Интерлюдия

      В комнате было темно, а в постели холодно.       Дамиано лежал с закрытыми глазами на кровати, раскинув руки и ноги в разные стороны. На душе творилось непонятное.       Где-то внутри, где-то рядом с сердцем скребли кошки. Мужчине было обидно и больно, что девушка так относится к себе.       Этим вечером он узнал все.       Он узнал все ее увлечения, страхи и мысли, беспокоящие ее на протяжении нескольких месяцев. Но было одно «но».       Он не знал, что она считает дни до собственной смерти.       Кареглазый вновь и вновь прокручивал в голове слова, сказанные ею на крыше. Он вспоминал, с каким тоном она выгоняла его с крыши, говорила, что не хочет видеть. Он вспоминал, как она прижималась в объятиях.       Ему было обидно, что он так и не понял, почему она так реагирует на все.       «Говорила, что ей все равно на парочки, обжимающиеся тут и там, но через какое-то время сказала, что хочет нежности и ласки. Ей плохо, но она все время скрывает это.       Скрывает от людей, но наедине становится другим человеком.»       Вокалист вздохнул и потер виски. Голова болела, разрывалась.       «Убиться об стену бы..»       В его жизни было полно слухов, сплетен и несправедливости. Ему постоянно приписывали блядство и разгульный образ жизни. Пресса то и дело говорила, что он каждый день меняет девушек, словно продуктовые пакеты.       Он не был поклонником «любви» на одну ночь, нет. Он никогда не стал бы заманивать девушек в клубах, чтобы просто развлечься и исчезнуть.       Он любил поцелуи, любил любовь.       Ему всегда хотелось тесных отношений, таких, что никогда не разобьешь ни слухами, ни ссорами. Он желал чего-то более божественного, нежного и искреннего.       «Клятва была глупой.       Но если бы она была глупой, то я не следовал бы ей.       Пора думать о помолвке и отношениях.»       Дамиано всегда с улыбкой вспоминал то, с какими глазами рассказывает Виктория о своем молодом человеке. В те моменты она кажется самым счастливым человеком на свете. Ее глаза горят восхищением и любовью, даже если она говорит, что разочарована тем пареньком.       Кареглазому тоже хотелось рассказывать кому-нибудь о том, какая у него прекрасная девушка и как сильно он любит ее. Ему хотелось бы в свободное время вспоминать ее носик в муке, когда она захочет что-то испечь; вспоминать о том, как она неумело зашивала бы собственное летнее платье, потому что категорически не захотела бы выкидывать его; вспоминать, с каким сонным видом она приходила бы к нему в гостиную, ложилась бы головой к нему на колени, пока он писал текст песни или наигрывал что-то на гитаре.       Впервые за долгое время он понял, что хочет любить. Любить и быть любимым.       Он больше не хотел себе избранницу-модель, которая будет с упоением обожать себя и мужчин, которые работают в ее агентстве. Ему хотелось простенькую деву, которая занималась бы рисованием или игрой на каком-нибудь музыкальном инструменте. Он хотел ту, с кем он почувствовал бы себя самым счастливым.       — Дамиа, к тебе можно? — Виктория появилась внезапно, будто из воздуха. Мужчина открыл глаза.       — Ты же знаешь, что тебе всегда можно..       Блондинка аккуратно подошла к кровати и села рядом с ногами кареглазого, положила ладонь на его колени.       — Грустишь?       — Задумался.       Голубоглазая вздохнула и подняла теплый взгляд на друга.       — Ты попал в капкан.       — Чего? — не понял вокалист, отчего нахмурился.       — Влюбился.       — В кого?       — Не прикидывайся дураком, — Де Анжелис толкнула шатена в икру. — Ты сам знаешь, о ком я говорю.       — Нет, я не влюбился. Ты же помнишь мою клятву.       — Всякую клятву можно нарушить за пару секунд, Дами, — басистка подвинулась чуть ближе и погладила друга по щеке. — Я же вижу, тебе сложно.       — Ошибаешься, я не влюбился. Это бред, — обладатель острых скул бросил раздраженный взгляд на шторы. Он чувствовал себя так, будто его в чем-то обвиняли.       — Это ты ошибаешься. Ты попал в ее плен тогда, как только она посмотрела тебе в глаза.

***

      Эсма сидела на балконе, рассматривая город через перила. Пол был холодным, но это ничуть не останавливало ее.       Она была бесконечно благодарна этому итальянцу за все, что он сделал, но не могла простить себе то, что натворила в его номере. Ее собственные действия не укладывались в голове, звучали слишком фантастично.       «Зачем вообще все это.. Зачем я сделала, зачем прикоснулась.. 16 дней..»       Смахнув слезинку, шатенка еще раз посмотрела на город, здания. Все плавилось под закатом, окрашивалось в самые разные оттенки. От яркости кололо глаза.       Цингер поднялась и подошла к перилам, облокотилась на них локтями. Где-то там, вдали резвятся птицы, играют друг с другом, любят свободу и эту жизнь.       Как же она отличается от птиц.       Поправив волосы, дева повернулась к соседним балконам. Через два номера, на балконе, в двенадцати метрах от нее стоял кареглазый итальянец. В его пальцах тлела сигарета, дым растворялся в воздухе, исчезая навсегда.       «Мужская красота и обаятельность, горячность..» — пронеслось в молодой голове.       Заметив неподалеку голубоглазую, Дамиано махнул рукой в знак приветствия и улыбнулся. Он был рад, что девушка не выглядела убитой.       Он уже все решил. Все.