***
Постепенно Большой зал заполнялся гостями, студентами и членами их семей. По случаю торжественной церемонии факультетские столы и скамьи заменили рядами стульев с бордовой бархатной обивкой, предварительно поделив всё пространство зала на четыре сектора, и теперь по проходам расходились новоприбывшие, которых ничего не стоило рассмотреть во всех подробностях. - А старушка Гризельда всё хорошеет, - хмыкнул Драко, глядя вслед мадам Марчбэнкс, возглавлявшей делегацию членов ВЭК; почтенная леди передвигалась с явным усилием, но всё же бодро постукивала клюкой ко каменным плитам пола и ногам тех, кому не посчастливилось сидеть с краю. - Как думаешь, Синистра, она доживёт до тех блаженных времён, когда мы будем сдавать Ж.А.Б.А.? Джаред не ответил, не сводя глаз с прошедшего к первому ряду Фаджа, и лицо его было такое, что сидевшая рядом Адаре поспешно вцепилась ему в ладонь. Но он не собирался никуда идти и ни с кем заговаривать, а потому лишь успокаивающе погладил её по пальцам, но так ничего и не сказал. - Не беспокойся, - шепнул Эйдан, слегка склонившись к нему из заднего ряда. - Если я правильно понял, он в министерском кресле досиживает последние дни. Выйдя, наконец, из состояния задумчивой неподвижности, Джаред повернулся к нему и заинтересованно приподнял бровь, однако Эйдан тему развивать не пожелал и вновь сел ровно, глядя вперёд, на возвышение. Наконец, когда зал оказался полностью заполненным, а шевеление в рядах немного улеглось, вперёд выступил Фадж и, вертя и сминая свой легендарный салатовый котелок, произнёс зануднейшую речь о том, как важно чтить традиции в воспитании молодого поколения талантливых волшебников. Хорошо ещё, что речь его не продлилась долго, и вскоре слово взяла министр магического образования Глория Бичемп, которая хоть и обрушила на слушателей целый ворох чиновных формулировок, но говорила живо и не грозила утопить зал в сонном оцепенении. Наконец наступил черёд новому директору приносить клятву. Снейп, с изжелта-серым от волнения лицом, вышел вперёд и опустил ладонь на громадный талмуд, который заранее положили на золочёную подставку. - Устав Хогвартса, - объяснила Гермиона, наклонившись к Гарри. - И ты что, целиком прочитала вот это? - тихо поразился он, поскольку ему показалось, что в фолианте тысячи страниц. Гермиона в ответ посмотрела на него чуть ли не с жалостью, так что вопрос отпал сам собой. Прижавшись к боку Антареса, она с интересом наблюдала, как Снейп повторяет за Бичемп слова клятвы - о том, что обязуется беречь учеников, соблюдать традиции, заботиться о благе родной страны и бла-бла-бла... а Гарри искоса наблюдал за сидевшей рядом Корнелией, надеясь хотя бы высмотреть в её лице, что между ними происходит. Ему до сих пор было не по себе от того, что случилось (или не случилось) накануне выхода в Хогсмид, но теперь он не понимал, как заговорить с ней, хотя и чувствовал, что им нужно всё обсудить. Протянув руку, он осторожно сжал её ладонь, свободно лежавшую на коленях. Удивлённо хлопнув ресницами, она обернулась, и тогда Гарри, пригнувшись, шепнул: - Прости меня. Я понимаю, что виноват... - Нет. - Она качнула головой, так что он скорее увидел, чем услышал ответ. - Это ты меня прости. Мне не стоило... Я не хочу, чтобы мы с тобой снова ссорились из-за глупостей. - Но это не глупости, - возразил Гарри, и, хотя говорить приходилось чуть слышным шёпотом, голос его звучал горячо как никогда. - Я не хотел делать тебе больно. Окинув его виноватым взглядом сквозь ресницы, Корнелия припомнила то, что ей когда-то говорил отец, придвинулась ближе, и прошептала Гарри на ухо: - Мы никому не причиняем боль так часто, как тем, кого мы любим. Вздрогнув, он не нашёлся, что ответить, но она уже отстранилась, соблюдая рамки приличий, хотя, глядя на зачитывавшего клятву Снейпа, почти не видела его - мир расплывался перед глазами радужными бликами. Оглянувшись на сидевшего по другую сторону от сестры Антареса, Гарри осторожно развернул Корнелию лицом к себе и принялся кончиками пальцев вытирать ей щёки, в глубине души надеясь, что, если кто-то и заметит её слёзы, подумает, что она просто растрогалась такому внезапному повышению наставника. - Я