***
Отложив на стол копию письма с результатами СОВ, заботливо присланную Адаре, Аврора удовлетворённо вздохнула и пообещала: - Вот увидишь - я заставлю папу выбить отпуск и мы все вместе поедем в Италию, чтобы отпраздновать. Одиннадцать "превосходно" - ты только подумай! - Это лишнее, - спокойно откликнулся Джаред, из каминного пламени с любовью глядевший на мать. - Вы этим летом ещё успеете попутешествовать - ты ведь не пропустишь свадьбу Джеймса? А у меня пока будет не так много свободного времени, ты же понимаешь. Кивнув, Аврора совершенно животным внутренним чутьём поняла, что он лукавит. Разумеется, стажировка в Отделе тайн занимала теперь львиную долю мыслей её сына, но всё же она чувствовала, что он не только поэтому упирается, отчаянно не желая покидать Великобританию. Покачав головой в такт собственным мыслям, Джаред ненадолго замолчал, будто предоставляя матери возможность как следует себя рассмотреть, чем Аврора и занялась. - Ты похудел, - без удовольствия отметила она. - А я-то думала, что сильнее невозможно. Ты хорошо ешь? Неловко усмехнувшись, он согласно кивнул: - В поместье кормят как на убой. Неделя выдалась напряжённая... Кстати, совсем забыл, - спохватился он и с толикой гордости в голосе сообщил: - Профессор хочет, чтобы я стал крёстным отцом Деворы. - О Мерлин, ты серьёзно?.. Милый, это же замечательно! - всплеснула она руками. - А кто будет крёстной матерью? Погоди - наверное, Адаре? И правильно, вы с ней просто замечательная пара. Ой, как здорово... Первая крестница, ну надо же! - Мам! - со смехом окликнул Джаред. - Столько энтузиазма, с чего бы? То есть, я, конечно, польщён, но мне кажется, ты немного перегибаешь палку. - Ты ничего не понимаешь, Джаред Синистра! - вскинула она палец в притворном возмущении. - Это ведь очень-очень важно. На твои плечи прямо сейчас ложится ответственность за жизнь крошечного человечка. Это как если бы... Почти как когда у тебя появляется собственный ребёнок. Взволнованные слёзы подкатили откуда-то из глубины, так что она просто не сумела их сдержать и поспешно отвернулась, не желая давать сыну новые поводы для беспокойства. - Ма-а-ам... - ласково позвал он. - Прекращай. Ты себя до истерики доведёшь. - Прости, - коротко откликнулась она без тени сожалений, обмахиваясь ладонями. - Гормоны - такое дело... Я в последнее время чувствую себя фонтаном - по любому поводу пускаю слезу. Умилённо улыбнувшись, Джаред великодушно разрешил: - Ты ведь женщина - могло ли быть иначе. Расскажешь мне потом, как правильно крестить маленьких Грэйволфов? - спросил он, отчаянно пытаясь её отвлечь, и Аврора, кончиками пальцев вытирая веки, капризно отмахнулась: - Невелика премудрость. Ты и без того лучше меня знаешь, как жить эту жизнь. Она замолчала так резко, что Джаред против воли ощутил поднимавшуюся в груди волну колкого беспокойства, но в лице матери не было ни боли, ни страха - лишь странное, почти неуместное удивление, будто до сих пор она не вполне понимала, с кем и о чём ведёт беседу. - Я люблю тебя, сыночек, - прошептала она так, что он едва мог расслышать за треском огня, и Джаред улыбнулся в ответ, растягивая губы: - Я тебя тоже, мам. Знаешь, я сейчас так счастлив, что мне страшно, - признался он неожиданно даже для себя самого. - Всё просто не может быть настолько хорошо. - Ох, это у тебя от Римуса, честное слово! - воскликнула она, мигом забыв про слёзы. - Вы оба так любите всё усложнять, что я просто диву даюсь! Ну почему нельзя просто жить и радоваться? Ведь жизнь одна... Как можно отказаться хоть от чего-то в ней? В её словах было столько простодушного негодования, что ему оставалось лишь замолчать и прислушаться. В конце концов, его мать всегда была мудрой женщиной, с кажущейся лёгкостью постигавшей самую суть окружающих её вещей. Иногда, особенно когда был ребёнком, Джареду казалось, что нет на свете задачи, которую Аврора Синистра сочла бы нерешаемой. И пусть она наконец сменила фамилию, с головой погрузившись в сахарные хлопоты замужества и близящегося деторождения, кое-что оставалось неизменным - например, та ярость, с которой она отстаивала собственную правду. - Ты права, наверное, - кивнул он, догадавшись, что она ждёт ответа. - Мне нужно над этим хорошенько подумать. Аврора в ответ лишь улыбнулась, так что стало сразу понятно - больше плача не будет, и Джаред успокоенно выдохнул. Хотел ещё спросить об Эйдане, но взглянул в нежно румянящееся лицо матери и передумал. - Поцелуй от меня папу, - попросил он, и она с готовностью кивнула: - Конечно. А ты от меня - Уилла и Адаре. Впрочем, и профессора тоже можешь поцеловать, - прибавила она со смешком, и Джаред в ответ хмыкнул: - На этот раз я, пожалуй, воздержусь. Погасив пламя, она некоторое время продолжала сидеть без движения, сложив руки на животе и прислушиваясь, а после осторожно поднялась и вышла в коридор, в полумраке наступающего вечера едва не налетев на спешившую к лестнице Гертруд. - Госпожа, - поспешила та присесть в реверансе, и Аврора живо поинтересовалась: - Мой муж у себя? - Господин Люпин удалился в сад и не велел беспокоить, - отчиталась горничная, вновь услужливо присев, на что Аврора лишь лукаво улыбнулась и пробормотала себе под нос: - Мне можно. Нетерпеливым жестом отослав прислугу прочь, она спустилась на первый этаж и через крытую стеклом летнюю веранду вышла в сад, который плавно сливался с раскинувшимся за домом лугом - причудливая игра местного ландшафта, нарочно оставленная предыдущими хозяевами нетронутой, потому что в том, как ухоженные кусты жимолости перетекали в дикое разнотравье высотой до пояса, крылось что-то высокохудожественное, вряд ли доступное мгновенному пониманию. Прищурившись, Аврора окинула взглядом тянущееся к обрыву травяное море и без труда обнаружила мужа - во многом благодаря тому, что дом стоял на возвышении: растянувшись в густой траве, он обложился какими-то в прах рассыпающимися книгами и пергаментами и теперь что-то быстро писал на одном из них, изредка останавливаясь, чтобы свериться с написанным ранее. - Ты слишком много работаешь, - укорила она, подходя ближе, и Римус кивнул, не поднимая головы: - Может быть, но учебные планы сами себя не составят... Дёрнул же чёрт вводить новую дисциплину для десятого класса - у них выпускной на носу, а Георгию всё неймётся. Опустившись рядом и заглянув поверх его плеча в тянущиеся по пергаменту расчёты, Аврора тихо хмыкнула: - Ты четыре часа потерял. Вот в этой колонке, - указала она ногтем на указательном пальце, и он с неохотой всё же отложил перо. - Значит, действительно пора заканчивать, - признал он, повернувшись на спину и с наслаждением потянувшись. - Это новый факультатив, специально для Венери - что-то вроде дополнительных