Мы справимся

Сумерки опустились на их уютный дом и укрыли ночной пеленой. Сегодня выдался трудный день: Офелия приболела и было трудно перестать паниковать, тем более, что теперь девочка плакала в сотни раз жалобнее. У Гермионы сердце сжималось, когда она прижимала к себе обмякшее тельце и гладила горячую голову. Конечно, они тут же вызвали врача, и он сказал, что ничего страшного не произошло, и это вполне естественно, но истратить значительное количество нервов Гермиона успела. Теперь же она смывала тяготы дня и надеялась, что малышка вскоре поправится. Пусть и прошел всего день её болезни, девушка уже скучала по детскому смеху и радостным хлопкам в ладошки, когда Беллатрикс с ней играла. Вода стекала по спине и постепенно успокаивала внутреннюю тревогу. Гермиона закрыла кран и вылезла из душевой кабинки. Холод тут же накинулся на мокрое тело и вызвал мурашки. Девушка поежилась и начала вытираться. Когда все процедуры были выполнены, она в последний раз взглянула в зеркало. Весь низ живота был в растяжках. Они ещё не успели затянуться, и Гермиона не была уверена, что затянутся когда-либо. Она так скучала по своей фигуре до беременности. Утонченные изгибы, отсутсвие лишнего веса и только пара мелочей, которые её когда-то не устраивали. Конечно, вполне логично, что она набрала за время беременности, но все равно обида залегла глубоко в душе и вот только сейчас выбиралась наружу. Усталость вперемешку с обидой застряли комом в горле, и Гермиона позволила им пролиться слезами. Она так долго не позволяла себе плакать, считая, что так будет выглядеть сильнее, но маленькие неудачи копились, будто ребенок скатывал снежный ком. Девушка умыла лицо и выдохнула. Не время расклеиваться, она нужна своему ребенку бодрой. Гермиона вышла из ванной с полной уверенностью, что сегодня больше плакать не будет, но затем увидела, как Беллатрикс входит в комнату. Женщина не делала ничего сверхъестественного, но ее острые скулы, непослушные волосы и темные глаза в теплом свете надкроватной лампы выглядели так красиво, что слезы вновь навернулись на глаза Гермионы. Она старалась их сдержать, но ведьма подошла к кроватке и, склонившись, поцеловала спящую малышку. И тогда девушка вновь разревелась. Беллатрикс повернулась и, увидев плачущую Гермиону, быстро подошла к ней, обеспокоенно заглядывая в глаза. — Что случилось? — Было видно, что волнение в сердце женщины нарастает с каждой секундой, и от этой мысли Гермиона расплакалась ещё сильнее. Чтобы не разбудить Офелию, она прошла мимо Беллатрикс и спустилась вниз, все ещё всхлипывая. Ведьма, ничего не понимая, спустилась следом. Они сели на диван, и Гермиона, наконец, смогла выдавить из себя: "Все хорошо". — Гермиона, что произошло? — Конечно, у нее были основания волноваться. Слишком многое она скрывала от девушки и слишком сильно это грызло ее совесть. — Я...я не знаю, — она утерла нос рукой, — я просто стояла в ванной и смотрела на свое тело, а потом ещё ты пришла и...и такая красивая, а потом, — всхлип, — потом ты поцеловала Фелли, — она снова затряслась в рыданиях. Беллатрикс, не зная как реагировать, прижала девушку к себе. Сердце уже не билось настойчивым ритмом в ушах, и она даже слегка улыбнулась. — То есть ты увидела меня и расплакалась? — Гермиона кивнула и, всхлипнув, прижалась ближе. Беллатрикс поцеловала ее в макушку. — Ты просто такая хорошая и красивая, и вообще, — она снова заплакала, и женщина не стала настаивать на продолжении фразы, теперь улыбаясь полной улыбкой. Спустя пару минут и несколько десятков всхлипов Беллатрикс позвала Винки, и та принесла стакан воды. — Хочешь пойти и заесть печаль пирогом? — Женщина вытерла слезы с лица Гермионы, пока она пила. — Нет, — она шмыгнула носом и немного отвернулась, пряча лицо. — Тогда, может, огневиски? — Беллатрикс усмехнулась, когда Гермиона прожгла ее взглядом, — Винки, принеси нам конфет и приготовь чай. Эльфийка пошла в кухню, но Гермиона ее остановила. — Нет, Винки, не нужно. Мы поедим завтра утром. — Гермиона? Что-то случилось? — Нет, просто... — Девушка запнулась. — ...