«Жизнь тем и интересна, что в ней сны могут стать явью.»
Пауло Коэльо
***
Она бежала по длинному коридору Хогвартса, время от времени спотыкаясь о камни, сломанные картинные рамы и большие куски стекла под ногами. Кто-то истошно кричал, моля о помощи. И Гермиона бежала на этот зов. Девушка уже не чувствовала собственных ног, дышать было всё тяжелее и тяжелее с каждым движением, а сердце заходилось в бешенном ритме, оглушая гриффиндорку. Воздух вокруг пах как смерть — тяжелый, затхлый, с примесью метала. Всё здесь пропахло ею настолько, что не было и шанса когда-нибудь это исправить. А женский голос всё продолжал кричать. Снова и снова. — Гермиона! Наконец-то, она добралась до двери — совсем обычной, целой и чистой. Дрожащей рукой девушка потянула за ручку на себя, открывая проход в комнату. Маленькое помещение с детской кроваткой в самом центре. Женщина, качавшая люльку, обернулась. Гермиона вздрогнула, отшатываясь назад. Тонкс смотрела на неё своими стеклянными, помутневшими глазами. Не живыми. По виску у неё стекала струйка ярко-алой крови. — Почему ты не помогла мне, Гермиона? Я умерла. И мой сын теперь никогда не узнает свою маму. — Я не… Слова застряли в горле, так и не сорвавшись с губ девушки. Она не знала, что сказать. Она не могла ей помочь? Не знала, что с ней произошло? Не была рядом? Нет. Всё не то. — Почему ты не помогла?! — сорвалась на крик Тонкс, в секунде оказавшись прямо перед Гермионой. Холодная рука женщины сомкнулась на тоненьком запястье, резко втянув девушку в комнату. Она попыталась вырваться, но тщетно. Тонкс держала крепко, но Гермиона не ощущала боли. Она только чувствовала длинные руки страха, сжимавшие её сердце и застилавшие пеленой глаза. На этот раз закричала уже не Тонкс. — Гермиона, — кто-то сильно тряс её за плечо, вынуждая проснуться. — Гермиона! Девушка распахнула глаза, на мгновение потерявшись в пространстве, она не поняла, где находится. И что делает. Образ бледной мёртвой Тонкс всё ещё был свеж. Женщина словно стояла прямо перед ней. Но на самом деле на краю школьной кровати сидела Джинни. Беспокойство за подругу явно читалось в выражении её веснушчатого лица. Гермиона провела ладонью по глазам, пытаясь стереть кошмар, заставивший её плакать. Всё лицо было мокрым от слёз. Дорожки влаги капали на пижаму и одеяло, но её ничуть это не заботило. Очередной кошмар, заставивший сердце колотиться в безумном приступе. Мерлин, она ведь могла разбудить половину башни своими криками. — Я поставила «Оглохни» на наши кровати, прежде, чем ложиться спать. И похоже это было правильным решением, — Джинни провела рукой по напряженной спине подруги, как бы успокаивая её. — Гермиона, тебе нужно поговорить с кем-нибудь об этом. Я ещё понимаю, случись это раз или два, но тебя мучали кошмары всё лето. И они не прекращаются. — Ты тоже постоянно закрываешься в себе и плачешь, думая, что никто не видит. Я же не предлагаю тебе отправиться за помощью, — только через несколько секунд молчания девушка поняла, что сказанное ею прозвучало очень грубо. Джинни ведь не собиралась оскорблять её своей заботой. — Прости, я не это имела в виду. — Я знаю. И ты меня извини. Под «кем-нибудь» я имела в виду не кого-то чужого, а себя или Гарри, или Рона, в конце концов. Тебя мучают призраки прошлого, как и всех нас. Важно то, найдёшь ли ты способ бороться с ними. Гермиона понимала, что в словах Джинни была истина. И она правда несколько раз порывалась обсудить свои кошмары с Гарри или Роном, но каждый раз останавливала себя. Им и так было непросто, зачем взваливать на них ещё и это? К тому же, чем они могли ей помочь? Сказать, что им жаль? Что ж, ей тоже было очень жаль. Жаль, что она постоянно слышала в своей голове противный писклявый голос Лестрейндж; что чувствовала боль во всём теле, вспоминая пытки; что видела призрачные тени всех умерших, которым не смогла помочь; что чувствовала абсолютно всё. И как же ей было жаль, что она не могла просто нажать на выключатель и погасить всю эту боль. Короткий стук в окно привлёк внимание девушек. Небольшая сипуха настойчиво тарабанила клювом о стекло, требуя