курсов по защитной магии. - Типа курсов самообороны? - со смешком уточнила Аврора и оценила: - Недурно. В самом деле, что же это за мать, которая не умеет защитить собственного ребёнка. - Кохановская бы с тобой не согласилась, - хмыкнул он, приподнимаясь на локтях. - Она-то считает, что нужно добавить в программу больше бытовых чар. Там и без того четыреста академических часов в год - уму непостижимо! Его возмущение было настолько искренним, что Аврора не сумела сдержать умилённой улыбки. Ей самой бумажная возня, с которой была сопряжена работа любого педагога, была глубоко отвратительна, но Римус, кажется, чувствовал себя в окружении цифр и смет как рыба в воде, так что теперь она с трудом вспоминала, как они жили до того, как он устроился в Дурмстранг. - Нам пора, - сообщила она, сверившись с изящными наручными часиками. – Я обещала Габи, что вовремя доставлю тебя к ужину. - А ты ей скажи, что не нашла меня, - предложил он, на что Аврора лишь покачала головой и нараспев оповестила: - Я не стану обманывать... - Ах ты, ябеда! Он совсем легко, шутя, дернул её за свободно вьющуюся прядку у правого виска, но Аврора в долгу не осталась и ущипнула его за щёку. Шутливая потасовка продолжалась с минуту, в течение которой оба, резвясь как дети, успели подёргать друг друга за уши и отвесить несколько лёгких шлепков. Наконец Римус поднял руки, признавая своё поражение: - Всё, сдаюсь! Сдаюсь! Как я посмотрю, тебе курсы самообороны точно ни к чему, - сказал он, почёсывая покрасневшую от щипка щёку. - Тебе больно? Её голос звучал виновато, но он ради пущего эффекта состроил драматическую мину и промолчал. Так и не дождавшись ответа, она встала на колени и подула теплом на его щёку, а потом на мгновение прижалась к ранке губами. - Всё, больше болеть не будет, - пообещала она и, осторожно растянувшись на траве на боку, открыла первую попавшуюся книгу на середине. – Давай я почитаю тебе. Тебе ведь это нравится. Её голос всегда оказывал на него влияние сродни гипнозу, а потому Римус всерьёз задумался, соглашаться ли, тем более что чиновные формулировки, которые он старательно вписывал в календарный план на протяжении всего дня, уже успели ему опротиветь. Но Аврора смотрела с такой надеждой, что он не посмел отказать. - Конечно, - заверил он, закидывая руки за голову и глядя на плывущие в вышине розовато-оранжевые облака. – Раз уж у меня нет выбора, то мне очень интересно. С прищуром взглянув на него и убедившись в искренности слов, Аврора стряхнула ползавшего по страницам книги жука и вполголоса принялась читать. После первых же фраз им овладело странное спокойствие, так что скоро он готов был слушать из её уст что угодно - хоть новый министерский указ, хоть очередную главу из учебника по истории магии. - «Так, Венделина Странная очень любила “гореть” на костре. И, чтобы испытать это ни с чем не сравнимое удовольствие, сорок семь раз меняла обличье и предавала себя в руки маглов». - Женщина и в самом деле исключительная, - со смешком оценил Римус. – Неужели это всё правда? Пролистав учебник от конца к середине, Аврора закрыла книгу и опустила голову, прижавшись щекой к горячей кожаной обложке. - К сожалению, да, - подтвердила она и вдруг прибавила: - Дедушка рассказывал, что его прапрапрабабку в самом деле сожгли. А это ведь было не так давно, всего века два назад. - Почему же она не заморозила огонь? – удивился он, поворачивая голову так, чтобы видеть её лицо. Вопрос был, по его мнению, совсем простой, и всё же Римус не помнил другого такого разговора, когда жена, отвечая, смущалась бы так сильно. - Ты знаешь, бывают такие ситуации, - наконец медленно произнесла она, - когда женщина неспособна себя защитить. Иногда… Например, во время беременности. Септима рассказывала, что, когда она носила… ты понимаешь… Эдди, то даже смотреть на собственную палочку не могла, не то что колдовать. Может, поэтому он такой сильный, - прибавила она и грустно улыбнулась. Римус хотел бы ответить на улыбку, но он смотрел на изгиб её верхней губы и думал, что до Авроры эти губы принадлежали кому-то из её предков – может быть, помянутой матери, или бабке отца,.. или той самой, которая много лет назад погибла в огне под крики толпы «Ведьму сжечь!». Какая она была? Любила ли она мужа? Какие цветы росли у неё в саду? Что за песни пела она перед сном своим детям?.. Авроре пришлось окликнуть его дважды, чтобы он очнулся. - Милый, ты в порядке? - спросила она, обеспокоенно приподнявшись на прямой руке. - Ты так побледнел… - Как её звали? - перебил он, опустив веки над зудящими, будто воспалёнными глазами. - Кого? - Ту ведьму… Бабку твоего деда… - Кажется, Рэя… Да что случилось? Она прикоснулась ласкающей рукой к его лбу, смахнула прилипшую к щеке травинку, но он перехватил её ладонь и прижал к губам. Верно поняв любящим сердцем всё то, что он хотел, но не мог ей сказать, она нежно коснулась его губ и заверила: - Всё хорошо. Я с тобой. Придвинувшись ближе и ненароком опрокинув опустевшую чернильницу, она обняла его, прижавшись всем горячим телом, и Римус послушно затих в её нежных руках, стыдясь собственного испуганного порыва и не в силах совладать с ним. Всей ладонью разгладив мягкую ткань, он тихо вздохнул и шепнул: - Как думаешь, с ним всё будет в порядке? - Что? Сперва она и не поняла, что он имеет в виду, но то, как напряжённо сжались его кулаки, пока он ждал ответа, говорило красноречивее слов. - Нет… Римус, ну что ты! – воскликнула она, обеими руками сжимая его предплечье. – Ты ведь слышал, что сказал Грэйволф – ликантропия передаётся по наследству не так часто, один раз на десять тысяч, может быть… И с нашим малышом ничего такого не случится, ведь Джаред здоров. Нам нечего бояться. С нами всё будет хорошо. Она смотрела так отчаянно, что он поверил против воли. Опустив глаза, Римус вновь бережно коснулся её живота и тут же ощутил под ладонью шевеление – даже не толчок, а нежное касание, будто ребёнок пытался дотянуться до него сквозь натянутую как барабан кожу. - Мне кажется, это и вправду мальчик, - заметил он, сам удивляясь собственным словам, и она улыбнулась в ответ: - Ну что ж, плакала моя мечта о дочке. Может, хоть внучку однажды дождусь. - Да уж, любовь моя, бабушка из тебя в случае чего получится убойная! - хмыкнул он и едва увернулся от угрожающе воздетой ладони. - Да ты нарываешься на второй раунд, как я погляжу! - пригрозила Аврора, уперев руки в бока и грозя при этом потерять равновесие, но уже в следующую секунду протянула Римусу ладони и со смешком напутствовала: - Помоги-ка мне. Прыжком поднявшись, он помог ей встать на ноги, и они вдвоём, собрав книги и пергаменты, медленно пошли обратно к поместью, где строгая Габи наверняка уже рвала на себе волосы из-за того, что ужин подан с опозданием. Остановившись ненадолго на крыльце, Римус бросил взгляд на заходящее солнце и с удивлением подумал, что впервые багровые краски заката и зависшая над лугом круглеющая луна не пугают его. Полнолуние закончится точно в срок. Теперь он это точно знал.***