очень люблю тебя, - прошептал он. - Правда. Ты же знаешь об этом... Корнелия закивала, медленно выдыхая через рот, чтобы успокоиться, и тогда Гарри, наклонившись и почти уткнувшись лицом ей в волосы, всё так же тихо прибавил: - Всё бы уже случилось, если бы мне было чуть больше всё равно. Отстранившись так, чтобы видеть его лицо, она не ответила на эту неловкую фразу. Она должна была сказать ему всю правду о том, как всё было, объяснить, что у них с Эйданом ничего не было и что сейчас они в равных условиях и волнуются тоже на равных... но она не могла выдавить из пересохшего горла ни слова. И дело было даже не в том, что они находились в переполненном Большом зале, окружённые родными, друзьями и приятелями, каждый из которых мог их подслушать и понести дальше новую волну слухов и сплетен. Просто Корнелия неожиданно даже для себя испытала приступ жгучего стыда и поняла, что просто не может вновь заговорить о том, в чём сама была виновата. Быть может, с течением времени она сумеет как-то выкрутиться и без долгих объяснений, но пока что имело смысл прекратить лобовую атаку и вести себя чуть потише - иначе существовала немалая вероятность, что Гарри не выдержит напора и просто от неё сбежит. Сейчас, по крайней мере, он никуда сбегать не собирался, продолжая перебирать её пальцы с такой потрясающей нежностью, что у Корнелии защемило сердце. Слегка потянувшись, она мазнула губами по его щеке, зацепив уголок рта, и вновь села ровно, но руки из его ладоней так и не отняла. В следующий миг Большой зал взорвался аплодисментами - слишком занятые друг другом, они пропустили почти всю церемонию и теперь присоединились к дружно хлопавшим гостям. Как и всегда после завершения официального мероприятия, по Большому залу прокатился общий вздох облегчения: гости вставали, разминали затёкшие от долгого сидения ноги и спины, переговаривались, смеялись и делились планами на остаток дня. Жизнь продолжалась, и Гарри, взяв Корнелию под руку, чтобы не отнесло толпой, и прижимая её локоть к собственным рёбрам, вдруг подумал, что где-то в Больнице святого Мунго целители борются за здоровье Амбридж и ей-то точно не до смеха и радости. Он не любил бывшую директрису, обоснованно считая её жестокой дурой, но от мыслей о ней отмахнуться почему-то не мог. Ловко лавируя в толпе даже несмотря на трость, которой до сих пор пользовался, к ним подошёл профессор Грэйволф. Впрочем, Гарри догадывался, что его старший тёзка пользуется тростью лишь для импозантности, а вовсе не по причине старческой немощи, в которой теперь его - идеально собранного, с несгибаемой спиной под специально по случаю пошитой мантией - заподозрить было совершенно невозможно. И то, как усмехалась краешком губ следовавшая за коллегой профессор МакГонагалл, громче слов говорило о том, что Гарри в своих предположениях прав. - В учительской сейчас намечается большая гулянка, которой я бы предпочёл избежать, - сообщил профессор и внезапно предложил: - А что, если всем нам отобедать в Порт Уильям? - То есть, ты решил устроить собственную гулянку? - со смешком уточнил Сириус, и Грэйволф пожал плечами: - Почему нет? Тем более, я уже отправил Эмме патронуса с инструкциями. Само предложение казалось несусветной дикостью, ведь Грэйволфы не принимали гостей в количестве больше двух человек вот уже более десятка лет, но всё же Адаре подавила волну первоначального изумления и с жаром поддержала деда: - В самом деле! Вэррон, вы ведь так и не побывали в нашем новом доме. Великий дракон, да ведь его никто из вас не видел, кроме Джареда, Мораг и Антареса! - спохватилась она, и Уилл справедливости ради заметил: - Я, вообще-то, тоже там был. Заявление было встречено дружным хохотом, но Джеймс, смеясь, всё же выказал опасение: - Мы планировали сразу вернуться домой - не хочу, чтобы Вэррон переутомлялась, - однако сама миссис Поттер лишь всплеснула руками: - Ох, Джимми, перестань! Мой боевой дух не сломить так просто. - Вэррон, мы сотню раз это обсуждали, - начал он было, но тут профессор МакГонагалл повернулась к нему и с плохо скрываемым возмущением проговорила: - Если женщина утверждает, что с ней и её ребёнком всё в порядке, не пытайтесь доказать