забрать у неё почту. К лапке сбоку кто-то неаккуратно прикрепил конверт с печатью Министерства Магии. — Разве ещё не слишком рано для почты? — поинтересовалась Джинни, забирая у совы груз, давая ей возможность сразу же упорхнуть. — Оно адресовано тебе, Гермиона. Гриффиндорка понятия не имела, кто бы мог писать ей из Министерства. Разве что Кингсли, но зачем? Она ведь только на прошлой неделе отправила прошение в больницу Святого Мунго о рассмотрении дела её родителей. Ответ не мог прийти так быстро, девушка давно была готова, что ждать придётся долго. Ей пришлось трижды перечитать письмо, чтобы его смысл отпечатался в сознании, навсегда занимая отдельное место среди книг с её воспоминаниями.***
Драко зашёл в кабинет директрисы, когда все уже были в сборе — Министр, его мальчик-на-побегушках, Олдридж и сама Макгонагалл. Видимо, Поттер ещё не знал, для чего его позвали, так как тоже уже был здесь. Вся эта ситуация раздражала. До скрежета зубов. — Рады, что Вы вовремя, мистер Малфой, присаживайтесь, — старуха указала рукой на ближайшее к ней пустое кресло. Но парень остался стоять на своём месте. Он не хотел даже на миг дать им подумать, что раз они победили — Малфой теперь в их власти. Только не он. Только не так. — Что ж, мы здесь, чтобы назначить Вам попечителя, студента, который будет присматривать за Вами в стенах школы, а также нести ответственность, если Вы сделаете что-то выходящее за рамки дозволенного Программой. Помощник Кингсли зачитывал заранее подготовленный протокол, будто они сидели в зале суда, а не уютном кабинете Макгонагалл. Внезапно в дверь постучали, прерывая заранее заготовленную речь. Драко даже подумал, что это сбило мальчишку с мысли, и ему придётся начать заново, когда незваный гость уйдёт. — Простите за опоздание, меня задержали. Какого чёрта она здесь делает? Малфой никак не ожидал, что вошедшей окажется Грейнджер. Он ожидал кого-угодно — Филча, Слизнорта, Лонгботтома, но не её. — Мы думали, что раз Вы не пришли, мисс Грейнджер, то решили отказаться от нашего предложения. Драко хотелось ударить Кингсли. По-маггловски, чтобы кровь пошла из его сующего-не-в-свои-дела носа. Неужели они и ей предложили стать его надсмотрщицей? Ладно ещё Поттер, с ним он точно как-нибудь справился бы. Малфой уже даже отчасти смирился, всю ночь проведя в раздумьях о том, что следующий год ему придётся «тесно» общаться с мальчиком-который-выжил и взбесил его одним своим существованием. Но Всезнайка Грейнджер точно не будет давать ему проходу своими вечными нравоучениями и всезнайством. — По правде говоря, я и не собиралась приходить. По началу, — она сейчас даже не была похожа на саму себя. Неуверенно переминалась с ноги на ногу, зачем-то сжимая собственное запястье до синяков. От былой гриффиндорской отваги не осталось и следа. — Тебе. Стоит. Уйти. Драко процедил это медленно, с расстановкой. Так, чтобы смысл его слов точно дошёл до получательницы. Чтобы она ощутила всю его ненависть в этих трёх словах, кивнула головой и свалила куда подальше восвояси. Чтобы её сердце сжималось от страха каждый раз, когда она будет видеть его в другом конце коридора школы. Грейнджер виновата, что он сейчас в этом удушливо-уютном кабинете, а не тёмной и холодной камере Азкабана. И он искренне ненавидел её за это. За слабость. За то, что не смог принять свою судьбу с распростёртыми объятиями. За то, что струсил. Опять. Но она даже не сдвинулась с места, не посмотрела ему в глаза. Просто сделала вид, что не слышала. Словно его и вовсе не было здесь. — Что же, в таком случае, у нас целых два кандидата на роль Вашего смотрителя, мистер Малфой, — Министр вздохнул, присаживаясь в кресло. — Думаю, что Эллиот должен зачитать нам всем основные пункты соглашения, после чего Гарри и Гермиона смогут принять своё окончательное решение. Мальчишка развернул пергамент, прокашлялся и продолжил читать: — Волшебник, добровольно согласившийся принять на себя ответственность за другого студента, обязан вместе с ним пройти через Связующее заклинание*. Разорвать которое можно будет только по истечению ровно одного года, и