Ещё живой

Слушай же, мы знаем:

Ты наш враг. Поэтому

Мы тебя поставим к стенке.

Но, учитывая твои заслуги и твои достоинства,

Мы поставим тебя к хорошей стенке

И расстреляем тебя из хороших винтовок хорошими пулями,

А потом закопаем

Хорошей лопатой в хорошей земле.

Б. Брехт. Допрос хорошего человека.

      Люди высыпали на улицы Стохеса. Они выходили из домов, вываливались из пивных и мелких лавок, в спешке бросали свои дела и бежали вслед за черной тюремной каретой. Радостные, опьяненные от предвкушения грядущих перемен, что вот-вот наступят.       Тюремщики выволокли из кареты закованного в наручники преступника и проводили на эшафот. При его появлении толпа заулюлюкала и кровожадно оскалилась. Голос чиновника, зачитывающего смертный приговор, заглушил хор тысячеглавого чудовища, изводящегося в нетерпении.       Лицо преступника накрыли холщовым мешком, накинули петлю и выбили опору из-под ног.       Тело повисло, покачиваясь, немного поворачиваясь вокруг своей оси.       Многоликое чудовище восторженно взревело.              Леви получил толчок в бок острым локтем.       «Ты сбрендил, что ли, спать в таком месте?» — прочитал он немой вопрос в возмущенном взгляде Ханджи.       Он сильно моргнул и пальцами потер веки, прогоняя сон. Обвел присутствующих взглядом. Многие, так же, как и он, спали с открытыми глазами. Остекленело пялились в стену и пребывали в судебном зале только телом, но никак не разумом. Со всех сторон слышался шелест зачитанных измусоленных бумаг, покашливание и скрип стульев, к которым прилипли затекшие задницы.       Судейская коллегия тоже изрядно утомилась затянувшимся процессом над Найлом Доком. Судьи нетерпеливо барабанили пальцами по столешнице, оттягивали воротники от духоты и хмуро косились в сторону наглухо закрытых окон. На улице у ворот суда опять собрались протестующие против бездействия военных. Люди потрясали кулаками, что-то скандировали, и их гвалт мешал сосредоточиться на происходящем в зале, поэтому Закклай запретил открывать окна.       Обвинитель горячо и лицемерно разъяснял присутствующим, почему подсудимый заслуживает высшей меры наказания. Объяснял долго, обстоятельно, во всех нюансах и переливах, чтобы даже у самого Найла не было сомнений, что он мерзейший ублюдок и предатель.       Найл сидел в центре зала на полу в цепях, низко повесив голову, так что не было видно избитого лица. Он сидел неподвижно и то ли потерял сознание, то ли решил в последний раз выспаться как следует: разницы для него уже не было, лишь бы эта пытка закончилась быстрее.       Пытка длилась уже два часа подряд без перерыва и вместе с Найлом мучились ещё куча военных, включая Леви и Ханджи.       Единственный, кто наслаждался всем происходящим, — генерал Закклай. Старый садист знал толк в извращениях, и чем больше людей принимало в них участие, тем радостнее стучало его пожилое сердце.       Спустя ещё час обвинитель, наконец, иссяк, и слово перешло к стороне защиты. Защитник Найла был не столь красноречив, как обвинитель и куда более краток. Что-то прозвучало о прежних заслугах командора полиции, о его семье, о добровольном признании вины в совершенных преступлениях.       Шепелявя из-за отсутствия нескольких передних зубов, Найл действительно во всём раскаялся. Он признавал себя виновным в происходящих на улицах беспорядках и забастовках, в росте преступности и безучастности в решении проблем возрожденной Элдии.       — Желает ли кто-либо из присутствующих дополнительно высказаться в рамках рассматриваемого дела?       Зал хранил молчание. Командор Гарнизона Рико Брженска наблюдала за процессом с таким ледяным спокойствием, что соперничать с ней в самообладании мог разве что Леви. Остальные военные тоже спрятали свои чувства за бесстрастными масками и старались лишний раз не смотреть на подсудимого, долгие годы бывшего для многих из них добрым товарищем.       Куда больше эмоций от происходящего, вероятно, испытывал Жан. Вначале заседания, заняв место в офицерском совете наблюдателей с таким видом, будто играл в происходящем не последнюю роль, он довольно скоро понял, как на деле обстоят дела. Леви заметил, как несколько раз его лицо исказилось гневным возмущением во время речи обвинителя, как он нервно ерзал на стуле, как застывал и зажимался, когда зашла речь о подлом убийстве Пиксиса — высшей точке в числе провалов Дока по обеспечению общественной безопасности. Леви подумал, что к новой должности, подобно новым сапогам, Жан будет очень долго привыкать. И натрёт ещё много кровавых мозолей до того времени, как сможет руководить подчиненными хотя бы не хуже, чем его предшественник.       Леви с Ханджи переглянулись и вступили в короткий безмолвный диалог.       «Задумала подпалить пару задниц, очкастая?» — Леви еле заметно кивнул на её записную книжку.       «Ага. Присоединишься, коротышка?» — Ханджи изогнула бровь и шевельнула уголком губ в ухмылке.       — Разрешите, командующий, — обратилась Ханджи, вставая.       Судебная коллегия поморщилась, но Закклай утвердительно кивнул.       — По моему мнению, отстранение подсудимого от должности командора военной полиции — решение верное, хотя и несколько запоздалое. Следовало сделать это ещё во время реформирования полиции, но аттестации по неясной причине подверглись все полицейские, кроме их начальства.       — Эта «неясная причина» — решение генерала, командор, — холодно заметил один из судей.       Ханджи ничуть не смутившись этим замечанием продолжила:       — Именно так. Найл Док воспользовался доверием командования и не оправдал его. Он заслуживает справедливого наказания, но подчеркну, что наказания справедливого и непредвзятого.       — У Вас есть сомнения в непредвзятости суда, командор? — с плохо скрываемым раздражением спросил замкомандующего.       — Никак нет, но учитывая совокупность и тяжесть вменяемых деяний, полагаю, что ему грозит высшая мера, что мне видится недопустимым в нашем нынешнем положении. Казнь командора полиции ещё больше всколыхнёт общественность и станет поводом к усилению беспорядков.       — Куда уж больше, — послышался шепот из зала.       — Тишина! — потребовал замкомандующего. — Мы вас услышали, командор, если ещё кто-то хочет…       — Я ещё не закончила, — Ханджи раскрыла записную книжку и быстро пролистала её. — Я сделала несколько пометок, это не займёт много времени. Начну, пожалуй, со свидетельских показаний Виктора Циммермана. Этот господин утверждал, что несколько полицейских по личному указанию подсудимого явились к нему домой, избили и пригрозили убийством из-за содержания публикаций в его газете. Если допустить, что всё сказанное при отсутствии каких-либо дополнительных доказательств правда, этот эпизод лишь указывает на недальновидность подсудимого как руководителя. Этого журналюгу следовало сразу арестовать. Остроты, которые использует этот «народный рупор» больше походят на прямые оскорбления правительства. Свобода слова и мнений важны, но не в том случае, когда это умоляет авторитет власти…       Пометок в книжке Ханджи оказалось ещё довольно много. Пока она говорила, на раскрасневшихся от духоты лицах судей отпечаталось явное желание вместо одного смертного приговора вынести ещё и второй.       — Если дополнений от офицерского совета больше не будет, суд удаляется для…       — Разрешите.       Под гневным взором присутствующих Леви встал, чтобы сделать своё важное дополнение.       — У меня вызвали сомнения признательные показания подсудимого. Его внешний вид наводит на мысли, что они получены с применением пыток. Если только в его камере не был слишком скользкий пол и накануне он много раз падал, ударяясь лицом.       Зал оживился. «Каменная леди» Гарнизона издала странный звук, похожий одновременно на смешок и на кашель. Жан во все глаза уставился на бывшего начальника. Ханджи прикрыла лицо записной книжкой.       Леви встретился взглядом с выцветшими карими глазами генерала. Генерал по щелчку пальцев мог остановить происходящий фарс, но предпочёл рассадить командоров подразделений в первом ряду и заставить смотреть, как их товарища давят тяжелым сапогом правосудия свои же.       — Я полностью согласен с командором Зоэ насчёт недопустимости казни. Там, на улице, разъяренная толпа, которая только и ждёт крови, но если этих недоумков прикормить, нет никаких гарантий, что они не вернутся вновь. Смерть одного из тех, кого они считают виновниками своих бед, лишь подстегнёт их мнимую жажду справедливости. Одного командора полиции будет мало. Сплотившись и окрепнув, отдельные группировки могут вступить в прямой конфликт с военными, а кого-то переманить на свою сторону. Нам такой сценарий не выгоден.       — Вы закончили, Леви? — спросил генерал, внимательно рассматривая его.       — Да.       Судебная коллегия удалилась в комнату для совещаний.       — Зачем?       Сиплый уставший голос Найла Дока услышали абсолютно все присутствующие. Найл повернул заплывшее лицо в сторону тех, на кого сам вряд ли бы стал тратить слова, окажись они на его месте.       Леви и Ханджи обменялись быстрыми взглядами и более никак не отреагировали.       У эксцентричной разведчицы, способной вырвать врагу ногти ради правды, и у переодетого в военную форму бандита никогда не было прямых ответов ни на чьи вопросы.       

******************************

      Десятки взглядов устремились в сторону Леви. Некоторые заинтересованные, но по большей части осуждающие, как удары плети. Дай волю — и половина присутствующих точно бы наградила дерзкого солдатика хорошей поркой.       Взгляд самого Леви был устремлён только на противника.       Бойцы обходили друг друга по кругу, выискивая слабое место.       Майк с хрустом размял шею и повыше закатал рукава рубашки.       Леви двинулся вперед первым и сделал несколько быстрых ударов, чтобы примериться к противнику. Майк отразил атаку и нанес контрудары.       — Как это вообще возможно? — донесся шепоток справа.       Зрелище и впрямь было впечатляющим. Двухметровый накаченный боец с широкой грудиной и здоровыми руками и его оппонент — некрупный, гибкий и юркий юноша, как два танцора кружили по тренировочному полигону, и ни один не желал уступать другому.       Майк нанес обманный удар Леви в голову, заставив того поднять защиту и занёс удар в открывшейся бреши над его животом. Леви отскочил в сторону, и они вновь закружили друг напротив друга.       Глаза обоих горели напряжением. Чем дольше продолжалась драка, тем сильнее в каждом из противников крепло желание переломать друг другу ребра.       Очередная серия ударов. Майк сумел вскользь задеть Леви по щеке, а сам получил удар в грудину.       Снова назад. Новый обмен яростными взглядами. Майк окончательно вышел из себя и стал похож на разгневанного быка. Они ринулись в атаку. Солдаты, плотным кольцом обступившие место их схватки, вскрикнули.       — А ну стоять на месте!       Ханджи встала прямо посередине между ними, и им пришлось остановиться.       — Ты! — она обвиняюще указала на Леви. — Я тебя раскрыла!       — Чё?       — Я всё видела. Показывай.       — Что показывай? Что ты несёшь?       — Там, под рубашкой. Не пытайся увильнуть.       Она смотрела на него суровым немигающим взглядом. Леви посмотрел вокруг. Все присутствующие замерли. Майк в недоумении почесал затылок.       — Да какого хрена? Ну на, убедись, что у меня ничего нет, — Леви стянул рубаху через голову.       Ханджи внимательно обвела взглядом его тело, стройное и мускулистое, немного жилистое. Безволосое, не считая поросли черных волосков пониже пупка. На животе и спине красовались бандитские шрамы, заработанные на улицах Подземного города. Леви не сомневался, что, глядя на его отметки, сослуживцы презрительно усмехнулись: бандит, мародёр, отброс, такому не место в армии.       Ну и пусть смотрят. Ему за свою разбойничью шкуру не стыдно. Другой у него всё равно нет.       Закончив изучение, Ханджи улыбнулась:       — А ты ничего, коротышка. Под пиво пойдёт.       Она игриво подмигнула ему поверх очков.       Все покатились с хохота.       Леви вскинул брови в удивлении и тут же нахмурился поняв, что его нагло разыграли.       — Победа в поединке присуждается капитану Ханджи! — крикнули из толпы.       — Дура, — сердито буркнул Леви, отвернулся и стал одеваться. Хотя какая же она дура. Стерва. Самая настоящая стерва.       Майк тоже не разделил общей радости и устало вздохнул. Ханджи вскинула руки вверх, широко улыбалась и принимала поздравления, но тут раздалось громкое покашливание. Веселье моментально стихло.       — Развлекаетесь?       Улыбка Ханджи вмиг опала, а щеки вспыхнули.       Шадис стоял, скрестив руки на груди и, по всей видимости, уже давно наблюдал за происходящим на полигоне. Выражение его лица сулило всем, кто вместо тренировки праздно проводит время, выговор и наряд на чистку конюшен.       Рядом с Шадисом стоял Эрвин и смотрел на полуголого Леви. Глаза у него были серьёзные и печальные. И только увидев его, Леви охватил стыд.       