А в это самое время в семи сотнях миль от Волчьей ямы, в совершенно другом доме и с совершенно другим настроением ждали совершенно другого ребёнка. Тихо постучав костяшкой пальца в дверь ванной, Джеймс окликнул без особой надежды на успех: - Милая? Можно мне всё-таки зайти? Ответом ему был лишь натужный плеск, так что он с трудом подавил тяжкий вздох. Заглянув в родительскую спальню, Гарри смерил скисшего отца каким-то совершенно уж сочувствующим взглядом и жалобно приподнял брови. - Ну, как тут? - поинтересовался он, привалившись плечом к открытой двери, и Джеймс в ответ лишь досадливо махнул рукой, отвечая вопросом на вопрос: - Чем вы там заняты? - Готовим ужин. Вернее, пытаемся, - поправился он справедливости ради и коротко усмехнулся, повернув голову на раздавшийся снизу посудный звон. Прикинув, сколько сотен галлеонов придётся после спустить на ремонт кухни, которая со времён его матери сохранилась в отличном состоянии, Джеймс коротко покачал головой и кивком указал: - Ты иди, присмотри за младшими, а я попозже приду. - Точно помощь не нужна? - с сочувствием спросил Гарри, и Джеймс, потрепав его по волосам, заверил: - Всё в порядке. Иди, я справлюсь. С видимой неохотой, но он всё же скрылся в коридоре, и вскоре заскрипели под шагами ступени лестницы вниз, а Джеймс, вновь коротко стукнув в дверь, предупредил: - Милая, я вхожу. - Толкнув створку, он замер на пороге, оглядывая царивший внутри беспорядок, и в результате смог только вздохнуть: - Мерлинова борода, Вэррон... Подняв отчаянно слезящиеся глаза, она стыдливо утёрла губы краем полотенца и не ответила, тяжело упираясь согнутым локтем в край сиденья для унитаза. Присев рядом на корточки, Джеймс после колебаний протянул руку и пригладил ей мокрые от пота волосы, отводя прилипшие пряди со лба. Заводить разговор смысла не было, потому что за прошедшие недели они уже сказали друг другу всё, что хотели и не хотели, но Вэррон была непреклонна. О том, чтобы прервать беременность, она и слышать не хотела, пусть даже нерождённый ребёнок вытягивал из неё последние силы. Она не могла спать, не могла есть и пить, и всё, что ей оставалось - ждать, когда тошнота пройдёт и можно будет во всей полноте ощутить прелесть своего положения. В момент отчаяния Джеймс даже решил посоветоваться с Авророй, но подруга, и сама дважды пережившая тяжелейший токсикоз, со свойственным ей спокойствием посоветовала не переживать сверх необходимого и верить целителям. Джеймс верил, но смотреть, как Вэррон угасает у него на глазах, было выше его сил. - Я могу что-нибудь для тебя сделать? - спросил он, заранее предчувствуя отказ, и даже не удивился, когда она покачала головой и тут же, ринувшись вперёд, вновь согнулась над унитазом. - Уйди... - простонала она, сгорая от стыда, но Джеймс с места не двинулся, мягко придерживая ей волосы и свободной рукой гладя по мелко дрожащим лопаткам. - И не подумаю, - откликнулся он, стараясь говорить на полтона тише. - Если тебе что-то понадобится, я бы предпочёл быть рядом. Так что дыши глубже и не вредничай. Ничего не ответив на неудачную шутку, Вэррон всей ладонью утёрла бледное лицо и честно попыталась отдышаться, но получалось слабо, потому что вместе с тошнотой из глубины подкатывали рыдания. - В прошлый раз ничего такого не было, - прошептала она. - А вдруг с малышом что-то не так? - Но целители ведь говорят, что всё в порядке, - напомнил Джеймс в сотый, если не в тысячный раз. - Через пару недель тошнота пройдёт, вот увидишь. Осталось совсем чуть-чуть потерпеть, правда, счёт идёт на дни. С вами обоими всё будет хорошо. - Я знаю, я... Я просто очень устала, - пожаловалась она и, не сдержавшись, снова заплакала, прикрыв глаза ладонью. Видеть её добровольные страдания было невыносимо, так что Джеймс, протянув руки, осторожно обнял её и чуть слышно попросил: - Тише, не плачь... Это всё пройдёт, я тебе обещаю. Хочешь вернуться в спальню? Она закивала, натужно икая. - Давай-ка на ручки. Вот так... Она безропотно позволила поднять себя с пола, отнести в спальню и уложить на кровать, поскольку сил на физическое сопротивление уже не осталось, но это вовсе не означало, что она замолчит и перестанет терзать себя вот так просто, после единой просьбы. - Ты вообще не должен был увидеть ничего из этого, ты... Ты теперь меня вообще никогда в жизни больше не захочешь, - простонала она, пряча лицо в подушку, так что Джеймс, садясь рядом, против воли тихо рассмеялся. - Вот, что тебя волнует, дурёха, - укорил он, наклонившись и осторожно поцеловав Вэррон во взъерошенную макушку. - Не говори глупостей. Ты у меня и раньше была самая красивая на всём свете, а теперь... Эй... Посмотри на меня. Она перевернулась на спину, и тогда он тихо, взвешивая каждое слово, проговорил: - Ты носишь под сердцем моего ребёнка. Если этого недостаточно, то я просто не знаю, как ещё сказать, насколько сильно я люблю тебя. Чуть слышно всхлипнув, она призналась: - Я тоже люблю тебя, Джимми... Я смогу, правда. Ты только не бросай меня сейчас, ладно? И он бы возмутился нелепостью предположения, если бы только не помнил тот страшный вечер, когда сам, собственными руками оттолкнул её. Очевидно, Вэррон тоже помнила всё очень отчётливо, потому и опасалась самого страшного, и страх этот - иррациональный, пронзающий кожу ядовитыми иглами, - усугублял её страдания ещё сильнее. Осторожно притянув её голову так, что они соприкоснулись лбами, Джеймс потёрся кончиком носа о её переносицу и шепнул: - Я тебя ни за что не брошу. Больше нет. И как только ты встанешь на ноги, мы пойдём в самый дорогой магазин для будущих мам и купим тебе неприлично обтягивающий джинсовый комбинезон, - пообещал он, и Вэррон, какой бы измученной ни была, рассмеялась сквозь слёзы. Это была её тайная мечта, которой она лишь однажды поделилась с Джеймсом - купить себе комбинезон из тёмно-синей джинсы, чтобы клапан плотно и нежно облегал живот и все окружающие сразу видели, что она беременна. Вэррон сама не смогла бы объяснить, откуда у неё взялась эта фантазия, но сидела она глубоко, потому что мечтать о комбинезоне она начала задолго до того, как забеременела, и даже до встречи с Джеймсом. Поняв, что истерику удалось купировать в зародыше, он улыбнулся и, прикрывая ей ноги тонким одеялом, поделился: - Ты знаешь, я тут подумал... Я хочу присутствовать на родах. Вэррон в ответ нахмурилась, полная решимости отчитать его за неудачную шутку, но всмотрелась