просто ты теперь ненавидишь свое тело из-за пары лишних, по твоему мнению, килограммов, да? — Заключила Беллатрикс, и Гермиона опустила голову, будто ее поймали на каком-то преступлении. Винки забрала стакан и погладила девушку по коленке. Пусть это не было большим жестом, но он был очень значимым. Ещё пару месяцев назад эльфийка боялась смотреть ей в глаза, а теперь утешает, пусть и не так явно. Гермиона улыбнулась и прошептала "спасибо". — Гермиона, это твое дело и ты можешь делать что захочешь, и я не буду насильно тебя кормить, но если ты думаешь, что стала неприятна мне, то ты глубоко заблуждаешься. Ты все ещё самая красивая девушка с самой красивой фигурой в мире. И я буду восхищаться тобой в любом случае. Так что если дело только в этом, то не стоит истязать себя, ладно? Девушка повернула голову, и глаза ее снова наполнились слезами, а нижняя губа задрожала. Беллатрикс нежно провела по волосам Гермионы и, наклонившись, поцеловала её в щеку, как недавно целовала Офелию. — Я люблю тебя, Гермиона Грейнджер, — слетело с ее губ и девушка расплакалась в сотый раз за вечер. До этого Беллатрикс ни разу не говорила этих слов и Гермионе они не были нужны, ведь женщина доказывала любовь своими действиями, но теперь знать точно? Слышать, как эти губы шепчут слова, так много для нее значащие? Это что-то неописуемо приятное. Что-то, что наполняет сердце теплом, а глаза слезами. Гермиона перекинула ногу через ноги Беллатрикс и обняла ее, прижимаясь абослютно всем телом. Она целовала ее ключицу, шею, линию подбородка, губы, щеки, потому что знала, что так она скажет много больше, чем обычными словами. К счастью, это знала и Беллатрикс.

***

Была середина октября, и Гермиона с Беллатрикс впервые решили вывести на прогулку Офелию. Девочка давно выздоровела, так и не успев никого заразить, и доктор со спокойной душой разрешил им вывести ребенка на улицу. Они одели ее в теплый костюм медвежонка, на покупке которого настаивала Беллатрикс, и уложили в коляску. Гермиона выкатила коляску на улицу и полной грудью набрала воздух. — Обожаю осень, — сказала девушка, глядя на калейдоскоп листьев. Она покатила коляску дальше, всматриваясь в разнообразие цветов. Гулять они пошли в парк, поэтому Офелия очень скоро уснула, предоставляя двум женщинам возможность говорить обо всем на свете. Они обсуждали осеннюю тоску и ее причины, говорили о зиме, весне и лете. Проще говоря: обсудили все, кроме главного. Гермиона не была глупа и конечно чувствовала, что Беллатрикс что-то скрывает. Каждый раз, когда женщина задумывалась, её лицо становилось серьезным, а взгляд суровым, но стоило Гермионе ее окликнуть, как ведьма вырывалась из капкана мыслей, и глаза ее прояснялись. Девушка хотела знать, что именно тревожит сердце Беллатрикс, но не считала, что имеет право вмешиваться. Если женщина не хочет рассказывать, значит на то есть причины, верно? А если есть причины, то почему бы не принять правила игры и тоже делать вид, что ничего не происходит. Даже если это больно ударяет по самолюбию. Но сегодня все было по-другому, и Гермиона поняла это как только заглянула Беллатрикс в глаза. Они проснулись от настойчивого зова Офелии и, накормив и искупав малышку, пошли завтракать сами. Тогда Гермиона увидела, что Беллатрикс все решила. Что-то произойдет, и Гермиона совершенно не была уверена, что это ей понравится, но пока что она шла рядом с Беллатрикс, катила коляску и разговаривала о погоде. Парк восхищал своей красотой и не говорить о нем было бы оскорблением всему искусству. Сейчас, в золотую осень, он становился ещё прекраснее. Листья кружились над головами и опадали к