***

             Шадис был предсказуем.       Леви подмёл пол в деннике и поменял соломенную подстилку. Выходя, пропустил вперёд Майка с тачкой конского навоза. Они молча обменялись колючими взглядами.       Лишенные ужина и вечернего отдыха они убирались в самом загаженном блоке, когда к ним пришёл один из товарищей.       — Тебя отправили проверить нас? — спросил Майк, увидев хмурого Эрвина на пороге конюшни.       Эрвин, переодетый в рабочую одежду, ничего не говоря прошёл внутрь, взял необходимые инструменты и приступил к уборке.       — Спасибо, конечно, но мы тут сами справимся, — сказал Майк, но Эрвин не обратил на него внимания.       — Или ты тоже впал к Шадису в немилость? — продолжил Майк попытки завязать разговор, но собеседник хранил молчание.       Эрвин окопался в одном из денников и сосредоточенно махал лопатой.       — Я понял, — не унимался Майк. — Это ты так решил пристыдить меня. Ну, валяй. Мне всё равно.       Через пять минут невыносимого молчания выяснилось, что Майку не всё равно.       — Черт, ладно. Я вспылил, потерял контроль над ситуацией и мне очень жаль. Ты доволен?       Эрвин отставил лопату и подошёл к Майку. С мрачной серьёзностью посмотрел ему в глаза.       — Вилы дай.       Получив что хотел, Эрвин вернулся к работе.       — Эрвин, черт тебя дери, не молчи на меня! — прикрикнул Майк.       — Не скучаете тут, ребятки?       Ханджи зашла в конюшню, держа пару вёдер, наполненных яблоками.       — Тебя отправил сюда Шадис или ты тоже решила наказать себя сама? — спросил Майк.       — Ни то, ни другое.       Она поставила ведра, взяла одно яблоко и кинула его Леви.       — Яблоки полезны для роста тела, рядовой. Кушай, не стесняйся.       Не обращая внимания на злой прищур, насвистывая веселую мелодию, она взяла одно ведро и отправилась угощать свою лошадь.       Майк вновь вернулся к своему одностороннему диалогу с Эрвином.       — Эрвин, я молчал, когда все вокруг выстраивались к Шадису в очередь с жалобами. Видят Стены, я долго терпел, но я не железный. Я тоже имею право высказаться!       Эрвин нисколько не умалял его права высказаться, молча загружая мокрую солому в телегу.       — Эй, рядовой! — Ханджи закончила кормить лошадь и вернулась. — Там Пятнашка опять запачкала подстилку. Моя девочка всегда оставляет большую кучу после яблочек.       — Ну так убери за ней, — недовольно отозвался Леви.       — О, нет, предоставлю это тебе. У тебя к уборке навоза явный талант.       — Ханджи, у тебя что закончились дела в лаборатории? — спросил Эрвин, отвлекшись от работы.       — Я решила сделать перерыв и навестить товарищей. Ещё я вам поесть принесла, раз никого из вас не было на ужине.       Во втором ведре, которое она принесла, лежал прикрытый яблоками сверток с едой.       — Спасибо, Ханджи, но что-то кусок в горло не лезет, — мрачно сказал Эрвин и опять взялся за вилы.       — Эрвин, ну прекращай, — проворчал Майк. — Звучишь как девица, которая сама не знает, на что обиделась.       — А мне, кажется, знает, — заметила Ханджи, хрустя и чавкая яблоком, одновременно ухмыляясь. — Эх ты, Майк. Лучший боец человечества должен быть непробиваемым и невозмутимым к мелким, — Ханджи адресовала Леви быстрый насмешливый взгляд, — жизненным неурядицам.       — Непробиваемым, невозмутимым — это да, — согласился Майк, — но не терпилой.       — Отставить воровской жаргон, — моментально отреагировал Эрвин, не скрывая раздражения.       — О, ты разговариваешь, — едко заметил Майк. — А что не так?       — Не желаю больше слушать подобные словечки. Тем более от офицера.       — Привыкай, Эрвин. Мы все скоро только так и будем разговаривать, — вставила Ханджи.       Пока три товарища по-свойски препирались, внутри у Леви всё кипело и пенилось. Бандитское нутро с трудом переваривало уставщину и субординацию. Су-бор-ди-на-ция. Он выговорить-то это слово с первого раза не мог.       — Эй! — громко воскликнул Леви, привлекая к себе внимание. — Я был не прав.       Офицеры замолчали, переглянулись и с недоумением уставились на него. Эрвин спросил:       — В чём именно ты был не прав, рядовой Леви?       — В том, что сравнил сослуживцев с проститутками и сорвал тренировку по рукопашному бою.       «Даже шлюхи ложатся под клиентов медленнее, чем вы после первого удара», — заявил Леви товарищам в начале занятия, за что на него чуть не напали всей толпой, но вмешался Майк и вызвал его на спарринг, вышедший за рамки обычной тренировки.       — Я готов принести перед всеми извинения завтра на утреннем построении.       Ханджи выразительно присвистнула.       — Твой подопечный растёт, Эрвин.       — Помолчи, Ханджи, — одернул её Эрвин. — Это очень хорошо, рядовой Леви. Надеюсь, ты сделал верные выводы из этой ситуации и впредь не допустишь подобных высказываний.       За строгим, сдержанным выражением Эрвин явно скрывал приятное удивление. Поняв это, Леви немного примирился с предстоящим выступлением на плацу.       — Ну раз мы разрешили все служебные конфликты, давайте перекусим, — предложила Ханджи.       — Сразу после того как закончим, — отозвался Майк.       — А я разве не сказала вам, что Шадис дал отбой? Он отправил меня оповестить вас, — сказала Ханджи.       — Почему именно тебя?       — Мы в его кабинете обсуждали изменения в расписании тренировок. Командор сказал, что с тебя, Майк, надо снять часть обязанностей, а то ты стал сдавать в последнее время. Так что следующую тренировку по рукопашному бою проведу я.       — Сдам УПМ на склад, уйду на пенсию и женюсь, — пригрозил Майк. — И делайте без меня что хотите.       Они прибрали инвентарь, вышли из конюшни, зашли за угол, помыли руки водой из бочки, соорудили из хозяйственных ящиков импровизированный стол со стульями. Из конюшни доносилось лошадиное ржание. В воздухе тянуло навозом и свежим сеном. Над головой засияли первые звёзды. Насекомые обжигали крылья о жар керосиновой лампы.       — Кстати, рядовой Леви, ты проведёшь тренировку вместе со мной, — оповестила Ханджи за их трапезой. — Покажешь нам парочку своих приёмов, раз ты такой крепкий малый. Ты кушай, кушай, не отвлекайся. Майк, положи этот кусок сыра на место, тебе-то уже расти только вширь. И яблочки ешь, рядовой, яблочки. От них появляется румянец на щеках, а то ты какой-то бледный.       Леви громко хрустнул яблоком, представив, как перекусывает шею этой стерве.       — Спасибо за еду, — сухо поблагодарил Леви, поднимаясь с ящика. — Я пойду в барак.       — Сегодня ты спишь со мной, рядовой Леви, — сказал Эрвин. Увидев вопросительные взгляды товарищей, мигом осознал, как это прозвучало, и уточнил: — В смысле в моей комнате, — для верности добавил: — На диване.       Во взгляде Леви смешалось удивление пополам с возмущением.       — Зачем?       — Для безопасности, — туманно ответил Эрвин, не меняя серьёзного выражения лица.       Майк с Ханджи смотрели то на них, то друг на друга, ничего не понимая.       — Так, всё, я пошёл спать, — решительно сказал Майк, ухватил за руку Ханджи и потащил за собой в замок.       — Сладких снов, мальчики! — крикнула она на прощание. — Сильно не шумите ночью. В смысле не храпите громко!       — Для чьей безопасности? — спросил Леви. — Твоей что ли, капитан?       — Твоей, рядовой, — тем же тоном ответил Эрвин. — Из-за того, что ты не следишь за речью, тебе нельзя оставаться в одном бараке с остальными. По крайней мере, не сегодня.       — Думаешь, эти идиоты придушат меня ночью?       — Желающих много: ты над этим постарался, но вряд ли. Зато есть много других способов отомстить. Тебе ещё никто не мочился на подушку?       Глаза Леви сверкнули сталью.       — Ну пусть попробуют. Вскрою и выпотрошу, а кишки развешу на веревках для белья.       — Замолчи, Леви! Половина проблем разрешилась, если бы ты научился следить за языком! — сорвался на крик Эрвин. По тому, как он крепко стиснул кулаки, Леви понял, что перегнул и умолк.       — Идём, — холодно и строго велел Эрвин отворачиваясь.       Леви, отставая на пару шагов, побрёл за ним к замку.       Кабинет Эрвина он давно изучил вдоль и поперек. Начиная от расшатанной дверной ручки до скрипящей половицы позади рабочего стола, прикрытой тяжелым пыльным ковром.       — Кажется, я забыл сказать дежурному, чтобы забрал грязное постельное, — Эрвин вынес простыни из своей спальни и положил на софу в кабинете. — Забери моё, оно почище. Я знаю для тебя это важно.       — Не надо. Я не буду ложиться. Так, вздремну часок. Мне хватает.       Леви уселся на диван и сложил руки на груди.       — А дремлешь ты обычно с заточкой в кармане? — спросил Эрвин, строго глядя на него сверху.       Леви пожал плечами, не понимая к чему спрашивать очевидное.       — И часто? — напирал Эрвин.       — Почти каждую ночь, — нехотя ответил Леви.       — Так не пойдёт. Раздевайся.       Эрвин потянулся к воротнику его рубашки.       — Эй, капитан, без рук, — возмутился Леви, отстраняясь.       — Тогда сам, — Эрвин направился к себе в спальню. — Выспись как следует и не забудь о своём обещании завтра извиниться перед товарищами. Спокойной ночи, Леви.       Леви отодвинул подальше несвежие простыни, успевшие пропахнуть капитанским телом, стянул сапоги и, не раздеваясь, улегся на софу, подложил руки под голову и уставился в потолок.       Свет из-под двери спальни Эрвина потух, и в кабинете стало совсем темно.       Спать Леви не хотелось по двум причинам.       Во-первых, в кабинете поселился паук, сводящий Леви с ума одним фактом своего присутствия. В темноте его не было видно, но Леви знал, что он там, в левом углу над дверью, оплетает потолок узорной паутиной, пользуясь тем, что хозяин кабинета обычно не поднимает взгляда от бумаг.       Во-вторых, его терзали угрызения совести из-за того, что он добавил Эрвину проблем.       Эрвин был ужасным занудой. Монотонно и неустанно каждый день впихивал в него армейскую науку, но то ли Эрвин был плохим наставником, то ли Леви — твердолобым невежей. Со всем, что касалось повседневных обязанностей, он справлялся прекрасно, но совершенно не уживался в коллективе. Может, если бы он закончил кадетское училище, как его сослуживцы, тоже стал бы таким же занудным, послушным, исполнительным и…чистеньким.       — Тц! — Леви перевернулся на диване на бок, лицом к окну, где на подоконнике лежали неаккуратные стопки бумаг, выгоревших на солнце и покрытых слоем пыли.       Этих сраных бумажек здесь были горы. И во всех — унылые казенные слова о сплоченности, воинской дисциплине, необходимости командному составу самим служить положительным примером для подчиненных и прочее подобное дерьмо. Половину написанного Леви не понимал, от второй — его тошнило.       Хмурясь в темноте своим мыслям, он снова перевернулся на спину.       В прошлом он всегда отвечал за себя и свои слова сам. А теперь за каждый его промах доставалось ещё и Эрвину, который контролировал каждый его шаг, но Леви всё равно удавалось нарываться на неприятности.       Он опять заворочался, пытаясь найти удобную позу и забыть про паука в углу.       У него совсем не было желания с кем-либо враждовать. Это окружающие проявляли к нему подозрительный интерес, вызывающий крайнее раздражение и желание спросить, какого хрена на него пялятся. И когда он всё-таки озвучивал свой вопрос, дальнейшее общение с сослуживцами заканчивалось руганью, мордобоем, криками Шадиса, нарядом на кухню, карцером и усталым вздохом Эрвина.       Дверь спальни Эрвина со скрипом открылась. Высокая широкоплечая фигура в дверном проёме издала усталый вздох в темноте.       — Спи, Леви, — прозвучал спокойный требовательный голос. — Это приказ.       