в лицо Джеймса и наконец недоумённо, как-то жалобно приподняла брови: - Зачем тебе это? - Просто я... Ты знаешь... До сих пор я был не самым лучшим мужем и отцом, - признал он, поправив очки. - И мне хотелось бы хоть как-то это исправить. Почему бы не начать с чего-то простого? Просто быть рядом. Тем более, Бродяга говорит, что ничего запредельно страшного в этом нет, - прибавил он с усмешкой, и Вэррон удивлённо хмыкнула: - Ну, если Сириус так говорит, то кто мы такие, чтобы спорить... Ты в самом деле этого хочешь? - Да, в самом деле. Я же сказал, что не оставлю. Вэррон поспешно уткнулась носом в уголок подушки, пряча робкую улыбку, но тут же встрепенулась на раздавшийся в коридоре стук каблуков. Шагнув через порог, Ровенна МакГонагалл упёрла руки в бока и, обозрев осязаемо острым взглядом спальню и напряжённо замерших молодожёнов, громогласно поинтересовалась: - Ну, и что вы тут устроили? Вызвать будущую тёщу на подмогу Джеймс решился далеко не сразу, но в конце концов вынужден был признать, что сам просто не справляется. Как бы прискорбно ни звучало, Вэррон мало было его любви - ей нужна была чисто женская поддержка, хотя бы та самая пресловутая солидарность, которую он был просто бессилен ей дать. Повесить столь деликатную проблему на Марлин он не мог, тем более что она сама с головой ушла в лечение Корнелии и на внешние раздражители попросту не реагировала. И теперь он покорно отступил, предоставив матери хлопотать над раненным ребёнком, потому что мешать подобным проявлениям любви было попросту глупо. - Я побуду внизу, - сообщил он больше для Вэррон. - Если Вам что-то потребуется, миссис МакГонагалл... - Потребуется, уж будь уверен, - откликнулась она в своей всегдашней брюзгливой манере и подхватила с пола брошенное полотенце, заклинанием вычищая и разглаживая ткань. - Ну и бардак вы здесь развели, право слово... Ну ничего, всё поправим. - Ты останешься, мам? - спросила Вэррон, но не с раздражением, как это обычно бывало, а с плохо скрываемой надеждой, и миссис МакГонагалл, присев на край матраса туда, где только что сидел Джеймс, вздохнула: - Побуду пару дней, если не прогоните. Должен же хоть кто-то с трезвой головой во всём разобраться... Буду варить тебе твой любимый ревеневый компот, - пообещала она, и Вэррон впервые за долгое время слабо улыбнулась: - С корицей? - С корицей, - согласно кивнула она и пригладила дочке сырые от пота волосы. - Попробуй подремать, Вэррон. Сейчас нужно много спать, чтобы были силы. Она послушно закрыла глаза, прижавшись щекой к материнской ладони, и Джеймс медленно вышел в коридор, тихо радуясь, что наладить мир в семье удалось хотя бы таким образом, хотя бы временно. Понимая, что здесь теперь будет только мешать, он негласно передал бразды правления миссис МакГонагалл, а сам спустился на первый этаж, в уме прикидывая, насколько сильно могли набедокурить дети за время его отсутствия. Опасения, впрочем, оказались напрасными - когда он вошёл в кухню, огня или дыма не было видно; на столе были выставлены в художественном беспорядке чаши и соусники, Артур споро подносил Гарри тарелки, помогая раскладывать яичницу с беконом, а Полина, взобравшись на приставленный к раковине табурет, щедро поливала опустевшую сковороду моющим средством. Окинув притихших отпрысков умилённым взглядом, Джеймс подошёл к падчерице и, бережно схватив за рёбра, снял девочку с табурета. - Предоставь это мне, кукла, - напутствовал он, но Полина упрямо вцепилась в сковородку, хоть тянуться из такого положения было и неудобно - не хватало роста. - Я сама! - категорично заявила она, нырнув под руку Джеймсу и пробившись к раковине. - Гарри сказал, ты и так устал, так что мы поможем. - Гарри так сказал? - уточнил Джеймс, поверх очков метнув взгляд на старшего сына, и он в ответ пожал плечами: - Что мы, с ужином не справимся? Не ресторанное качество, конечно, но от голода не умрём. - По уронила в сковородку половину скорлупы, - со смешком сообщил Артур, и Полина тут же громко возмутилась: - Неправда! И вовсе не половинку, а маленький кусочек! Дав себе обещание, что будет жевать очень аккуратно, Джеймс заколдовал грязную посуду, чтобы сама мылась, после чего первым занял место за столом и весело скомандовал: - Давайте попробуем, что вы приготовили. Гордо вздёрнув нос, Полина схватила ближайшую тарелку и выставила на стол перед ним. - К вопросу о самостоятельности, - заметил Гарри, когда кухня наполнилась звоном вилок и ножей. - Я хочу вернуться в лавку Олливандера. Сделав глоток чая и подцепив ломтем тоста последний кусок омлета (без единого намёка на скорлупу), Джеймс выждал паузу, но наконец оценил: - Не думаю, что это правильное решение, Гарри. - Почему? - удивился он. - Старик звал меня продолжить работу ещё в прошлом августе. Он говорит, у меня хорошо получается продавать палочки, да и мне самому нравится у него работать. Хоть какое развлечение... Джеймс в общем-то понимал, что Гарри, безвылазно сидя дома, умирает от тоски, но согласиться с решением сына не мог - не теперь, когда после пожара прошло так мало времени. Он с радостью растолковал бы, что к чему, но Артур и Полина прислушивались к разговору старших с небывалым интересом, так что приходилось подбирать выражения. Младшим по негласной договорённости не стали говорить о том, что произошло с Гарри, представив всё так, будто в поместье Малфоев он всего лишь сильно поранился - как иначе объяснить батарею зелий, снадобий и притирок на прикроватной тумбе, он просто не знал, как не знал и того, что же такое с ним произошло. Профессор Грэйволф, осмотрев и опросив его ещё в больнице, решил не спешить с выводами и попросил дать ему немного времени на раздумье, на что Поттеры, скрепя сердце, согласились. Уж чего-чего, а времени у них было предостаточно. - И вообще, - продолжал Гарри, пользуясь тем, что отец собирается с мыслями и пока молчит, - я подумал, что, пока Вэррон не стало лучше, мы - я имею в виду, Артур, Полина и я - могли бы пожить у Блэков. - Нет, Гарри. Даже не думай, - отрезал Джеймс. - Это очень и очень плохая... - Это отличная идея, - спокойно возразил Гарри и прибавил, видя, что отец по-прежнему сомневается: - Пап, тебе сейчас нужно в первую очередь позаботиться о Вэррон и малыше. А Блэки охотно присмотрят за нами. Конечно, нужно сначала спросить разрешения у Сириуса и Марлин, но мне отчего-то кажется, что они не будут против. - Правда-правда! - вмешалась в разговор до сих пор тихо сидевшая за столом Полина и, спустившись со стула, подошла и доверчиво вцепилась Гарри в руку. - Я буду Марлин с двойняшками помогать - я могу, правда могу, я умею! Мы будем себя очень хорошо вести, честно! - Так я и поверил, - откликнулся Джеймс, не в силах сдержать