ногам, негромко шурша. — Раньше в этом парке гуляла сама королева, — задумчиво сказала Беллатрикс. — Откуда знаешь? — Также задумчиво произнесла Гермиона. — Рудольфус рассказывал. — Рудольфус? — Мой муж, — будто это ничего не значит, ответила Беллатрикс. Гермиона повернула на неё голову. — У тебя есть муж? — Она старалась не выдать беспокойства, но все равно спросила слишком быстро. — Был. Сейчас Руди морозит свой красивый зад в Азкабане, — женщина пожала плечами. — Что он сделал? — Запытал до потери рассудка Алису и Френка Долгопупсов. — Родителей Невилла? — Беллатрикс кивнула. — То есть ты каждый день на него смотрела и думала о том, что твой муж сделал с его... — Не нужно, Гермиона. Не стоит делать из меня великую мученицу. Если бы я не была достаточно упрямой, я бы вместе с Волан де Мортом и своим муженьком запытывала бы до смерти невинных людей. — Но ты же этого не сделала, — настаивала Гермиона, — ты же смогла вовремя понять, что это глупо и уйти от этих устоев. Они помолчали пару мгновений, а затем Гермиона спросила: — Почему ты вышла за него замуж? — О, это очень увлекательная история. Мой прелестный отец решил, что 17 лет – идеальный возраст для замужества. Я все ещё училась в Хогвартсе, но уже была совершеннолетней, и родители решили выдать меня замуж за чистокровного придурка. — Но ты рассказывала, что отец запер тебя после ухода Андромеды? — Да, но расписались мы до этого. Огромной свадьбы не было, но вся магическая элита знала, что теперь я жена. Ты бы видела, как они стали со мной обращаться. Меня наконец-то начали слушать, но продолжалось это не долго. Вскоре сбежала Энди, и я была вынуждена сесть под замок. В высшем обществе поползли слухи, и мой дражайший папочка не мог этого допустить. Он убедил их всех, что Рудольфус просто запер меня дома за острый язык, — она усмехнулась. — И никто не возразил? — Гермиона искренне не могла понять почему никто не пришел на выручку волшебнице. — Да что ты, все только рады были. Никто не любит умных женщин, Гермиона, никто. Она некоторое время помолчала, глядя на великолепие природы, а затем продолжила: — Он приходил, когда хотел. Родители были только рады его впустить. Он так сильно хотел наследника, — женщина сжала челюсти, ее взгляд затерялся в круговороте воспоминаний. — Он...он брал тебя силой? — Спросила Гермиона осторожно. — Первое время нет. Он уважал мои границы, и мы много времени провели, просто разговаривая. Правда, вскоре оказалось, что он был отвратительным собеседником. Но любовником он оказался куда лучше, так что мы просто занимались сексом, а потом мне надоело. — Надоело? — Каждый день я видела родителей, Цисси и его. Никого больше. Мне стало тошно от мысли, что он может стать отцом моего ребенка. Хотя и особого желания стать матерью у меня не было. Только представь: меня, ершистую молодую девушку, хотят вынудить родить наследника самовлюбленному, жалкому идиоту, который при каждой встрече убеждает меня, что моя собственная сестра предательница рода. Мне было мерзко от одной только мысли о хоть каком-то наследии с этим придурком. Поэтому я стала отстраняться, все чаще говорить "нет", и в конце концов его это взбесило, — женщина остановилась на полуслове и закусила губу, тщетно пытаясь скрыть эмоции. Гермиона остановилась и крепко обняла Беллатрикс. Она прижала её к себе, будто это могло что-то изменить, будто могло залечить гонящуюся рану. И тысячи слов не могли бы сказать сейчас, как сильно она ее понимает. Они простояли так какое-то время, а затем женщина отстранилась, утирая слезы и смеясь. Гермиона знала, что это просто ещё один способ спрятать боль, и оттого её сердце сжалось. Она просто стояла и смотрела, как ведьма ломается. Снова. Прошло столько лет, но обида все ещё ножом вырезала кривые узоры на ее сердце. Гермиона знает что это такое: разочароваться во всех, а в первую