обратное! Ничего не случится, если Вэррон немного развеется. И я категорически настаиваю, мистер Поттер! - указала она на Джеймса длинным пальцем, и он поднял руки, обороняясь: - Что Вы, профессор МакГонагалл, как же можно! После того, как согласием Поттеров от мала до велика удалось заручиться без особых усилий, оставались ещё и Блэки, и тут Уилл предчувствовал, что придётся повозиться, поскольку Морган, стоявший между старшим братом и матерью, смотрел на него снизу вверх со злобой и недоверием. Для Уилла осталось загадкой, сколько воспитательных бесед было проведено с Морганом о том, что не нужно заявлять о собственном желании убить обидчика хотя бы прилюдно, а потому теперь он учтиво склонил голову и осведомился: - Морган, надеюсь, ты не откажешься посетить наш дом? Хотя бы ненадолго. Все, бывшие в курсе конфликта, с интересом покосились на мальчика, а он, переглянувшись с возбуждённо приплясывающей на месте Полиной, которой уже не терпелось отправиться в гости, вновь обернулся к Уиллу и великодушно сообщил: - Если Мораг пожелает. - Пожелаю, - улыбнулась та и, пригнувшись, поцеловала братишку в лоб. - Только переоденусь, а то школьная мантия не настраивает на праздничный лад. Добираться решено было через камин в кабинете профессора Грэйволфа, так что перемещение заняло смехотворно короткое время - и вот уже все гости, отряхиваясь от золы, оказались в каминном зале пока ещё безымянного поместья, где их встречал весь штат прислуги, не занятый в подготовке и сервировке обеда. Тут же была и кормилица с самой младшей хозяйкой дома, и, увидев шедших в авангарде крёстных родителей, Деви довольно запищала и с радостью пошла к Адаре на руки, обоими крепкими кулачками тут же вцепившись тётке в волосы. - Вот моё солнышко... - проворковала она, принимая племянницу из рук кормилицы. - Соскучилась, meine Güte (1)... Иоанна между тем по-немецки отчитывалась хозяйке, как мисси Девора развлекалась в отсутствие взрослых, что она ела и сколько спала, и Адаре с удовольствием кивала, не переставая рассеянно и нежно покачивать лепечущую девочку. Джеймс смотрел на неё, не отрываясь, и иногда ему казалось, что он видит Арвин - такой, какой она была, когда только родила Генри, молодой, гордой и прекрасной. Разумеется, они с Адаре были недостаточно похожи, чтобы перепутать или обознаться, но всё же на мгновение ему показалось, будто не было всех этих лет, не было войны и боли - ничего из того, от чего можно сойти с ума. Он перевёл взгляд на прижавшуюся к его боку Вэррон и понял, что, хотя все эти ужасы и в самом деле были, теперь всё это уже прошло. Они сумели выжить. В продолжение застолья он не переставал приглядываться к Артуру; поначалу мальчик конфузился, впервые оказавшись в настолько богатом доме, но вскоре уже с аппетитом лопал всё, что подкладывала ему в тарелку Марта, и с интересом прислушивался к байкам прошедших лет, которые в перерывах между подачей блюд одну за другой пересказывал профессор Грэйволф. - И тогда Карлус, - рассказывал он, помахивая в воздухе незажжённой сигаретой, - простофиля этакий, опускается на одно колено и просит Дорею стать его женой на глазах у всей школы! Мальчишки дружно расхохотались, впрочем, и мужчины от них не отставали, а Гарри не замедлил спросить: - Сколько ему тогда было? - Тринадцать, - со смешком откликнулся профессор. - Это был первый раз, когда она ему отказала. - И сколько таких разов было всего? - уточнил поражённый до глубины души Джеймс, который, кажется, был не в курсе некоторых вех семейной истории. Задумавшись на мгновение, Грэйволф в конце концов определился с ответом: - Если мне не изменяет память, то три. Я лично присутствовал при двух, так что за достоверность не ручаюсь. - Как это романтично, - умилилась Корнелия, сложив руки у груди. - Всё-таки это было очень красивое время, когда к любимым женщинам залезали в окна, пели серенады под балконами, клялись в любви раз и на всю жизнь... Она улыбнулась и, только теперь заметив, что все взгляды обращены к ней, стыдливо замолчала и смяла в пальцах кружевную салфетку. А Уилл, пользуясь установившейся в гостиной тишиной, пихнул в бок сидевшего рядом Гарри и громким шёпотом напутствовал: - Записывай!.. Столовая вновь содрогнулась от хохота, причём смеялся и сам Гарри, нисколько не сконфузившийся от дружеского тычка, а Корнелия с достоинством оповестила: - К твоему сведению, Уилл, Гарри и без твоих подсказок прекрасно знает, что делать. Через стол улыбнувшись парню, она украдкой ему подмигнула, но тут же отвернулась к профессору МакГонагалл, которая как раз заметила: - Во времена нашей юности, мисс Блэк, серенады пели не под балконами, а у подножия лестницы в женские спальни. По крайней мере, на тех факультетах, чьи гостиные расположены в башнях, - прибавила она справедливости ради и, пробежавшись взглядом по одинаково восторженным лицам девочек, принялась рассказывать: - По этикету, неписанному, но строгостью не уступавшему придворному, юноше полагалось исполнить серенаду и, если девушка считала его достойным, она выходила на верхнюю площадку лестницы и лично сообщала об этом. Наиболее удачливые кавалеры удостаивались права подняться на один пролёт и приложиться к руке прекрасной дамы. - Как прелестно... - с благоговением выдохнула Гермиона, а Антарес, наблюдавший за ней с умилённой улыбкой, не замедлил спросить: - Разве лестница не должна была от такой наглости превратиться в скользкую горку, профессор? - Так было не всегда, - откликнулась МакГонагалл. - Дополнительные охранные заклинания наложили лишь в конце сороковых. - Дай угадаю, что именно они призваны были охранять, - шепнул Драко, и сидевший с ним бок о бок Гарри поперхнулся, вовремя спрятав собственный смешок за кашлем. - С лестницами мы разберёмся, - пообещал профессор Грэйволф, не заметивший заминки в дальнем конце стола. - Этот Россдэйл оказался толковым парнем, так что думаю, он справится со всеми поставленными задачами. Быть может, и над лестницами в женские спальни поколдуем - ведь сколько там осталось сломанных носов и рук! - И всё зазря, - с ухмылкой оценил Сириус. - Можно подумать, эти лестницы хоть кого-то когда-то останавливали! - Сириус! - одёрнула Марлин, мелко багровея щеками. - В наше время к студентам было чуть больше доверия, - сообщил профессор, прикуривая и отодвигая стул так, чтобы ни Адаре, ни профессор МакГонагалл при случае не смогли до него дотянуться. - А теперь главная задача служащих любой закрытой школы - следить, чтобы ученицы не беременели раньше учительниц. - А что, были случаи? - быстро спросил Гарри, и над столом тут же раздался коллективный возмущённый возглас профессора МакГонагалл, Марлин и Корнелии: - Гарри! - Что? - живо откликнулись оба, поскольку было не понять, кто из двух - Грэйволф или Поттер - на этот раз возмутил дам больше. Выпустив в воздух струйку дыма и взмахом палочки направив его так, чтобы не долетал до самых младших, профессор облокотился о столешницу и оглядел длинный стол, за которым собралось четыре поколения. И хотя родство, связывавшее их всех, было весьма и весьма косвенным, а кровь зачастую была разбавлена так, что больше походила на подкрашенную кармином воду, ему отчего-то вдруг стало спокойно. Глядя на то, как Уилл смешит и щекочет Деви, он не мог сдержать умилённой, какой-то слишком ласковой усмешки, так что сам устыдился, когда сын поднял голову и успел перехватить его взгляд, ещё не утративший нежности. - Кстати, пап, - окликнул он, - раз уж мы заговорили о спорных архитектурных решениях. Я хотел посоветоваться с тобой о том доме в Хогсмиде. - А что с ним? - не понял профессор, и Уилл объяснил: - Я хотел бы заказать мистеру Россдэйлу его полную перестройку. В смысле... Мне когда-нибудь понадобится отдельное жильё, и я подумал - почему бы не тот дом? Над столом повисло красноречивое молчание. Уилл прекрасно понимал, в чём дело. Трудно было представить, что кто-то в здравом уме пожелает жить в таком месте, но он ничего не мог с собой поделать - его тянуло в этот дом, в место, где он родился, и теперь, когда появилась возможность сделать его худо-бедно обитаемым, он не хотел от неё отказываться. - Это отличная мысль, - внезапно вмешалась Адаре, покачивая на колене Деви в попытке успокоить. Головы всех присутствующих повернулись к ней. - А что? Дом не такой старый, чтобы там нельзя было жить, да и до поместья недалеко. - Вообще-то