только с помощью мага, что зачаровал зелье, использующееся, как катализатор. Гермионе казалось, что она перестала слышать монолог помощника Министра после слов о заклинании. Гриффиндорка читала о нём на четвёртом курсе, когда они с друзьями пытались найти способ для Гарри беспрепятственно находиться под водой больше часа. Тогда, за ненадобностью, она не стала особо вчитываться и анализировать этот тип магии. Но сейчас отчётливо помнила, что такое заклинание не зря называется «Связующим». Оно в буквальном смысле невидимыми нитями привязывает тебя к другому человеку, чтобы ты в любой момент мог его найти. Но как бы девушка не пыталась, всё равно вспомнить больше не получалось. — Профессор, разве эта магия не перестала использоваться ещё полвека назад? Почему нельзя воспользоваться отслеживающим заклинанием? Или зачарованной картой? Девушка чувствовала, что забыла что-то очень важное об этой магии. И важное настолько, что внутреннее волнение лишь нарастало, заставляя её обдумывать это снова и снова. Драко не нравилось происходящее — Грейнджер побледнела, и он догадывался, как сильно в этот момент вращались шестерёнки в её голове. Она думала так громко, что ему захотелось поскорее выйти отсюда. — Мы и правда обдумывали эти варианты, но ни один из них не подходит. Отслеживающее заклинание даёт результат только, когда что-то уже было совершено. А наша задача — предотвратить возможную угрозу, а не решать её последствия, — Макгонагалл говорила так, словно Малфоя и вовсе не было в комнате. Будто речь шла о каком-то другом опасном студенте. Но он стоял, где и раньше, опираясь о стену и сжимая руки в кулаки. И слышал каждое слово. Гермиона не могла понять, почему он так спокоен? Прежний Малфой уже давно бы устроил сцену, сыпал угрозами и оскорблениями, кричал о несправедливости, или ещё что-то в этом духе. А он стоял и молчал. Расслабленно, будто это и вовсе его не касалось. Такое поведение слизеринца взбесило гриффиндорку. — Почему ты молчишь? Она задала этот вопрос ему прежде, чем успела обдумать, а стоило ли. И девушка не знала, чего ожидать. Даже её раздражала эта идея слежки за бывшим Пожирателем, нарушающая любые нормы приватности и морали. Хотя в глубине души она понимала, что во всей этой затее был смысл, иначе она бы и не пришла. Гермиона не доверяла Драко Малфою — он не раз пакостил ей и её друзьям, оскорблял их. Он пытался убить Дамблдора и принял Тёмную метку. И пусть девушка верила, что слизеринец не произносил убивающее, она не была до конца уверена в том, что не ошибается на его счёт. Драко ничего не ответил. Он не собирался ни перед кем оправдываться, тем более Грейнджер. И молчал он не просто так. Чем больше слизеринец сопротивлялся — тем больше в итоге огребал. Жаль, что он понял это слишком поздно. Пересилив собственную неприязнь к Избранному, Малфой оторвался от стены и подошёл к нему. Мысль, проскочившая в голове секундой ранее, показалась ему достаточно здравой, чтобы воспользоваться ею. Поттер посмотрел на бывшего врага, слегка приподняв бровь в удивлении. Все взгляды присутствующих обратились к ним в ожидании неминуемой ссоры. И каково же было их удивление, когда Драко заговорил: — Нужно кое-что обсудить наедине, Поттер, — голос Малфоя был ровным и низким, словно он хотел, чтобы только Гарри его услышал. Гермиона видела, как колеблется её друг, как переводит взгляд по очереди на всех присутствующих. Когда утром они обсуждали письма с предложением от Министра поучаствовать в Программе, оба были не уверены, хотят ли ввязываться в это дело. Ладно ещё выступить в защиту Малфоя-младшего в суде, немного задействовать его маму и помочь избежать более сурового наказания. Но стать его тенью в школе — совершенно другое, ведь требовало большего постоянного участия. — Мы оба знаем, что это худшая идея из всех возможных. И нам обоим явно не понравится этот год, но я смогу выйти из этого кабинета только, если ты на это согласишься, — сказал Драко, стоило Гарри наложить на остальных оглушающее. Он говорил это, сцепив зубы. Всем своим нутром желая послать Поттера к чертям и убраться куда