усмешки. - Вас с Морганом только наедине оставь на пару минут - от дома и щепок не останется. И потом, у тебя скоро день рождения, - напомнил он, - и я не хочу, чтобы ты осталась без праздника или праздник этот был в чужом доме. - Да какая разница! - воскликнул Гарри, но тут же покосился на лестницу наверх за спиной отца и понизил голос до обычного уровня громкости. - Мы годами жили единым домом, так что случилось теперь? Неужели всё только из-за меня и дня рождения Полины? Так я лично организую ей незабываемый праздник, и Корни мне в этом поможет - верно я говорю, Полина? - Конечно, верно! - подтвердила девочка, горячо кивая, но Джеймс оставался непреклонен: - Я повторяю - это очень плохая... Но договорить он так и не успел. Нахмурив бровки и явственно ощущая, что дело её швах, Полина обиженно хмыкнула, поджала губы, но всё же не сдержалась и выпалила: - Пап, ну чего ты вредничаешь! Переглянувшись с Артуром, выглядевшим мало сказать удивлённым - почти шокированным, Гарри вновь взглянул на отца, который теперь не сводил взгляда с Полины, разрываясь между возмущением в ответ на несправедливый упрёк и радостью. - Что?.. Подойдя к ней вплотную и опустившись на одно колено, он крепко обхватил Полину руками за плечи и с жаром потребовал: - Повтори – как ты меня назвала? Девочка сконфуженно опустила голову, но почти сразу же вскинула подбородок и с едва ощутимой заминкой послушно выдохнула: - Папа. Можно? Джеймс в ответ лишь болезненно усмехнулся. Положа руку на сердце, он и не рассчитывал, что приёмные дети когда-нибудь станут звать его отцом - ведь они уже взрослые, да и настаивать на этом он бы никогда не посмел, хватило бы простого обращения по имени. Так что теперь добровольный выбор Полины выбил его из колеи, потому что до сих пор он и не подозревал, что за прошедшие полгода умудрился заслужить любовь и доверие настолько глубокие. - Конечно, - кивнул он, едва сумев выдавить простое слово из враз пересохшего горла. - Конечно, можно... - И в гости к Блэкам можно? - не замедлила спросить Полина, и кухня тут же содрогнулась от взметнувшегося в воздух взрыва хохота. Поднявшись в полный рост и приобняв за плечи доверчиво приникшую к нему девочку, Джеймс окинул взглядом хохочущих мальчишек и наконец обречённо махнул свободной рукой. - Пойду напишу Сириусу, - сообщил он, делая первый шаг по направлению к гостиной. - Всё равно всю душу вытрясете, заговорщики чёртовы. - Это всё Полина! - указал пальцем Артур, которому и самому не терпелось побывать в легендарном доме на площади Гриммо. Показав брату язык, Полина с довольной улыбкой проводила Джеймса взглядом, а Гарри, уперевшись ладонями в колени, наклонился к ней и с лукавой усмешкой поинтересовался: - Ну что, мой дорогой подельник... И что ты за это хочешь? Такой успех, определённо, стоит поощрения. Полина задумалась. Просить что-то материальное у неё не хватило бы наглости, но и просто так отказываться от предложенного было глупо - это она понимала даже сейчас, хотя была всего лишь маленькой девочкой. Поэтому она, посомневавшись, всё же смело вскинула голову и спросила: - А можно мне в ту комнату? Я видела там книги. Гарри чуть приметно нахмурился и ответил не сразу. "Той комнатой" младшие называли пустующую гардеробную в конце коридора первого этажа, куда после переезда снесли коробки с мамиными вещами. Там действительно было много книг - в основном учебники или справочники, ничего особенного, - но всё же Гарри крепко задумался. До сих пор Артур и Полина, да и Вэррон, если уж совсем честно, принадлежали его новой жизни, и пустить их туда, в ту комнату, в жизнь старую, значило раз смешать две едкие субстанции и оставить их вариться в общем котле раз и навсегда. - Ну пожалуйста, Гарри, - настояла Полина, видя, что он колеблется. - Я там ничего не сломаю, честно! Хочешь, пойдём со мной и сам посмотришь. При тебе я точно не наведу там беспорядок. - Ладно, - кивнул он, вполне удовольствовавшись обещанием. - Сразу, как вернёмся от Блэков. - Подлиза По, - фыркнул Артур - впрочем, без намёка на злобу, и Полина, гордо вздёрнув курносый нос, очень важным взрослым тоном напутствовала: - Это называется "завершить переговоры взаимовыгодным образом". Учись, Арти. Не прибавив ни слова, она царственно удалилась вверх по лестнице, оставив мальчишек недоумённо смотреть ей вслед.***
Когда Антарес вернулся в спальню, Гермиона ещё спала. Впрочем, ничего удивительного, если учитывать, что уснули они глубоко за полночь. Присев на край кровати, он осторожно наклонился, опираясь на локоть и всмотрелся в её безмятежное лицо, сонно размышляя о том, насколько сильно их отношения изменились за прошедшие месяцы. Нет, любовь и страсть никуда не делись, при каждой встрече вспыхивая с новой силой, но всё же глупо было отрицать, что между ними стало куда больше откровенности. Быть может, всё дело было в том, что пасхальная трагедия в Лондоне и её многочисленные последствия обнажили все самые неприглядные стороны их обоих, а потому притворяться и корчить из себя идеальность было попросту бессмысленно - по крайней мере, друг перед другом. И именно сейчас, здесь, наедине с ним, зацелованная, на смятых простынях, она была настоящей, невыносимо прекрасной и искренней. Совершенная настолько, что можно было любоваться целую вечность. Коротко поцеловав её в висок, Антарес выбрался из постели и прошлёпал босыми ногами на кухню. Будет лучше, если, проснувшись, Гермиона застанет его не за разглядыванием, а за приготовлением лёгкого субботнего завтрака – тем более что, смущённая его заботой, она тоже была чудо как хороша. Впрочем, сегодня был не самый лучший день для ранних пробуждений, а потому даже звон переставляемой посуды и аромат свежего теста не смогли вырвать Гермиону из объятий Морфея. Наскоро сервировав стол и хозяйской рукой подправив фигурно сложенные салфетки, Антарес вернулся к разворошённой постели и нежно поцеловал Гермиону в смеженные веки, так что она тихо довольно фыркнула, пытаясь увернуться сквозь сон. - Просыпайся, спящая красавица, - поторопил он и пригрозил: - Иначе я съем все вкусности сам! - Привет, - сонно улыбнулась она и принюхалась. - Вафли? - Вафли, - подтвердил он и коротко поцеловал её. - Ну что, завтрак в постель или всё же будем играть в благочестивых горожан и совершим трапезу в отведённой для этого комнате? Гермиона в ответ на такое пафосное предложение лишь замотала головой и потянула его в постель, крепко схватив за руки. - Пока не хочется вставать, - пробормотала она, когда Антарес вытянулся рядом, и прижалась щекой к его плечу. - Мне такой сон снился... - Хороший? - забеспокоился он, и она кивнула: - Хороший. Я не помню, про что, но хороший. А ты во сне шептал моё имя, - вдруг произнесла