мы могли бы построить Уиллу отдельное поместье, если на то пошло, - заметил профессор, на что Адаре лишь закатила глаза: - Дедушка, молодому мужчине не нужно поместье, а довольно будет и квартиры. Не мне тебе рассказывать. - Вообще Адаре права, - поддержал девушку Джеймс и повернулся к крестнику. - Отдельное жильё тебе, конечно, понадобится, но, Уилл... Этот дом... - Поэтому я и хочу его перестроить, Джеймс, - откликнулся он и пожал плечами, расписываясь в бессилии перед собственной причудой. - Сровнять его с землёй, выкорчевать фундамент и отстроить на том же месте новый дом. Это будет правильно. Украдкой переглянувшись с МакГонагалл и не встретив даже намёка на сопротивление, профессор Грэйволф наконец кивнул: - Конечно. Сделаем, как ты захочешь. Скромно потупившись, Уилл всё же не смог сдержать улыбки, но к этому моменту Деви до того раскапризничалась, что подняла протестующий рёв, и Адаре, поднявшись на ноги, с церемонным кивком известила: - Извините, кому-то пора спать... Нет-нет, ты побудь с гостями, - напутствовала она, когда Джаред ринулся было следом, и жестом остановила угодливо протянувшую руки кормилицу: - Ich mach's selbst, hab keine Sorgen (2). Она снова что-то зашипела на парселтанге, унося плачущую девочку прочь, и Джаред, сочувственно подняв брови, улыбнулся: - Бедняжка... Она не привыкла, когда в доме много народу, - объяснил он оставшимся за столом, а после всё же не совладал с собой и тоже встал: - Прошу меня извинить. Он догнал Адаре на верхней площадке лестницы, и она удивлённо переспросила: - Почему ты не остался? - Потому что моё место здесь, - известил он, ласково забирая у неё Деви и с укором шепча: - И что это такое? Ну конечно, устала, моя маленькая... Глядя на то, как Деви в порыве чувств вцепилась пальчиками ему в воротник, не переставая лить слёзы, которые градом стекали по её покрасневшему личику, Адаре умилённо улыбнулась и вдруг окликнула: - Почему Эйдан не здесь? Он куда-то пропал после церемонии быстрее, чем я успела хватиться. - Сказал, что у него какие-то дела, - откликнулся Джаред и со значением прибавил: - Ты же знаешь, бесполезно спрашивать, какие именно. Адаре кивнула, открывая дверь детской, но всё же не могла не поделиться: - Мне как-то не по себе оттого, что мы все здесь, а он опять где-то в другом месте. - Не переживай, с ним всё будет в порядке, - заверил Джаред, про себя скрестив пальцы, чтобы его друг никуда не вляпался за остаток вечера.***
- И тогда Локлин подналёг на вёсла и как заорёт: "Вперёд, парни! Мы не рабы на галерах, чтобы грести из последних сил, мы творим искусство!" Честное слово - мы так вдохновились, что сразу же вырвались вперёд на полкорпуса! Провозгласив это таким тоном, будто произносил тост за здоровье всех присутствующих, Барри отсалютовал бокалом, а миссис Аллен, подкладывая сыну в тарелку ещё запечённой форели, шумно восхитилась: - Это просто замечательно, дорогой! Эйдан, а у вас в Дареме проводятся такие соревнования? Быть может, футбол? Крикет? Или гольф? Откинувшись на спинку стула, Эйдан исподволь присмотрелся. Мистер и миссис Аллен ожидали ответа с явным интересом, девушка Барри Джемма думала о том, что ей жмут туфли, а вот сам Барри напрягся, опасаясь, как бы рассказы гостя дома не затмили его успехов на поприще академической гребли. Понимая, что в случае чего его просто пришибут веслом, Эйдан утёр губы салфеткой и с нарочитым сожалением откликнулся: - Разумеется, мэм, но я в этом не участвую. Я не могу похвастаться блестящей физической подготовкой, а, если уж заниматься чем-то, то нужно быть первым. Верно, Барри? - уточнил он, повернувшись к парню, и тот с важным видом и неимоверным облегчением закивал, тут же перехватив нить застольной беседы: - Так вот, когда наш тренер... Присмотревшись и убедившись в том, что теперь его физическое здоровье вне опасности, Эйдан с усмешкой выдохнул и отправил в рот ломтик картофеля, а Трина под столом сжала ему колено, без слов давая понять, что он блестяще вышел из щекотливой ситуации. И хотя на самом деле соревнование по гребле "Оксфорд против Кембриджа" в марте этого года проходило совершенно не так, как рассказывал Барри, Эйдан не решился разрушать