***
— Тебе мало нас?! — пьяно протянула Дэннил и отпила из стакана неразбавленной водки. — Чего тебе еще надо? — О чем ты, мать твою, говоришь?! — теряя терпение, выкрикнул Дженсен. Он никогда не повышал на нее голос, но в последнее время ее поведение становилось все менее терпимым. Частые алкогольные депрессии, требования, не озвученные до этого ни разу, и вдруг проявленные инстинкты собственницы. Где-то миссис Эклз почуяла угрозу стабильному и ровному существованию, и это пугало, но не только ее. — О, ты не знаешь, конечно, нет, — продолжила она свой монолог. — Я была сегодня в офисе. Дженсен удивленно на нее уставился. — Да, этот новенький ваш, ты бы видел себя, Эклз. Ты же уже трахнул его раз десять. В мечтах, правда, но… — она расхохоталась, стакан упал на пол, прозрачная жидкость разлилась на белый ковер. — Что ты несешь? Ты пьяна, — устало выдохнул Дженсен. — Но тут не только это, — она встала и, пошатнувшись, подошла к нему. — Здесь что-то еще и ты сам пока не знаешь, что, но ты так на него смотришь, так… Да, так ты смотрел на меня. Восемь лет назад, — почти трезвым голосом сказала Дэннил, и то, что Дженсен увидел в ее глазах за пеленой опьянения, поразило. Боль, жалость и самое страшное — любовь. То, чего не было уже много лет. Она открыла все замки. Она испугалась, его жена заметила то, в чем он не решался признаться самому себе. — Вали… не могу тебя видеть, — брезгливо сморщившись, Дэннил отошла от него и снова упала на диван.***
Джаред ввалился в кабинет, словно тот был его собственный, и опять, как и в первый раз, развалился на кресле у стола. — Вызывал, начальник? — спросил он, посмотрев на Дженсена, сидящего у стены на диване. — Да. Спрашивать, что это было, думаю, не стоит. Но мой долг предупредить тебя — еще раз, сука, тронешь мое — и я тебя на куски порву, — голос его звучал резко, громко и зло. Церемониться с этим гадом он не собирался, пришло время поставить зарвавшегося самца на место. — Твое? — спокойно отозвался тот, не отрывая взгляд от Дженсена. — Ты о ком? О Томми, Дэнни или, может, о Джастине? — язвил он. Дженсен, вскочив с дивана, за несколько шагов приблизившись к парню и схватив за ворот футболки, дернул на себя, поднимая на ноги. Его глаза налились кровью, он был не то, что в ярости, сейчас он готов был убить. — Расслабься, босс, — приблизив свое лицо вплотную к Дженсену, тихо шепнул он. — Она мне не дала. Но я успел ее полапать. Дженсен отпустил его и, резко вздернув руку, ударил в челюсть. Джаред пошатнулся, но не упал. Его взгляд загорелся таким знакомым и опасным хищным огоньком. Неожиданно он ухватил Дженсена за лацканы пиджака и, развернув лицом к столу, грубо нагнул. — Сука тут ты! И я докажу тебе это прямо сейчас. — Отпусти меня, урод! — прошипел Дженсен в тщетных попытках вырваться из мертвой хватки рук Джареда. Тот скрутил ему руки за спиной и перехватил запястья одной ладонью. Второй рукой он без предупреждения и каких-либо прелюдий сдернул штаны на бедра. Дженсен начал вырываться еще сильнее, отчетливо понимая, что именно сейчас произойдет. — Ори, чего молчишь? — выдохнул Джаред, забравшись ему в боксеры пальцами и обхватив вялый член рукой. — Ты хочешь. Я знаю. Я видел, как ты на меня смотришь, но ты никогда не признаешься, пока тебя носом не ткнуть. — Пошел на хуй! — выкрикнул Дженсен и дернулся. — Нет, на хуй пойдешь ты! — и в подтверждение собственных слов Джаред расстегнул молнию на своих джинсах, все так же сильно и до боли сжимая запястья Дженсена, дернул его белье и, нагнув того еще сильнее, вставил насухо, резко, по основание. Дженсену показалось, что он умирает — такой обжигающей и сильной была вспышка боли, пронзившая его. Слезы защипали глаза, тело непроизвольно напряглось, он закричал, но как бы громко Дженсен не срывал горло, его никто бы не услышал: в девять вечера в офисе не было ни души, кроме дежурной охраны на пятом этаже. — Нравится? — севшим голосом выдохнул Джаред и, выйдя наполовину, снова толкнулся внутрь. Дженсен почувствовал, как что-то теплое сочится между ног… — Не делай этого, — проскулил он, пытаясь все еще ослабить хватку сильных рук. — Уже сделал, — зло отозвался Джаред и принялся трахать порванный зад быстрыми, грубыми движениями, вырывая из горла Дженсена сдавленные всхлипы. Все закончилось так же быстро, как и началось. Дернувшись всем телом, Джаред выплеснулся внутри его тела и с рваным выдохом и мокрым шлепком вышел из него. — Прости, — услышал Дженсен позади себя. — Что? — пытаясь подняться со стола, на который его повалил насильник, переспросил он. — Я не знаю, что на меня нашло, — он отпустил его руки и отстранился. Дженсен выпрямился и, морщась от обжигающей боли, развернулся к Джареду. Страх в его глазах выдавал того с головой. Он просто сорвался, так, как рисковал сорваться сам Дженсен уже давно. Это животное желание съедало их обоих, и то, что случилось, было лишь вопросом времени. Дженсен понял и оценил всю степень уродства того чувства, которое испытывал к этому человеку. Он безумно злился и ревновал в тот момент, когда увидел его с Томом Уэллингом, и практически сделал то же самое с собственной женой. Вымещая на нее нерастраченное желание обладать. То, что Дженсен сделал в следующий момент, не смог бы объяснить, наверное, даже Фрейд. Он подошел к Джареду и прикоснулся к его губам сначала пальцем, а затем накрыл его рот своим. Глаза Джареда удивленно распахнулись на миг, но в следующую секунду он уже рьяно и собственнически вылизывал его рот, смело прижимая к себе руками. Все внутренние барьеры рухнули. Дженсен выпустил наружу свое самое темное начало. И чем это грозило им обоим, не имел представления ни один из них. — Ты мой. Джаред оказался прав: Дженсен в единый миг превратился в покорную, ведомую суку. С жестоким, властным хозяином. Его принципы и убеждения развалились, как карточный домик, все, что было до этого странного осознания, перестало существовать. Только пульсирующая, жгучая боль, сквозь которую, продираясь, возрождалось давно похороненное, страшное чувство. Ради которого люди устраивали войны, убивали и умирали сами. Алогичное по природе и сути. Способное в корне изменить и человека, и все его внутреннее равновесие. Чувство, замешанное на крови и иллюзиях. То, что уже было однажды. То, что не должно было родиться вновь.