она, приподняв голову и лукаво глядя на него из-под ресниц. - В самом деле? - Да. Я ведь позже заснула, иначе бы и не услышала - так тихо-тихо... Что тебе снилось? - Да так, - отмахнулся он, потянув её обратно, - ерунда всякая. Не помню точно. Быть может, она и не поверила, но внутренним чутьём ощутила, что настаивать не стоит. Пусть так, для себя решил Антарес, прижимая её к груди и целуя в нежно золотящийся на утреннем солнце висок. Он бы и под страхом смертной казни не рассказал о том, какие сны терзают его - потому что слишком страшно было спугнуть на мягких лапах крадущееся будущее, пока ещё эфемерное, но проступающее из небытия всё чётче и сильнее с каждым днём. Он гнал от себя эти мысли, обоснованно считая их чересчур поспешными, но отмахнуться до конца не получалось никакими силами. Слишком уж нежными были крохотные пальчики ребёнка, слишком трепетно Гермиона прижимала его к груди... Не его, исправил он сам себя и криво усмехнулся, глядя в окно сквозь просвет между шторами. Её. - Мне не нравятся эти сны, - пробормотала Гермиона, отчаянно борясь с зевотой. - Ты из-за них грустишь. - Ты ещё скучать будешь по моей депрессивной физиономии, - с усмешкой откликнулся он и тут же прикусил язык, понимая, что ненароком наступил ей на больную мозоль, ведь разлука, пусть и кратковременная, была теперь уже неминуема. Визит к тёте Джо-Джо и девочкам переносился несколько раз по не зависящим от Гермионы причинам. Гибель младшей дочери очень остро ударила по тётушке, а потому опасения за её психическое здоровье стали теперь таким же элементом повседневности, как вечерний чай или воскресные газеты для отца. И хотя Гермиона тоже тосковала по Кэрри и не проходило и дня, чтобы она не вспоминала свою сестричку со слезами на глазах, им всем нужно было двигаться дальше. Чего она не хотела, так это того, чтобы её будущее походило на бесконечное, к горизонту тянущееся кладбище. Именно поэтому она старалась как можно меньше времени проводить дома, всё чаще даже на ночь оставаясь на Уайтхолл. В руках Антареса все невзгоды мгновенно забывались. Вот и теперь, тряхнув головой, она отогнала от себя грустные мысли и сосредоточилась на ощущении ладони Антареса, медленной змеёй ползущей по её пояснице. - Будешь по мне скучать? – настойчиво переспросил он, и Гермиона усмехнулась в ответ: - Учитывая, что мы вновь увидимся через пять с половиной часов – вряд ли, - на что Антарес лишь застонал в притворной муке: - Не-е-ет, ты не можешь так со мной поступить… Всегда знал, что тебе от меня нужен только секс! - Разумеется, не только, - возразила она, даже не пытаясь бороться с разбирающим её дурашливым хохотом. – Ещё твоё громадное наследство! Сдавив её руками так, что и не вздохнуть, Антарес подмял её под себя и с усмешкой уточнил: - Вот так значит, да? Ну, у Корнелии-то наследство будет побольше моего – большая часть бабкиного золотого запаса и целый дом в восемь этажей, как-никак. Так что ещё не поздно подвинуть Поттера и найти себя в мире однополых союзов. - Я непременно подумаю над твоим предложением, - заверила она, не переставая улыбаться, и он вновь попросил: - Ну же, признайся… Я ведь так старался прошлой ночью… И даже, кажется, достиг определённых успехов, - прибавил он грудным шёпотом, тщеславно усмехнувшись, и Гермиона, хоть и покраснела, глаз не отвела. - Вполне возможно, - протянула она, слегка прикусив нижнюю губу. Антарес в ответ лишь довольно хмыкнул. Она могла отпираться, сколько угодно, но то, как она извивалась и стонала под ним, говорило громче любых слов. И самым прекрасным в этой маленькой игре было то, что Гермиона сама отчётливо понимала, что собственное тело выдаёт её с головой. Тщеславно усмехнувшись, он опустил голову ей на грудь и закрыл глаза, а Гермиона, глядя в гладко выкрашенный потолок, после недолгого молчания окликнула: - Терри... Слушай… Вот ты сказал про твою бабку, и я подумала… Она ведь не терпела маглокровок, верно? Мне Корни рассказывала. - Да, - запросто откликнулся он, не поднимая головы. – Почему ты об этом спрашиваешь? Она замялась, перебирая его волосы, но всё же призналась: - Просто я подумала… С тобой ведь ничего не случится из-за меня? Из-за того, что я такая. - Какая? – переспросил он, упираясь на локти и глядя на неё с мягкой усмешкой. – Изумительная? На деле Антарес понимал, к чему она ведёт. Его предки были большими мастерами измываться над окрестными маглами - чего стоили хотя бы наложенные на дом чары, которые удалось снять лишь с большим трудом и при помощи специалистов с маминой бывшей работы. В своё время о нетерпимости старших Блэков к неколдующему населению ходили легенды - жутковатые, как неадаптированные сказки братьев Гримм, - а потому логично было предположить, что, оберегая чистоту рода, они могли наложить на собственных потомков... не проклятие, но, скажем, комплекс заклятий, призванных воспрепятствовать противоестественному с их точки зрения союзу. Понятное дело, почему Гермиона занервничала, но сам Антарес был спокоен и уверен в собственной правоте. Тут к слову бы напомнить, что и Диана была из грязнокровок, а Флёр – вообще на четверть нелюдь, но чёрта с два он бы заговорил об этом добровольно. Хотя тенденция вырисовывалась любопытная, признал он с усмешкой и, осторожно взяв за подбородок, развернул Гермиону лицом к себе: - Эй… Для меня это неважно, знаешь же. Будь ты хоть трижды маглорождённой, я всё равно не перестану любить и хотеть тебя. К тому же, как видишь, член у меня пока не отпал, - прибавил он в притворной задумчивости, и Гермиона расхохоталась. - Терри! – воскликнула она, пока он, смеясь, уворачивался от её угрожающе воздетой ладошки. – Мерлин всемогущий, как ты можешь быть таким пошляком! - Как знаешь, милая, но мне отчего-то кажется, что сейчас ты лукавишь, - заметил он и, легко прихватив зубами кожу над сонной артерией, томно прошептал: - И на самом деле тебе это нравится. Ответом ему стал лишь рваный вдох, служивший самым ярким подтверждением его правоты. Прокладывая дорожку влажных поцелуев-укусов всё ниже, он остановился на груди, но лишь ненадолго, тут же осторожно прихватив уже побелевшую рубцовую ткань и заставив Гермиону мучительно прогнуться. - Больно? – забеспокоился он. На мгновение зажмурившись, она кивнула. - Мне прекратить? – переспросил он, вновь осторожно сжав зубы, и она сбивчиво прошептала в ответ: - Не вздумай… Наверное, это и было счастье - изнемогать под его ласками, с исступлённым наслаждением ощущая, как душа и тело пульсируют в унисон. И для того, чтобы чувствовать себя счастливой, ей необязательно было быть с ним рядом - достаточно было просто твёрдо знать, что встреча состоится, что закончится этот омерзительный во всех отношениях день и она снова