"Снова привет. Пишу тебе снова потому что в прошлый раз поговорить не удалось. Ну я понимаю ты не переживай. Твоя мама тоже чудила когда беременная была ты не волнуйся я тебя не виню. Я в общем снова хочу встретиться. Знаешь все таки это и мой ребенок тоже. Интересно получилось. Он и ребенок и внук. Ну в любом случае он мой и я имею на него права как и на тебя кстати. Так что заканчивай этот бред с профессором и возвращайся домой. Тебе тут место. Хватит шататься с какими то не понятными бабами. Хотя должен признаться сиськи у нее что надо. Короче можешь рожать где хочешь но чтобы с ребенком пришла домой. И без всяких выкрутасов.
Целую, папа." Беллатрикс в отвращении подняла верхнюю губу и презрительно оглядела письмо ещё раз. Одно слово и пламя охватило бумагу, слизывая неровный подчерк. Женщина положила тлеющий пергамент на стол и села за стул, внимательно глядя, как огонь спокойными мазками стирает отвратительные слова. "Я расскажу ей. Потом, когда все закончится, я расскажу ей." Она не могла оставить ее в неведении, но как же ей не хотелось снова видеть разбитое лицо Гермионы, снова смотреть, как боль наполняет глаза, как обида искажает губы. Она заслужила нормальную жизнь, и Беллатрикс собиралась обеспечить её. Даже если придется лгать. В конце концов, это не продлится долго. Она сдула пепел со стола и вернулась в свою комнату. Гермиона обнимала подушку и хмурилась. Беллатрикс задержалась, глядя на серьезное лицо девушки и легла рядом. — Куда ходила? — Сонно спросила Гермиона, обнимая женщину вместо подушки. — Отдавала последние указания Винки, — её голос не дрогнул. Нет, её голос никогда не дрожал при лжи, но сейчас все было иначе. Ей не хотелось обманывать Гермиону. Так сильно не хотелось, но какое это имеет значение, когда волшебница так аккуратно прижимается к ее груди, а запах ее волос так нежно ласкает чувства? Один мерзкий придурок может подождать, прежде чем снова сломает жизнь собственной дочери. Беллатрикс покрепче прижала девушку и грубо заткнула голос совести.***
— Всё будет хорошо, — Гермиона улыбнулась и отправила ещё одну ложку каши в рот, — в следующий раз, когда увидимся, я уже буду с малышкой. — Нет, — твердо сказала женщина, — нет, я буду приходить к тебе каждый день. Ты же не думала, что тебе удастся отделаться от меня? Все утро Беллатрикс почти ничего не говорила, а только хмурила брови и смотрела, как Гермиона собирает последние вещи. — Хозяйка Беллатрикс желает яичницу на завтрак? — Винки снова предприняла попытку накормить ведьму. — Нет, — в сотый раз буркнула Беллатрикс, и Гермиона вздохнула. — Может, хозяйка Беллатрикс желает пообниматься? — Девушка рассмеялась, глядя на сбитый с толку взгляд. — Это звучит неправильно. — Но чертовски заводит, верно? — Гермиона заговорчески улыбнулась, и Беллатрикс закатила глаза, — Серьезно, Белла, на тебе все утро нет лица. Ты волнуешься даже больше, чем я. Тем более, что мы посмотрели с тобой миллиард и одну книгу о том, как рожать безболезненно. Все пройдет хорошо. Беллатрикс молча отпила уже остывший кофе. — Я скажу Винки, чтобы она тебя развлекала, пока меня нет, — Гермиона предприняла ещё одну попытку завязать разговор, но тщетно. Тогда девушка просто встала, отнесла посуду в раковину и ушла наверх, чтобы ещё раз проверить все ли она собрала. Беллатрикс осталась сидеть на кухне и сверлить взглядом точку в середине стола. Через пару минут Гермиона показалась на лестнице, а за ней летела объемная сумка. Девушка ободряюще улыбнулась Беллатрикс, и та слабо отразила улыбку. Женщина встала из-за стола и прошла в прихожую. Гермиона уже надела куртку и магией завязывала кроссовки. У неё было время попрактиковаться. Беллатрикс тоже надела сапоги под осуждающим взглядом девушки. Ей никогда не нравилось, что ведьма ходит только в платье. Когда с приготовлениями было покончено, и Гермиона повернулась, чтобы обняться, Беллатрикс стремительно сократила расстояние между ними и прильнула к девушке, как она сама делала множество раз. Гермиона не ожидала такого прилива нежности, поэтому на секунду застыла, но затем аккуратно обняла в ответ. — Ты тут сильно не скучай, ладно? — Она путалась в темных волосах и вдыхала приятный запах. — Скучать по такой зануде как ты? Вот ещё, — вопреки своим словам она поцеловала девушку в щеку, а затем отстранилась. Гермиона улыбнулась и взяла