***
— Да где же она, — недовольно бормотал я, ища старую коробку на антресолях. К счастью, матери дома не оказалось, она ещё была на работе, так что мы спокойно сидели дома и я пришёл к единственному выводу, как поговорить — найти старую доску Оуиджа, доставшуюся нам от бабушки. Однако эта коробка оказалась запрятана так далеко, что я уже начал сомневаться в себе, думая, что мне показалось и на самом деле, никакой доски у нас нет. — А ты точно не знаешь язык жестов? — удрученно спросил, продолжая отодвигать коробки одна за другой. Она лишь покачала головой, так же, как и на все другие варианты. Чихнув в очередной раз от пыли, мне уже казалось, что единственное о чём я жалею в этом мире, так это невозможность признаков коснуться и взаимодействовать с неживыми предметами. Это мы проверили с помощью всего, ручек, карандашей, даже крест, но ничего из этого не могло не нанести вред, ни как либо отреагировать на еë прикосновения. — Нашёл! — достав коробку из заднего угла, радостно воскликнул я. Она беззвучно захлопала в ладоши, улыбаясь. Аккуратно спустившись со стула, я стёр слой пыли, открывая старую коробку. К счастью, доска в ней была, так что я, закрыв дверцу, понёс пыльную вещицу в свою комнату. Пройдя между нескольких коробок с шитьём, я прошёл к середине комнаты, и, спихнув ткань под кровать, разложил всё необходимое. Хотя «всё необходимое» это очень громко сказано, ведь в доске была лишь сама доска, с русскими алфавитом, что уже делало её редкой и зачарованная штучка, ездящая по дощечке, и название которой мне не хотелось запоминать. Лист и карандаш с ластиком уже давно лежали на полу, так что оставалось лишь приступить к делу. — Так, как тебя зовут? — ставя руки на штуковину, спросил я. Как оказалось, сидеть так и читать что-то ужасно сложно, особенно длинные и долгие слова. Еë имя, какое красивое оно ни было, было из таких. Пришлось потратить около трёх минут, на одно лишь слово «Виктория», так что я сразу предложил называть сокращённо Викой. Вместе с еë кивком, я почувствовал, как штуковина вновь начала перемещаться по доске. В этот раз я останавливался после пары букв, быстро записывая их на листок. — «Как тебя зовут?», — удивлённо озвучил я записанное, — я Арсений, ну или Арс, как удобнее. Сколько тебе лет? Дощечка под моими пальцами вновь начала движение по доске, пока я понимал, что это дело затянется надолго.***
В такие моменты не хватает в реальной жизни закадрового голоса из Спанчбоба, озвучившего бы картинку «2000 лет спустя». Вика мирно посапывала на импровизированной кровати из пары пледов, пока я искал любую информацию о ней в интернете. Да, призраки спят и устают, вы ещё чему-то удивляетесь? Почему именно она так сильно устала, я не знаю, однако знаю, что мы ровесники, на момент еë смерти по крайней мере. Ещё знаю, что умерла она не естественной смертью и что еë фамилия Смирнова. Ещё узнал, что она не хочет, чтобы из-за неë и еë смерти кто-то грустил, ведь никто не виноват в этом. Единственное, благодаря чему можно было найти статьи про еë смерть, это давность — несколько лет назад, и то, что она жила в этом же городе. Однако казалось, словно ничего и нет в интернете, ни одной статьи, поста в соцсетях, ничего. Когда я уже отчаялся, нашлась статья на местом новостном портале, чей сайт резал глаза сильнее, чем серии «Уроков правильных манер». Но статья была про пропавшую без вести девушку и интервью с еë матерью. « — По версии следствия, девушка сбежала, как вы думаете что могло стать причиной для этого? — безликий интервьюер поднёс микрофон к достаточно старой женщине. — Моя дочка никогда бы меня не бросила, поймите, я уверена с ней что-то случилось, — обеспокоенно бормотала старшая Смирнова» Я остановил запись. Как было больно смотреть на эту женщину, на то, что она едва ли не плачет. Явно пожилая, возможно даже болеющая, возможно до сих пор верит, что еë дочь жива и скорбит по ней. Пришлось сделать глубокий вдох, прежде чем продолжить читать статью. «В школе девушка подвергалась возможной травле со стороны одноклассников, по показаниям одного из свидетелей, однако учителя опровергают подобное.» Ситуация сложилась. По крайней мере примерный еë образ, ведь догадаться несложно. Либо самоубийство, либо насильственная смерть от одноклассников, однако гадать не хочу совсем, гораздо проще расспросить еë завтра. Солнце уже зашло, да и мама скоро придёт, так что надо приготовить что-то на ужин. Несмотря на лёгкую тревогу в душе, от вероятности того, что мама увидит Вику, я всё-таки вышел из комнаты, оставив ноутбук на столе.***