***

      

      Звёзды одна за другой покидали предрассветное небо. В лагере разведчиков уже вовсю суетились солдаты: тушили костры, запрягали лошадей, проверяли снаряжение. Все торопились успеть собраться до рассвета.       Утро в новой экспедиции за стенами оказалось для Леви особенным.       Проснувшись, он обнаружил, что отпустил Фарлана и Изабель. Хоть боль от их потери и не ушла полностью, но стала терпимой. Это было сравнимо, как если бы он долго блуждал в полной темноте, охваченный отчаянием выйти к свету, а затем совершенно случайно увидел просвет. Кромешная тьма осталась позади.       Не успел Леви вылезти из палатки, как столкнулся лицом к лицу с Ханджи.       — Бодрись, рядовой! Хорош лататься! Сгоняй в нужник, выхлебывай баланду и вперёд на дело!       — Капитан Ханджи, Вы бы были потише, а то новобранцы услышат, — укоризненно сказал Моблит. — Нехорошо будет.       — Я всего лишь пытаюсь говорить с Леви на понятном ему языке, — отмахнулась от него Ханджи. — Рядовой, ты куда?       — В нужник, — хмуро ответил Леви, обходя эту чудилу, но она преградила ему дорогу.       — Как закончишь, подходи к обозу со снабжением. Поможешь выгрузить всё необходимое. И главное не бзди, коротышка. У меня всё учтено. Дело верное! — воодушевленно сообщила Ханджи, от души хлопнула его между лопаток и отправилась на сборы. Её постоянный спутник Моблит поторопился вслед за ней.       Совладав с раздражением, Леви напомнил себе об их с Эрвином сделке. В обмен на пару месяцев идеального поведения с отсутствием взысканий, Эрвин обещал договориться с Шадисом о выделении Леви отдельной комнаты в замке. Предложение было заманчивым, но Леви чувствовал явный подвох.       Подозрения усилились, когда во время новой вылазки Эрвин передал Леви под временное командование Ханджи.       — Вот они! Всем приготовиться и занять позиции!       Несколько десятков разведчиков приземлились на ветки гигантских деревьев и наблюдали сверху за хаотичными передвижениями титанов. Ханджи приказала Леви следовать за ней.       — Только глянь, какая милая крошка к нам пришла, — умилилась Ханджи, смотря сверху на трёхметровую «крошку» с белокурыми волосами и широкой улыбкой.       Ханджи громко свистнула. Солдаты на других позициях повторили тоже самое.       Титан внизу осмотрелся по сторонам и поднял голову вверх.       — Отлично. Реакция на звук есть, — отметила Ханджи.       — Капитан Ханджи, там внизу медведь жрёт приманку! — раздался крик слева.       — Отгони его, Морис, и продолжай наблюдение!       — Столько еды пропадает зря… — донеслось ворчание Мориса, которое сразу заглушил свист тросов.       Леви наблюдал за человекоподобным созданием со смесью отвращения и презрения.       Существо с нелепой, застывшей улыбкой смотрело на него, не отрываясь.       — Ну, правда же, милашка? — Ханджи растянула губы в улыбке не менее широко, чем титан. — И, кажется, ему понравилась твоя мордашка. Очень удачно. Бросай.       Поборов желание скинуть вниз саму Ханджи, Леви пинком отправил в полёт соломенную куклу. Нарисованное углём на холщовом мешке лицо куклы подозрительно напоминало его собственное, а повязанный на шее куклы платок — убивал всякие сомнения в случайном совпадении с оригиналом.       К большому разочарованию Ханджи, титан никак не среагировал на куклу, продолжая смотреть на них своими холодными, как у рептилии, глазами и жутко улыбаться.       — А теперь прыгай сам, — сказала ему Ханджи с не менее жуткой, чем у титана улыбкой.       Леви пристально уставился на неё.       — Ты не слышал приказ? — улыбаясь ещё шире, Ханджи поддалась в его сторону.       — Не подходи, — он опустил руки на кейсы с лезвиями. Ханджи разразилась громким хохотом.       — Шучу, рядовой, — отсмеявшись, сказала она. — Вернее ты прыгай, но не титану в пасть, конечно. Просто полетай вокруг, привлеки его внимание.       Всё ещё в сомнениях, не желая поворачиваться к Ханджи спиной, Леви переместился на соседнее дерево.       — Ближе, Леви!       Леви пролетел рядом с титаном. Чудовище помчалось за ним, врезалось в ствол дерева, резко отпрянуло назад, развернулось и помчалось прочь.       — Эй! Куда ты, крошка? — обижено крикнула она вслед титану. — Ладно, летим, посмотрим, что у остальных.       По приказу Ханджи солдаты раскидали по роще бочонки с разными пахучими приманками, но никого из титанов они не привлекли, как и не вызвали их интереса кучи цветного тряпья и битых зеркал. Соломенные куклы тоже остались без внимания. Нескольким солдатам Ханджи раздала трещотки и приказала петь песни, что тоже не произвело на монстров никакого впечатления.       — Ну и пожалуйста! — рядовой Морис Бельц плюнул сверху в неблагодарного четырехметрового слушателя, не рассыпавшегося аплодисментами после окончания концерта в его честь.       Поведение титанов в целом было каким-то неправильным, неестественным, чуждым. Они могли сбиваться в группы, но при этом никак не взаимодействовали между собой. Дергались, качались, ползали, принимали совершенно немыслимые позы, изгибаясь и выворачивая конечности в разные стороны, но каждый из них словно пребывал в каком-то своём замкнутом мире и жил сам по себе. Единственное, что объединяло подавляющее большинство из них — люди, а вернее — желание их съесть.       — У них это на уровне рефлекса, — объяснила Ханджи плотоядные предпочтения монстров. — Не стоит обижаться на них из-за этого. Таков уж странный каприз природы, сотворивший этих существ.       — Долго ещё? Когда их можно будет убить? — Леви не держал зла на чудовищ. Просто у него тоже выработался рефлекс: видишь титана — убей его.       — Так не терпится, рядовой? Ты и так уже побил все рекорды за две последние вылазки. Будет тебе повышение — не переживай.       — Какое ещё повышение?       — Эрвин тебе не сказал? О, ну, тогда и я молчу, молчу.       — Капитан Ханджи! — позвал из леса Морис. — Я заметил большого вепря. Можно будет убить его и взять с собой в лагерь?       — Никакой охоты, рядовой Бельц! — Разочарованный стон Мориса эхом разошёлся по лесу. — Делаем зачистку и уходим. Эксперимент окончен.       Ханджи заправила лезвия в рукоятки УПМ и обернулась к Леви.       — Ну, вперёд, крепыш. Повертись, как ты это умеешь.       Она выпустила тросы и подлетела к ближайшему титану за спину. Затем грациозно зашла на маневр и волчком крутанулась в полёте, явно подражая тому, как это делает Леви. Кровь брызнула из шеи титана во все стороны. В полёте, грациозная и окровавленная, она обернулась к Леви и широко улыбнулась.       Леви присоединился к зачистке леса, стараясь сосредоточится на целях и отогнать посторонние мысли о чудаковатой разведчице.       — Как всё прошло? — спросил Эрвин вечером у Леви, когда вся группа вернулась в лагерь.       — Нормально.       — Нормально и всё?       Они присели у костра. Отлили из кипящего котелка по кружке заварки.       — Кажется, очкастая имеет на меня виды, — задумчиво сказал Леви после долгой паузы.       — В каком смысле? — не понял Эрвин.       — В смысле потрахаться.       Эрвин не донёс кружку до рта. Леви не без удовольствия отметил, как тот изменился в лице, но, надо отдать ему должное, очень быстро собрался.       — Леви, я напомню тебе, что неуставные отношения между сослуживцами не допустимы, если вас застанут за…       — Да я понял, понял, — прервал Леви очередную занудную командирскую нотацию. — Меня это не особо интересует, но она настойчиво зазывает меня к себе в лабораторию. Ты сказал, что я должен не вступать в конфликт со старшими по званию, но что если она отдаст мне приказ раздеться? Она уже так делала, ты же помнишь, — Эрвин нахмурился, а Леви постарался изобразить беспокойство в голосе. — Как тогда быть, Эрвин? Уважить её или…       — Я тебя услышал, Леви, — торопливо прервал Эрвин неловкий разговор. — Думаю, Ханджи хватит благоразумия не совершать подобных поступков.       Леви пожал плечами.       — Ну раз ты так говоришь.       Дальше беседа не заладилась. С невозмутимым видом Леви сидел и наслаждался вкусом лесных трав и тем, как крутятся жернова в светлой капитанской голове.       Когда Эрвин встал и отправился искать Ханджи — якобы узнать подробности об эксперименте, — Леви не сдержал улыбки, но поспешно спрятал её за кружкой.       Он посмотрел на линию горизонта, за которой уже скрылось солнце. Опустил взгляд в кружку, где плавали цветки ромашки.       Вдруг до него с оглушительной ясностью дошли, казалось, очевидные вещи: он на поверхности, вдыхает запах леса, смотрит на небо, он жив, здоров и стал ещё сильнее, чем раньше.       Он свободен.       Его окружают люди, которые хоть и не слишком жалуют его, но точно не воткнут нож в спину. Самая главная опасность в его новой жизни — бесполые монстры, которых он успешно научился убивать.       Стоит быть честным с собой — он, конечно, не слишком общительный парень, но и не одиночка. Может то, что этим утром он почувствовал облегчение после смерти Фарлана и Изабель — это знак судьбы? Может пришло время обзавестись новыми связями?       Леви отставил кружку и встал. Обошёл группы солдат, занятых приготовлением пищи, перевязкой ран и обсуждением событий прошедшего дня. На ходу приметил Эрвина, который что-то строго объяснял удивленной Ханджи. Рядом с ними стояли Моблит и Майк. Лицо Моблита было красным, а Майк теребил усы и ухмылялся.       Леви ускорил шаг, пока офицеры его не заметили.       Он дошёл до полевой кухни, где обнаружил Мориса, разделывающего тушки зайцев. Где и как он успел наловить аж с десяток зверьков, было загадкой.       — Помочь? — спросил Леви, подойдя ближе. Морис отвлёкся и недоверчиво посмотрел на него.       — Тоже мяса хочешь?       — Кто ж не хочет.       — А ты умеешь?       — Нет, но решил, что пора научиться.       Морис показал ему, как правильно сдирать шкурки, и Леви сосредоточено приступил к освоению нового навыка. За работой Морис негромко напевал песню, которую исполнял для титанов.       — Говорят, тебя скоро повысят в звании, — заговорил Морис, когда допел последний куплет.       Похоже, все, кроме него, знали про повышение. Леви ощутил легкую тень обиды на Эрвина за то, что он ничего ему не сказал.       — Не удивительно. Столько титанов завалил, — продолжал Морис. — Вот съедешь от нас и станешь такой же важный-хер бумажный как Йенс, если не хуже.       Сравнение с сержантом Йенсом, следящим за порядком в штабе, тоже ему не понравилось. Вредный комендант не раз заставлял его перемывать идеально чистые полы, пока однажды Леви не сломал черенок швабры о его хребет.       — А вы не рады? — спросил Леви. — Избавитесь наконец от занозы в заднице в моём лице.       — Да мы уже привыкли к твоей кислой роже. Половина разговоров посвящена обсуждению твоих криков о вонючих сапогах и потных задницах. Твой переезд — угроза сплоченности коллектива.       — Могу навещать вас и проверять чистоту ваших сапог, — предложил Леви.       — Ну хоть не задниц! — загоготал Морис.       Последующие дни в экспедиции оказались для Разведкорпуса не такими спокойными. Они понесли серьёзные потери, и Шадис дал команду к отступлению. Половина солдат, с которыми Леви жил в одном бараке, включая Мориса, отправилась на больничную койку, вторая — вернулась за стены по частям либо стала пеплом в общем погребальном костре.       В пятый барак Леви вернулся один.       