окажется дома. Там, где на самом деле дом. А пока, поцеловав на прощание Антареса, который, растаяв в воздухе, отправился на работу, Гермиона прошла по подъездной дорожке к дому родителей, стараясь не стучать каблуками, и отперла входную дверь, от души пожелав, чтобы удалось проскользнуть в собственную комнату незамеченной. Она не слишком старательно пряталась, но ни к чему лишний раз было нервировать родителей, которые и без того были близки к нервному помешательству. За её спиной хлопнула дверца холодильника, и Гермиона, уронив плечи и понимая, что теперь разбирательств не избежать, вошла в кухню и с максимальным спокойствием поприветствовала: - С добрым утром. - С добрым, - откликнулся мистер Грэйнджер, делая глоток кофе из собственной чашки; миссис Грэйнджер промолчала, гипнотизируя взглядом лежавшие перед ней на тарелке аппетитные гренки, и Гермиона с лёгким нажимом окликнула: - Доброе утро, мама. - Ты опять была с ним? Медленно выдохнув, Гермиона подошла ближе и остановилась у края стола, мысленно призывая Мерлина, Моргану и всех основателей послать ей терпения. Их с Антаресом отношения были для матери как красная тряпка для быка, а потому не проходило и недели, чтобы она не прошлась по возлюбленному Гермионы, совершенно не стесняясь в выражениях. Мистер Грэйнджер, нужно отдать ему должное, по большей части отмалчивался, но по всему было понятно, что он с супругой более чем согласен, так что Гермиона в их семье неизменно оставалась в меньшинстве. Решив играть честно от первого до последнего слова, она вскинула голову и подтвердила, глядя матери в глаза: - Да. - Я так и знала. Я так и знала... Ничего хорошего тебе такой образ жизни не принесёт, вот увидишь, - провозгласила она, и мистер Грэйнджер, отставив чашку, призвал к порядку: - Мина, перестань. Мы условились говорить спокойно, так что ни к чему затевать ссору. - "Условились"? - переспросила Гермиона, повернувшись к отцу. - Это надо понимать так, что к разговору вы за моей спиной долго готовились - верно, пап? Ничего не ответив на озвученную догадку, мистер Грэйнджер выдвинул стул и указал: - Присядь, пожалуйста. Нам действительно нужно поговорить. Чтобы не провоцировать лишний раз и без того назревающий скандал, Гермиона послушно опустилась на стул так, что родители оказались по обеим сторонам от неё, и приготовилась слушать. - Послушай, милая, - начал мистер Грэйнджер, собравшись с духом. - Мы с мамой желаем тебе только добра и всерьёз обеспокоены. Пусть вы встречаетесь с этим парнем... - Антарес, - перебила она, не поднимая головы. - Его зовут Антарес, папа. Медленно выдохнув, он стиснул в кулак лежавшую на краю стола ладонь и произнёс: - Ладно, с Антаресом. Но ты не можешь не понимать, что ты ещё слишком юна для столь взрослых отношений. Господи, тебе ведь только шестнадцать... - В сентябре я стану совершеннолетней, пап, - напомнила она так, будто об этом можно было легко забыть в повседневной суматохе. - У волшебников совершеннолетие наступает в семнадцать, я ведь рассказывала вам. - Это ничего не меняет, - вмешалась миссис Грэйнджер возмущённо звенящим голосом, но мистер Грэйнджер, протянув руку через стол, сжал её ладонь и продолжил: - Пусть так, но ты ещё даже не окончила школу. Мы всегда хотели, чтобы ты получила приличное образование, устроилась на хорошо оплачиваемую работу... Правда, мы не планировали, что твоя деятельность будет связана с колдовством, - прибавил он, задумчиво почёсывая бороду, но Гермиона не дала ему продолжить, упрямо заявив: - Но она будет связана, папа. Миссис Блэк договорилась через каких-то своих знакомых и устроила меня на стажировку в банк "Гринготтс". В августе я буду работать в Отделе оценки редкостей - ты хоть можешь представить, насколько это здорово? Если я хорошо зарекомендую себя, то после сдачи выпускных экзаменов меня возьмут на работу в главный волшебный банк Великобритании. Я думала... Я надеялась, вы порадуетесь, - прибавила она совсем беспомощно, но родители, к сожалению, услышали в её словах совсем другое. - Об этом я и говорю, - произнёс мистер Грэйнджер, тяжело опираясь на согнутый локоть. - Эти Блэки даже не оставляют тебе выбора, подминая под себя... - Хватит. Предупреждение прозвучало резче, чем она планировала, но остановиться Гермиона уже не могла - её душил едва сдерживаемый гнев. - Это даже не смешно, знаешь ли, - строго произнесла она. - Если бы не связи Сириуса и Марлин, на свете сейчас не было бы ни меня, ни мамы. Это эти Блэки выписали целителя из больницы, он какой-то давний знакомый... - А ты не думала, что эти твои целители могли нанести здоровью твоему и мамы непоправимый вред? - непривычно живо откликнулся мистер Грэйнджер и прибавил, понижая голос: - Быть может, из-за их манипуляций мама теперь вот... такая. Эта фраза была для Гермионы как пощёчина, но она всё проглотила. Когда она во время очередной консультации спросила целителя Обри, он честно ответил, что вмешательство магической медицины в организм пострадавшего магла никогда не проходит бесследно, но, говоря совсем откровенно, слабая дрожь в руках, которой отделалась после нападения Пожирателей миссис Грэйнджер, была самым лёгким из последствий. Сама Гермиона это понимала, но настроить на лучшее мать, которая теперь не могла полноценно работать, она не могла - не хватало сил. - Мама... такая, - откликнулась она, нарочно выделив последнее слово интонацией, - потому что могло быть гораздо хуже. Нас могли убить, если бы не Терри. Что, если бы я оказалась на месте Кэрри, папа? Это было бы для вас лучше?.. - Прекрати немедленно нести эту чушь! - потребовала миссис Грэйнджер, и Гермиона, решив следовать требованию до конца, встала из-за стола и быстро вышла, едва подавив желание опрометью броситься вверх по лестнице. Уже в своей комнате она подошла к кровати и извлекла из-под подушки Сквозное зеркало, которое так и осталось у неё. - Антарес! - позвала она, содрогаясь всем телом. Поверхность стекла тут же помутнела, и она услышала голос Терри, бодро вещавшего: - Да, в кладовой была пара экземпляров. Я сейчас принесу... Милая, в чём дело? - строго спросил он, наконец показываясь в поле зрения. - Я ведь на работе. У тебя всё в порядке? - Нет, - быстро откликнулась Гермиона, бросив вороватый взгляд на дверь комнаты. Впрочем, то, какой бледной она была, говорило громче любых слов, и Антарес, не дожидаясь просьб и объяснений, поднёс зеркало к лицу и вполголоса быстро произнёс: - Дай мне пару минут, я сейчас. Гермиона, я сейчас приду, только не делай глупостей, - с нажимом повторил он, и она с видимым трудом кивнула: - Хорошо. Постарайся поскорее. Отбросив зеркало на кроватное покрывало рядом с собой, она на мгновение согнулась пополам, запустив пальцы в