На утро я проснулся в комнате, на секунду забыв про вчерашний день. Оглянувшись вниз, я пару раз протёр глаза, прежде чем разглядеть девушку. В лучах солнца еë тело стало совсем прозрачным, словно вода причудливой формы лежала на пледе. Оперевшись головой на локоть, я и не заметил, сколько времени прошло, прежде чем она также потянулась открыв глаза. Заметив мой пристальный взгляд, она мило улыбнулась, приветственно махнув рукой. Отчего-то, видя улыбку на еë лице, на моëм она появилась непроизвольно. — Доброе утро, — потягиваясь на кровати, с зевком пробормотал я. Пока я вяло вставал с кровати, Вика уже взлетела в воздух, поправляя платье и волосы, чья физика сложно поддавалась логике. Я усмехнулся, уходя в ванную. В зеркале стало видно, как и без того объемные волосы стали похожи на птичье гнездо и, судя по реакции Вики, она решила так же. Девушка с улыбкой висела над моей головой изображая руками птиц, пока я пытался хоть как-то отмахнуться от неë. В конце концов смирившись, я просто начал умываться, стараясь не смеяться, потому что, даже беззвучный смех девушки был до чёртиков заразительным. — Так, пока мама на работе, надо понять причину твоего появления, — задумчиво пробормотал я, вытирая лицо полотенцем после умывания, — есть какие-то идеи? К моему удивлению, Вика энергично закивала головой, полетев обратно в комнату. Бросив полотенце поверх стиральной машины, я бросился за ней. В комнате она усиленно махала рукой на жестяной кулон, лежащий на одной из полок. Это было старое, даже скорее старинное украшение, в которое можно было вставить фотографию, однако я нашёл его пустым. — Знакомый медальон? — Вика закивала головой, подтверждая мои догадки, — я нашёл его в парке около железной дороги, это там было? Парков рядом с железной дорогой в городе было мягко говоря мало, точнее всего один, практически на самой окраине, так что положительный кивок Вики был ожидаемым. — Так, тебя там убили? — осторожно поинтересовался я, замечая как Вика нервно чешет предплечье руки, — одноклассники? Она кивнула. Неуверенно и боязливо, словно это не она стояла прямо передо мной тогда, защищая от моих одноклассников. Вика медленно опустилась на пол, фактически сидя на нём и сжимая подол платья. Я аккуратно присел рядом, кладя руку поверх еë сжатых кулачков, которые слегка отдавали теплом от солнечного света. Еë губы тонко сжались в одну полоску и я ждал пока слёзы потекут по щекам, однако этого не происходило. — Вик, ты не успела ни с кем даже попрощаться? — мягко проводя по бестелесным рукам, спросил я, получив тут же сдавленный кивок, — найдём твою маму и ты с ней попрощаешься, согласна? Девушка подняла на меня удивлённый и полный надежды взгляд, словно я подарил ей вторую жизнь. Она энергично закивала, резко обняв меня. Я не чувствовал еë рук, но это было не важно.***
Спустя пару часов возни с доской, которую я одновременно ненавидел и обожал, я узнал примерный возраст и должность, а также имя и фамилию еë матери. Марина Смирнова Григорьевна, учительница младших классов, в теории уже вышедшая на пенсию. Поиск адресов в интернете не давал ничего, конечно у нас был адрес, который помнила Вика, но он находился на другом конце города, поэтому для начала была выдвинута мысль обшарить всё доступные источники, прежде чем ехать туда. — Не она? — показываю фотографию очередных первоклассников с учителем на совместной фотографии, на что вижу ответ в виде отрицательной качающейся головы. Прежде чем из меня успел вырваться грустный выдох, телефон резко зазвонил на всю комнату, заставляя нас одновременно дернуться. На всю комнату разнеслась «Smells like