магию этого вдохновенного монолога и в качестве компромисса заметил: - Поражаюсь твоему мужеству, Барри. Меня раньше середины июля в воду не загонишь - я омерзительно переношу холод. Приосанившись и подумав, что ему любые морозы нипочём - недаром он даже не простудился, когда в прошлом январе три часа простоял на балконе у Маргарет, пока она пыталась спровадить своего неадекватного бывшего, явившегося среди ночи, - Барри продолжил развлекать всех собравшихся байками из жизни студента Оксфорда, а Трина слегка наклонилась к Эйдану и шепнула: - Прости за это. Уверена, ещё пара-тройка историй, и мой братец наконец заткнётся. - Что ты, пусть развлекается, - откликнулся он и великодушно прибавил: - Это ведь его день. Приглашение на празднование дня рождения старшего брата Трины он принял после колебаний, но вполне благосклонно. Некоторая нервозность была простительна, ведь на домашнем празднике присутствовали бы все члены семьи, в том числе и родители, с которыми Эйдан до этого виделся всего раз и мельком, но он заверил Трину, что в этом нет совершенно ничего страшного. К такому событию стоило подготовиться, но уж тут внутри у Эйдана даже ничего не шевельнулось в тревожном предчувствии. Он был готов. Собственную легенду он пестовал со всеми любовью и страстью, на какие был способен, а потому на этот раз выдумка вышла просто идеальной. Где ты учишься, Эйдан? Даремский университет, сэр. (Потому что он такой же старый, как Хогвартс, и тоже расположен в древнем замке на севере страны, так что некоторые бытовые мелочи вроде сквозняков или эха в каменных коридорах мне даже не пришлось выдумывать - а ведь мелочи крайне важны.) Что ты изучаешь, Эйдан? Социальные науки, мэм. (Потому что никто толком не понимает, что это за науки, и не станет расспрашивать дальше, опасаясь опростоволоситься и показать собственное невежество.) У тебя есть семья, Эйдан? Едва ли, сэр. (Потому что, если я начну рассказывать, как всё было на самом деле и как дела обстоят сейчас, вы больше не только не пригласите меня за стол, но даже не пустите на порог.) У тебя много друзей, Эйдан? Я скорее интроверт, мэм. (Потому что обычные люди, поняв, кто перед ними и что он может, склонны бросаться прочь с паническими воплями. Если кто-то и остаётся, от них не приходится ожидать ничего, кроме жалости, а она просто невыносима в таких объёмах.) Ты любишь мою сестру, Эйдан? Да. (Без оговорок.) На самом деле Эйдан справедливо опасался говорить и думать о любви, поскольку история его семьи наглядно демонстрировала, что от этого чувства не стоит ждать ничего хорошего. Но Трина, определённо, заслуживала внимания, причём не только благодаря милейшим голубым глазкам, длинным светлым волосам и шикарной фигуре, которой могут похвастаться только танцовщицы. Редкий случай, когда Грэйволф оказался на редкость адекватен - Трина была почти такой, какой он её видел в воспоминаниях Уилла. Тогда, в первый раз, он пришёл лишь затем, чтобы проверить, не почудилось ли ему. И хотя Трина легко заглотила наспех сочинённую историю о том, что Эйдан - давний фанат её талантов и лишь теперь решился раздобыть домашний адрес кумира и познакомиться, в остальном она оказалась на редкость хороша. Не идеальна, конечно, но до невероятия хороша. Главным преимуществом было то, что он не слышал её. Вообще. Ни единой мысли. До сих пор ему лишь несколько раз встречались люди с такой поражающей воображение непроницаемостью разума, ведь даже в мысли Мораг Блэк он всё же мог проникнуть - правда, сквозь очень узкую лазейку, в процессе обтесав бока и едва не теряя сознание от боли и ужаса. С Триной ему не удавалось даже этого, и это было совершенно прекрасное чувство. Даже теперь, хотя они бок о бок сидели за столом, слева от него чуть слышно гудела блаженная тишина. Эйдан понятия не имел о том, что творится у неё в голове, и искренне этим упивался. Впрочем, иногда помыслы Трины переставали быть для него тайной - как сейчас, когда её ладонь, чуть дрогнув, игриво заскользила вверх по его штанине. Перехватив её запястье и с силой сжав для прояснения сознания, Эйдан убрал её руку, силясь прислушаться к тому, о чём вещает вслух миссис Аллен. Под прикрытием спадающей