Записки на форзацах

...Чую он предусмотрительно отослал с до смешного нелепым аргументом «молния два раза в одно место не бьет». Чуя, только что обезвредивший эспера-иллюзиониста, увешанного взрывчаткой, в двух метрах от двери в головной офис, фыркнул злобно, но удалился, когда ему аккуратно напомнили, что он тут не главный. К тому же, кому-то нужно было выбить информацию с пленного. Покушения на жизнь Дадзая совершались каждый день и каждый же день одно за другим встречали мощное сопротивление. Большинство лазутчиков не было в состоянии пройти даже первый этаж здания Мори Инк, а головной офис, кабинет босса, находился много выше — настолько, что через панорамное окно, закрытое раздвижной стеной уже больше трех лет, можно было наблюдать за всей Йокогамой. Сейчас вместо исполнителя Портовой мафии перед Дадзаем стоял совсем другой человек. В просторной комнате, помимо них, не существовало ни одной живой души, и царила такая тишина, что, напрягшись, можно было услышать падение иголки на ковер. Человек... мальчик, сложив руки за спиной, нервно перебирал пальцами. Больше ничего не выдавало его волнения. На лице застыла странная смесь из решительности и благоговейного страха. Некоторая часть Дадзая отчаянно желала стереть это выражение, чтобы вместо него хоть раз увидеть искреннюю улыбку — давно позабытую, ни разу не мелькнувшую в этой пропасти. С каждым днем желание становилось все слабее и к означенному дню — через год — должно было исчезнуть вовсе. Тем не менее, именно этот мальчик, именно его способность и доверие когда-то помогли Дадзаю открыть желанный ящик Пандоры под кодовым названием «Книга». Дадзай написал в Книгу свои желания один раз. Второй. Третий. А потом, в один прекрасный момент, не смог остановиться. Он продолжал переписывать реальности в надежде исправить свои ошибки, но каждый раз делал только хуже. Существующий ныне мир должен был стать последним, и здесь он поклялся за свои ошибки расплачиваться не словом, а делом. Он поклялся больше никогда не трогать проклятую Книгу, отнявшую у него реальность, где остались друзья. Их больше нет. Есть только этот мальчик, как и всегда, заглядывающий прямо в рот. Даже если в нем и зарождалась ненависть к наставнику, он давным-давно задавил ее, запихал в самый потаенный уголок души — наставник, к сожалению, отлично знал, как это работает. Если тогда, когда все началось, возле речки, Дадзай не обещал мальчику ничего, то сейчас, вербуя его в мафию, Дадзай пообещал, что даст то, чего мальчик хочет. Если тогда мальчик подавал надежды, то сейчас только сгибался под тяжестью собственного прошлого, будучи не в состоянии с ним справиться. Если тогда Дадзай спасал его, то сейчас он был виноват на все сто процентов в том, что мальчик глядел затравленно, исподлобья. Но в день сурка все чувства, особенно чувство вины, притупились и почтительно сделали два шага назад, пропуская всепоглощающую апатию. Проще говоря, в какой-то момент Дадзай упустил между пальцами способность сострадать и перестал быть человеком — так, антропоморфное эгоцентричное существо с высоким интеллектом, кочующее по мирам в поисках единственно верного решения. Черт побери, да всего, через что ему пришлось прийти, он не пожелал бы даже злейшим своим врагам. Каких благ в сравнении с этим стóит жизнь Накаджимы Ацуши, который хотя бы в одной вселенной был счастливым? Все это время Дадзай говорил нараспев, не умолкая, делился планами по расширению влияния мафии, но мыслями был в другом, несуществующем мире. Его слушали, затаив дыхание. Такая робость, такая покорность. Такое незыблемое и крепкое доверие на потеху остаткам самолюбия. И невозможно было при взгляде на это миловидное лицо сказать, что на самом деле мальчик — настоящий монстр. В самом-то деле, едва ли хуже самого Дадзая. З в е р ь, взращенный в добровольном заточении. — Дадзай-сан, это все, что я должен сделать в ближайшее время? Босс Портовой мафии оттолкнулся от стола и легкой походкой, присущей скорее безалаберному подростку, приблизился к своему собеседнику. Шаги утопали в ковре, делая поступь похожей на кошачью. — Да. И есть еще одна вещь, которую я хочу тебе сказать. Глядя в яркие желто-зеленые глаза, Дадзай негромко, стальным голосом произнес: — Я приказываю тебе, как твой босс. Ни за что не ходи в приют. Не смей делать этого, Ацуши. Ты понял? — Да, — коротко ответил мальчишка с неровно остриженной челкой. — Повтори. — Ни за что не ходить в приют. Но оба знали, что он ослушается, потому что голос Ацуши дрогнул. Потому что все это было частью грандиозного плана. Дадзай, развеяв ошметки чувств в стоячем воздухе, вытянул руку, чтобы в первый и последний раз потрепать Ацуши по светлой макушке. Увы, от собственного прошлого возможно убежать лишь одним способом, и имя ему — смерть.