teen spirit», растворяясь в мебели, пока на экране высветился незнакомый номер с пометкой о возможном спаме. Взглянув на эту пометку, я отбросил телефон, даже не сбросив, решив просто подождать пока скинут сами. Вика же за это время успела начать подтанцовывать мелодии, летая по комнате. Это не могло не вызвать улыбку на лице, так что, когда звонок прекратился вместо обыденного облегчения, что отвечать не придётся, пришло лишь разочарование. — Любишь нирвану? — спросил я, заходя в вк, чтобы включить ещё песни. Вика радостно закивала, подлетев ко мне. Включив плейлист с перемешанными треками, я протянул руку ей, заведя вторую за спину, словно мы оказались на пару веков раньше нашего времени. Вика с улыбкой опустилась на пол, кладя неосязаемую руку поверх моей. Началась одна из песен с перебором, под которую с лёгкостью можно было начать танцевать вальс. Что мы и сделали, стараясь держать руки, медленно и вне темпа двигаясь по комнате со смехом. И так песня за песней, разные стили, разные танцы, но одно неизменно, мы веселились от души, забыв обо всех проблемах.***
Иногда в понедельник, бывают вещи страшнее контрольных и невыполненных заданий. Например одноклассники. Сидя на первом уроке, я чувствовал спиной все взгляды, смешки и кинутые в мою сторону бумажки, пока я писал конспект. Вика висела где-то под потолком, прячась от солнца. Как оказалось, на нём она совсем перестала становиться видной к третьему дню существования в таком виде. Почему? Мы сами не знаем, но почему-то от такого становилось тревожно нам обоим, так что Вика стала оставаться преимущественно в тени, боясь резко исчезнуть даже в таком облике. К тому же она перестала быть видной даже для тех хулиганов, так что опасности еë пребывание в школе не представляло. Урок прошёл, после него второй, третий, они все сливались в одну кашу, вроде, как полезных знаний, необходимых разве что, для красивого балла в аттестате и учительской похвалы, вот только чего она стоит, когда ты думаешь каждый урок лишь о том, как проскочит мимо этой компашки в коридоре. Когда звенит последний звонок, выбегаю из кабинета так быстро, как только это возможно. Сегодня кажется пронесло, я успел убежать из школы и дойти до остановки. Только там у меня получается спокойно выдохнуть, прячась в тени подальше от палящего майского солнца. Вика аккуратно подставляет руку под солнце, с грустью осознавая, что всё ещё становится практически прозрачной на нём. — Я рядом, не переживай, ты не исчезнешь, — успокаивающе пробормотал я, видя, что Вика вновь нервозно чешет предплечье. Как я увидел по фотографиям, у неë была сыпь по коже, что весьма могло стать причиной издевательств в школе. Я не мог спросить напрямую сейчас, да и наверняка не стану, это слишком больно, слышать о своих проблемах, особенно когда они стали причиной твоей смерти.***
Замираю около двери в квартиру. Подъезд к счастью оказался открыт, так что мы проскочили без проблем, однако перед дверью было страшно. В руках листок, с текстом, который написала Вика через доску ещё вчера, однако тревожное чувство, что эта женщина примет меня за сумасшедшего или того хуже, что я желаю нажиться на еë горе. Я уже заношу руку у звонка, как сзади меня окликает старческий голос. — Молодой человек, вы ко мне? — испуганно вздрогнув я обернулся. Позади стояла женщина с пакетом, выглядящая гораздо старше своего реального возраста, из-за множества морщин и седых волос среди тёмно-русых. Я сглотнул, думая что ответить. — Да, к вам, — как можно увереннее произнёс я, чувствуя, как страшнее с каждой секундой быть здесь. — Так заходи, подержи пакет, я дверь открою, — с улыбкой произнесла женщина, звеня ключами. Я перенял пакет из еë рук, аккуратно входя за ней. Обернувшись на Вику, я увидел, как та нервно чесала предплечье, прикусив губу. Она даже опустилась, не взлетая, лишь стояла боясь сдвинуться с места. — Не бойся, — тихо прошептал я, протягивая руку Вике, пока женщина ушла на кухню. Она нерешительно прошла в квартиру, пока я закрывал за нами дверь, оставляя обувь к краю коврика на полку. Принеся пакет на кухню, где