волосы, а после решительно встала, подошла к платяному шкафу у стены, распахнула дверцы и принялась по одному срывать платья с вешалок, беспорядочной горой сбрасывая на кровать. - Что ты делаешь? Гермиона, куда ты собралась? - Думаю, мне лучше какое-то время пожить вне дома, - отрезала она, даже не обернувшись к родителям, и миссис Грэйнджер, преодолев разделявшее их расстояние, вцепилась дрожащей рукой дочери в плечо и порывисто развернула к себе лицом - но почти тут же натолкнулась на взгляд настолько ледяной, что её пальцы разжались сами собой. - Что бы я ни сказала, - уверенно произнесла Гермиона, - вы отказываетесь меня слушать. Это нечестно, мам. Я ведь стараюсь, зачем вы так... - Гермиона! Вскинув голову на раздавшийся внизу голос, она тут же откликнулась: - Я здесь! - и, прошмыгнув под протянутой рукой отца, бегом бросилась вниз, где уже ждал Антарес. Спрыгнув с последней ступеньки и приземлившись точно в протянутые руки, она обхватила его руками за шею и горячо прошептала: - Пожалуйста, ты можешь забрать меня отсюда прямо сейчас? Опустив её на пол, но так и не разжав рук, Антарес сжал её лицо в ладонях, напряжённо вглядываясь в испуганные глаза. Он не задал ни единого вопроса, но, очевидно, в конце концов высмотрел что-то такое, что заставило его кивнуть: - Хорошо. - Убери от неё руки немедленно! Начавшийся таким образом диалог априори не мог продолжиться лучше, но всё же Антарес, смерив тяжёлым взглядом спустившихся вслед за дочерью старших Грэйнджеров, максимально спокойным тоном начал: - Я понимаю, что в этом доме мне не рады... - Верно, юноша, - кивнула миссис Грэйнджер и вцепилась собственными ладонями, дрожь в которых заметно усилилась, в полы домашнего кардигана. Бросив короткий взгляд на испуганно замершую Гермиону, Антарес понял, что договориться вряд ли получится, но всё же для себя решил, что хотя бы попытается. Хотя бы ради Гермионы, Мерлин раздери... - Послушайте, я люблю вашу дочь, - произнёс он, и его голос напряжённо дрогнул в конце фразы. - И если бы вы дали себе труд хотя бы выслушать нас обоих, вы бы убедились в том, что... - Это не любовь, - отрезала миссис Грэйнджер, яростно сверкнув глазами. - Не бывает никакой любви в шестнадцать лет, это всё гормоны! Через год-другой пройдёт как страшный сон. - Не пройдёт, - возмущённо вскинулась Гермиона, лопатками вжимаясь Антаресу в грудь. - Ты понятия не имеешь, о чём говоришь. Мы с Терри будем вместе, и мы будем счастливы, мам. И если уж я дождалась его из тюрьмы, - прибавила она дрожащим от избытка чувств голосом, - то теперь меня уже ничто не остановит, и тем более отсутствие вашего благословения! Антарес едва сумел подавить тяжкий вздох, потому что та тишина, которая повисла после этих слов в холле, не предвещала ничего хорошего. - Думаю, девочка, ты выбрала не лучшее время для подобных откровений, - обронил он, искоса взглянув на Гермиону, и перевёл взгляд на стоявшую напротив миссис Грэйнджер, которая несколько мгновений открывала и закрывала рот, как вытащенная из воды рыбина, а после подняла руку и, указывая на Антареса дрожащим пальцем, громогласно поинтересовалась: - Он что - сидел... - Мне грозило пятнадцать лет, - признался Антарес, решив, что теперь рано или поздно они всё равно узнают. - Меня обвиняли в убийстве, видите ли. Но теперь оправдан, по всем статьям оправдан, а тех, кто меня подставил, ищут мракоборцы. Клацнув челюстями, миссис Грэйнджер надолго замолчала, а мистер Грэйнджер, покачнувшись, опустился на нижнюю ступень и глухо простонал: - Я всегда знал, что что-то с этими Блэками не так!.. Не бывает таких семей, нет! Где-то должен быть подвох! - Послушайте, мистер Грэйнджер... - начал было Антарес, но к мужу уже присоединилась миссис Грэйнджер, которая, увещевая, произнесла: - Роджер, милый, но ведь это всё объяснимо с точки зрения психологии! Филис рассказывала, будто при определённых обстоятельствах жертва может оправдывать насильника... - Мама! Панический вопль вырвался у Гермионы из груди раньше, чем она успела его сдержать; она попыталась вцепиться Антаресу в руку, но он вырвался, сделав единственный угрожающий шаг вперёд и выставив вперёд руку с грозно отставленным пальцем. - Слушайте, вы... Но он не успел договорить, потому что мистер Грэйнджер, поборов удар первоначального шока, поднялся на ноги и, шагнув навстречу противнику, выкрикнул: - Моя дочь ни за что не будет встречаться с убийцей! Дальнейшая последовательность событий будто отпечаталась у Гермионы в мозгу воспалённым негативом и долго ещё являлась ей в самых страшных снах - даже годы спустя, когда сама она стала матерью, раз за разом заставляя задаваться вопросом, можно ли было поступить иначе, хоть как-то свести отвратительную ссору на нет или хотя бы минимизировать последствия. Но это было потом. Очень сильно потом. А пока она просто наблюдала, как Антарес, сведя брови и оскалив зубы в жуткой гримасе, одной рукой властно отвёл её в сторону, заслоняя собой и при этом не сводя глаз с мистера Грэйнджера. Всё пространство холла от пола до потолка заполнил громовой утробный рык, будто сам воздух завибрировал и съёжился, и в следующую секунду он превратился в медведя и, встав на задние лапы, угрожающе заревел. Старшие Грэйнджеры отшатнулись с поразительным единодушием, миссис Грэйнджер испуганно взвизгнула и тут же подавилась собственным воплем, когда медведь, мотнув головой, сбил на пол нарядную люстру, осколками осыпавшуюся на ковёр. - Терри, нет! Метнувшись вперёд, она прижалась в нему, не давая опуститься на четыре лапы и удерживая от непоправимого. Она не боялась того, что он причинит зло её родителям - знала ведь, что это невозможно. Но вот винить себя за несдержанность он вполне мог, а она не хотела, чтобы он изводил себя. - Нет... Не надо... - безостановочно шептала она, изо всех сил вцепившись пальцами в мех у него на груди и вжимаясь лицом в тёмные пятна, раньше бывшие татуировками. - Терри, пожалуйста, не надо... Тяжёлая лапа опустилась ей на плечи, притягивая ближе и закрывая, и угрожающий рык сменился уютным ворчанием, от которого всё её тело искололо огненными мурашками. Мелькнула ослепительная вспышка, и мгновением спустя острые когти сменились крепкой ладонью, впивающейся ей в незащищённую кожу. - Собирайся, - приказал Антарес, сам удивляясь тому, откуда взялось столько силы в его голосе. – Собирайся, Гермиона, я не шучу. Много вещей не бери, только самое необходимое. Тон его был настолько суровым, что она наконец оторвалась от него, по инерции сделала пару шагов по направлению к лестнице, но всё же остановилась и обернулась. - Куда мы? Продолжая сверлить мистера Грэйнджера взглядом, он в ответ произнёс лишь одно слово, прозвучавшее как приговор: - Домой.