Солнечные блики

У них была впереди целая жизнь — это Сережа знал тогда, сидя на берегу Невы, вдыхал запах Олега и понимал, что скоро им придется расстаться. У них впереди целая жизнь — это он повторял, глядя, как поезд увозит Олега от него. У них впереди вся жизнь — это он твердил, когда Олег вырвался в увольнительную, чтобы посмотреть на презентацию его новой социальной сети. У них впереди вся жизнь — это он сказал на прощание, когда провожал Олега в Сирию. В последний раз, ведь Олег так обещал. У них позади вся жизнь — это шепчет Сережа сейчас, собирая с пола раскиданные снимки из старого фотоальбома. Слезы текут по щекам, но Сережа не обращает на них внимания, лишь хватает одну фотографию за другой, а затем сваливает их аккуратной стопочкой возле себя. Там, под ними, лежит похоронка. Сережа словно воздвигает памятник из самых счастливых моментов. Он хоронит под ними Олега, а вместе с ним — и себя. Вот они у Пчелкиной. Это был первый Новый год вне стен детского дома, а еще с украденной бутылкой водки, так что на утро родители Юли были не в восторге, когда нашли четверых совершенно неадекватных подростков. А вот белые ночи. Олег тогда приехал на два дня из части. Всего два дня, но Сережа пытался получить от них все. Беззастенчиво целовал, забирался озябшими пальцами под толстовку, чтобы нагло коснуться кожи. И не оглядывался боязливо по сторонам, хотя заметить могли, но тогда было плевать. Совершенно плевать, потому что тоска по Олегу была невыносимой. Тоска, с которой все-таки смешивалась надежда. Он ведь знал, что Олег вернется. — Всегда, Сережа, всегда, — шептал Олег и целовал так, что Сережа ни секунды не сомневался в искренности слов. — Лжец. — Сережа бьет рукой по стопке фотографий. Они разлетаются разноцветными страничками их прошлой, счастливой жизни по пустому офису, а взгляд снова натыкается на беспощадное, уничтожающее «мертв». — Ты — лжец, Олежа, а еще предатель. Самый настоящий предатель. Слезы снова текут по лицу, Сережа даже не пытается их стереть. Он знает, что это бесполезно, что боль ничем не заглушить, а пустоту, образовавшуюся внутри, не заполнить. Все эти фотографии, так бережно хранимые им, все счастливые моменты, сворованный украдкой поцелуй и ночи полные любви, нежности и страсти — все это в прошлом. А самое главное — Сережа даже попрощаться по-человечески не может. Сухое, суровое, жестокое «тело не найдено». Тогда Сережа сперва обрадовался, потому что, а может, надежда все-таки есть. Ее разбили практически сразу, ведь «ни одно тело найдено не было». Первую неделю Сережа еще верил, что это ошибка. Раз за разом набирал номер Олега, надеясь услышать гудки. Записывал длинные голосовые сообщения, рассказывал, как любит и скучает. Как отчаянно нуждается в том, чтобы все это оказалось ошибкой, кошмарным сном. — Ты помнишь, как спасал меня от кошмаров, — срывается с губ Сережи, а в руках у него то самое фото из Сирии. Олег прислал его с одним из писем. Писем, в котором снова обещал, что все это в последний раз. Потом они заживут нормальной жизнью, Олег возглавит отдел безопасности, они купят собаку и будут гулять с ней в парке. А по ночам сбегать, чтобы посмотреть на развод мостов, словно им снова по семнадцать. Словно у них вся жизнь впереди. Сережа сжимает зубы, а потом рвет фотографию на мелкие кусочки. Его Олега нет, он мертв, даже тела не осталось. Нет дурацкой могилы, к которой он мог бы приползти и умереть. Ничего нет. Кроме этих фотографий. Сережа приходит в себя моментально, начинает складывать разорванные кусочки вместе, ведь это последняя фотография Олега. Последнее, что осталось от него, от них, от счастья, в которое Сережа почти поверил. Сережа собирает фотографию, но кусочки все никак не хотят складываться в единую картину. Он сам ее разорвал. Он сам все разрушил, ведь знал, что нельзя отпускать Олега в Сирию. Надо было удержать любыми способами, но Сережа не смог. Он просто обещал ждать, как всегда. А теперь ждать некого, но Сережа все равно понимает, что перестать не сможет. Никогда не сможет. Он засыпает на полу, сжимая в руке разорванные кусочки фотографии. — Сереж, Сережа, — голос Олега зовет, Сережа открывает глаза, подскакивает, но его встречает лишь пустота офиса. Никакого Олега здесь нет, да и не было никогда. Новый офис он увидеть так и не успел. Но Сережа не удивлен, что Олег ему мерещится, ведь такое бывало и раньше, когда тоска становилась слишком невыносимой. — Сереж, — голос зовет все настойчивее. Сережа прижимает руки к ушам, лишь бы не слышать, не покупаться на призрачную надежду, но взгляд цепляется за экран валяющегося рядом мобильного. — Олег, Олег, это ты? — Сережа хватает трубку, не в силах поверить, что это реальность. Неужели он принял вызов случайно во сне или это снова иллюзия, подкинутая воспаленным сознанием. — Сереж, я жив. Сереж, я еду домой. Сережа закрывает глаза, а на его лице появляется улыбка. Он не знает, что сказать, потому что слишком боится, что все это лишь галлюцинации. Бред его больного, отчаявшегося сознания. — Я жду, — выдыхает он наконец-то. И снова верит, что у них впереди целая жизнь, ведь Олег ему не соврал.