стояла Марина Григорьевна, я поставил его на полку. — Ты зачем пришёл-то? — раскладывая продукты по полкам, спросила женщина, ставя чайник на плиту, — чай будешь с сахаром или без? — Я, — бросив взгляд на Вику, я увидел как она показывает цифру один. Вчера мы договорились на два варианта разговора. Первый, я вру, что я еë бывший ученик, второй, что говорю всю правду. Вика просила ей довериться, так что как бы сильно мне не нравилась идея, я еë послушал. — Ты, — усмехнулась женщина, доставая пакетики чая. — Я ваш бывший ученик, Марина Григорьевна, пришёл навестить вас, — уверенно ответил я, смотря на спину Смирновой-старшей. На кухне повисла тишина на пару секунд, отчего мне резко стало не по себе. Прервать еë прежде, чем она стала неловкой, смог чайник оповещая хозяйку о разогретой воде. Она охнула и, немного кряхтя, начала разливать чай по чашкам. — Ученик говоришь? — с доброй улыбкой спросила женщина ставя кружку передо мной. — Да, решил узнать как у вас дела, — нервно заламывая пальцы, пробормотал я, видя как Вика с тревогой на лице висела в воздухе прямо над нами. — Как зовут-то? — со смешком ставя вторую кружку на небольшой стол, женщина медленно села на второй стул. Как и вся кухня, да и вся квартира, мебель была старая, скорее всего и расшатанная. Стулья и стол не были исключением, они представляли из себя советский набор из дерева, стандартный для того времени. — Я Арсений, шесть лет назад ваш класс закончил и ушёл в другую школу, — отпивая горячий чай, произнёс я. Женщина почему-то засмеялась, отпивая чая. Взяв одну из конфет из небольшой конфетницы, она просто поставила еë рядом, смотря на меня. — Арсений, врать нехорошо, — погрозив мне пальцем, словно малому ребёнку, проговорила женщина, — я всех своих учеников без исключения помню. Если пришёл чтобы мне мозги запудрить, то можешь идти. Вика запаниковала, она замахала руками, наверное предлагая уходить. Я уже собирался встать и извиниться. Не станет ли больнее женщине от смерти дочери? Да и как вообще ей об этом сказать? Эта идея была провальной ещё до еë начала. Резко вышло солнце, освещая комнату практически во всех углах. А вместе с этим и едва ли не растворяя Вику в пространстве, отчего та испуганно спряталась за мою спину. Почему-то сейчас во мне сыграла решимость, может из-за испуга на лице девушки, может внутренняя справедливость проснулась, не знаю что двигало мной в тот момент. — Послушайте, я знаю что вы наверное всё ещё верите, что Вика просто от вас сбежала, — резко начал я, доставая медальон из кармана, — но она никогда не бросила бы вас, поверьте. На глазах женщины выступили слезы, заставляя вину проколоть тело насквозь, но не отступиться. Я протянул медальон ей, кладя его на стол. — Я поняла, что она не сбежала, тогда бы о ней что-то было известно, — стирая влагу с глаз, пробормотала она, — где ты его нашёл? — В парке, я случайно нашёл его в траве, когда гулял там, — женщина даже не подняла взгляд на меня, смотря как зачарованная ра украшение. — Она здесь? — поднимая взгляд полный надежды на меня, — не живая, но здесь? — Да, это странно, вы наверное не поверите, но она здесь, она очень жалеет, что не успела с вами попрощаться, — осторожно говорил я, следя за реакцией Марины Смирновой. Мягкая улыбка появилась на лице женщины. Она потерла медальон, стирая слёзы, стекающие из глаз. — Я так долго искала хоть что-то, что могло бы мне напомнить о ней, — женщина всхлипнула, пока я молчал, давая ей выговориться, — я уже боялась, что не найду даже то, что можно похоронить. — Почему же вы не стали хоронить еë одежду, вещи? — вопрос слетел с языка раньше, чем я мог осмыслить его. Любопытство редко играет мне на руку, и это тот самый случай, когда молчать бы, а я лезу. — Видишь ли, чтобы душа жила дальше, пусть и не с нами, надо что-то похоронить от человека, что-то в чем или с чем он умер, — пробормотала женщина, кладя медальон на стол, — призраки долго не проживут среди нас, если медальон останется у тебя или даже у меня. Прозвучало как удар под дых, за эти два с половиной дня, я привязался к Вике, еë улыбке и