***

             В юности Леви часто читал приключенческие романы о разведчиках. Приправленные изрядной долей вымысла, те книги никогда особо не вдохновляли его. И уж тем более он и подумать не мог, что спустя годы сам станет героем романа, наполненного кровью и унижениями.       Вряд ли авторы тех красочных историй видели хоть одного живого титана, иначе бы не описывали, с какой легкостью защитники человечества жертвовали собой в непримиримой борьбе с ужасными монстрами. В повествовании не было ни строчки о том, что в рядах бравых воинов были и те, кто, впервые встретив гигантов, в панике разворачивали коня и бросали товарищей, начисто забыв о годах тренировок. Или неподвижно замирали и пачкали штаны. Были и такие, кто выжил и вернулся за стены без физических увечий, но с увечьями душевными, навсегда потеряв разум после увиденного. Все эти неприглядные примеры антигероизма Леви видел своими глазами, хотя его служба в разведке только началась.       А ещё в книгах никогда не писали, как разведчики решают проблемы с финансированием.       — Честно вам скажу, капитан Смит, мне доводилось видеть экземпляры в куда большей сохранности — этот не самый лучший.       Смотритель музея истории человечества закончил тщательный осмотр, принесенного на оценку экспоната — полуторного меча, который Эрвин вытащил из болота во время вылазки. В том же болоте он оставил тела двух подчиненных убитых титаном — не самый равный обмен.       Штабные оружейники сняли с потемневшего клинка ржавчину и сами успели оценить найденный трофей. Меч был хорошо выкован для своего времени, но в нём не было ничего примечательного. Хороший баланс, удобная рукоять, зарубки на лезвии, никаких украшений на эфесе — в целом простой добротный меч с большой вероятностью принадлежащий рядовому разведчику.       — Понимаю, — Эрвин завернул меч обратно в ткань, — но и не самый худший, верно?       — Верно, — смотритель мягко улыбнулся. — Думаю, на благотворительном аукционе, что устраивает господин Хазэ у себя в имении, найдётся покупатель, желающий украсить этим оружием свою гостиную. Могу раздобыть для Вас приглашение на приём, и Вы лично поведаете публике историю о своей находке. Что скажете?       — Буду премного Вам благодарен, — почтительно ответил Эрвин.       Пока Эрвин обсуждал детали продажи меча, Леви прохаживался по музейному залу. Рассматривал вазы и чаши с резным орнаментом, оружие, фрески и картины, изображающие людской быт, бронзовые и мраморные скульптуры.       Эрвин закончил разговор со смотрителем и подошёл к Леви. В зале было выставлено много фигур воинов с мечами, в боевых шлемах и плащах, но почему-то с неприкрытой промежностью.       — Почему они без штанов? — спросил Леви, рассматривая одну из скульптур. — Раньше люди ходили голыми?       — Искусствоведы считают, что скульпторы так изображали идеал красоты человеческого тела. Натурщики позировали голыми, а в повседневной жизни люди обычно ходили в одежде. Не такой, как сейчас, но всё, что ниже пояса, было прикрыто, — ответил Эрвин.       — На месте натурщиков я бы обиделся на того, кто пожалел глины на такой-то «идеал», — хмыкнул Леви, глядя на маленький пенис статуи.       Он прошёл к другой скульптуре. Мраморный муж с зажатым в руке копьем указывал им вперёд, а его каменный рот застыл в яростном крике — должно быть какой-то полководец.       — А этот на тебя похож, — указал Леви на скульптуру, как и прочие обнаженную, не считая сандалий и плаща.       — Не похож, — угрюмо возразил Эрвин.       — Я про лицо, а не про твою дубину, которой ты болтаешь в душевой, — Леви обернулся к нему и провёл пальцем по спинке носа, намекая на схожую черту лица древнего полководца и Эрвина. — Как с тебя лепили.       С выражением стоического терпения, Эрвин посмотрел на крупный каменный нос с горбинкой и шумно вздохнул.       Эрвин оставил меч на хранение в музее, и они вышли на улицу.       Деревья голыми ветками жались к стенам изящных высоких домов Стохеса. Была поздняя осень, и порывы уже по-зимнему холодного ветра заставляли повыше поднять ворот форменного пальто с меховой подкладкой и шагать быстрее.       Вчера они грелись в оранжерее ботанического сада. Эрвин вручил владельцу сада семена какого-то редкого растения, добытые за пределами стен, а в благодарность счастливый ботаник предложил им прогуляться по саду, полюбоваться на диковинные цветы и деревья. С жадным блеском в глазах Леви смотрел на фруктовые деревья, чьи ветви потяжелели от спелых ароматных плодов. Уже выйдя из сада, с удивлением нащупал у себя в кармане пальто крупный ярко-желтый лимон.       Днём ранее Эрвин, быстро закончив запланированные в городе дела, глянул на часы на городской башне и повёл Леви в театр. В полупустом зале они заняли места на последнем ряду и слушали репетицию музыкального оркестра. Звуки «музыки на воде» нагоняли скуку уже спустя десять минут, а ещё спустя полчаса Леви хотел попросить Эрвина уйти, но тот оказался недоступен — подперев голову кулаком, Эрвин уснул в кресле. Продержавшись ещё какое-то время, в полудрёму погрузился и сам Леви. Разбудили его громкие хлопки над ухом. Эрвин стоя аплодировал оркестру. Один из музыкантов приветственно махнул Эрвину со сцены и согнулся в благодарном поклоне.       Ещё Леви в компании с начальником гулял по городу, рассматривал дома и людей на улицах. Застрял у витрины магазина с автоматонами, где долго глазел на механических птичек в клетке.       С ностальгией вспомнил о покинутых сообщниках из Подземного города, когда проходил мимо главной площади, где на виселице покачивались тела повешенных воров и убийц.       Попробовал самое вкусное мясо за всю свою жизнь в таверне рядом с отделением полиции.       Поскучал на военном собрании в главном штабе, где лично наблюдал, как командование под протокол ставит подчиненным задачи по набившей оскомину схеме «расширить-углубить-принять».       С трудом сохранил невозмутимый вид, когда Эрвин затащил его в ещё один музей, где в одном из залов были выставлены коллекции отвратительных жуков. Эрвин, заметив его побелевшее лицо, обеспокоено поинтересовался, всё ли хорошо.       Морщил нос от запаха формалина на открытой публичной лекции в анатомическом театре. Когда лектор извлекал из трупа кишки и перекладывал в железный таз, Леви предложил побледневшему Эрвину платок и спросил, всё ли у него хорошо.       И в целом занимательно проводил время в командировке в Стохесе, сопровождая Эрвина во время рабочих встреч, совмещая их с просмотром достопримечательностей.       Всё это время Эрвин не закрывал свой большой рот. Если он не общался с какой-то важной учёной задницей или с не менее важным военным, переключал всё внимание на Леви. Спокойно и содержательно отвечал на вопросы, если Леви их задавал, а если нет — сам заводил разговоры об окружающем мире и говорил ничуть не хуже, чем музейные экскурсоводы.       Они свернули с широкого проспекта на узкую тихую улочку, вымощенную булыжником.       — И здесь есть желающие пожертвовать разведке денег? — Леви с сомнением осмотрел невзрачный дом с серыми от пыли стеклами.       — Нет, это просто книжная лавка, — ответил Эрвин. Он постучал в глухую дверь без вывески. — Давно здесь не был.       Никто не открыл, и Эрвин постучал вновь.       — Господин Фербер, это Эрвин Смит!       Из-за двери послышались шаги, щелкнул затвор. На пороге появился хмурый старик в очках.       — Вы не один, господин Смит? — старик заметил Леви и недоверчиво покосился на него.       — Так получилось, — почти виновато ответил Эрвин.       — Пусть Ваш спутник ждёт на улице, — твердо заявил старик, впуская Эрвина.       — Я принёс Вам кое-что занимательное, господин Фербер, — последнее, что услышал Леви, когда дверь захлопнулась, а он остался мерзнуть на улице.       Эрвин вышел из лавки с заметно полегчавшей дорожной сумкой и возбужденным блеском в глазах.       — Куда теперь, мой капитан? — не без издевки спросил Леви.       — Здесь неподалёку есть хороший трактир. Там подают вкусные пироги с почками и черный чай.       — С лимоном?       — Без.       — Жаль. Тот, что из сада, я уже съел.       — Отдам тебе свой, когда вернёмся в гостиницу.       Губы тронула легкая усмешка. Так и быть, за лимон он, пожалуй, готов померзнуть ещё разок.       

***

             Разобравшись за неделю со всеми делами, они покинули Стохес и по торговому тракту поехали на север, пока не доехали до деревушки у подножья горы, находящейся одновременно в границах Розы и Сины. Переночевав на постоялом дворе, оставив там же лошадей, они отправились в пеший поход. По проложенной горной дороге поднялись наверх, где через время на пути стали попадаться дымящиеся камни и расселины с бурлящей водой. По истоптанным тропам Эрвин привёл его к месту, где земля вся была сплошь покрыта небольшими кипящими озерцами.       — Не бойся, это безопасно, — успокоил его Эрвин, входя в воду. — И приятно.       Глядя на мутную булькающую воду, Леви не горел желанием в неё лезть.       — Воняет, как из задницы, — он несмело потрогал ступней поверхность, поморщил нос от запаха и шагнул вперёд. Через минуту привык к температуре и погрузился в воду по плечи.       Эрвин наблюдал за ним, устроившись у края горячего источника. Леви подплыл ближе к нему, нащупал под водой место, где можно было присесть.       Эрвин не обманул — это и вправду приятно. Горячая вода успокаивала и снимала усталость. Тело разомлело, веки потяжелели — так можно было и уснуть, пригревшись в тепле, но мешали серный запах и ощущение нереальности происходящего.       Меньше года назад он страстно хотел убить Эрвина, а теперь они вдвоём, голые и горячие, придаются наслаждению на источниках вдали от посторонних глаз. Спокойно разговаривают, вместе работают, Эрвин хлопочет за него перед начальством, тратит свободное время и ворует лимоны.       — Скажи, Эрвин, а чего ты так возишься со мной? — решил спросить в лоб Леви.       Эрвин не сразу ответил. Он полулежал в воде с закрытыми глазами, Леви сперва подумал, что он задремал и не услышал его.       — Я привёл тебя в армию — я несу за тебя ответственность, — не открывая глаз, сказал Эрвин.       — Только и всего? Я, может, чего и не понимаю, но не держи меня за дурака.       — Я не держу тебя за дурака, Леви. С учётом твоего прошлого, ты отлично справляешься, хоть и есть ещё над чем работать, и моя задача как командира — научить тебя правильно нести службу.       — Ясно.       Леви опустил затылок в воду и прикрыл веки.       Сраный блондинчик ведёт с ним какую-то двойную игру с известной только ему целью. Выкладывает перед голодранцем из подземелий дорожку из хлебных крошек, чтобы заманить поглубже в лесные дебри. Наверное, думает, что он не замечает всех этих взглядов исподтишка и не видит противоречий в нудных разговорах о субординации и тем, как офицеры общаются между собой, ничуть не стесняясь его присутствия. Ну, пусть думает так и дальше.       — Но как твой друг я могу сделать больше.       Леви медленно открыл глаза и приподнялся. Эрвин тоже сидел в воде и смотрел на него доброжелательно, даже чуть насмешливо, следя за реакцией, но сейчас делал это не украдкой, а прямо и открыто.       Не будь он злым головорезом из Подземного города — смутился бы под таким взглядом.       — Ты всех, с кем хочешь дружить, заманиваешь в глушь и заставляешь раздеваться? — спросил Леви.       Губы Эрвина неспешно растянулись в улыбке.       — Если честно, только тебя.       — Паршивый у тебя вкус, — предательская улыбка пробивалась и на лице Леви. — На твоём месте я бы не положил глаз на бандитскую задницу.       — Ты больше не бандит, чем быстрее ты освободишься от прошлого — тем быстрее окружающие примут нового тебя.       — Нового меня?       — Да. Талантливого бойца, защитника человечества, героя.       — Тц! — Леви скривился от того, как чуждо прозвучали по отношению к нему эти слова. Похоже, блондинчик вытащил из своего мешка уловок здоровенный кусок лести, но Леви такое не ест. Герой! Надо же ляпнуть такую чушь.       — Там впереди, — Эрвин указал на горные склоны, — стена Сина — последнее убежище, построенное предками для защиты человечества. Но здесь в округе нет никаких следов древней каменоломни, да и сам камень Сины отличается от здешних скал. Сина выглядит так, будто просто взяла и выросла из-под земли. Так со всеми стенами, но здесь это особенно заметно: горная местность не самое удобное место для стройки. Как люди в прошлом смогли построить подобное — загадка.       — А книжек предки не оставили, где описывают стройку? — спросил Леви.       — Нет. Считается, что технология, по которым строили стены, навсегда утрачена. Никто больше не пытается узнать секрет стен. В какой-то момент люди привыкли к тому, что они просто есть.       Леви тоже никогда не задумывался о том кто, когда и как построил стены. И дальше бы не думал, если бы Эрвин сейчас не поделился этим наблюдением, но, должно быть, он не просто так заговорил об этом.       — И ко мне люди тоже привыкнут? Ты к этому клонишь?       — Скорее, это ты привыкнешь. К тому же со временем тех, кто знает о том, что в армию взяли бандита из Подземного города, станет меньше.       Леви прищурился.       — И к этому ты тоже привыкнешь, — добавил Эрвин, распознав осуждение в его взгляде.       Он отвёл взгляд от лица Леви и стал смотреть на вздымающийся острый рог далёкой горы.       — Когда-то думал, что ничего выше Стен не бывает, а потом узнал про горы. За Стенами тоже есть одна высокая гора, но на моей памяти ни одна экспедиция ни разу не добиралась до её подножья. Вот бы подняться наверх и оттуда посмотреть, как выглядят утраченные земли.       Льдисто-голубые глаза безотрывно смотрели наверх. Мечтательно и возвышенно.       — Должно быть, там красиво, — предположил Леви, тоже рассматривая величественные горные пики, позолоченные солнцем и увенчанные на вершинах искрящимся белым снегом. В душе вспыхнуло желание взобраться на ту самую вершину, откуда будет виден весь мир.