подальше. Желательно на другой конец страны в какой-нибудь аутентичный бар, чтобы забыться в бокале изысканного и безумно дорогого огневиски. Он бы выпивал глоток за глотком, смакуя обжигающую горечь напитка на языке. И обязательно перекинулся бы парочкой слов с местным барменом, чисто для разнообразия. Как же ему не хватало попоек со слизеринцами. — Даже, если бы я хотел, Малфой, то не смог бы. Я здесь только для подстраховки, на случай, если Гермиона передумает. А она никогда не пасует, даже зная, что это может плохо для неё обернуться. — Значит, заставь её! — Драко хотел вытащить свою палочку из внутреннего кармана пиджака и приставить её к горлу очкастого, угрожая всеми известными ему тёмными проклятьями. Он готов был сделать, что угодно, лишь бы тот забрал свои слова обратно и пообещал занять её место. Грейнджер была грязнокровкой. Той, кого всю его жизнь учили ненавидеть и остерегаться. Ему казалось, что он впитал эту простую истину вместе с молоком матери — магглорождённым не место в волшебном мире. Отец вдалбливал ему эту мысль каждый раз, когда они находились с ним в одной комнате. Малфой не мог позволить, чтобы такая, как она, контролировала его передвижения, его жизнь. Поттер отменил действие муффлиато и, повернувшись лицом к Кингсли, произнёс: — Он готов. — Поттер, — начал было Драко, но не успел закончить предложение, как Грейнджер его перебила. Вечно она суёт свой нос куда не следует. — Я тоже готова, сэр. После того, как девушка поставила свою подпись рядом с именем Драко на договоре участия в Программе, Министр сказал им встать рядом друг с другом. Гермиона кожей ощущала исходившую от Малфоя злость. Ей казалось, что воздух в этих нескольких десятках дюймов между ними начнёт искриться от того, насколько чувствовалось напряжение. Девушка задумалась, правильно ли поступила, когда утром уговорила Гарри не вмешиваться. Он впервые за очень долгое время повысил на неё голос, пытаясь вразумить, доказать, что она сделала всё, что было в её силах. И Гермиона знала, что он прав. Она не обязана была делать для хорька ничего из того, что уже совершила. Он этого не заслуживал. И предложи ей подобное Кингсли пару лет назад — девушка, не раздумывая, отказала бы. Эллиот подошёл к ним сзади, неожиданно вырвал несколько прядей волос и вкинул их в прозрачную склянку с бледно-голубоватой жидкостью. Гермиона видела, как её каштановый завиток оборачивался вокруг платинового и растворялся, не оставив и следа. Даже зелье не поменяло цвет, как это обычно бывает, если добавляешь новый ингредиент. — Ligans anima imprimit. Кингсли повторил заклинание несколько раз, направляя кончик своей палочки на вязкую, переливающуюся субстанцию. После четвёртого раза зелье забурлило, словно его вскипятили на сильном огне, и едва сменило цвет на пару тонов темнее. Помощник Министра, всё это время державший склянку, протянул её сначала Гермионе, прося сделать глоток, а после передал Драко. На удивление, зелье оказалось совершенно безвкусным. Словно ты выпил глоток чуть густоватой воды. И сперва создалось впечатление, что вещество не подействовало, ведь ничего не происходило. Гермиона не понимала, что нужно делать дальше. Она волновалась, что по какой-то причине заклинание не сработало, или зелье было сварено не верно, или дело было в них самих. Но всего через несколько секунд кончики пальцев стало покалывать, постепенно увеличивая область воздействия. Девушка поняла, что Малфой чувствовал то же самое, судя по тому, как он уставился на свою левую руку. Гермиона не понимала, почему ощущения сосредоточились именно здесь, пока на её запястье, прямо чуть ниже уродливого шрама, не появилась тоненькая полоска, чёрной нитью опоясывающая хрупкую кисть. — Чтобы понять, где находится мистер Малфой, Вам нужно будет всего лишь сжать своё запястье, произнести заклинание и очень чётко представить его. Магия сама покажет Вам путь. Но спешу предупредить, что это заклинание, как запертая дверь, которую открыть можно с обеих сторон. Следовательно, мистер Малфой точно так же сможет Вас отслеживать. — И Вы только сейчас решили мне об этом