словам. Казалось, я обрёл друга, даже больше. Прежде чем я успел подумать, я вспомнил и про письмо, которые мы со страданиями написали вместе с Викой. Я полез за ним, и, аккуратно развернув, протянул женщине. — Вика бы хотела, чтобы вы его прочитали, — женщина переняла у меня короткое письмо, читая строчку за строчкой. С каждой секундой, еë глаза наполнялись слезами. Глаза бежали по строчкам, пока комната была полна давящей тишины. Я нервно заламывал пальцы, смотря за нервничающей Викой, висящей рядом с матерью. Спустя пару минут, она отложила листок, сдерживая слезы. — Если б я знала, если бы она рассказала об этом, — перебивая саму себя всхлипами, говорила женщина, — Боже, как же так, почему она не рассказывала? Неужели думала, что я отвернусь от неë? Я удивлённо замер. У меня никогда не возникало даже мысли рассказать о моей ситуации, так же как и вопросов почему Вика этого не сделала. А почему мы молчали? Боялись, чего-то боялись, одноклассников, реакции родителей, учителей? Я сам не верю в то, что от меня отвернётся мама, стоит мне ей об этом рассказать. Я бросил взгляд на поникшую Вику, стоящую на полу, прожигая взглядом пол. Она не рассказала, терпела, молчала и чем всё обернулось? Смертью. — Я думаю, ей было страшно, — не в силах смотреть на истеричное состояние женщины, я встал, подойдя ближе, — боялась разочаровать или одноклассники запугали еë. Она точно не хотела бы ваших слёз сейчас, понимаете? — Я понимаю, понимаю — стирая влагу со щёк, бормотала женщина, — мне так жаль, что не смогла уберечь, помочь вовремя. — В этом нет вашей вины, — я аккуратно положил руку на плечо женщины, в попытке успокоить. Я бросил взгляд на Вику, чья мимика передавала всю тревогу и смятение. Она висела прямо перед лицом матери, прижав руки к себе, несмотря на яркое солнце, что светило прямо на неë. Женщина всё не переставала рыдать, пока Вика что-то говорила, несмотря на то, что все еë слова оставались беззвучны.***
— Арсений, — женщина подошла ко мне, пока что зашнуровывал кроссовки, прежде чем уйти, — я думаю ты знаешь, что с этим делать. Она взяла мою ладонь и осторожно вложила медальон туда, улыбаясь. Я же запаниковал, протягивая руку обратно. — Он же Викин, вам нужнее! — упрямо заявил я, жестикулируя руками. — Нет, я уверена, что ты поймёшь всё гораздо лучше меня, — женщина улыбнулась, с грустью в глазах, отчего по спине пробежали мурашки, — приходи ко мне ещё, сможем поговорить. Я уверенно кивнул, спрятав украшение в карман накинутой куртки. Щёлкнув ключами, торчащими в двери, я вышел из квартиры закрывая за собой. Вика летела рядом, о чём-то думая и даже не смотря в мою сторону. Солнце уже начинало садиться, так что я ускорился сбегая вниз по лестнице. В полнейшей тишине мы шли до остановки, уткнувшись взглядом в землю. Медленно, капля за каплей пошёл дождь, заливая влагой тротуар, редкую зелень, в виде травы и деревьев, образуя лужи. До остановки пришлось идти долго, и если мне не был так страшен дождь, то Вика перелетела от крыши к крыше, делая всё, чтобы не чувствовать проходящее сквозь неë капли. — Можем переждать немного под какой-нибудь крышей, он короткий будет, — смотря на прогноз, предложил я, видя хмурое лицо Вики. На это предложение, она тут же закивала головой, полностью поддерживая мою идею. Я подошёл к небольшому козырьку, рядом с которым была вывеска «Продукты», и, облокотившись о стену, стал смотреть на разрастающийся ливень. Вика наконец со спокойствием встала на землю, поправляя волосы. Я хотел спросить еë, любила ли она дождь, при жизни, как резкий толчок в плечо заставляет пошатнуться, едва не упав. — Поглядите, кого я вижу, — с мерзкой ухмылкой проговорил тот же парень, что и пару дней назад, — твои субботние фокусы конечно весёлые, но за них надо платить. Похоже, сегодня придётся снова терпеть. Ладно, не страшно, побьют, успокоются и уйдут, обычная схема. Однако Вика встаёт между нами, пытаясь защитить меня. Не помогает, потому что хулиган хватает меня за пиджак, прижимая к стенке прямо сквозь Вику. Терпимо, но достаточно остро ощущается боль от удара в затылке, к тому