***

             В штабной лаборатории сильно пахло спиртом, но ещё больше спиртом несло от Ханджи, приблизившейся к нему на критически близкое расстояние. Леви отступил назад, пытаясь сохранить дистанцию. Ноги слегка липли к грязному полу.       Ханджи припёрла его к книжному стеллажу. С верхних полок упало несколько свитков.       Он выставил ладонь вперёд, как барьер между её лицом и своим, пренебрежительно отстраняя назад. От такой откровенной грубости нормальная женщина наверняка бы оскорбилась, но только не Ханджи. Очень быстро и умело она ощупала его, едва ли не всего, не обращая внимания на чужую ладонь на своём лице.       — Да отвали же ты от меня! — рявкнул Леви, когда проворные ладони коснулись его задницы.       Она чуть отступила, но только для того, чтобы избавиться от пятерни на своем лице. Извернулась и обхватила его лицо руками.       — Открой рот, малыш, — она хищно улыбнулась, обдав его теплым спиртовым дыханием.       — Леви! Что здесь происходит?       Эрвин вошёл в лабораторию и с возмущенным удивлением уставился на них.       Едва Леви открыл рот, чтобы ответить, как Ханджи засунула в него большие пальцы, оттянула челюсть вниз и быстро заглянула внутрь. Не найдя того, что искала, отпустила его, и только Леви подумал, что домогательства закончились, как она присела вниз к его ногам.       — Ханджи! — вновь воскликнул Эрвин. Не получив реакции на своё возмущение, обратился к остальным свидетелям непристойного поведения капитана исследовательского отряда. — Может, вы объясните происходящее? И почему вы пьянствуете?       Эрвин хмуро осмотрел застеленный газетами лабораторный стол, одиноко стоящую на нём бутылку спирта и сидящих за столом Моблита и Майка.       — Капитан Ханджи досматривает рядово…простите, капрала Леви на предмет имеющегося при нём запрещённого оружия, — пояснил Моблит. Он придвинул пустую рюмку и наполнил её до краев. — Угощайтесь, капитан, мы пьём за долгую службу капрала Леви.       — И правда ничего нет, — почти разочарованно сказала Ханджи, прощупав голенища левиных сапог. — Может, я плохо посмотрела во рту?       — Не трогай меня, — грубо оттолкнув её от себя, Леви отошёл подальше.       Ханджи сделала виноватый вид.       — Прости, Леви, я не подумала, что тебе должно быть очень неприятны женские прикосновения.       — Сворачивайте свои посиделки, пока никто не увидел, — велел Эрвин. — Так и быть, я сделаю вид, что здесь пахнет как обычно.       — Во-первых, сейчас здесь пахнет намного лучше, чем обычно, — авторитетно заявил Майк, шмыгнув носом. — Во-вторых, нас может увидеть только Йенс, но на меня он жаловаться не побежит. Шадис сюда не ходит, а все остальные кто мог — разъехались. Не занудствуй, господин замкомандора, а лучше — присоединяйся. Мы все здесь собрались из-за твоего подчиненного, но и за тебя надо выпить, — Майк поднял рюмку. — За твои блестящие успехи в наставничестве.       Эрвин комплимента не оценил.       — Я сказал — сворачивайтесь, — холодно повторил Эрвин. — Хотите напиться — берите «увал» либо на худой конец дождитесь вечера и запритесь здесь или в каптёрке, — Эрвин перевёл взгляд на взъерошенного после досмотра Ханджи Леви. — Зайди ко мне.       Леви помрачнел. Опять ему выслушивать нотации. Так ещё было бы за дело, а тут — за попытку стать более общительным и дружелюбным.       Сегодня утром на построении Шадис объявил о присвоении Леви звания «капрал» и велел забирать вещи из барака. Едва он закончил обустройство в своей новой комнатушке в замке, как к нему заявился Моблит, сказал, что у него есть личная просьба и попросил пойти с ним в лабораторию. В лаборатории уже ждали Ханджи, Майк и бутылка спирта, которую положено символично разделить с товарищами, чтобы «служба была долгой, легкой, а титаны обходили его стороной». Сначала все было прилично: поздравления, показ лаборатории, разговоры о титанах. Бутылка опустела на треть, когда товарищи попросили Леви поделиться впечатлениями от командировки в Стохес. Не почуяв подвоха, он рассказал о местах, куда таскал его Эрвин, умолчав лишь о посещении источников.       Майк с Ханджи внимательно слушали его, кивая и одобрительно хмыкая. Затем разговор зашёл о его прошлом в Подземном городе. Майк поинтересовался, не злится ли он на него за тот инцидент с лужей, а Ханджи заговорила о Фарлане и Изабель. От таких тем настроение Леви начало портиться, и, заметив это, Ханджи, в свойственной ей манере, обратила всё в шутку.       Она вспомнила про бандитскую игру, где нужно тыкать ножом между пальцев, постепенно увеличивая скорость, и попросила Леви продемонстрировать такую штуку. Его словам о том, что в Подземном городе никто в такие глупые игры не играет, она не поверила, и ещё больше не поверила, что у него нет при себе ножа. Ни ножа, ни заточки, ни даже маленького лезвия, которое можно спрятать за щекой.       — Эрвин, это мы подпоили Леви. Не ругай его, — заступилась Ханджи. — Ругай нас!       — Обязательно, — согласился Эрвин. — Приходите завтра ко мне в кабинет после построения. Специально выделю для вас время в расписании.       — Ты слышала, Ханджи? — обратился к ней Майк. — Завтра капитан Смит выделит нам время в расписании, чтобы отругать. Может, заодно до нас доведут новую методичку из главштаба, где написано, как нынче следует повышать культурный уровень подчиненных. А то всё никак не могу отучить Гельгера рассказывать сальные шутки в присутствии дам.       — Да-да, надо провести учения для командного состава по организации воспитательной работы, — поддержала Ханджи и, подставив ладонь к лицу, перейдя на шёпот, пожаловалась: — Моблит иногда становится таким буйным и недисциплинированным.       Пока начальство препиралось, «недисциплинированный» Моблит ещё после первого замечания Эрвина успел убрать следы попойки, закинул в рот какие-то пилюли и принялся деловито сортировать документы на столе начальницы.       — Серьёзно, Эрвин, мы под впечатлением, — продолжала Ханджи. — Леви не узнать: за неделю не произнёс ни одного бранного слова. Что ты сделал с ним?       Леви еле сдерживался, чтобы не плюнуть на своё проигранное за игрой в шахматы обещание Эрвину не материться целую неделю и без стеснения озвучить всё, что вертелось на языке.       — Очевидно, что тут не обошлось без неуставных отношений, — заявил Майк, ухмыльнувшись.       — Прекращайте, — строго велел Эрвин. — Мы с Леви товарищи, и я…       — Я тебе тоже товарищ, но меня ты в музей не водил, — перебил его Майк.       — А я бы не отказалась сходить с товарищами в анатомический театр, — вставила Ханджи.       Они вдвоём выразительно уставились на Эрвина, как детишки рядом с кондитерской, намекая родителю на покупку сладкого лакомства.       — Хорошо, я понял, — после непродолжительной паузы сказал Эрвин. — Будет время, отведу вас куда захотите.       — На источники тоже отведёшь? — внезапно спросил Майк. Ухмылка на его лице стала совсем развязной.       — Можно и на источники, — легко согласился Эрвин, мельком глянув на Леви.       — Чего ты лыбишься? — раздраженно спросил Леви у Майка. Он ничего не говорил про источники, но у Майка такой нюх, что в тот день, когда они вернулись в штаб, мог учуять остатки серного запаха с их одежды.       — Да так, ничего, — ответил Майк не прекращая ухмыляться. — Радуюсь за товарищей.       — Леви, пойдём, — позвал его Эрвин, направляясь к выходу.       Леви не хотел никуда идти. Он хотел достать нож, устроить драку, покрыть всех отборным матом — среагировать на происходящее так, как подобает опасному парню из тёмных мрачных подземелий, но вместо этого он молча пошёл вслед за Эрвином.       Он будет выше всех этих издевательских ухмылок, скабрезных шуток и сцен ревности между офицерами. Теперь он капрал, а значит ещё на один шаг дальше от своего прошлого.       