сообщить? — Гермиона была в гневе, и это мягко сказано. Дороги назад не было, она отлично это понимала. Но понимать это и смириться — понятия совершенно разные. Она не хотела, чтобы Малфой знал о её передвижениях. Не за ней должен был быть приставлен надсмотрщик. Драко коротко хмыкнул, через секунду уже вовсю хохоча. Видеть его смех было странно. Во всяком случае, сейчас, когда чуть ли не решалась его судьба. Гермиона переводила взгляд с него на директрису, Министра и Гарри, но те были шокированы поведением парня не меньше неё самой. — Что, Грейнджер? Испугалась, что я узнаю все твои грязные секреты? — слова его сочились желчью. Малфоя забавляло, что не он один оказался заложником, так называемой, Программы. И он собирался почерпнуть из этого для себя столько пользы, сколько мог. Видит Мерлин, золотая девочка ещё не раз пожалеет, что согласилась на Связующее. Куда подевалось её раздражающее всезнайство? Неужели было что-то, чего она действительно не понимала? Гермионе хотелось очень сильно его ударить. Так, чтобы щека заалела, отдавая пульсацией по всему лицу; чтобы ещё неделю, прикасаясь к коже, он чувствовал боль и вспоминал, как страшно она ненавидела его в этот момент. Не за то, что он назвал её секреты «грязными», явно намекая на происхождение волшебницы, а за то, что допустил мысль о том, словно сможет за ней следить. Ещё некоторое время Кингсли и Макгонагалл рассказывали, как пользоваться заклинанием, о чём нужно думать, и как точно представлять. Весь день, во время занятий и после них, девушка поглядывала на своё запястье и думала о том, наблюдает ли за ней в этот момент Малфой. Она едва ли могла собраться с мыслями, чтобы ответить профессору Флитвику об особенностях Воющих чар. Вся школа хотела вернуться к прежним устоям, между занятиями студенты собирались в коридорах замка в небольшие кучки и обсуждали всё подряд — от того, как кто провёл лето до того, когда намечается ближайший поход в Хогсмид. Все будто игнорировали то, что ещё несколько месяцев назад школа была усыпана трупами людей и магических существ; что за первый учебный день они ни разу не встретили на своём пути ни одного привидения, даже Пивз не высовывал своего носа, желая кому-нибудь напакостить. А Гермиона видела всё это, стоило ей закрыть глаза. Видела тела своих друзей под завалами камней; Фенрира Сивого, склонившегося над Лавандой; Фреда Уизли и его семью, безутешно оплакивающую утрату; и сотни других, чья жизнь прервалась из-за этой войны, и кого она почти каждую ночь видела в своих кошмарах. Девушка хотела провести этот вечер наедине с учебником по трансфигурации, но Рон, узнав от Гарри о Связующем заклинании, думал совершенно иначе. Он забрал из рук подруги увесистую книгу и плюхнулся перед её креслом в гостиной Гриффиндора прямо на пол. — Какого чёрта, Гермиона? — спросил он, подгибая под себя длинные ноги и слегка отодвигаясь, освобождая место для Гарри. — Почему вы ничего мне не рассказали? — Я тебе рассказал! — воскликнул Гарри, взглянув на друга в недоумении. — После того, как она вляпалась в очередную историю с Малфоем, а не до этого. Разве судов тебе было недостаточно? — Рон обижался даже не на то, что его лучшие друзья снова дали шанс их школьному врагу номер один, а на то, что не предупредили его об этом. Сперва, Гермиона хотела рассказать рыжеволосому упрямцу о своей старой мечте о работе в Министерстве, о том, что это — отличная возможность улучшить её резюме; что никто другой никогда на это не согласился бы, а раз она уже потратила столько сил, чтобы вытащить Малфоя из Азкабана, оставить его гнить в Мэноре — всё равно, что вернуться на несколько шагов назад. Но ничего из вышеперечисленного не было правдой. Не той, которой она хотела бы поделиться с людьми, заменившими ей семью. В гостиной, кроме них троих, больше никого не было. Но всё равно, прежде, чем заговорить, Гермиона удостоверилась, что никто их не подслушает. — Я не доверяю ни ему, ни его семье. Люциуса должны были отдать дементорам ещё две недели назад, но этого до сих пор не случилось. Как думаешь, почему? И, когда утром мы с Гарри получили письма