». И он любил. Её тепло, её голос, её медовый взгляд, её вкус. Всю её. Она вообще знает, насколько она прекрасна? Может, стоит ей это показать?       Не выходя, понёс её вглубь комнаты, где рядом со шкафом стояло напольное зеркало в полный рост. По пути пришлось отвлечься, чтобы освободиться от брюк, упавших вниз к ступням.       — Посмотри на себя, — прошептал на ухо Леви, сняв её с себя, поставив на ноги и развернув лицом к зеркалу. Увидев своё отражение, отметил, что чертовка развела грязь: испачкала его помадой, но было абсолютно плевать. Снова обнял её, располагая одну руку под грудью, а второй потянулся к лобку, при этом целуя в плечо и в боковую сторону шеи.       Петра сглотнула, видя в зеркальном отражении себя, чуть растрепанную и возбужденную от желания, но свой вид она оценила ещё в ванной. Куда более интересно смотреть, как он скользил губами по плечу, обжигая дыханием. Поддав таз вперёд, Петра завела одну руку за спину, чтобы добраться до мошонки своего мужчины, вызвав у него сбивчивый стон. За это он прикусил ей плечо, тут же его целуя. Гладя и сжимая яйца самого сильного воина человечества, Петра ещё больше распалилась, и мир вокруг показался каким-то нереальным и слишком контрастным, а сам воин стал таким покорным от её ласки. Отпустив его и она повернулась к нему лицом. Коротко поцеловала в губы, опустилась вниз.       Леви видел в зеркале изгиб спины Петры. Скользил вниз взглядом по застежкам корсажа к ягодицам и белым пяточкам в чулках, на которые она удобно усадила свою попку. Всё на ней такое белое и чистое, что, пожалуй, ей только не хватает парочки ангельских крыльев. Очень красиво. Очень чисто.       Ещё он видел в отражении её затылок и то, как плавно покачиваются её рыжие волосы. Как собственная рука гладит её по ним. Его женщина старательно облизала мошонку, уделяя внимание каждому яичку, играясь со свободной кожей, закусывая с легким смешливым рыком, оттягивая в сторону. После перешла к члену, широко облизывая снизу. Заскользила губами и языком взад-вперёд, обильно пуская слюну и слизывая её обратно. Немного похоже на то, как она впервые ела в жару марлийский пломбир на палочке. Мороженое таяло и подтекало, так что нужно было торопиться, чтобы сладкая жидкость не капнула вниз, пачкая губы, слегка причмокивая и всасывая её в рот. Вот бы она открыла рот пошире, и тогда можно наполнить его другой белой жидкостью, которую она с не меньшим удовольствием съест. Охуенно. Очень грязно.       — Стой, стой, стой, — он ухватил её за подбородок, отстраняя от себя и второй рукой пережимая место у основания члена. Чертовка совсем свела его с ума. Подняв её на ноги, нетерпеливо развернул обратно лицом к зеркалу. Направляя её тело, как ему нужно, полностью вошёл и завёл ей руки за спину. Она пошире расставила ноги для удобства и наклонилась ниже вперёд, закусив губу и мыча от удовольствия от каждого толчка.       Ветер с моря, проникал через балконную дверь, колыхал белые занавески на окне и скользил прохладой по полу. Оставшееся без присмотра на столике пирожное украла толстая чайка, пользуясь тем, что те, кто его заказывал, занимаются вещами куда более приятными, чем поедание сладостей. Тень от бутылки с испорченным вином стала длиннее в лучах нежно-розового заката. Громкие любовные стоны вышли звуковой волной за пределы комнаты через балкон и потонули где-то в шуме прибоя.       