***

             Леви вперил взгляд в худого мужчину с жидкой бородой в форме Военной полиции. Незнакомец смотрел на него с холодным и презрительным высокомерием. Леви спокойно выдержал этот взгляд и решил, что этот хмырь ему не нравится.       — Леви, это командор Военной полиции Найл Док, — представил Эрвин незнакомца.       Хмырь не понравился Леви ещё больше.       — Давно хотел повстречаться с командором полиции. Очень рад, сэр, — без тени радости в голосе произнёс Леви, медленно и неохотно прижимая кулак к груди.       — Жаль не могу ответить взаимностью, — в голосе командора Дока тоже не было ни намёка на радость встречи. — Ты и твоя банда, парень, в своё время доставили немало проблем столичному подразделению.       — Разве? Странно, полицейские редко радовали нас своим присутствием, но и когда захаживали, больше были заняты протиранием штанов в борделях и притонах.       — Бандитский гонор, гляжу, из тебя ещё не вытравили, — скривился Док. — Твоя недоработка, Эрвин.       — Я приму меры, — строго сказал Эрвин, но в глубине его глаз притаились хитрые огоньки, которые не остались не замеченными Леви. Эрвин был весел и доволен. — Леви, подожди меня здесь и постарайся вести себя подобающе.       Эрвин взял Дока под локоть и отвернул в сторону, уводя за собой.       — Был рад встрече, командор Док, — сказал Леви на прощание. — Должно быть, чтобы командовать таким количеством пьяниц и растяп, нужна недюжая смелость. Моё вам уважение, — во второй раз он отсалютовал Доку куда более охотно. В ответ Док фыркнул и отвернулся.       Оставшись без присмотра командира, Леви пересёк полный гостей просторный зал приёмов и поднялся на второй этаж. Стоя на внутреннем балконе над залом и опершись на мраморную балюстраду, он смотрел на происходящее внизу.       В зале играл скрипичный оркестр, исполняющий что-то похожее на «музыку на воде», которую он слышал в театре Стохеса. Большинство гостей разбились кучками, потягивая напитки и ведя беседы. Нарядно одетую толпу дворян разбавляли военные в парадной форме.       Чем больше Леви смотрел на эту толпу, тем больше всё вокруг его раздражало.       Лучше бы он оказался запертым на неделю в лаборатории с Ханджи или пять часов подряд слушал песни Мориса, или вышел за стены без коня — всё, что угодно, лишь бы не быть в окружении заплывших жиром богачей, жеманных девиц и расшаркивающихся перед ними болванах в мундирах. Теперь-то он понял, почему Майк накануне притворился больным, едва Шадис заикнулся о приглашениях на зимний бал в честь окончания года.       От приступа классовой ненависти его отвлёк спокойный учтивый голос:       — Как Вам вечер, капрал?       Леви не стремился заучить кучу имен и фамилий в зеленых кителях, которые мелькали перед ним во время командировки, но командование всё же потрудился запомнить. Перед ним стоял главнокомандующий армией генерал Дариус Закклай.       Леви отлип от балюстрады, распрямился, приложил кулак к груди и к легкому удивлению получил ответное приветствие. Старый генерал хоть и не смотрел на него с теплотой, но его цепкий, уверенный взгляд и манера держаться вызвали у Леви куда большее расположение, чем к надменному командору полиции.       — Я не привык к таким приёмам. Здесь слишком… — Леви проглотил все нелестные выражения, что вертелись на языке, и вложил всю свою холодную ненависть в одно лживое словечко: —... изысканно.       — Да, — покивал Закклай, глядя вниз, — и слишком много чванливых набитых дерьмом задниц.       Леви посмотрел на генерала с настороженным интересом.       — Когда я говорил Эрвину, что мне было бы интересно взглянуть поближе на его талантливого подчиненного в неформальной обстановке, я не имел ввиду, что его нужно обязательно тащить на светский приём, — невозмутимо поведал генерал. — Это негуманно и бесчеловечно даже по моим меркам. Так и передай ему.       — Передам, — серьёзно заверил Леви.       Закклай смерил его внимательным взглядом и продолжил разговор.       — Не жалеешь, что вступил в Разведкорпус?       — Не жалею.       — Хорошо. Разведкорпус — это сила человечества, что сдерживает титанов и гарантирует мир для других. Гордись тем, что ты его часть, капрал Леви.       — Каждую минуту своей жизни, командующий, — не сдержал язвительного тона Леви, но генерал пропустил это мимо ушей.       — Многие из этих напыщенных дуралеев искренне полагают, что их покой и благосостояние охраняют стены, а армия нужна лишь на случай, если чернь посмеет поднять голову от пола и потребовать что-то больше корки хлеба. Один такой рвач по имени Николас Лобов решил, что вправе запустить руку в миску своего сторожевого пса, но забыл, что поколачивал его и плохо кормил. Теперь у него нет его загребущей ручонки: её отрубили в наказание за казнокрадство.       Генерал расплылся в благодушной улыбке и стал больше похож на доброго дедушку, с умилением рассказывающего о внуках, а не о расправе над опальным аристократом.       — Почему только руку? — спросил Леви.       — За свою голову он пожертвовал титулом, местом в королевском совете и большей частью состояния, — всё с той же сердечной улыбкой ответил Закклай. Совладав с нахлынувшими чувствами, кашлянув в кулак, он вновь принял спокойный, серьёзный вид.       — О, кажется, Вами заинтересовались, капрал, — заметил Закклай, кивнув на гостей внизу. Некая стройная особа, лениво обмахиваясь веером, подняла голову и смотрела прямо на них.       — Это Мария Липпская, вторая дочь Георга Липпе, известного в Сине владельца чайных плантанций и виноградников, — заочно представил дамочку Закклай.       Барышня медленно сложила веер в ладонь левой руки.       — Зовёт к себе, — пояснил Закклай этот скрытый веерный жест и смиренно вздохнул. — Хотел бы я испить с этой милочкой вина, но, увы, в бой идут молодые.       — Дорогой Дариус, спускайтесь к нам! — крикнул снизу хозяин имения — Баер фон Гайсер. Леви запомнил этого человека, в чьём облике было всё самое худшее, что для него представляли правящие классы: расплывшееся лицо, большое брюхо, безвкусные перстни на кривых пальцах и самодовольный, исполненный скрытого презрения к окружающим взгляд.       — Что ж, мне пора. Наслаждайтесь вечером, капрал, — вежливо пожелал Закклай. Чуть помедлив перед тем, как уйти, он ещё раз оценивающе оглядел Леви и назидательно произнёс: — У твоего командира ясный незаурядный ум. Слушайся его и доживешь до дня, когда грянут перемены и разведке не придётся прогибаться перед неблагодарными свиньями.       Полный неопределенных чувств от неожиданного разговора с генералом, Леви вновь опустил взгляд вниз в зал, где его по-прежнему ждали.       

***

      Когда гостям было предложено прослушать выступление какой-то столичной оперной дивы, Леви понял, что будь Изабель жива, могла бы запросто перепеть эту певичку, а потренировавшись — разбить не один жалкий винный бокал, а разнести силой голоса целый хрустальный сервиз на десять персон.       На середине выступления его новая знакомая кокетливо поинтересовалась, не хочет ли он продолжить знакомство в более тихом месте. Перед тем как ответить, Леви попытался выцепить в толпе взглядом Эрвина, но он куда-то пропал. Это его удел — очаровывать знатных красавиц своей холеной гордой рожей древнего полководца, а для Леви такие развлечения были в новинку. С другой стороны, всё бывает впервые.       Умело обходя встреченных на пути слуг, Мария Липпская провела его наверх, в пустую комнату для музицирования. Заперев дверь изнутри, прошла вглубь, подобрала пышную юбку, непринужденно и легко, словно делала это уже много раз, запрыгнула на крышку рояля.       — А ты правда теперь лучший боец человечества? — ещё раз спросила Мария, когда её кружевные панталоны соскользнули с лодыжки на пол.       — Ага, — небрежно отозвался Леви, нащупывая под многослойной розовой юбкой теплое мягкое бедро.       Теплое дыхание Марии щекотало Леви щеку и шею, пока она говорила, как ей горько слышать, что Майк пал (Шадис объявил гостям, что Майк очень болен, буквально при смерти из-за болезни, вызванной старыми травмами), но как прекрасно, что не перевелись ещё смелые и сильные герои, а она так ничтожно слаба перед мужчинами в военной форме, особенно перед разведчиками.       Ещё она заявила, что хранит себя для будущего супруга, поэтому с её «бутоном страсти» нужно обходиться крайне бережно. Этот дамский каприз немного сбил с нужного настроя, но он не спасовал и, следуя наставлению генерала, бросился в бой: сминал ткань юбки, поглощал аромат духов с горячей кожи, слушал тихие всхлипы и комплименты его мужественности.       Подбородок царапнула драгоценная брошь, подколотая между тяжелых грудей. Умелые пальцы аккуратно, но настойчиво наглаживали влажную промежность, пока не вызвали дрожь у распластанной на рояле Марии.       Она приподнялась с рояля, наградив его за старания неспешным поцелуем, а затем скользнула вниз.       Наблюдая, как руки в ажурных белых митенках оглаживают его ниже пояса, Леви с грустной усмешкой подумал, что будь Фарлан жив, умер бы на месте от зависти узнав, как радушно и тепло Леви встретил высший свет.       Леви поправил платок и приоткрыл дверь, чтобы проверить, нет ли в коридоре докучливых слуг, но немедленно закрыл обратно, когда послышались голоса.       Он обернулся к Марии. Она стояла у окна, ожидая его сигнала, и обмахивалась веером, остужая жар с лица и шеи. Леви жестом велел ей молчать и приложил ухо к двери.       — …её интересует только книга. Признайся, Эрвин, это твоих рук дело.       — Баронесса, вероятно, тяжело переживает наше расставание и решила так мне отомстить. Что ж, я всё равно не держу на неё зла.       — Хочешь сказать, что ты умник, который, получив жалование, бежал тратить его в книжные лавки, пока остальные спускали деньги на кости и девок, и при этом не интересовался библиотекой дома Кастели?       — Интересовался, не отрицаю. Баронесса не только красива, но ещё и начитана. Нам было о чём поговорить, когда её супруг надолго отлучался по делам в Орвуд. Но когда она всерьёз предлагала отравить его, я понял, что наш роман необходимо завершить. Видимо, она была другого мнения.       — Черт бы побрал этих скучающих вельмож…       Голоса стихли. Леви высунулся в коридор и огляделся убедившись, что в коридоре никого, обернулся и кивнул Марии. Она послала воздушный поцелуй на прощание и покинула его. Выждав время, Леви тоже отправился обратно в зал.       Оперные распевки в зале сменились игрой пианиста. Музыка лилась над расписными потолками, стелилась над мраморным полом, огибала тысячи свечей и проникала в душу каждого слушателя. Леви узнал эту мелодию — песня, которую в армии часто пели в память о погибших, о тех, кто отдал своё сердце человечеству.       Он увидел среди замершей публики Шадиса. Вытянутый как струна, с прижатым к груди кулаком, командор Разведкорпуса стоял и немигающим взглядом смотрел вперёд, сквозь людей, словно был не здесь, а в другом месте, где перед ним развернулась далекая трагедия, возможно, даже не одна.       Леви впервые задумался о командорском бремени. Понимает ли это кто-то из собравшихся, что испытывает человек, который регулярно отправляет солдат на смерть, а потом смотрит в глаза их близким, которым часто даже не может отдать тело погибшего сына или дочери? Как много в этом зале людей, кто хоть примерно представляет, какие монстры живут во внешнем мире и как сложно убить хотя бы одного? Или для них эти знания о происходящем за стенами не больше чем история из приключенческого романа — увлекательная, романтичная, волнующая, но никак тебя не касающаяся?       Когда он жил в грязи и убожестве, он редко думал о чём-то, кроме денег. Но и те, кто жил в сытости и богатстве, тоже не беспокоились о таящейся за стенами угрозе, а мечтали лишь приумножить свой капитал.       Что ж, жизнь показала, что порой и сытый, и голодный получают по заслугам. Кто-то из-за жадности лишится всего накопленного золота и руки, а кто-то — единственных близких людей.       Музыка стихла. Грянули аплодисменты. У многих на глазах были слезы. Когда пианист поднялся на поклон, Леви, увидев его лицо, опознал в нём музыканта из театра Стохеса.       Тем временем Эрвин сам нашёлся в толпе.       — Считается ли приличным помочь даме снять исподнее, если она просит об услуге? — спросил Леви у своего проводника в мир благородных господ.       Эрвин изогнул густую бровь и пристально посмотрел на него.       — Зависит от личности дамы, — осторожно ответил Эрвин. — Если речь идёт о ком-то из присутствующих — лучше проявить сдержанность и осмотрительность.       — Понятно.       К ним подошёл официант с подносом и предложил закуски. Эрвин отказался, а Леви взял сразу две корзиночки с паштетом из дичи. Кажется, нужно было ограничится одной, но с такими тонкостями этикета, касательно еды, он примириться не мог. Дают — бери.       — И с кем же ты успел завести бурный короткий роман? — спросил Эрвин.       — В смысле потрахался? Это так называется? Я запомню.       — Потише, Леви, — Эрвин бросил взгляд в сторону ближайших гостей и сам понизил голос. — Так с кем?       Под испытывающим взглядом Леви внимательно рассмотрел незнакомую еду, понюхал, лизнул паштет, распробовал и только потом отправил закуску в рот.       — Я думаю, что будет неприлично разглашать её имя, — наконец ответил Леви, дожевав. — Каждый имеет право на свои маленькие тайны, согласен?       Эрвин может и был не согласен, но сказать об этом не мог. Сам ведь учил его уважать окружающих.       — Конечно.       — Ревнуешь? — неожиданно спросил Леви.       — Нет, — слишком быстро ответил Эрвин. — Постой, — спохватился он, — А кого я должен ревновать?       — Барышень, конечно, — пожал плечами Леви. Он отвернул голову, высматривая не разносят ли ещё закуски. — Не меня же.       — Нет, Леви. Барышней много, а ты такой один.       Они молча уставились друг на друга.       — Ты так не шути, Эрвин, — сурово предупредил Леви. — Не забывай, откуда я родом — могу не сдержаться.       — В каком смысле не сдержаться? — невозмутимо спросил Эрвин с насмешкой во взгляде. — Постой, Леви, ты куда?       Леви поспешно отвернулся и зашагал прочь от непонятливого блондинчика.       