от Кингсли, то сначала думали оба отказаться. Но потом поняли, что, если не мы, так это задание дадут кому-то другому. Кому-то, кто может отнестись к своим обязанностям весьма халатно. — Тогда почему я не получил такого «предложения»? — Рон специально выделил последнее слово, намекая, что это было больше похоже на принуждение, чем добровольное дело. Но друзья уставились на него, удивлённо приподнимая брови, словно спрашивая, нужно ли отвечать на этот вопрос. Уизли был не из тех, кто любил выполнять какую-либо работу, требующую повышенной внимательности к деталям. Поняв, что сморозил глупость, он снова спросил: — Почему не Гарри? — Гермиона посчитала, что раз она начала всё это дело с Малфоями, то ей стоит его и закончить. К тому же, мне и правда нужно в этом году сосредоточиться на ЖАБА. И я ещё вчера вечером записался в добровольцы помочь в восстановлении Хогвартса. И ты, между прочим, тоже мог бы ко мне присоединиться. Чем быстрее мы закончим со всем этим, тем быстрее вернутся соревнования по Квиддичу. — А ещё, то, что я теперь буду чуть больше приглядывать за змеёнышем, не значит, что вы двое останетесь в стороне. Отправляясь искать крестражи, вы взяли меня с собой, хотя я знаю, что оба думали поступить иначе. Я не собираюсь справляться с этим в одиночку, когда у меня есть вы. Девушка улыбнулась и потрепала обоих друзей по голове, портя, и без того неидеальные, причёски парней. С ними она чувствовала себя собой — той юной волшебницей с большими передними зубами, что однажды забрела в их купе в поисках утерянной жабы мальчика Невилла. — Ты уже пробовала сделать это? Отследить его? Гермиона отрицательно помотала головой и уставилась на левую руку, что теперь украшала чёрная полоска от Связующего заклинания. Обхватив запястье другой рукой, она произнесла заклинание и вспомнила слова Кингсли о том, что нужно сосредоточиться на объекте, отчётливо себе его представить, думать о том, где он может быть. Эта магия напомнила ей о выручай-комнате, взывая к которой, следовало совершенно точно загадывать именно желаемое. Разница была лишь в том, что, на самом деле, Грейнджер не хотела знать, где сейчас Малфой. День и так выдался трудным. Но она не могла избегать этого вечность. Ей нужно было знать, что он не делает ничего странного и не посещает подозрительные места. Сперва Гермиона представила, как он выглядел. Всегда аккуратно уложенные платиновые волосы, надменный взгляд серых глаз и искривлённые в усмешке губы, отутюженный дорогой костюм со сверкающими фамильными запонками на рукавах, кольцо Малфоев на безымянном пальце. Потом она подумала о том, где бы он мог находиться. Девушка не увидела этого, но почувствовала едва ощутимое покалывание от «татуировки», и почему-то стала уверена в том, что он в подземельях, в слизеринской спальне. Эта связь не показала ей карту, не создала путеводную нить, ведущую к Малфою, не дала увидеть помещение его глазами. Верный вариант просто всплыл в мыслях Гермионы и всё. — Ничего необычного, он в спальне. Должно быть, готовится ко сну. — Или придумывает план, как соблазнить Пэнси Паркинсон, — Рон пожал плечами, словно это было в порядке вещей. — Или любуется собственным отражением в зеркале, — подхватил Гарри, и они оба рассмеялись. Однозначно, этот вечер был одним из лучших за последние несколько месяцев, ведь Гермиона ни разу не подумала о том, как бы ей хотелось остаться в одиночестве. Она разговаривала с друзьями, не пытаясь найти повод, чтобы уйти доделывать внезапно появившиеся дела или просто спать.***