до пола скатерти их потасовка осталась незамеченной, и Трина не стала протестовать и лишь тихо хихикнула, безопасности ради выложив обе ладони на краешек стола. - Мам, нам в округе непременно нужна ещё одна ветеринарная клиника, - поддержала она так, будто и не отвлекалась от застольной беседы, - не смей даже сомневаться! - Не знаю, Триши... - Миссис Аллен с сомнением покачала головой, отчего серьги у неё в ушах закачались, бросая блики на стены. - Как всегда встанет вопрос о финансировании филиала, а Хэннем в последнее время до безобразия прижимист. Не уверена, что смогу донести до него всю важность такой инициативы. - Что Вы, миссис Аллен, - поспешил возразить Эйдан. - В Ваших руках никакая затея не может обернуться прахом. - Ах, Эйдан, ты подлый льстец! - в шутку возмутилась миссис Аллен, но почти тут же улыбнулась и восторженно переглянулась с дочерью. - Ма от тебя в восторге, - сообщила она, когда они вдвоём шли по стремительно темнеющей улице. - Не помню, чтобы она так распускала перья хоть перед одним из моих ухажёров. - Она просто милашка, когда постарается, - согласился Эйдан, на ходу притягивая её под полу собственного плаща. - Не устала? - Только физически. - Она пожала плечами и зевнула, не раскрывая рта. - Просто я не слишком люблю эти семейные сборища... Хотя, не будь тебя, всё прошло бы совсем паршиво, - признала она и улыбнулась, когда Эйдан поцеловал её во внешний уголок глаза. - Так я молодец? - тщеславно уточнил он, и Трина, посомневавшись, протянула: - Будем считать, что да... Ты держался очень достойно, - искренне похвалила она, но всё же прибавила: - Правда, мне показалось, что ты сорвёшься, когда речь зашла о семье. Криво усмехнувшись, Эйдан рассеянно кивнул. В отличие от её родных, Трине была бережно подана более полная и более правдивая версия того, что происходит у него в семье - если это можно назвать семьёй, разумеется: мать мертва, с отцом не общаюсь, прочие ныне живущие родственники - под большим вопросом. И она не ужаснулась, не посчитала его виновным, а только пожала плечами, будто говоря - ну, что ж тут поделаешь? При этом в лице у неё не было даже намёка на жалость, и Эйдан понял, что крупно влип. Влюбляться в неё было ещё слишком рано, но не влюбиться невозможно. Бывшая квартира Арлингтонов встретила их тишиной и немного затхлым воздухом, как бывает после долгого отсутствия. На мгновение Эйдану показалось, что он ощущает тонкий запах гари, но это могли быть отголоски их прошлого занятия с Уиллом, когда он схватил воспоминания трёхлетней давности. Сбросив кожаную куртку, которую по моде всегда носила нараспашку, Трина спиной вперёд упала на диван и провозгласила: - Всё, я выдохлась! Ты как хочешь, Эйдан, а я сегодня с места не сдвинусь! Сверившись с часами, он перегнулся через спинку дивана и объявил: - К утру мне нужно быть в университете, так что у тебя ровно три минуты на то, чтобы привести себя в порядок и присоединиться ко мне в спальне, иначе пропустишь всё самое интересное. Суетливо задвигав длинными ногами, Трина поднялась и чуть не бегом скрылась в ванной, а он вошёл в хозяйскую спальню, открыл окно и оглядел мирно спящую улицу. В проулке никого не было, лишь внизу метнулась от мусорных баков неясная тень - бродячий кот погнался за крысой. Эйдан сам бы не мог сказать, о чём думал в этот момент, но, стягивая пиджак и раскручивая запонки - щегольский жест, неизменно приводивший Трину в восторг, - понял, что не ждёт вылетающего из-за шторы заклятия. Впервые за последний год не ожидает слежки. Нежные руки оплели его со спины, смыкаясь на груди, и Трина, опустив подбородок ему на плечо, поинтересовалась: - В три минуты я уложилась? Вновь бросив взгляд на часы, он развернулся в кольце её рук и одобрил: - Ты поразительно проворна, Трина. Приподнявшись на полупальцы и прижавшись к нему всем телом, она поцеловала его - легко, почти играя, а после, подталкивая и смеясь, заставила опуститься на кровать и устроилась рядом, недвусмысленно ластясь. - Откуда этот шрам? – спросила она, нежно проведя кончиками пальцев по белой полосе у него на плече, наполовину ушедшей в кожу. Эйдан, глядя в потолок, лишь с усмешкой отмахнулся. - Однажды, чёрной-чёрной