сумку, изображая полную готовность. Беллатрикс оглядела ее, будто стараясь запомнить в мельчайших деталях и все же улыбнулась; и эта улыбка окончательно убедила Гермиону, что все будет хорошо. До больницы они добрались без проблем, а затем и разместились в палате. Выйдя из дома, Беллатрикс сразу нацепила привычную маску безразличия, от которой Гермиона уже успела отвыкнуть. Ей было страшно из-за предстоящего, но осознание, что ей открыто нечто такое, что запретно для других людей; и что только она может видеть Беллатрикс заботливой и искренне смеющейся, внушало огромную уверенность. Расположившись на больничной койке, Гермиона улыбнулась Беллатрикс. Женщина стояла у окна и хмуро смотрела на то, как волшебница раскладывала вещи. Она села рядом с ней и положила руки на на колени девушки, доверительно глядя прямо в глаза. — Я рядом. Завтра и послезавтра, и все последующие дни я буду приходить регулярно, хорошо? — Не боишься, что я от радости рожу? — Девушка усмехнулась. — Надеюсь, — Беллатрикс отразила ухмылку. Поцеловавшись на прощание, они расстались. Гермиона вернулась в холодную кровать, а Беллатрикс – в одинокий дом. Впервые за долгое время она снова была одна. В стенах, которые со всех сторон пытался сломить ветер и дождь, остался запах Гермионы. Запах книг и теплых свитеров. Запах искреннего смеха и не менее искреннего страха. Она посидела некоторое время около камина, глядя в огонь и вспоминая огоньки в глазах девушки. Затем она достала давно позабытые сигареты и закурила одну. Беллатрикс бросила курить, как только пригласила Гермиону жить у себя и была уверена, что ей трудно без отравы в белой обёртке, но теперь осознание того, что сейчас ей даже не приятно втягивать едкий дым в легкие, расположилось где-то внутри и ехидно хихикало. Женщина докурила сигарету и со словами "Ну и мерзость" щёлкнула пальцами, позволяя пачке раствориться в воздухе. Беллатрикс встала с кресла, подошла к закрытому окну и уставилась на темное небо, периодически освещаемое вспышками молний. Раньше она находила покой в такой погоде. До тех пор, пока не выбежала за своей сестрой в ливень с громом. Тогда она изменила приоритеты и решила, что ей нравится такая погода при условии, если она сидит дома. Теперь так все и было, но отчего-то успокоения воющий ветер и отбивающие неточный ритм капли не приносили. Ей выдался шанс подумать обо всем наедине с собой, вот только он был ей не нужен. Беллатрикс никогда не признается себе, но она скучала. Очень скучала. Ей хотелось снова прижать Гермиону к себе, чтобы она уткнулась холодным носом ей в шею и нежно поцеловала, как делала всегда перед сном. Но девушки не было рядом, а значит и думать о подобном было глупостью. Когда ей удалось отгородиться от мыслей о Гермионе, их сменили мысли об ее отце, если его можно было так назвать. Она была уверена, что не позволит ему снова сломать жизнь Гермионе, но тонкий голосок внутри настойчиво твердил, что у нее нет на это никаких прав, и если девушка достаточно сильно испугается, то вернётся к нему. Беллатрикс была уверена, что у ублюдка есть рычаги давления и как же ей не хотелось узнавать какие именно. Женщина поднялась наверх, вошла в пустую комнату, расстелила холодную постель и улеглась спать, обнимая подушку, которую недавно обнимала Гермиона.***
Она сдержала свое обещание. На следующий день она пришла в больницу и просидела там пару часов в холле, пока не объявили часы приема. Женщина была очень раздражена, но весь гнев на мир улетучился, когда карие глаза, до сих пор тоскливо смотрящие в окно, посмотрели на неё. Гермиона улыбнулась и подошла, уже протягивая руки для объятий. Они просидели в палате все время приема, пока медсестра не сообщила, что Беллатрикс пора уходить. Гермиона старалась не показать, что ей жаль и улыбалась своей самой лучистой улыбкой, но Беллатрикс провела с ней слишком много времени. Она знала, что девушке грустно, но также знала, что Гермиона всеми силами старается убедить ее в обратном, поэтому тоже улыбнулась. Было только 28 сентября и до положенного срока родов у них ещё было время. Однако, малышка решила, что не собирается ждать октября. Поэтому 29 числа Гермиона, встав с первыми лучами солнца, обнаружила, что постель мокрая. Сопоставив все факты, она сделала вывод, что отошли воды, а значит она рожает и приняла ответственное решение поддаться панике.