***

             Кабинет Эрвина сиял чистотой. Никакой пыли, паутины с пауками, грязных чашек, разбросанных книг и выгоревших бумаг. Теперь только владелец кабинета — растрепанный, небритый, с мешками под глазами после бессонной ночи — не соответствовал обстановке.       — Ноги, — сварливо буркнул Леви, упираясь шваброй в капитанские сапоги. Эрвин, не прерывая чтения утренней почты, некультурно закинул ноги на стол.       На пороге кабинета появился озадаченный сержант Йенс.       — Капитан Смит, там привезли провизию и по некоторым позициям есть излишки. Вы не могли бы спуститься и взглянуть?       — Ты разучился составлять акт приёмки, сержант Йенс? — недовольно спросил Эрвин.       — Никак нет, капитан, но там существенные излишки, — Йенс округлил глаза. — Очень существенные.       Эрвин шумно выдохнул, убрал ноги со стола и встал.       — Ну пойдём, посмотрим на эти очень существенные излишки.       Леви отставил ведро с шваброй и взял сухую тряпку, чтобы протереть капитанский стол.       Рука замерла, когда он увидел в стопке писем конверт со своим именем.       «Надеюсь, мой скромный дар порадует ваше отважное сердце. М.Л.»       Кроме короткого письма, пропитанного духами, в конверте больше ничего не было.       Леви хмуро осмотрел ворох бумаг на столе. Взгляд упал на ещё одно письмо с надломленной сургучной печатью с изображением эмблемы полиции.       Дверь открылась спустя секунды, когда Леви вернул второе письмо на место.       Эрвин закрыл за собой и внимательно посмотрел на него.       — Кажется, я теперь знаю твою маленькую тайну, — медленно произнёс Эрвин.       — Поздравляю, — сухо отозвался Леви, оттирая со стола старые пятна от кружек.       — Ничего больше не скажешь? — Эрвин чуть поднял бровь вверх. — И не спросишь?       Леви дернул плечом.       — Ты же сказал, что всё знаешь.       Поняв, что Леви не настроен на разговор, Эрвин вернулся к своим бумагам.       Не проронив больше ни слова, они оба погрузились в свои занятия.       А в голове Леви назревал план тяжкого преступления.              Через два дня со склада Разведкорпуса была совершена кража.       Заведующий складом сержант Йенс бился в истерике и просил немедленно выслать его за пределы стен, чтобы искупить вину за халатность.       Майк, сославшись на простуду и насморк, бессильно развёл руками. Ханджи, услышав о происшествии, философски рассудила, что «как пришло, так и ушло» и просила не отвлекать её с Моблитом от работы.       Шадис уехал к родне в Шиганшину, и Эрвину, оставшемуся в штабе за главного, пришлось в одиночку выслушивать жалобы, враньё и проводить служебное расследование.       — Леви, где чай? — без обиняков спросил Эрвин на пороге его комнаты.       В коморке было темно и душно. Леви закрыл единственное окно плотной шторой, оставив лишь узкую полоску света, а сам сидел с чашкой на полу, прислонившись спиной к заправленной кровати.       — Вот, — он показал на чайник, который принёс из общей кухни. — Будешь?       — Давай без шуток. У меня нет на это времени. Куда ты дел десять мешков?       — Здесь их нет, но можешь заглянуть под кровать — проверить.       — Леви, такого количества хватит на полгода на весь корпус. Можешь взять себе немного, но верни остальное.       — Нет.       — Леви!       — Я могу распоряжаться своими вещами как хочу.       — Этот чай не твой. Поставка оформлена как благотворительный подарок от чайной компании «Липпе».       — Которого бы не было, не заведи я бурный короткий роман с дочкой чайного барыги, — парировал Леви. — Я его честно заработал.       — Полный вздор. Ты слышишь, что ты говоришь?       — Для тебя, может, и вздор, а в Подземном городе — обычное дело сосать у богачей за еду. Моя мать, к примеру, так зарабатывала на хлеб для нас двоих.       Эрвин на время замолк.       — Не думал, что ты отнесешься к этому событию с такой точки зрения, — наконец сказал он.       В ответ Леви лишь пожал плечами.       Не спрашивая разрешения, Эрвин зашёл в комнату и прошёл к окну, решительно одернул шторы и приоткрыл окно. В комнату ворвались солнечный свет и свежий воздух.       — Ты прав, — сказал Эрвин. Он сел на пол рядом с Леви и забрал у него из рук чашку, выпив содержимое залпом. — Только сосать приходится не только жителям Подземного города. Простолюдины сосут у богачей, военные сосут у чиновников, знать сосёт друг у друга и короля. Последний — единственный, кто может позволить себе не брать в рот, но на то он и король. Каждый делает это с выгодой для себя. Думаю, даже если получится избавится от титанов, у которых сосёт всё человечество, в этом отношении мало что изменится.       — А за что же сосёшь ты? — спросил Леви. — За идею?       — За правду, а вернее за возможность её узнать, — Эрвин повертел пустую чашку в руках. — Хороший чай. Повезло тебе.       — Это обычная заварка из дорожной пыли, которую ты хлебаешь каждое утро за завтраком.       — Да? — Эрвин ничуть не смутился замечанию. — Я не гурман, ничего в этом не смыслю. Зато могу раскрыть кражу казенного имущества. Вот как всё было: накануне ты подговорил рядового Мориса Бельца устроить драку в пятом бараке, чтобы отвлечь дежурных в ночь кражи. Тем временем ты вскрыл складской замок и вместе с подельниками украл обещанный Морису свиной балык и десять мешков чая. Протащить чай в замок тебе помогли Майк, Ханджи и Моблит — каждый из них был в доле. Чай вы спрятали в маркированные бочки, в которых Ханджи обычно хранит опасные вещества, и пронесли их в лабораторию.       — Браво, сыщик, — отозвался Леви. — Что дальше? Возьмёшь всех под стражу и предашь офицерскому суду чести?       — Стоило бы, но мне есть, чем заняться, кроме этого. Поэтому вы провернёте всё тоже самое, но в обратном порядке — ночью вернёте чай, а стоимость съеденного балыка я вычту поровну из ваших жалований. Только переложите мешки в другое место — пусть Йенс подумает, что сам сплоховал.       — Всё равно не очень-то справедливо, — беззлобно проворчал Леви. — Я что зря зажимался с дамочкой?       — Не зря. Благодаря тебе товарищи полгода не будут пить дорожную пыль, а будут хлебать за завтраком элитные купажи компании «Липпе». А что до справедливости, она где-то на том конце, который все… кхм… ну, ты понял.       — Ага, я понятливый, — прохладно ответил Леви.       — Вот и славно, — слегка улыбнулся Эрвин. Он никуда не торопился: удобнее устроился на полу, вытянув одну ногу вперёд.       — Слушай, а тот усатый полицейский хмырь твой приятель? — неожиданно спросил Леви.       — Мы с Найлом с одного выпуска, — Эрвин сразу понял о каком «хмыре» идёт речь. — Раньше довольно близко общались, но потом наши пути разошлись. Почему ты спросил о нём?       — Если бы его подчиненные не шлялись по борделям и не бросали где попало свои штаны я бы, может, и никогда не освоил УПМ и не поднялся наверх. Мне следует поблагодарить его.       — Мы с ним ведём переписку, и, если хочешь, я могу упомянуть в письме, что благодаря эффективной работе полиции человечество обзавелось отличным бойцом, и поблагодарить Найла от нас обоих, — предложил Эрвин. Его взгляд стал лукавым и насмешливым. — А могу я узнать детали о том, как ты раздобыл УПМ?       Леви посмотрел в его откровенно хитрые голубые глаза и усмехнулся.       — Ну слушай…       

***

      Спустя неделю у ворот штаба Разведкорпуса появилась черная карета без опознавательных знаков. Из кареты вышли двое мужчин в штатском и, предъявив документы, потребовали, чтобы их проводили к командору и его заместителю.       Хоть Эрвин и недолго пробыл в командорском кабинете вместе с незнакомцами, но Леви всё равно охватило тревожное предчувствие: незнакомцы явно явились с недобрыми намерениями.       — Тебе нужна помощь? — спросил Леви, когда Эрвин вернулся к себе.       — Нет, спасибо, Леви, сегодня для тебя нет работы, — отозвался Эрвин, не глядя на него.       — Я про другую помощь.       Эрвин поднял на него взгляд.       — Не понимаю о чём ты.       Леви досадливо поджал губы, но решил сделал ещё одну попытку.       — Кто эти люди, что приезжали? О чём вы беседовали? Что они хотели?       — Ничего, что было положено знать простому капралу, — последовал резкий ответ. — Ты можешь быть свободен.       Холодный командирский тон ничуть не обидел Леви. Он лишь больше укрепился в мысли, что Эрвин опять завяз в каком-то болоте, как в одну из прошлых экспедиций. Сложность была в том, что теперь он мог утянуть за собой и самого Леви, если он полезет ему помогать.       Но ему ведь не впервой лезть во всякое дерьмо.       Совсем скоро Леви в самоволку покинул штаб. Вернувшись вечером спустя два дня, он был готов к аресту и разжалованию, но ничего подобного не последовало. Охрана на воротах спокойно пропустила его, никто в спешке не побежал докладывать о его возвращении. Он отвёл Раската в конюшню и немедля сам отправился сдаваться командиру.       — Где ты был? — спросил Эрвин, сидя за непривычно пустым рабочим столом. Строгое выражение и ровный тон голоса скрывали его истинные эмоции.       Леви подошёл к нему, откинул полу черного дорожного плаща и вытащил из дорожной сумки книгу.       — Занятная книжонка, особенно картинки. Только я в ней нихрена не разобрал.       Эрвин посмотрел на книгу всё с тем же непроницаемым выражением. Затем медленно подвинул к себе, провёл пальцами по кожаному переплету и открыл на странице с изображением огромной полуобнаженной девы, у ног которой склонились восемь гигантов и группа людей.       Леви отвернулся от него, прошёл к креслу поближе у растопленной чугунной печи. Скинул плащ, сумку и сел.       Эрвин неспешно перелистывал страницы, покрытые неизвестными символами и странными рисунками: девочка, протягивающая яблоко уродливому рогатому существу, гиганты, выстроившиеся по кругу в живую стену, гигант, поднявший двумя пальцами за плащ человека рядом с пылающим домом, который разоряют варвары, гиганты, изготовившиеся к атаке в окружении древнего людского войска.       — Что ты сделал с господином Фербером? — спросил Эрвин, продолжая переворачивать листы.       Леви прикрыл глаза. Образы чудовищ из книги перемежались в воспоминаниях с хриплыми мольбами о пощаде, запахом спирта, истлевающим в огне платком, испачканном в чужой слюне.       — Старик сильно напился и у него остановилось сердце. Помер во сне прямо за столом. Так я его и оставил.       Теплую уютную тишину кабинета, сопровождаемую треском горящих свечей и дров в растопленной печи, шелестом книжных страниц, отравляла недосказанность и грызущее чувство вины — обычный вечер для них обоих, пожалуй, за всё время знакомства.       Леви решил раскрыть карты первым.       — Ты всё спрашивал про моё прошлое в подземельях, но в нём нет ничего хорошего. Я случайно убивал в драках, убивал, когда пытались убить меня, убивал предателей, убивал за деньги. В последние годы я стал брать заказы на убийства торгашей, живущих в Митре. Нанимателям пришлись по вкусу мои навыки владения приводом. Они продумывали план, делали для меня временный пропуск наверх, затем я выполнял заказ и возвращался. Парни из моей банды не знали, что я подрабатываю на стороне. Только Фарлан с Изабель однажды проследили за тем, куда я отлучаюсь, но я не стал рассказывать подробности, лишь показал заработанные деньги. Зато, наверняка, о моих делах знали полицейские ищейки и исправно докладывали своему командору, а от него узнал обо мне уже ты. Я прав?       Эрвин не ответил. Он всё всматривался в рисунки в книге, впитывая взглядом каждую деталь.       — Человек, который присматривал за мной в детстве, был настоящим мастером в убийствах и отъявленным мудаком, — продолжал Леви. — Он многому меня научил, но главная его наука — как держать нож и никому не доверять, — он выдержал паузу перед тем, как задать вопрос, от ответа на который будут зависеть их дальнейшие отношения. — Скажи, Эрвин, ты специально оставил на столе то письмо от своего дружка командора полиции, чтобы я его прочел?       В своём письме Найл Док сообщал, что некая баронесса Кастелли просила его вернуть украденную из её дома запрещенную книгу. Она наняла людей для слежки за бывшим любовником в лице Эрвина и выяснила, что он посещал букиниста-антиквара Клауса Фербера, и подозревает, что книга может быть у него. Она просила Найла не предавать дело огласке, так как может пострадать репутация её семьи и вызвать большой скандал в обществе.       — Эта книга написана на другом языке. В древности было много разных людских народов, у которых были свои языки, культура и обычаи, но практически ничего из того периода, когда люди жили вне стен, не сохранилось. Немногие оставшиеся источники можно попробовать дешифровать, если собрать их вместе, но, к сожалению, с каждым годом их всё меньше — редкие книги оседают в частных коллекциях знати, горят в кострах служителей культа Стен, конфискуются как опасные и навсегда запираются в секретных архивах полицией. А люди, задающие слишком много вопросов о внешнем мире, подвергаются гонениям, а иногда пропадают без вести либо внезапно умирают.       Он вскочил с места вместе с книгой.       — Эрвин, стой! — воскликнул Леви, тоже подрываясь с места, но Эрвин уже открыл дверцу печи и бросил книгу в пламя, захлопнув дверцу обратно.       — Я слишком увлёкся поиском правды о внешнем мире внутри Стен, но здесь ответов нет. Все они там, где-то далеко. Нам нужно обойти препятствия в виде чудовищ.       — Эрвин, книга…       Эрвин повернулся к нему и силой сжал его плечи. Леви поднял голову и поймал его взгляд.       — Смерть Клауса Фербера — моя вина. Показав ему книгу, я подверг его опасности. Что до письма Найла, ты не должен был его увидеть и это тоже моя вина. Я смогу уладить последствия, но впредь ты не должен защищать меня подобным образом.       — Ты сам сказал, что от тех, кто задаёт слишком много вопросов, пытаются избавиться, а у тебя их, похоже, предостаточно.       Лоб Эрвина потяжелел, густые брови сведены вместе. Сильные пальцы крепче сжались на плечах.       — Я просил тебя помочь в борьбе с титанами, но я не просил тебя убивать людей и никогда не попрошу. Это титаны наши враги, а не люди, сколь невежественны они ни были. Но всё изменится, когда ворота стен останутся открытыми навсегда. Никому не придётся больше убивать за право увидеть солнце.       Он разжал пальцы и опустил руки. Леви отступил, вернулся к креслу, подобрал свои вещи и направился к выходу. На пороге чуть повернул голову:       — Я поверю тебе, Эрвин.       — Ты гораздо лучше, чем сам о себе думаешь, — услышал он вслед, но не обернулся. — Ты хороший человек, Леви.       