ночью, - произнёс он загадочным шёпотом, - в тёмном-тёмном переулке на меня напал чёрный-чёрный человек с длинным-предлинным ножом!.. Коротко пискнув, Трина попыталась увернуться от щекотки, даже не догадываясь о том, что не всё в этой истории – красочная выдумка. Его звали Сет Нортон – и он настолько мало походил на бога ярости, хаоса и смерти, что губы Эйдана сами собой кривились в глумливой усмешке, когда он наблюдал, как кровь толчками выливается из раны. Всего один дюйм вглубь – и всё было бы кончено… Но в тот раз так и не получилось. Всё случилось не в тёмном переулке, а солнечным днём на детской площадке меньше чем в квартале от дома - того самого, который выстроил Бен, куда он привёл молодую жену и её сына, которого он всегда любил как своего. Иногда Эйдан искренне жалел, что у Бена и мамы так и не случилось нормальных детей. Быть может, тогда они стали бы настоящей семьёй. Пусть в реальности не было переулка и темноты, но нож был - тупица Нортон стащил его у отца из гаража и всюду таскал с собой ржавую стальную "бабочку", раскрывая в самый неподходящий момент и до одури пугая девчонок, которые норовили унести своих нарядных кукол подальше от забияки Сета, который, хоть и был на три года старше, по факту оказался куда тупее, чем те, кого он запугивал. Его разум был как мягкое масло - податливый, склизкий, вызывающий тошноту. Ввинчиваясь всё глубже, Эйдан поначалу хотел просто проверить, как далеко сможет забраться - ему было всего девять, он только осваивался с собственным даром, предпринимая первые осознанные попытки его применения. И у него появилась идея. Никто так и не понял, что произошло. Очевидцы потом рассказывали рыдающей от ужаса Норме и ошарашенному Бену, что Сет, до этого баловавшийся с ножом, на секунду остолбенел, а после круто повернулся и с животным рёвом бросился на Эйдана, который одиноко сидел на качелях и никому не мешал - честное слово, мэм, совершенно никому! Остальные дети ожидаемо сторонились его, бледного заморыша, который никогда ни с кем не играет и даже в школу не ходит, но уж тут все свидетели, как один, спешили заверить взрослых в полной его невиновности. Норма не верила. Она знала, что - вернее, кто мог заставить Нортона броситься на другого ребёнка, но никогда не могла бы подумать, что её сын способен на такое. Эйдан и сам не знал, что он способен. До того дня. На память ему остался шрам, который скоро затянулся кривой белой линией, а Сет Нортон потом долго ещё посещал детского психолога и на площадке не появлялся - к огромному облегчению всех ребят. - У меня тоже такой есть, - напомнила Трина и, подняв ногу, продемонстрировала видимый даже в полумраке длинный шрам на собственном бедре. - Трагическое падение с велосипеда прямо на почтовый ящик. Об этом Эйдан уже знал из воспоминаний мистера Аллена - не так давно попалось одно, - так что он в ответ лишь тихо хмыкнул, и Трина, обернувшись, надула губы и окликнула: - Разве тебе не интересно? Вновь искривив губы, он единым захватом уложил её обратно, стараясь действовать без грубости, и, нависая над ней, объявил: - С меня довольно историй на сегодня. В настоящий момент всё, что я хочу слышать – моё имя вперемешку с криками «да» и «ещё». Сможешь это устроить? Лукаво улыбнувшись, Трина напомнила: - Всё зависит от тебя, - но прибавить ничего так и не успела. Да, она была хороша. Неимоверно. Время давно перевалило за полночь, утомлённая Трина уснула, зарывшись лицом в ворох подушек, а Эйдан всё водил пальцами по её обнажённой спине и не мог сомкнуть глаз - наверное, впервые за долгое время не потому, что голову разрывали сотни мыслей. Сквозь толстые перекрытия надежды, чаяния и сны обитателей всех четырёх этажей всё же долетали до него, но были теперь совсем смазанными, так что и не разобрать ничего, если не присматриваться. Весь город, все его суеты и тревоги вдруг подёрнулись липкой плёнкой, и от этого он чувствовал что-то, отдалённо напоминающее покой. Ощущение было странное, непривычное, и поэтому он лежал, боясь пошевелиться, наблюдал, как изредка проносятся по потолку полосы света фар проезжающего мимо автомобиля, и сам не заметил, как потихоньку погрузился в сон.