очередь в себе. Это постоянное желание смыть с себя всю грязь, вымыть все следы рук, очистить свою совесть. То, что совершаешь не ты, навсегда остаётся именно в твоей душе и съедает тебя изнутри. Гермиона знает, что это такое: потерять весь мир, быть растоптанной и выкинутой. Знает каково это – сидеть на улице и вытирать слезы, давясь от ненависти ко всему миру, а главное к себе. Она сама провела не одну ночь в том самом воспоминании отвратительных прикосновений и знает это чувство. До тошноты хорошо знает. Вдруг Беллатрикс схватила Гермиону за плечи и посмотрела прямо в глаза. Слезы ещё не высохли, но взгляд был слишком серьёзен. — Гермиона, я доверяю тебе. Доверяю так, как никому в жизни не доверяла. И я боюсь потерять тебя, слышишь? Я чертовски сильно боюсь потерять тебя. — Белла, что происходит? — Гермиона попыталась высвободиться, но женщина только сильнее сжала руки. — Послушай меня внимательно. Твой отец обо всем знает, и он хочет, чтобы ты вернулась домой. Он пообещал, что явится ещё раз, если ты не вернёшься. Гермиона, послушай, мы продумали план, как от него избавиться. Мы посадим его в тюрьму, слышишь? Он больше не тронет тебя, — Беллатрикс говорила быстро, поэтому Гермиона не сразу осознала смысл сказанных слов. Но когда осознала, то замерла в шоке. Ее худшие опасения сбылись. Ее отец снова врывается в только что наладившуюся жизни и рушит ее к чертям. Гермиона хмыкнула и повернулась к коляске. Она взялась за ручку и покатила дочь вперёд. Девушка смотрела на мирно спящую малышку и прокручивала в голове слова Беллатрикс. "Он пообещал, что явится ещё раз, явится ещё раз, явится ещё раз, явится ещё раз, он заберёт ее, заберёт, заберёт, заберёт" Она часто задышала, её грудь вздымалась, а глаза метались по хрупкому тельцу Офелии. Девушка не заметила, как ускорила шаг и вцепилась в коляску, сильнее сжимая челюсти. — Гермиона, остановись. Гермиона, я прошу тебя, остановись, — голос Беллатрикс прозвучал откуда-то из другого мира. Женщина остановила Гермиону и оторвала ее руки от коляски, — Гермиона, послушай, все в порядке, у нас есть план. Девушка перевела на неё взгляд и задышала ещё чаще, посмеиваясь. — План? План? Он разрушит все. Разрушит, Белла, он все разрушит. Он..он всегда все рушит. Он придет. Придет и заберёт ее, понимаешь? Заберёт, заберёт, заберёт, заберёт.... — Гермиона, — прозвучал твердый голос, но девушка продолжала твердить одно и то же, — Гермиона! — Крикнула Беллатрикс и схватила девушку за голову, вынуждая смотреть только на себя, — Успокойся. Ты меня слышишь? Сделай глубокий вдох, ладно? — Белла, как ты не понимаешь, он заберёт ее, заберёт!! — Слезы хлынули из глаз, и Беллатрикс резко прижалась к ее губам. Гермиона замерла на месте и затаила дыхание. Женщина отстранилась, и волшебница сделала глубокий вдох. Она смотрела на ведьму перед собой и будто в первые ее видела. Гермиона выдохнула и стремительно преодолела расстояние между ними, вновь целуя. Теплые губы на ее собственных позволяли ей на миг забыть обо всем на свете, кроме вкуса сладкой вишни. Любимая помада Беллатрикс, и Гермионы тоже. Она целовала, как в последний раз. Вкладывала в поцелуй все эмоции, обращая их в отчаянные движения. Она целовала, будто от этого зависит её жизнь. Жмурила глаза и целовала, целовала, целовала. Наконец, она оторвалась и посмотрела в темные омуты глаз. — Спасибо, — выдохнула девушка. — Да обращайся, — Беллатрикс зарылась рукой в своих волосах и прокашлялась. Гермиона ещё раз выдохнула и повернулась к коляске. Офелия смотрела на них и улыбалась. — Первый раз, когда она проснулась и не начала сразу плакать, — заметила Беллатрикс. — Это же хороший знак, верно? — Гермиона с надеждой на нее посмотрела. — Верно, малышка, верно, — женщина приобняла ее, и они продолжили прогулку, обсуждая план, тщательно продуманный всем семейством Блэков.