***

847 год

             Ветерок приветливо ласкал щёки. Солнце по-весеннему ярко светило. Вокруг все пышно зеленело. Посреди изумрудных холмов пестрели полевые цветы вперемешку с кусками человеческих и лошадиных тел.       Весь дымящийся от испаряющейся титаньей крови, сжимая рукояти с обломанными клинками, Леви лежал на земле и смотрел, как шлейфы сигнального дыма растворялись в безоблачном небе.       Давно ли серый мрачный потолок подземелий сменился на ослепляюще голубой? Казалось, с тех пор минула вечность.       В паре метров параллельно от него лежал Морис и тоже смотрел на небо застывшим взглядом.       — Прощай, дубина, — тихо и грустно произнёс Леви. Его голос слился с порывом ветра.       — Вставай немедленно! Не смей умирать, а не то я убью тебя!       Леви широко открыл глаза, услышав где-то неподалеку девичий голос. Он вскочил на ноги, попутно сбрасывая сломанные лезвия и готовясь пристегнуть новые. Оглянулся, высматривая среди кровавого пейзажа выживших.       — Вставай! — голос дрогнул, едва не сорвавшись на истеричный визг.       Он заметил движения вдали и прикинул расстояние, которое ему придётся бежать. Живых лошадей поблизости не осталось, УПМ тоже не воспользуешься — зацепиться на равнине не за что. Оставалось только бежать.       Из ближайшей к равнине хвойной рощи медленно вышагивал недобитый четырехметровый титан. Его шея дымилась, но, видимо, нанесённый ему удар был слабым и неточным. Не удивительно: в составе девятой колонны были практически одни новобранцы и Леви с парой ветеранов.       Выжившая разведчица тормошила своего товарища, пытаясь скорее привести его в чувство. Оставив свои попытки, она решила отвлечь внимание титана на себя.       — Аааа! — закричала девушка, отбегая в сторону.       — Грррр… — ответило чудовище, пошатываясь и меняя направление движения.       Ханджи обожает, когда титаны издают хоть какие-то звуки, и придёт в восторг, узнав об этом случае. Хоть бы эта чокнутая стерва не померла.       С безнадежностью Леви бежал и смотрел, как титан приближается к разведчице.       Хоть бы он успел, и эта отчаянная девчушка не померла.       Разведчица сумела юркнуть между ног титана. Оказавшись у него за спиной, ей следовало выпустить тросы, но вместо этого она подрубила твари подколенные сухожилия.       Титан рухнул, но не замер, а пополз вперёд. Его пальцы взрывали землю, оставляя после себя глубокие длинные борозды.       Заправив новые лезвия в рукоятки, разведчица, держась позади, стала примеряться к титану, чтобы нанести новый удар. Тем временем солдат, которого она пыталась растормошить, очухался самостоятельно. Он встал, слегка покачиваясь, зажал в обеих руках рукоять с единственным оставшимся у него целым лезвием и выставил перед собой. Вид у него был жуткий: изо рта сочилась кровь, некрасивое лицо исказилось в яростной гримасе, глаза пылали ненавистью.       — Аааа! — заорал солдат и рванул к титану.       До слуха донёсся топот копыт — на помощь спешил ближайший отряд солдат.       — Аааа! — закричал кто-то из всадников.       — Разорались, идиоты, — буркнул Леви на бегу. Когда он уже достиг солдат, понял, что помощь им не требуется: новобранцы сами устроили кровавую расправу над титаном.       Разведчица отрубила титану кисть руки и вогнала второе лезвие в глаз. Её товарищ сумел запрыгнуть титану на плечо и со всей дури бил затупившимся клинком по шее. С последним мощным ударом лезвие развалилось на части, а голова титана отделилась от туловища. Огромная туша задымилась.       Переведя дух, солдаты переглянулись и сорвались с места. Обоих охватила истерика.       — Ты живой, Оруо! — всхлипнула девчонка, обнимая товарища.       — Петра! — парень крепче сжал свою подругу.       Они отлипли друг от друга и обернулись к поверженному монстру.       — Я убил титана! — горделиво воскликнул Оруо.       — Мы убили титана, — поправила Петра.       — Я снёс ему башню!       — Ты валялся, как мешок с дерьмом, пока я его отвлекала!       — Ты так кричала, что возродила к жизни полудохлого титана, что уж говорить обо мне.       — Запишем его на ваш общий счёт, — прервал их спор Леви.       — Капрал Леви! — новобранцы встрепенулись и выпрямились.       Леви быстро оглядел их: в слезах, соплях, грязные, в крови, с мокрыми штанами, но без явных увечий. Живые.       — Хорошая работа, — похвалил Леви, и лица солдат просияли, получив одобрение от лучшего воина человечества. Они вмиг приободрились, а девчонка даже улыбнулась. Её теплая и ясная, как сама весна, улыбка на секунду отвлекла внимание от окружающей грязи и смерти. — Только давайте в следующий раз без криков и лишних движений.       — Спасибо, сэр! Так точно, сэр!       — Эй, давайте сюда! — позвал разведчик из подошедшего отряда. — Есть две свободные лошади. Скорее, мы отходим в центр!       Вскоре всадники достигли первой перевалочной базы — брошенного за пределами Марии замка Гарнизона, где их дожидался тринадцатый командор.       Выслушав отчёты командиров отрядов, отдав указания о дальнейших действиях, он распустил всех и остался наедине с Леви.       — Прости, Эрвин, я не уберег сопляков, — Леви опустил глаза вниз. В ушах уже звенели будущие крики и проклятья от членов семей погибших солдат, адресованные в первую очередь командору разведки.       — Тебе нужен свой собственный отряд, который не будет держаться привычного строя, — заявил Эрвин, проигнорировав извинения.       — Из меня хреновый командир. Это не для меня, — поспешил отвергнуть идею Леви.       — Я не тороплю тебя. Сформируешь отряд сам, когда найдёшь подходящих кандидатов.       — Тогда это будет долго.       — Я уже подписал приказ о твоём повышении, поэтому будет странно, если ты останешься единственным капитаном без отряда.       — Тц! Когда меня ебало чужое мнение.       — Как и меня, — невозмутимо парировал Эрвин. — Но разве ты больше не доверяешь моим суждениям?       — Не лезь под кожу, бровастый, — по привычке огрызнулся Леви, добавив уже спокойнее: — Я подумаю над этим.       В глубине голубых глаз Эрвина перемешались усталость, благодарность и что-то ещё.       — Я рад, что ты жив, Леви. С остальным разберёмся.       Леви кивнул.       Он тоже был рад.       Его командир жив, значит они могут продолжить путь к свободе.       

******************************

             — Виновен! Приговор привести в исполнение немедленно.       Найл Док отреагировал на приговор всё с тем же безвольным смирением, в котором он пребывал весь процесс.       Столь же невозмутимо он стоял у расстрельной стены во внутреннем дворе здания военного суда. Лишь его руки, скованные железными наручниками, слегка подрагивали.       В остальном цивилизованном мире давно отказались от публичных казней, и раз уж Элдия должна стать его частью, правительство поторопилось принять соответствующие поправки.       От последнего слова Найл отказался, как и не стал поворачиваться спиной к стене.       Под пристальными взглядами командования и членов офицерского совета расстрельная команда отмерила положенные шаги. Солдаты подняли винтовки, по команде сняли с предохранителя, вжали приклады в плечи.       Леви не испытывал сильной жалости к командору полиции. Док всегда безропотно исполнял приказы властей, никогда не задавал лишних вопросов, а иногда затыкал рты другим, и даже сейчас, когда командование решило принести его в жертву, чтобы отвести от себя народный гнев, он молчал.       Найл не нравился Леви, но когда он скованными руками попытался изобразить салют, это неожиданно тронуло Леви и вызвало жгучий стыд.       Неправильно, когда преступник, пусть и бывший, наблюдает, как полицейского убивают как бездомную дворнягу.       — Целься. Огонь!       С секундным запозданием прозвучали выстрелы.       Найл упал ничком.       Подошедший врач перевернул его и стал замерять пульс, чтобы зафиксировать смерть.       — Он жив!       Начальник расстрельной команды хмуро оглядел подчиненных и вытащил из кобуры маузер.       — Регламент не предусматривает второго выстрела! — воскликнула Ханджи. Рука с пистолетом замерла над головой истекающего кровью Найла. Взгляды наблюдателей обратились к ней, а затем к командующему.       — Гляжу, Вы стали знатоком новых законов, командор Зоэ, — с издёвкой заметил один из наблюдателей, разрушая тишину, но, заметив тяжелый взгляд зама командора Разведкорпуса, смутился и занервничал.       — Командор приказала положить в каждый сортир томик уголовного кодекса в дополнение к уставу, — поведал Леви присутствующим. — Её стараниями Разведкорпус самое образцовое подразделение. Мы знаем и уважаем законы Новой Элдии.       — Очень похвально, майор, — сказал Закклай. Он безотрывно смотрел, как из пулевых отверстий на теле Найла сочится кровь. — Командор Зоэ права. Отвезите этого несчастного в госпиталь. Если выживет — свободен. Остальные тоже свободны.       Врач поторопился оказать Найлу первую помощь. Его погрузили на носилки и оттащили внутрь здания.       — Вот ведь везучий ублюдок, — невесело усмехнулась Рико Брженска, когда все расходились по каретам.       Жан, забыв о правилах приличия, ни с кем не попрощавшись, стрелой метнулся к своей карете. Он покинул здание суда самым первым.       Дорога в штаб Разведкорпуса прошла в напряженном молчании.       Практически в тишине, не считая коротких указаний подчиненным, Леви с Ханджи провели остаток вечера, незаметно перетекший в глубокую ночь.       Ханджи откупорила фляжку и уже хотела приложиться, но, заметив осуждающий взгляд Леви, протянула ему. Он мотнул головой, а она пожала плечами.       — Странный он какой-то — этот свободный мир, — сонно и пьяно пробормотала Ханджи. Леви помог ей добраться до дивана, снял с неё очки, укрыл сверху кителем, задул свечи и тихо прикрыл дверь кабинета.       Запершись у себя, Леви вытащил из кармана ключ от нижнего ящика стола, наполненного воспоминаниями.       Под ворохом нашивок с крыльями и разными памятными безделушками, принадлежащими хорошим людям, которых никто, кроме него, уже и не помнит, было спрятано ещё одно воспоминание.       Края кожаного переплета старой книги оплавились, но обложка, в отличие от бумаги, пострадала меньше всего. Страницы текста сгорели наполовину, а страницы с остатками рисунков были вырваны, их дальнейшая судьба — неизвестна.       Даже спустя годы Леви по-прежнему не мог разобрать фрагменты, за исключением одной надписи, выведенной на корке книги знакомым почерком: «Не сожалей о мертвом чудовище».       — Дурак ты, Эрвин, — шепотом произнёс Леви в пустой комнате, сжимая и поглаживая в руке камень с галстука-боло тринадцатого командора. — Разве бывает так, чтобы одно чудовище жалело другое?