Драко очень хотел пойти куда-нибудь этим вечером — полетать на метле, выпить сливочного пива в «Трёх мётлах», почитать какую-нибудь книгу у Чёрного озера или зависнуть на Астрономической башне, вдыхая холодный ночной воздух. Что угодно, лишь бы не находиться в компании слизеринцев, разделившихся на два лагеря — тех, кто поддерживал действия ПСов, а теперь пытались оправдаться в глазах других, и тех, кто был слишком мал для того, чтобы принимать какие-либо решения касательно режима Тёмного Лорда. К тому же, он весь вечер в гостиной затылком ощущал на себе испепеляющий взгляд Блейза. А это было даже хуже всех осуждающих взглядов гриффиндорцев, коими они наградили его за завтраком, обедом и ужином. Благо, был вторник, а это значило одно — никаких общих занятий. Драко умело нацепил на себя маску безразличия и, после получаса, проведённых у камина общей комнаты, направился в спальню, надеясь отдохнуть в тишине. Через минут десять в комнату вошли Тео и Блейз, последний сразу же улёгся на свою кровать, даже не переодевшись в пижаму. — Что же ты такого сделал, что старуха сжалилась и не вышвырнула тебя из школы? — стать соседом по спальне Нотта и Забини на пятом курсе было чуть ли не лучшим, что сделал для него Снейп. Малфой радовался, что ему больше не приходилось слушать вечный храп Гойла и ночные перекусы Крэбба. Но сейчас он отдал бы всё, чтобы иметь личную отдельную спальню. Драко ещё не придумал, как помириться с Блейзом. А это значило, что общение с Ноттом автоматически всё усложняло. Тео не смог бы постоянно метаться между ними, как сейчас. Парень плюхнулся на кровать Малфоя, иногда поглядывая на койку Забини, словно проверяя, всё ли в порядке. — Она и не собиралась меня выгонять. Поверь, она сделала кое-что куда хуже. — И что же это? — Тео был искренне заинтересован утренним собранием в кабинете директрисы, на которое его, увы, не позвали. Малфой несколько долгих секунд думал о том, стоило ли делиться с Ноттом произошедшим. С одной стороны, тот не раз выручал его в прошлом году, ему можно было доверять. С другой, это было бременем, нести который нужно только Драко. Особенно учитывая то, что ему одному выпала подобная участь. Но отец Тео тоже был активным Пожирателем, и делал вещи похуже, чем его семья. Тогда почему за ним не приставили надзор? Эта мысль вихрем ворвалась в сознание Драко, заставляя его сжать руки в кулаки и выстроить ещё один слой стен, ограждающих эмоции. Чтобы никто не увидел. Чтобы никто не понял. — Тео, скажи, в чём заключается твоё наказание в Программе? — лицо Тео вытянулось в удивлении, и прежде расслабленная поза сменилась настороженностью. — Как и у всех нас, Малфой. Мне не разрешено покидать Хогвартс без сопровождения старосты факультета или школы, запрещено использовать ряд заклинаний и зелий, я должен присоединиться к восстановительным работам, и прочая подобная чепуха. Ты же читал документ, разве нет? Драко читал. И не раз. Он хорошо ознакомился с тем, что подписывал. — И больше никаких других условий? Лично для тебя? — К чему ты ведёшь? Тебе поставили дополнительные условия? — последнюю фразу Тео произнёс тише, ведь вопрос предназначался только для Драко. И пока он не наладит отношения с Забини, парень не хотел в это вмешиваться. — Считай, что написали мелким шрифтом, — Малфой немного подогнул рукав пиджака, показывая новое чёрное клеймо, украсившее его запястье. — Ко мне приставили личного надзирателя. Я просто сменил одну тюрьму на другую. И теперь пытаюсь понять, почему я единственный, кто удостоился такой участи. — Понятия не имею, приятель. Возможно, это из-за черепа со змеёй на твоём предплечье? Или из-за Люциуса? Не зря же они отстрачивают его казнь. При упоминании отца больно кольнуло где-то слева. Там, где раньше теплилась любовь сына к родному человеку, и где она очень быстро погасла, словно на раскалённый уголёк вылили ведро ледяной воды. Лишь горечь от едкого дыма потери теперь затапливала всё своим ядом. Драко хотел смерти Люциуса. Он жаждал этого, даже несмотря на то, что это был его собственный отец. Плоть и кровь. — Тогда почему же это не коснулось тебя? — Тео видел, что его друг закрылся, снова надел свою маску безразличия. Словно это не о его семье они говорили. — Мой отец мёртв, Драко. Он им уже ничего не расскажет. Малфой попытался вспомнить, почему не знал о том, что мистер Нотт уже встретил свою смерть. Он был уверен, что дата выполнения приговора для отца Тео ещё не наступила. Дементор должен был поцеловать его только ближе к октябрю. — Это случилось пару недель назад. Они поменяли их местами — папу и Люциуса. Я думал, ты знаешь. Драко не знал. Он не интересовался ничем, что было связанно с его