***

             — Закат. Мы пропустим чертов закат. Быстрее, — раздраженно бормотал Леви, практически волоча вслед за собой Петру за руку.       Почему вместо того, чтобы полежать в обнимку, лениво продолжая ласкать друг друга, обязательно нужно приводить себя в порядок и идти на улицу, Петре было не понятно.       Леви наспех собирался, попутно помогая и ей. То силком одевал юбку поверх ещё не снятых чулок, то хватался за расчёску, то нервно искал собственные брюки, а потом вспомнил, что хорошо бы быстро освежиться и смыть помаду, уволок её в ванну в момент, когда она снимала юбку обратно. При этом он бурчал: «Закат… Море… Красота… Блядь… Романтика». Петра недоумевала от его поведения, но объяснила себе это его очередным возрастным «чудачеством».       Он привёл её на задний двор гостиницы, откуда с живописного утёса открывался панорамный вид на море и розовый закат. Когда они подошли к краю, он повернулся к ней, взял её ладони в свои, внимательно посмотрел прямо в глаза, немного хмурясь, и серьёзно произнёс:       — Я хотел обсудить с тобой один очень важный вопрос.       — Я вся внимание, — чуть пожала плечом Петра.       — Я бы хотел, чтобы мы с тобой стали жить вместе.       Брови Петры поползли вверх, а он продолжил:       — Мне давно полагается служебная квартира, и я думаю после переезда на новую базу воспользоваться этим правом. Присмотрим вариант поближе к Хлорбе, чтобы почаще навещать твоего старика. Либо я могу купить для нас дом. Можно взять что-то попроще и обустроить на свой вкус. На крайний случай пригоним роту новобранцев на стройку. Я договорюсь с Ханджи.       — Что ж, это здорово. Леви, я… — она хотела сказать, что не ожидала такого, но идея неплохая. Хотя они столько времени проводят на базе, и что дом, что квартира будут подолгу пустовать, так что особой разницы нет.       — Подожди, я не закончил, — всё таким же серьёзным тоном сказал он. — Как ты знаешь, учебная часть расширяет штат. Думаю, ты бы отлично справилась с работой инструктора по стрельбе. Сопляки тебя слушают и под твоим руководством показывают отличные результаты. Да и начальству понравится, что воспитанием кадетов займётся один из ветеранов Разведкорпуса. Патриотический дух и всё такое…       Он полез в карман, извлекая на свет маленькую коробочку.       — Ты знаешь, что я ни черта не умею красиво говорить, поэтому вот, — он открыл коробочку. — Петра, выходи за меня.       — Леви, это… Разве мы можем? — она растеряно смотрела на аккуратное колечко с блестящим камушком. Это уже было не просто «чудачество».       — Ни о чём не беспокойся. Я всё устрою. Бумаги на перевод я уже подготовил. Нужна только твоя подпись.       Растерянность начала медленно теснить злость, когда она осознала, что только что он произнёс.       — Что касается самой свадьбы, думаю, надо устроить праздник в Хлорбе, чтобы не доставлять твоему отцу хлопот с поездками. Арендуем место поприличнее, соберемся вместе с ребятами и…       — Леви, но ведь мы не сможем быть полноценной семьей, — перебила его Петра, глядя на колечко в его протянутой ладони.       — Если ты о детях, то ты знаешь моё к ним отношение, — он сменил серьёзный тон на более мягкий. — У нас с тобой их целый корпус, но если для тебя это важно, мы можем это обсудить. Я могу сходить на приём к королеве и попросить, чтобы тебя осмотрели её личные врачи, либо немного позже приедут специалисты с Хизуру и можно будет обратиться уже к ним. Да и к тому же есть дети, которые лишились своих родителей и нуждаются в них. Королевский приют всегда полон, и там найдётся кто-то, с кем мы сможем поладить и кого воспитаем. Я тут на днях, когда был в столице, встретил одного парнишку беспризорника, он был…       — Леви, а ты сейчас правда веришь в то, что говоришь? — резко спросила она, вызвав растерянность уже у него самого.       — Поясни.       — Лучше ты поясни, для чего это всё? Не лучше ли подождать, когда всё уладится? Эрен вернулся, брак Хистории скрепил союз Элдии и Хизуру, скоро будут переговоры с другими странами. Так может, дождёмся хороших времён?       — Петра, прекрати быть такой наивной. Мальчишка предал доверие ещё, когда сбежал. Единственная польза от его возвращения — получить в распоряжение Элдии силу Атакующего и Прародителя. Мы может и сможем с кем-то договориться, но вряд ли Марли так просто оставит нас в покое. Боевые действия не ограничатся одной нашей атакой на Либерио. Скорее всего, нам придётся вновь напасть на них, чтобы потянуть время.       — И поэтому ты хочешь, чтобы я осталась в стороне? Чтобы ушла из разведки?       — Да, — твёрдо ответил он и крепче сжал её ладонь. — Тебе не стоит в этом участвовать.       — Я уже говорила тебе, что моё место в Разведкорпусе, — она высвободила ладонь, но не убрала, а сама мягко положила поверх его руки. — Я хочу защищать Парадиз вместе с нашими товарищами и рядом с тобой.       — Ты можешь делать это и не идя на передовую, — непреклонно гнул он. — Я могу просто отдать тебе приказ, и ты останешься на острове.       Её брови на секунду дернулись вверх, она убрала руку и с вызовом посмотрела на него в упор.       — Да, — холодно сказала она, не отрывая от него гневный взгляд. — Вы всё можете, сэр.       Она чётко, почти по-солдатски развернулась и быстрым шагом направилась обратно в здание гостиницы.       — Петра, стой! Мы не договорили! Вернись немедленно! — раздражённо крикнул Леви ей вслед. Осознав, что на протяжении всего разговора он так и стоял с протянутым кольцом, он захлопнул бархатную крышку и спрятал коробочку в карман. Он хотел плюнуть на всё и пойти за ней, но стоило успокоиться и подумать, что сказать. Нельзя допустить повторения прошлых ошибок.       — Да какого чёрта? Всё должно было быть совсем не так! — скрещивая руки на груди, пожаловался он морю. Но морю нет дела до человеческой суеты. Его дело омывать своими волнами берега людских земель.       Когда-то они думали, что за стенами найдут ответы на все тайны мира и тогда их жизнь станет лучше, но, покинув убежище за стеной Мария, элдийцы Парадиза обнаружили лишь другие стены. Ещё выше, крепче и шире. Стена Непонимания. Стена Ненависти. Стена Глупости. Стена Войны.              «Знаешь, а мы ведь так и не нашли никаких ответов. Лишь появилось ещё больше вопросов».       

Шум прибоя стих. Волны замерли. Брызги воды застыли в воздухе.

Над морской гладью прозвучал голос:

      

— Капитан, а мы станем свободными,

если на том берегу умрут все, кто желал нам зла?