же, он снова начинает тянуть за волосы вверх, что получается эффективно — разница в росте даёт о себе знать. Терпеть, надо терпеть, не создавай ещё больше проблем. Не знаю почему, но испуганный и беспомощный взгляд Вики забрался мне прямо в душу. Я подумал о ней. Она тоже терпела, поэтому теперь еë мать сидит в пустой квартире, не сумев найти даже тела. Поэтому она теперь в таком призрачном виде постепенно исчезает, словно умрёт второй раз. Я резко ударил хулигана в нос, игнорируя ноющую боль в костяшках. Он отшатнулся, хватаясь за него и я увидел, как медленно капнула с него кровь. Несмотря на проливной дождь, алые капли были отчётливо видны. Выброс адреналина растёкся по крови, оглушая, но концентрируя. Я не чувствовал капель дождя, холода, даже страха, только решимость. — Пошёл ты! — резко выкрикнул я, в следующую секунду чувствуя удар в щёку. Всё поплыло, словно я никогда и не видел мир чётко. Ещё кто-то начал подходить, так что драться было бы глупо, особенно с моими нулевыми навыками. Мысль бежать появилась в голове сама по себе, а организм сразу же перешёл к исполнению. Выскочив из начавшего образовываться круга, я рванул, как можно быстрее, не слыша, не видя ничего, кроме очертаний тротуара и капель дождя. Я не помню как добежал, не помню как сел в автобус, смутно помнил почти всю поездку, прежде чем действие гормонов спало и я смог увидеть что-то вокруг себя, услышать шум людей. В голове больше не было гула и пульсирующей боли, но была какая-то в душе гордость, если это можно так назвать. Наконец-то успокоение. Не страх, не тревога, ничего, что разрасталось в душе после каждой стычки с ними. Вдруг я вспомнил про Вику, что всё это время обеспокоенно летала рядом со мной. Оглянувшись, я увидел несколько человек на весь автобус, сидящий вдоль длинного салона, так что я тихо прошептал: — Вик, всё хорошо, — и улыбнулся, не знаю почему, просто на душе стало легче. Девушка тоже облегчённо выдохнула, улыбаясь. Второй раз уже она обняла меня, и второй раз не почувствовал этих объятий, но мыслить стало проще после них. Капли продолжали медленно стучать в стёкла едущего транспорта, волосы липли к лицу, а синяк на щеке нещадно саднил, но это того стоило, дать им отпор, не терпеть. Я больше не буду терпеть.***
— Арся, — шуточно окликнула меня мама, выходя из кухни на звук открывающейся двери, — ты где так долго был, я уж переживать начала, — она на секунду замолкла, увидев на щеке огромный синяк, — что случилось? Я тяжело сглотнул. Почему-то слова застряли комом в горле и я не мог сказать ничего. Может соврать? Ещё не поздно, подумать, надо подумать. А если скажет что я виноват в этом? Что же делать? Вика резко появилась передо мной, сжимая ладошки в кулачки, в знак поддержки. Она несколько раз начала проговаривать какое-то слово, которое я смог разобрать спустя пару попыток. В какую-то секунду мне даже показалось, что я слышу еë мягкий и звонкий голос. «Не молчи». — Надо поговорить, — произнёс я, снимая куртку и кроссовки, — я всё объясню. Разговор был долгим. Я рассказал про всё, когда началось, почему, кто и сколько времени. Все страхи, мысли, переживания. Казалось, что я выдал всё, что хранил в себе столько времени. Каждый раз, видя обеспокоенный вид матери, наносящей мази от синяков на щеку, сердце сжималось в сомнениях, стоило ли говорить. Но все сомнения развеял громкий голос мамы, разносящийся по всей комнате с угрозами закопать всех, кто посмел поднять на меня руку. Еë вспыльчивость, заставляла улыбнуться, понять, что она не отвернётся от меня. Мы разговаривали долго, практически всё это время Вика провела рядом со мной, летая по комнате и всячески поддерживая меня. Пусть только жестами и улыбкой, но мне было легче признаваться во всём и с такой помощью. В конечном итоге, я с трудом уговорил маму дать мне доучиться до конца учебного года в этой школе, ведь оставалась всего неделя, а на следующий год поступать в любую другую в городе. — Завтра в школу не пойдёшь, отдохни, — обняв меня, пробормотала она, выходя из комнаты и щелкая выключателем, — спокойной ночи. — Спокойной, — бросил я вслед уходящей фигуре. Вика всё продолжала радостно летать по комнате, улыбаясь и что-то говоря, что я не мог разобрать. Я устало упал на кровать, зевая и потягиваясь. Сместившись к краю, чтобы Вика смогла лечь на вторую половину при желании, ведь плед раскладывать сил не было, я почувствовал как медленно закрываются глаза и силы постепенно уходят из тела.***