отцом. Эта новость шокировала его, парень не знал, что нужно говорить в таких случаях. Тео был его другом, и Малфой понимал, что они были достаточно близки с отцом, чтобы Нотт горевал по нему. Но также он знал, что ни одно его слово с соболезнованиями не способно помочь тому пережить утрату. Если бы Блейз слышал их разговор, а не лёг спать, как только Тео уселся на кровать Драко, то точно нашёл бы, что сказать. Забини выразил бы сочувствие, а потом разрядил обстановку какой-нибудь неуместной шуткой. Оба слизеринца на какое-то время замолчали, давая друг другу переварить их разговор. — Если хочешь знать моё мнение — они оба заслужили это. Дело времени, когда Люциус окажется один на один с дементором, высасывающим его душу. Но на твоём месте, я бы с ним попрощался. Увы, мне так не повезло. Последний раз, когда Драко видел отца — был день, когда группа авроров в чёрных форменных мантиях заявились к их поместью во Франции после Битвы за Хогвартс. Это было четвёртого мая. Уже тогда он выглядел измождённым, напуганным и отчаявшимся. Парень и представить себе не мог, каким он был теперь. Малфой вспомнил собственное отражение в зеркале после освобождения из Азкабана. На него смотрел совершенно другой человек — с потухшим взглядом, грубой щетиной и глубокими синяками, залегшими под глазами. Если весь прошлый год он усердно делал вид, будто всё в порядке, прятал свои эмоции от лишних глаз и закрывал воспоминания в сундуках своего сознания за семью замками, то в тюрьме в этом уже не было никакого смысла. Драко ослабил контроль своего сознания, и воспоминания всё чаще стали всплывать в его ночных кошмарах. Он видел Беллатрису, пытающую его круциатусом после каждой неудачной тренировки в окклюменции; профессора Бербидж, умоляющую Северуса помочь ей; орущую и рыдающую Грейнджер, чьё предплечье тётка так уродливо изрезала своим любимым кинжалом. Теодор вернулся к своей кровати, задёргивая за собой шторку, даря Малфою такое необходимое чувство одиночества и тишины. Он всегда так делал, когда у Драко не было желания говорить, в отличии от Блейза, который в любой непонятной ситуации вытаскивал друга из недр самобичевания и отправлял в пучины алкогольной расслабленности. Как же ему хотелось бы напиться вместе с Забини. Так, чтобы вырубиться посреди ночи от усталости, а на утро проснуться с жуткой головной болью и, возможно, тошнотой. Зато те несколько часов, когда его разум был бы затуманен высококлассным огневиски, стали бы лучшими для него. Драко не пробовал ничего забористей сливочного пива вплоть до своего шестнадцатилетия. Блейз тогда позвал к себе на летнюю виллу его и парочку других слизеринцев, с которыми они общались, и устроил знатную попойку. Где он достал крепкий алкоголь, до сих пор тайна, покрытая мраком. Малфою тогда сильно влетело за то, что домой он вернулся только к вечеру следующего дня, так ещё и в ужаснейшем состоянии. Отец запретил ему покидать Мэнор всё лето, отнял метлу, прочёл лекцию о том, как он смеет позорить имя Малфоев, ведя себя подобным образом, и заставил прочесть все книги по Истории Древних Чистокровных Родов, находящиеся в их семейной библиотеке. К слову, там было больше тридцати пяти томов. Он не мог уснуть, думая о том, что его ждёт дальше. В первую очередь, хотелось бы, конечно, поговорить с Блейзом. Малфой узнал, что Забини будет работать над восстановлением стадиона. Значит, нужно добиться, чтобы его определили туда же. Во-первых, у него появится возможность проводить больше времени с другом, а это значит, что рано или поздно Блейзу надоест его игнорировать. Во-вторых, Драко действительно хотел поскорее вернуть полю прежний вид. Он хотел полетать. В-третьих, ему всё равно нужно исполнить требования Программы. Так лучше стадион, чем библиотека. Мадам Пинс способна взбесить его, едва открыв рот. И Малфой был уверен, что за книжную святыню обязательно возьмётся Грейнджер. Её и так становится слишком много в жизни Драко. Почему она не может просто исчезнуть? Испариться, словно никогда не рождалась. Ему было бы несколько легче, если бы она не попадалась ему на глаза. Никогда.