Проснувшись на утро, я испугался. Передо мной лежала Вика, с открытыми глазами и почти полностью прозрачная. Теперь, чтобы увидеть еë очертания, приходилось чётко концентрировать взгляд. С этим надо было что-то решать. Вскочив с кровати, я пошёл умываться, думая что делать. Вика медленно двигалась, словно заболела, устало смотрела на всё вокруг, значит чувствует она себя явно не очень хорошо. Паника охватывала всё больше, так что я, немедля, вытер лицо и волосы наспех, доставая доску и кладя на пол. — Как ты себя чувствуешь? — тревоженно спросил я, кладя пальцы на штуковину. «Трудно двигаться, словно я очень устала» Я задумался, уставившись в лист с записью. Вика и правда выглядела совсем плохо, если раньше она каждое утро была весёлая, двигалась и летала, то сейчас лишь сидела на полу, стеклянными глазами глядя на всë. Резко я вскочил и, достав медальон из кармана куртки, вернулся обратно, заметив заодно записку от матери, что той не будет до обеда. Вернувшись к Вике я положил его перед ней, надеясь что это поможет. Не помогло, никак, никакой реакции. — Что же делать? — задумчиво пробормотал я, вспоминая слова Марины Смирновой, — неужели, похоронить тебя? Мысль пришла неожиданно, но логично. Чтобы душа смогла существовать, надо похоронить частичку, связанную с ней. Медальон подходит. Но на душе от такого стало неприятно, значит мы больше никогда не увидимся, я не увижу еë радостную улыбку и беззвучный смех. Не поговорю, даже через с доску, не потанцую больше. Она сдержанно кивнула, сжав губы. — Неужели, нет другого варианта? — слеза скатилась по щеке непроизвольно, но еë не хотелось даже стирать. Она покачала головой, давая понять что придётся это сделать. Вряд ли она долго так просуществует и такой вариант уж точно будет лучше, чем если бы она навсегда исчезла. Я всхлипнул, стирая стекающую влагу. Я почему-то надеялся, что она останется рядом навсегда, но так не работает, мёртвые не могут быть с живыми. Вика протянула ко мне ладони, заставляя поднять взгляд на неë. Еë улыбка, пусть и сквозь грусть, внушала надежду, что так будет лучше. Даже если не увидимся. — Пойдём в тот парк? — стирая остатки слёз, спросил я, получая в ответ кивок, — хорошо.***
Прогулка оказалась долгой. Солнце сегодня палило ещё сильнее, чем вчера, а небо было кристально голубым, поэтому Вика лишь ютилась в моей тени, не рискуя высунуться оттуда. При каждом прыжке в рюкзаке позвякивала садовая лопатка и пара искусственных цветов из проволоки и ткани, сделанный мной ещё когда-то давно. — Вот здесь, я его где-то нашёл, устроит? — подходя к одиноко стоящему на поляне дереву, спросил я Вику. Она кивнула, прячась в тени толстого дуба. Я аккуратно присел на землю, начав разрывать небольшую ямку. Это не занимало столько времени, сколько я потратил на неë на самом деле. Я пытался собраться с мыслями, но это плохо получалось, ведь хватило каких-то трёх дней, чтобы я привязался к ней. Но всему приходит конец, поэтому я достал из кармана медальон и положил в ямку, начав закапывать обратно землёй. Вика присела рядом, ожидая, пока я закончу, чтобы попрощаться. Я вставил два цветка в землю, и, поправив их, поднялся отряхивая руки. — Всё, теперь ты сможешь спокойно уйти, — оборачиваясь на Вику, с грустью в глазах, пробормотал я. — Больше не молчи, — тихо, но очень звонким тоном, произнесла Вика, обнимая меня. Хватило минуты, чтобы от прежнего духа, не осталось и следа. Лишь ветер резко дунул, заставляя поёжиться и поправить покосившиеся цветы на бугорке. Еë голос наверняка застрянет надолго в моих мыслях, но я не буду грустить из-за этого. — Я больше не буду молчать, — с улыбкой взглянул на появившуюся на небе белую тучку, медленно плывущую сквозь небесную гладь.